Диктатор

— Я тебе не заметил. Извини.

— Я стал настолько незаметным? — лицо Драко исказилось было в злобной гримасе. — Быстро же вы все забыли… — начал шипеть он, но все же смог справиться с собой и вернуть на место дружелюбие. Кривоватое. Настолько кривоватое, что в него не поверил бы даже первокурсник с хаффлпаффа.

Помолчали, не зная о чем говорить. Все же наследник рода Малфой не славился в Хогвартсе любовью поболтать с полукровками. Когда пауза стала совсем уж до неприличия тяжелой, Малфой нашел тему продолжить разговор:

— Погода сегодня неплохая. Гулять и гулять. Куда же ты так несешься, да еще с таким видом, будто бы все пропало?

— На себя посмотри! — окрысился Смит.

Захария ответил пусть и грубо, зато очень честно. Выглядел Малфой откровенно плохо. Осунувшимся и каким-то потухшим. Даже традиционные для него вспышки злобы не могли поправить положение.

— О настроении лордов и наследников рода Малфой не пишут в газетах, — Драко отвернул лицо чуть в сторону. — А у тебя что за проблемы?

— Не знаю, где взять денег.

— Денег… Всего лишь денег? — Драко повернулся и с презрением посмотрел на Захарию. — Да ты счастливчик! Проблемы у него…

— Да, проблемы! Тебе не понять…

— Мне не понять? — задохнулся Драко. — Нет! Это ты не понимаешь своего… своего счастья! Эх! Да если бы мои проблемы можно было бы решить всего лишь деньгами!..

— Это, например, какие? — с язвительностью спросил Смит.

— Например, как вытащить из Азкабана отца, — сказал как плюнул Малфой.

— М-м-м, извини, — смутился хаффлпаффец.

Конечно, если бы обстоятельства сложились как-нибудь по-другому, например, попади Смит не в Отряд Крэбба, а в Армию Дамблдора, то, услышав такую жалобу Малфоя, только улыбнулся бы в удовлетворении. Пусть, скорее всего, лишь мысленно, чтобы по-хаффлпаффски лишний раз не ссориться, но все же улыбнулся бы. Теперь же Захария только понимающе покивал головой.

— Не знаю… Винс как-то говорил, что Азкабан сейчас уже не тот. Три побега было, чуть ли не каждый год… Может, и твоему отцу повезет? — в качестве своеобразных извинений Смит попытался в такой форме приободрить Малфоя. Да и не Смиту было зарекаться от Азкабана теперь. Не после того, как он выбрал ту сторону, которую выбрал.

Видимо, что-то такое промелькнуло в глазах Смита, раз Малфой после паузы, небрежно спросил.

— Хм… А ты знаешь, на кого в действительности работает твой друг? — тон заданного вопроса резко контрастировал с внимательным взглядом, которым Малфой впился в лицо Захарии.

— М-м-м, — бросив быстрый взгляд влево-вправо, Захария приглушенным голосом уточнил: — Ты имеешь в виду… Его?

— Да. Повелителя… — так же тихо ответил Драко, с выражением погладив себя по левому предплечью.

— Знаю, — кивнул Смит. — Мы его даже видели лично! И он нас похвалил! — не удержался от бахвальства Захария, не понимая, сколько бесценной информации он совершенно бесплатно только что выдал врагу своего друга.

— Хм… — Малфой соображал быстро. Лицо его расплылось в приветственной улыбке. — Видеть и говорить с Ним — это высокая честь. Завидую тебе, — подольстился Драко, изо всех сил загоняя поглубже воспоминания о такой же "высокой чести", но оказанной уже ему самому. Особенно о последнем разе…

— Да ладно, — небрежно отмахнулся Смит.

— О! Это все меняет. Хм… Знаешь, раз уж мы на одной стороне, то я могу тебя выручить.

— Что это ты такой добренький? — подозрительно спросил Захария.

— Знаешь, — Малфой подхватил Смита под локоток, и потянул по дороге обратно в сторону кафе, — не нужно думать, что Слизерин не способен на партнерские отношения. Сотрудничество — это ведь основа мира. Мне ли об этом рассказывать хаффлпаффцу? Сколько ты там задолжал? И кому?

— Тысячу двести пятьдесят галеонов. А кому… Кому надо!

— О! А ты не мелочишься, делая долги. Уважаю! Наверное, в этом замешана какая-нибудь девчонка? — и Малфой с хитрой улыбкой легонько толкнул Захарию в бок.

— Да. Конечно, — поспешил кивнуть Захария. Не признаваться же ему было в истинной причине? Что серьезно накосячил, подумав об одном своем друге настолько плохо, что из-за этого другой друг чуть не умер?

— Эх, женщины, — со вздохом престарелого дамского угодника произнес Малфой, — что вы с нами делаете?.. Сумма немаленькая вышла. Тут я с тобой, пожалуй, соглашусь… — с грустью покивал головой Драко. И дождавшись, когда потерявший вновь только что обретенную надежду Смит тяжело вздохнет и поникнет, "подсек" — …но для рода Малфой это подъемная сумма.

— Что ты хочешь взамен?

— Ничего.

— Ничего? Так не бывает! — напрягся Смит.

— О! Я неправильно выразился. Мне не нужно ничего от тебя. Даже процентов. Я свою выгоду получу тем, что наше дело станет сильнее и через это выиграет. Точнее, — мгновенно поправился Драко, — выиграет быстрее. Малфои всегда стояли очень близко к Повелителю, так что мы своей выгоды от его победы не упустим. Так что с возвратом можешь не торопиться. Отдашь как сможешь. Надеюсь, тебе можно поверить на слово…

— Конечно! Я все верну! До последнего кната!

"Ну-ну! Как говорит отец: "от долгов Малфоям невозможно избавиться"! Конечно, ты вернешь. Все. И заем, и проценты. Еще и внуки твои будут проценты по процентам платить!"

— Пойдем, посидим в кафе. Расскажешь, как вы там умудряетесь жить на Хаффлпаффе и одновременно прислуживать Повелителю. А потом — в банк, за деньгами.

— Мы ему не прислуживаем! — обиделся на такое неприятное слово Захария. — У нас даже метки нет!

— Да?

— Не веришь? Смотри, — и Смит потянулся к левому рукаву.

— Нет, верю-верю, конечно. Но где тогда вы его видели? И вы — кто?

— Да все просто. Смотри. Однажды Винсент предложил нам, то есть мне, Уэйну…

Глава 101. Предпоследние каникулы

Результат разговора с Волдемортом про проблемы с окклюменцией меня ничуть не удивил. Как и подозревал, помочь с "гранью" учитель ничем не мог (или не хотел), как бы я его об этом ни просил. А вот удивление случившимся и следующий из этого вывод о моей совершенно фееричной глупости — использовать то, о чем не имеешь никакого понятия — его неприятно поразили. И достаточно сильно, так как подробную лекцию о технике безопасности, а также об обязательности следования ее требованиям я получил незамедлительно и без какой-либо просьбы со своей стороны.

Оправившись от круциатуса (надо признать, короткого и незлого — "запоминательного", то есть Волдеморт был в нормальном настроении и наказывал только "потому что так положено"), я попробовал отпроситься у учителя на каникулы. Объясняя куда, к кому и на сколько хотелось бы мне съездить, я внутренне был готов к "ни в коем случае, ученик, круцио". Однако вместо этого Волдеморт неожиданно разрешил мне все:

— Зачем ты меня спрашиваешь? Я не запрещаю тебе жить так, как тебе хочется. Намереваешься съездить к своему крестному? Езжай, — пожал плечами учитель, и призвал пергамент. Поводил над ним волшебной палочкой, сложил пару раз и бросил мне в руки. — Передай моему доброму знакомому лорду Лусеро пожелания здравствовать.

"Угу-угу, — подумал я, — быстро выходя из зала, параллельно пряча письмо Темного Лорда поглубже в карман. — Знаем мы это "не запрещаю". Может быть, у Вальпургиевых рыцарей все было по-другому, а Упивающиеся живут по закону: "Я ничего тебе не приказываю, друг мой, но только попробуй не сделать, как сказано, раб!" и "все успехи только благодаря мне, а неудачи — только из-за вас!" Но, как бы там ни было, я свободен! Солнце, море, фрукты, испанки — ждите! Я еду к вам!"

У Темного Лорда по семь пятниц на неделе: сегодня отпускает, а завтра — уже передумал. Поэтому, получив разрешение, следовало не медлить, и, как говорится, пользоваться случаем. Я и воспользовался. Тут же быстренько откланялся и рванул домой, собираться в отпуск.

На время моего отсутствия мэнор привычно был оставлен на Лотту и, новинка этого лета, на Уэйна. Брат оказался таким доверием слегка ошарашен — все еще никак не мог до конца ощутить себя наследником благородного рода. Того, что он тем или иным образом навредит, я не особо боялся. Во-первых, оставалась домовая, у которой приоритет подчинения был строго "прописан", а во-вторых, Уэйну должно было быть тупо не до этого. Работа отнимала у него кучу времени и сил, а остаток собирался добить я, оставив ему список мелких поручений длиной фута в три.

Заморачиваться с получением международного портключа в сотрясаемом переменами Министерстве я не стал. Пошел уже проторенным морским путем. Оборотку отменного качества мне из запасов Упивающихся выдал Хвост, а фунты на билет и всякие мелкие траты по удобному для всех курсу с удовольствием обменяли Хопкинсы. Два дня круиза "все включено", и вот я уже ступаю на землю Испании.

В порту, как договорились заранее, по почте, меня приняли посланцы Лусеро. Охрана дождалась, когда срок действия оборотки закончится, тщательно осмотрела меня, признала безопасным и через пару мгновений мы оказались в мэноре испанцев.

Лусеро встречали меня всей семьей. Риккардо Мигель де Лусеро и Асусена Инесса де Кармона совсем не изменились за те пару лет, что я их не видел. Антоннита Мария де Лусеро-и-Кармона стала еще красивее. Хотя южноевропейский типаж совсем не в моем вкусе, но не признать достоинств этой полностью распустившейся во всей своей красе знойной испанской розы я не мог. А вот друг мой Наваха, он же Гильермо Риккардо де Лусеро-и-Кармона, изменился здорово. Вытянулся, раздался в плечах, лицо почти потеряло детскость. Уже сейчас, несмотря на относительно сопливый возраст, он выглядел больше молодым мужчиной, чем крупным ребенком. Впрочем, вся взрослость мигом слетела с Рика, стоило отцу, матери и, главное, строгой старшей сестре пропасть с горизонта. В глубине души мой старый приятель остался все тем же веселым шалопаем, мечтающим о подвигах и приключениях, а пока не дающим расслабиться своим учителям и одноклассникам в Эскуэла де ла Магика.

Заселение произошло быстро. Мои прошлые комнаты остались за мной, да и вообще, судя по поведению Лусеро, те не просто предназначались для моего временного проживания, а были лично моими. Потом был праздник в честь встречи после долгой разлуки. Так как из всех присутствующих только один человек имел причину не любить меня, ужин прошел в теплой и спокойной обстановке. Никаких залов на сотню персон вне зависимости от числа присутствующих. Никаких сотен приборов и десятков перемен блюд. Никаких расфуфыренных платьев и костюмов с впивающимся удавкой в горло галстуком. Свободная одежда. Небольшая уютная комната. Столик с мясом, рыбой, закусками, фруктами и вином. Домовой эльф, что в невидимости быстро подносил и аккуратно подливал… Все просто и по-домашнему, чтобы можно было максимально расслабиться. С приемами в Министерстве или у Малфоев даже не сравнить. Разговор был под стать обстановке — прост и легок. Даже слегка угрюмый Риккардо Мигель рассказал пару баек из своей молодости.

После мы с Навахой оккупировали одну из выделенных мне комнат и проболтали почти всю ночь. Письма письмами, но живое общение — это совсем другое. Чтобы беседа протекала веселее, а горло не пересыхало, мы взяли с собой легкого вина по паре кувшинчиков на брата. Для начала, по паре…

Насколько оно было легким, я узнал тогда, когда проснулся на следующий день… к обеду. После настала традиционная сиеста, которую я решил потратить не на сон, выспался, а на подготовку к беседе со своим отцом-в-магии. Я уже не раз репетировал ее, причем не всегда — мысленно, однако лорд Лусеро — это не Уэйн. Осталось только дождаться удачного предлога…

Впрочем, как показала практика, традиционно я оказался далеко не самым умным человеком в мире. Не успел даже на вторую ветку вероятного развития событий перейти, это которая у меня была помечена: "недовольный, но договороспособный", как с домовиком пришло приглашение от Риккардо Мигеля подойти в его кабинет. Собравшись с духом, я отправился вслед за домовиком к хозяину поместья. Как ни печально было бы напороться на третий, "очень недовольный и совсем недоговороспособный" вариант, но оттягивать серьезный разговор в слепой надежде "а вдруг" — это уж совсем несусветная глупость. Пусть даже придется сразу же после разговора отправиться обратно домой, но нарывы нужно вскрывать до того, как гангрена пойдет вглубь. А конкретно этому нарыву уже два года…

Кабинет, в котором меня ждал Лусеро, в отличие от его личного, был обставлен в минималистическом стиле. Ни картин на стенах, ни штор на узких окнах. Пустой стол по центру, два кресла для собеседников с разных сторон, одно напротив другого. И магия. Чудовищное количество защитных чар, от которых у меня волосы на спине, будто от статики, встали дыбом. Именно так выглядит в мире магии классическая переговорная комната.

— Садись, — лорд Лусеро, с мрачным лицом расположившийся в одном из кресел, кивком указал мне на другое.

Я сел.

Помолчали.

— Я думаю, нам следует серьезно поговорить, — первым нарушил тишину Риккардо-старший.

— Согласен. Однако прежде чем мы начнем, могу я задать вопрос?

— Задавай.

— Логан Крэбб, мой покойный отец. Он был вам побратимом…

— Что ж, — заметно расслабился лорд Лусеро. — Это будет проще, чем я ожидал. В частности, именно об этом я и хотел с тобой поговорить. Пришла тебе пора узнать все целиком. Логан обещал написать тебе подробное письмо. Надеюсь, ты его посмотрел?

— Да.

— Это хорошо…

— Чего же там хорошего? Проклятье, из-за которого он всю жизнь вынужденно вел себя со мной как конченый ублюдок?.. А если бы я не поверил письму, что это была всего лишь маска? Или же не принял бы, после всего того, что было?

— Хорошо, что не сжег не читая. И вдвойне хорошо, что про мрачные страницы истории своей семьи ты узнал от отца, избавив меня от этой… неприятной обязанности. А насчет проклятья… Гордись! Гордись, что Логан смог обмануть судьбу, и помни цену, заплаченную им за то, чтобы ты жил!

— Я помню… — выдохнул я. "Похоже, зря я боялся этого разговора. В Риккардо больше гордости за друга и смирения перед выпавшими на его долю страданиям, чем ненависти к исполнителю смертельного приговора побратиму от Мать-ее-магии…"

— Возвращаясь к проклятью. Как ты знаешь, мы с твоим отцом оба воевали за Волдеморта. Прикрывали друг друга в бою. Сдружились. Стали побратимами. Но однажды воинская удача повернулась лицом не к нам, и я попал в плен. Так как я был иностранцем и за меня вступились… хм… родственники, участи остальных неудачников я не разделил. То есть не был зарыт где-нибудь без суда и следствия, и даже не посажен навечно в Азкабан, а отделался всего лишь штрафом и клятвой "никогда не ступать на земли Британии". Окажись на моем месте Логан, за него бы заступиться было некому…

Когда Волдеморт пал, на его соратников началась всеобщая загонная охота. Честно скажу, не без оснований, ибо творили они… хм, мы, всякое… Крэбб убежать не успел. Его взяли. Одно то, что не казнили сразу же под предлогом "сопротивления при задержании" — уже чудо. Скорее всего Дамблдору, верховному судье на процессах восьмидесятых, требовались актеры и должники… Логан хотел жить, но еще больше он хотел, чтобы выжил ты. Единственным способом спастись, что друг смог найти из камеры Аврората, стал вассалитет у Малфоя.

— Эм, погодите. Если отец так любил меня, но боялся проклятья сыноубийцы, то почему же он тогда… ну… не погиб в бою?

— Он рассматривал и такой вариант. После войны, когда Волдеморт выиграет… Но Темный Лорд проиграл, и без отца твоя жизнь в управляемой Дамблдором стране была бы очень недолгой.

— То есть, меня убил бы Дамблдор? Лично? — "Хм… Не слишком ли вызывающе получилось?"

— Нет, — отрицательно покачал головой Лусеро. — Дамблдор тебя бы не убил. Разные там ходили слухи, про его детство и юность, но один факт остается фактом. Дамблдор никого не убивал. Вообще. Даже участвуя в бою. Даже — на дуэлях. Даже — врагов. Это признают все без исключения. В том числе и те, кто готов повесить на него все плохое, что когда-либо случилось в мире со времен исхода дивного народа.

Однако не следует очаровываться великим светлым волшебником. То, что он никого не убивал лично, не значит, что это не сделали другие по его приказу или… с его молчаливого разрешения. А еще, бывает так, что и делать ничего не нужно. Ведь зачем убивать, если можно просто "предоставить своей судьбе"? Поверь мне, ваше… да и не только ваше общество безжалостно к слабым и беспомощным!

Тут, вспомнив свалку, Лютный, и первых умерших от моей руки людей, я не нашел, что возразить Лусеро, и понимающе кивнул.

— И прежде чем начнешь меня переубеждать, — Риккардо Мигель, видимо, принял меня за скрытого фаната Дамблдора, — ответь себе на простой вопрос. А многих ты знаешь по этому вашему Хогвартсу как детей Вальпургиевых Рыцарей? Куда все они подевались?

— Может, их никогда и не было? — не мог не спросить я, уловив слабое место в рассуждениях крестного. Чем только подтвердил его догадки в моей продамблдоровской ориентации.

— Умер бы Логан, и тебя бы так же "не было"! Хоть Дамблдор формально никого и не убивал, у него на руках, как и у вашего Мерлина — тот, кстати, детишек убивать совсем не стеснялся — море крови. Так что ни в коем случае нельзя обманываться внешними видом и считать Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора всего лишь чудаком-профессором. Он великий волшебник, мастер трансфигурации, опытный и сильный боевой маг, талантливый политик, ловкий манипулятор и крайне опасный и безжалостный фанатик. Держись от него как можно дальше!..

Возвращаясь к послевоенным временам. Если бы победил Темный Лорд, Логан был готов умереть хоть на следующий же день после победы. Нашлись бы друзья, соратники или, хотя бы, нейтралы, кто воспитал бы тебя правильно. Но чего нет, того — нет, и мой брат вынужден был придумать другой план. Нужно было продержаться, пока ты не вырастешь, а потом… Плохое отношение к тебе не доставляло ему никакого удовольствия. Это было не более чем вынужденной тяжелой, но необходимой мерой. Одним из пунктов плана. Нельзя, чтобы ты привязывался к Логану. Наоборот, нужно, чтобы ты держался от него подальше. Проклятье могло извратить любое, даже самое невинное действие. Он даже кулек конфет тебе купить боялся, только тогда, когда совсем уж сил терпеть не было!

Я помнил про найденный мной мешочек с окаменевшими сладостями, но истинный смысл находки дошел до меня только сейчас. Он не был доеден пацаном не потому, что Винсент не любил сладкое. Еще как любил. Просто это был подарок от отца. Редкий подарок…

"Вот тебе, Рон Уизли, и счастливое детство богачей-слизеринцев…" — подумал я и спросил:

— Если вы оба знали, что все окончится так плохо, то почему меня не отправили к вам? Заранее. Или потом? Да и вообще, почему я только слышал, что у меня есть крестный, но не знал — кто? И познакомились мы в итоге каким-то чудом…

— Чудом, да. Волей Магии… К сожалению, все не так просто. Во-первых, мы не знали. Знали бы — не стали бы участвовать на заведомо проигравшей стороне. Во-вторых… Был бы ты знаком с Волдемортом, то не задавал бы вопросов, почему нельзя было тебя отправить ко мне сразу после рождения. Темный Лорд тоже не собирался проиграть, так что с пораженцами разговор у него был короткий. А потом Логан просто не успел. Слишком быстрой и безжалостной была реакция Министерства, которое больше не сдерживала Палата лордов. После… После Крэббов не отпускал уже Малфой. Люциус — не дурак. Он знал про проклятье и потребовал от вассала никуда не отправлять своего сына. Такой удобный инструмент влияния терять было бы глупо. А насчет знакомства… Мы с Логаном посчитали, что так будет лучше. Я не мог приехать в Англию и помочь тебе, а ты не мог приехать ко мне. Только безысходность и злобу плодить! Но, в итоге, ты все сделал сам. Вот только как…

Мы еще помолчали. Было слышно, как ласковый южный ветерок шелестит ветвями декоративного кустарника под окном.

— Кх-м, — прочистил я горло и развернул беседу обратно к той теме, которая больше всего волновала меня в сложившейся с испанцами ситуации. — Клятва побратимства. Она требует от вас отомстить убийце… — После достаточно дорогостоящего способа, каким я обрел себе брата, пришлось собрать всю возможную информацию о побратимстве, о правах и обязанностях сторон, а также о подводных камнях данного магического договора. — А то мне как-то… м-м-м, не очень комфортно осознавать, что может случиться со мной в этом доме.

— Клятвы… — поморщился Лусеро, щелкнул пальцами, и появившийся в мгновение ока домовик вложил ему в руку бокал с чем-то ароматным и крепким. — Это больной вопрос. Как побратим я обязан отомстить за своего брата. Тебе отомстить. Как отец-в-магии — обязан всеми силами защитить. Тоже тебя. А еще есть благодарность за спасение жизни единственно сына и наследника рода. У которого тебе Долг Жизни, то есть прежде чем убить тебя, я должен убить Гильермо. Или убиться о тебя и обязать его местью. Как он вывернется, вынужденный магией одновременно и убить тебя, и спасти — будет уже его проблемой. В итоге, какое бы решение я ни принял, я все равно нарушаю ту или иную магическую клятву. А теперь повтори, что это тебе как-то некомфортно!

— Извините, — смутился я. Под таким углом на ситуацию я как-то не смотрел.

— В этом и состоит основная опасность клятв. Магия очень любит "восстанавливать равновесие"!

— Понятно. Но как быть-то?

— Не беспокойся. Я до самой своей смерти буду готовиться отомстить. Ну а мертвому от метки предателя крови ни жарко, ни холодно… Однако есть важный момент. Магия всегда пытается все усложнить, поэтому, я прошу тебя, верни моему сыну слово, что вы станете побратимами. Не следует вашему поколению повторять за нашим… трагедии.

— Хорошо.

— И да. В обязательном порядке переживи меня!

— Постараюсь, — радостно улыбнулся я. Со страшным грохотом у меня с души свалился огромный камень. Судя по виртуальной силе удара, размером он был с Гром-камень, никак не меньше.

— Уж постарайся! — впервые улыбнулся мне Лусеро. — Ну а теперь, — пара хлопков в ладоши, и стол стал заполняться различными вкусностями и напитками, — поведай, чем ты там живешь? Я, конечно, Гильермо терзал, но вживую — совсем другое. Напомни, кстати, выдать тебе потом связное зеркало.

— Что рассказывать-то?

— А все, что хочешь!

"Хм… Вы хотите историй? Их у меня есть!" — подумал я, достал из кармана листок с посланием Волдеморта и протянул крестному.

Веселый Рикардо взял письмо, открыл и вздрогнул, изменившись в лице.

"Печати-то, поди, такой давно уже не видел. Но помнит, помнит…"

— Знаешь, что тут? — серьезно спросил он.

— Не-а, — покачал я головой. — У меня нет привычки читать переписку своего учителя-в-магии, — с деланной небрежностью бросил я, добивая своего собеседника.

— Рассказывай! — подался вперед Лусеро. — Все рассказывай!

И я рассказал. Про Волдеморта и Дамблдора. Про ученичество и грань окклюменции. Про кентавров и Амбридж. Про Пия и Азкабан, что мог, что было не закрыто клятвами. Про личный отряд и скорую сессию Палаты лордов, о которой я ничего не знаю. Про Каркарова и Уэйна. Умолчал я только про убийство Боунс и мои отношения с Церковью. Все же гордость-гордостью, но и здравый смысл терять не нужно. Мало ли, как он среагирует, и кто знает, где потом эта горячая информация всплывет…

С каждой следующей невыдуманной историей из моей жизни брови Риккардо Мигеля взлетали все выше и выше, а хмыки и мычание становились все выразительнее и выразительнее. Где-то минут через двадцать Лусеро вызвал в кабинет жену, а еще через час в дверь просочился и притих в уголке на трансфигурированном стуле Рик-младаший.

— Где-то вот так вот, в общих чертах если… — подвел я черту под своим рассказом, когда черная, как кофе, южная ночь уже давно приняла мир за окном в свои объятья.

— М-да, — потер виски крестный. — Однако… Знаешь, и отец, и мать тобой бы гордились!

— Ага! Вот это приключения! — восторженно вторил из своего угла Гильермо. — Мне бы так! — брякнул сдуру он, и тут же затих, напоровшись на выразительные взгляды отца и матери.

— Никаких приключений! Забыл про цепь? — прошипела Асусена Инесса.

— Нагрузка на тренировках уже мала стала? Так я накину! — с угрозой добавил лорд Лусеро.

— Никаких приключений, никаких приключений, — пробормотал Наваха и покорно склонил голову, спрятав таким образом полный непослушания взгляд.

— Так, — лорд внезапно осекся, и замолчал надолго, глубоко о чем-то задумавшись. — Да, можно попробовать, — пробормотал он. — Так. Значит, завтра-послезавтра отдыхай. Инесса, займи его чем-нибудь полезным. А потом, я думаю… Попробую помочь тебе с проблемой. И да. Письмо с ответом я напишу, а на словах учителю своему передай, что сейчас у нас столько свободных бойцов нет.

На следующее утро меня рано-рано растолкал Рик, и мы отправились на зарядку. Размялись, потренировались, кто как умеет, с любопытством кося глазом на соседа. Потом, пользуясь отсутствием куда-то отправившегося по делам отца и крестного, но под присмотром начальника охраны поместья, смахнулись. В магических дуэлях Наваха смог взять не больше трети, но с каким же разгромным счетом я продул дуэли обычные! На ножах быстрый, юркий и выносливый парень не отдал мне ни единой победы, хотя большинство моих проигрышей не было "всухую". Зависть-зависть-зависть!

После обеда и сиесты меня взяла в оборот леди Лусеро. Попросив никуда не убегать, она привела в мои комнаты незнакомого пожилого волшебника самого благообразного вида. Сей достойный муж с благородной сединой на висках оказался испанским колдомедиком, специализирующимся на ментальных повреждениях. Магически осмотрев меня, пощупав легкой легилименцией память, позадавав вопросы, аналогичные таковым от его английского коллеги, и немного подумав, он выдал свой диагноз.

— Ядро создается без особых перекосов. Повреждений памяти нет. Прорехи от заклинания забвения и магических клятв присутствуют, но минимальны. Я у вас ничего страшного не вижу.

— То есть, как "ничего страшного"? — удивленно спросил я. — Ядро у меня из плохих, а это, как мне говорили, ошибка! А остальное? Изменение сознания? Новая, непохожая на старую личность после перехода за грань? А чужой контроль? Это что, все ложь?

— Нет, не ложь. Действительно, создавать ядро из одних только плохих воспоминаний — чудовищная ошибка, которая приводит к очень опасным последствиям. И, несомненно, вследствие изучения окклюменции происходит изменение сознания. Да, что после перехода грани личность меняется, тоже верно.

— Тогда как это все соотносится с вашим диагнозом?

— Полностью. Дело в том, что сколько ни смотрел, ничего из вышеописанного я у вас не нашел!

— Как не нашел? — опешил я. — Мне говорили, что занимаясь без учителя, я сделал все возможные ошибки, какие только можно было сделать!

— Да. Ошибки вы сделали. Да, действительно, много. Вот только тяжесть этих ошибок вами серьезно, скажем так, преувеличена.

— Стоп. То есть меня что, обманули?

— Нет. Я, каюсь, посмотрел эти воспоминания. Благо они совсем свежие и лежали на самом верху. Видимо, на вас та встреча произвела неизгладимое впечатление.

Восхитительный пример британской риторики! Вам принесли стандартную клятву говорить только правду. Вот он и говорил правду, только правду и ничего, кроме правды… но не всю! Зато клятву "не дать обмануться самому" никто — ни вы, ни тем более он, не давали.

Например, мой почти коллега рассказывал вам, что ваше "веретено" создавалось неправильно, без участия специалиста. Это правда. Далее, он сказал, что ваше ядро сформировано из плохих воспоминаний. И это правда. А вот то, что помимо плохих на вашем "веретене" в обязательном порядке есть и другие воспоминания, он не сказал.

Дело в том, что даже самые отвратительные и тяжелые воспоминания всегда связаны с хорошими. Например, съели горькое — пойдет и часть воспоминаний о сладком, как о неком эталоне, почему горькое — плохое. Кто-то вам отомстил? Пойдут и приятные воспоминания о том, за что вам отомстили. Погиб близкий человек? За этими воспоминаниями последует и часть приятных. Тех, почему этот человек был вам близок и дорог. Из-за этого свойства человеческой памяти создать ядро из чистых, моноэмоционально окрашенных воспоминаний можно только в двух случаях. Либо кто-то извне создает искусственный фильтр, тот самый учитель, которого у вас не было, либо ваша жизнь должна состоять только из ужасного. Последний вариант: а) невозможен в принципе, ибо если все вокруг чернее-черного, то на фоне него и серое будет казаться ярко белым; б) новая личность ничем не будет отличаться от старой.

Другое умолчание — серьезные изменения психики после грани. Да, такие случаи возможны. Они подробно описаны в книгах, так как их, в среднем, не больше… сотой доли процента! Да-да! Таким неудачником оказывается лишь один из десяти тысяч! В большинстве же случаев "ужасные изменения" личности выражаются в такой серьезной форме, как, к примеру, изменение любимого цвета, или проявившаяся любовь к устрицам, хотя раньше человек их ненавидел. Лично я за все время моей без малого тридцатилетней практики встречал только такие! И ни одного по-настоящему опасного!

— Тогда зачем это все было сделано?

— А он, случайно, вам не предлагал лечение?

— Предлагал.

— Дорогое?

— Очень.

— Вот вам и ответ… Догадываюсь, какое именно лечение вам предстояло. И оно действительно было бы полезным. Однако степень этой полезности… Вам же прямо сказали — никаких гарантий.

— То есть, меня хотели развести на деньги?

— Это вы сами предложили развести себя на деньги. Он лишь задрапировал все в тряпки, нарезанные из кусков истины.

— Так что вы мне посоветуете делать? Ведь потеря контроля уже у меня была, и не раз.

— А скажите, было ли то, что сделали другой-вы, неверным?

— М-м-м…

— Или же таким, что после долгих размышлений сделали бы и лично вы?

— Ну-ну-ну…

— Знаете, молодой человек, мой вам совет — для начала перестаньте забивать себе голову всякими ужасами. В нынешнее время у вас гораздо больше шансов умереть от авады или маггловского автомобиля, аппарировав в неудачное место, чем сойти с ума от ошибочно изученной окклюменции. В конце концов, если бы все было настолько ужасно, то окклюменция как магическая дисциплина уже бы века назад безнадежно отмерла в связи с естественной убылью носителей-практиков!

Не согласиться с этим логичным доводом было нельзя. Да, честно говоря, и не особо хотелось не соглашаться. Надежда, как говорится, умирает последней, так что верить хочется в то, во что хочется верить. В хорошее.

— Поэтому… что вам там посоветовали? Больше ярких, хороших впечатлений? Совет абсолютно правильный. Следуйте ему!

В общем, всю следующую за посещением врача неделю настроение у меня было приподнятое. Его не могло испортить даже то, что как такового отдыха у меня и не было. Антоннита Мария уехала. Подозреваю, из соображений "как бы чего не вышло" родители услали ее куда подальше. Гильермо, чтобы не мешал, тоже изрядно нагрузили подготовкой к учебе и тренировками. А вот крестный и его жена практически все свое время посвятили мне. Видимо, пытались отдать скопившиеся за годы разлуки долги внимания, общения и обучения за оставшиеся до сентября деньки. Ну, или, хотя бы, начать это делать.

На этот раз не было никакой языковой практики. "Слишком мало времени, чтобы тратить его на всякую ерунду. Потом, если захочешь, поболтаешь с Гильермо". И до родовой библиотеки Лусеро я не дошел. Фехтование, спарринги — только в объеме короткой утренней зарядки, чтобы быстро и надежно проснуться. Путешествия, развлечения, расслабление — все нахрен. Время сна больше пяти часов в сутки — четыре ночью и один днем — туда же. "Чтобы не спать и не чувствовать потом себя овощем, есть соответствующие зелья. Потом, после них, тебе будет плохо, но время это сэкономит сейчас, так что — пей!"

Будь я в действительности школьного возраста — уже на второй бы день такого распорядка бегал бы по потолку от ярости! А так — ничуть не обижался на ушедшие далеко за горизонт развлечения. Ибо то, что я получал взамен них было воистину бесценно. Знания! Прикладные знания о мире, в котором я живу!

Крестный и его жена занимались со мной по очереди. Утром Асусена Инесса читала мне лекции о домоводстве, управлении эльфами, брачных договорах, стратегии выбора жены и прочих "не важных" мелочах, которым меня должна была бы обучать мать и без которых немыслим повседневный быт. После сиесты эстафета переходила к Риккардо. Он знакомил меня с такими серьезными вещами, как: основы межгосударственной политики (кто, кому и сколько в этом мире должен), межродовая политика (то же самое, только в размерах волшебных кланов), экономика рода (как получить больше, чем отдано), логика и методы ведения переговоров (как собеседника вежливо оскорбить или невежливо поставить в безвыходное положение) и прочие "высокие" материи, которым вынужден заниматься глава рода.

Какие-то из этих лекций для меня уже казались наивными и примитивными, какие-то — наоборот, почти божественным откровением. Но и те, и другие я внимательно выслушивал и тщательно осмысливал. Ведь рассказывали все подробно, вопросы не только не запрещались, но и всячески приветствовались. Насколько же это удобно, когда есть человек, которому можно без всяких опасений задать любой вопрос, и он тут же даст ответ! Не нужно ломать голову, в каких книгах это может быть написано, далее как-то эти книги доставать, а потом — прелопачивать гору ненужной информации ради требуемого ответа. Которого, кстати, в этой книге может и не быть, или быть — но неправильным! И все это с максимальными терпением, честностью и откровенностью, приятно отличающимися от "это не я так плохо объяснил, а ты, дурак, ленишься учиться, круцио!", которым частенько под плохое настроение грешил Волдеморт.

Естественно, за настолько короткое время передать можно было только базовые знания, и то не все. Поэтому остальное, в качестве домашнего задания заочного обучения, должно будет поехать со мной в Англию в виде батареи пробирок, заполненных воспоминаниями-уроками. Быстренько, одним глазком, глянул в омуте памяти одно такое. Там лорд Лусеро, выглядящий чуть моложе, чем сейчас, с угрюмым видом рассказывал пустой комнате прошлое и настоящее политических конфликтов внутри английской Палаты лордов. Кратко, но весьма и весьма познавательно.

"Посмотрю — буду знать много про основных игроков, — подумал я и аккуратно упаковал пробирку в специальный держатель. — Как бы только на таможне меня не завернули…"

А за пять дней до намеченного на тридцатое августа отъезда домой я получил обещанный подарок. Вместо послеобеденной лекции Лусеро-старший повел меня в подвал. Там, в хорошо защищенной и не менее хорошо освещенной магическими лампами небольшой комнате стояло шесть письменных столов. Два были свободны и подготовлены для работы с документами (перья, чистая бумага, чернила, закладки), а остальные — буквально завалены горами книг.

При ближайшем рассмотрении книги оказалось не книгами, а толстыми папками для бумаг книжного формата с хорошим, твердым переплетом. Переплеты были трех цветов: черного, желтого и зеленого. Папок черного цвета было больше остальных, они занимали два стола. Меньше всего было желтых. Также папки различались по толщине. Черные, в среднем, были заметно тоньше зеленых и желтых. Если присмотреться, то у каждой папки на корешке и обложке можно было различить какие-то фамилии.

— Вот. Все здесь! Ровно пятьсот десять! — пояснил мне Лусеро.

"Мне это число должно что-то сказать?" — подумал я и взял первую попавшуюся папку. Повертел в руках, не открывая.

— И что там? — спросил я.

— Открой и посмотри, — разрешающе мотнул головой Риккардо.

Я открыл. Начал листать и читать, выхватывая тут абзац, там абзац. Пораженный прочитанным, я отбросил первую папку, схватил вторую, третью, еще одну… и полностью охреневший от осознания, что я вижу перед собой, присел на рефлекторно притянутый магией стул.

— Я же не успею даже просто пролистать! — простонал я.

— Заберешь домой.

— Заберу, даже если их придется волочь на собственном горбу без всякой магии! — уверил я крестного, сделавшего мне воистину царский подарок. Если в остальных папках было то же самое, что и в четырех только что просмотренных, то передо мной сейчас лежало досье на всю верхушку Магической Британии! Генеалогическое дерево и число активных членов, предположительное "количество палочек" в личной дружине, политические пристрастия и ориентировочный вес слова в Палате лордов, друзья и враги, объем доходов и их источник… В ужатом магией досье было собрано абсолютно все по каждому роду!

Что еще было очень удобно, так это отсутствие в тексте воды и экивоков. Сухая, холодная констатация фактов. Если, например, некий род Фарелл (из черной папки) жил с того, что похищал и перепродавал на континент девочек и девушек, и за посягательство на дочь рода Блэк этим самым родом был уничтожен до последнего члена, то так и было написано. Прямо и честно: сколько, за что, почему, каким образом. А не как сейчас — "Блэки — темный род, погрязший в глубинах черной магии, это известно всем и поэтому истинно". Или, если некий род Десмонд, неформальный глава ирландских лоялистов, приторговывает ингредиентами из магглов, снабжает кровью вампиров, то никаких любимых в Англии эвфемизмов вроде "поставщик особых ингредиентов маггловского происхождения" в папке тоже не было. Так и было написано — мясник.

Глупых вопросов о том, откуда у простого испанского волшебника взялась такая горячая информация, да еще в таком объеме, я задавать не стал. Если до того, как я рассказал про свои достижения, мне предназначались краткая выжимка, а теперь — полные досье, которые могут быть только у очень мощного рода (намного мощнее Лусеро) или у серьезной спецслужбы… Зачем спрашивать, если тут и так все понятно?!

— Читать начни с зеленых, — посоветовал мне довольный Лусеро. — В таких папках действующие магические семьи, чьи представители заседают в Палате лордов. Желтые — есть живые представители, но кольца лорда никто не надел. Черные — мертвые рода. Могут подождать. Ну как, понравился подарок?

— О да! Да! Да-а-а-а!!!

"Ну держитесь, лорды! Посмотрим, как вы сможете после такого, и сможете ли вообще, мне отказать! Осталось только где-то найти лишние каникулы, чтобы все это "съесть" и "переварить"! Теперь, опираясь на испанцев, я уж точно создам третий полюс силы!"

Ретроспектива 2

10 января 1976 года, Поместье баронов Хасленд.

Гибель единственного сына сильно подкосила Артура Феликса Хилла, двенадцатого барона Хаслэнд. Во время рождественских торжеств, на которые традиционно собирался весь местный бомонд, и гости, и хозяева приема отметили, что пятидесятишестилетний мужчина за эти два месяца постарел лет на десять, превратившись из немолодого, но бодрого и активного человека в дряхлую развалину. Сгорбилась спина, впала грудь, запали и потухли глаза, начали дрожать руки… Конечно, кое-каким из этих изменений тело было обязано духовной слабости хозяина, усиленно пытающегося затеряться в алкогольной нирване, но, к сожалению, не всем. Далеко не всем.

Проблем в обеспечении себя водой, едой, теплом и кровом, врачебной помощью и безопасностью у Артура Хилла не было. Об удовлетворении большей части потребностей позаботились еще предки, сколотив достаточное состояние, чтобы их потомкам не приходилось считать пенни. Над безопасностью семьи хорошо поработал он сам, закончив Итон и отслужив положенное в одном достаточно знаменитом в узких кругах специальном подразделении. Так что связи и капиталы позволяли и Артуру Хиллу, и сыну с невесткой, и будущим внукам чувствовать себя полностью защищенными. Вот только, как оказалось, знакомые судьи, адвокаты, бригадиры, командоры и суперинтенданты не помогают избежать ответственности за нарушение законов физики. И внуки теперь не будут…

Из-за всего случившегося никаких планов на будущее, кроме как забыться алкоголем и так кое-как просуществовать еще один день, у Артура Хилла теперь не было. Поэтому когда Джордж Дэйнс — секретарь, дворецкий и просто старый верный друг неожиданно разбудил своего патрона задолго до обеда, то был вполне закономерно послан куда подальше.

— Сэр, к вам гость, — слуга еще раз потряс барона за плечо. Ругань он пропустил мимо ушей. Привык уже за последние недели и даже не обиделся. Джордж был воспитан правильно и разницу в положении осознавал очень четко. Дружба дружбой, а работа — работой. Да и чисто по-человечески старого друга понять было можно. Горе, сменившееся безнадежностью…

— Джоркх-кх-кх. Тьфу… Джордж! Я же сказал, что меня ни для кого нет. Гони его в шею!

— Простите, сэр, но я думаю, что вам все же стоит взглянуть на визитку.

В принципе, и можно, и нужно было попенять слуге на то, что он пытается решать за хозяина, но… Человеку, который сначала тащил твое раненое тело под минометным огнем, а потом, в госпитале, еще и поделился кровью, простить можно и более серьезные прегрешения.

— Давай сюда… Вот дьявол! Моя голова!!! У-у-у… Джордж, принеси мне… А, уже… — и, вслед за таблеткой аспирина опрокинув в себя бокал свежевыжатого лимонада, Артур сфокусировал расплывающийся взгляд на простенькой визитке. — Хм-м… Герберт Эшли Купер, десятый граф Шефтсбери. Смутно его помню. Дародатель ложи… Чертовы масоны, что им от меня нужно? Что приписано? Дата? Та самая дата… Хорошо. Займи его на полчаса… На десять минут. После — пригласи в зеленый кабинет.

По счастью, и гость, и хозяин уже были представлены друг другу, поэтому обошлось без дополнительной неловкости. Ее и без этого было в достатке, ибо богатейший граф, ведущий свой род от основателя партии вигов, и, пусть небедный, но все же совсем не такой славный провинциальный барон были личностями совершенно несопоставимого калибра. А уж когда первый без предупреждения заходит к шапочно знакомому второму, причем, судя по надписи на визитке, явно не на стаканчик грога, это… напрягает.

— Я вас внимательно слушаю… — собравшись кое-как за время "разговора ни о чем", Артур Хилл предложил своему гостю перейти к причине его появления здесь.

— Хм… Я еще раз соболезную вашему горю. Такая трагедия… — обозначил тему будущего разговора Герберт Купер.

— К сожалению, Господь решил призвать его к себе раньше меня, — "Он умер, и тут не о чем разговаривать".

— Увы, — "Я понимаю, но придется". — Хороший был мальчик: занимался спортом, не употреблял наркотики и не любил алкоголь. Именно последнее его и сгубило. Переутомление вкупе с радостной новостью заставило его немного выпить, после чего внезапно проявил себя синдром патологического опьянения. Он набросился и задушил свою беременную жену, о чем четко свидетельствуют следы на шее жертвы. После, осознав, что именно случилось, он решил покончить жизнь самоубийством. Положил тело женщины на переднее сиденье, хорошенько разогнался на своем полугоночном автомобиле и протаранил ограждение. От удара автомобиль несколько раз перевернулся. Сила удара была такова, что отлетевший кусок металла пронзил тело водителя насквозь и раздробил позвоночник. Мужчина скончался от потери крови задолго до приезда скорой…

— Да как вы смеете… — возмутился Хилл. Барон приложил немало усилий, нажав на все доступные ему рычаги, чтобы в "убранном под сукно" заключении все выглядело именно так, с диагнозом "патологическое опьянение", а не просто "поссорившись, задушил свою беременную жену, а потом, упившись до изумления, задорно размазался об столб".

— Да-да, не стоит удивляться. Я читал заключения. Все три. И официальное, и "полное", и "настоящее"…

— Если вы собираетесь меня этим шантажировать, — Артур Хилл напряг свое пока еще остающееся сильным тело так, что заскрипели стиснутые ладонями подлокотники кресла. — То вам лучше уйти. Пока еще не поздно. Мне больше нечего терять, а бояться умереть я навсегда забыл в сорок четвертом. Пройди тот осколок на палец выше…

— Нет, — с искренним сочувствием в голосе произнес граф. — У меня и в мыслях не было вас шантажировать. Просто в качестве прелюдии к серьезному разговору я хотел сообщить вам, что именно из-за этого… странного отчета мы и обратили на вас внимание. И решили вмешаться.

— Ложа помогла?

— А, если вы имеете в виду этих простодушных мечтателей, в детстве не доигравших на рождественских постановках, то, как это ни странно, да. Начальная информация прошла именно через ложу. Собственно говоря, через слухи, которые как-то сами собой поползли, мы и узнали…

— Слухи? Кто посмел?

— Никто, — понимая состояние своего визави, граф ничуть не обиделся на то, что его перебили. — Все молчат, потому что такого врага, как вы, никто себе заводить не желает.

— И вы? — довольно грубо спросил Хилл.

— И я тоже. Я, наоборот, желаю быть вам только добрым другом.

Если перевести с высокого дипломатического на простонародный английский, то это означало: "Я желаю, чтобы ты сделал для меня какую-то очень дурнопахнущую работенку, причем бесплатно". Такого никто не любит. Вот только если к тебе приходят с таким предложением такие люди, да еще лично, это означает, что шансов отказаться у тебя практически нет. Таковы правила игры. Поэтому барон, взяв себя в руки и натянув на лицо мину доброжелательного внимания, так хорошо удававшуюся его, эх, сыну, приготовился к битве. Словесной.

— И? Я бы хотел узнать, в чем там странности?

— Видите ли, барон, слухи и тот фальшивый отчет лишь подчеркнули, насколько ваша история… шаблонна.

— Фальшивый? Шаблонна? — удивился Хилл. Такого он услышать совсем не ожидал. Ведь редко какой шантажист, бросая на стол перед жертвой дурно пахнущий компромат, следующими словами объявляет его фальшивкой.

— Да. Их ложь всегда, на первый взгляд, невероятно естественна и логична, но очень редко выдерживает встречную проверку. А в данном конкретном случае, с вашим сыном, все было сделано настолько по стандартным лекалам, что пропустить его наши аналитики никак не могли. Все обязательные признаки налицо: естественные причины, помраченное сознание, наркотическое опьянение… И, самое главное, какая-нибудь грязная история, чтобы оставшиеся в живых были заняты обелением своего имени, а никак не расследованием.

— Вы говорите это так уверенно, будто бы прямо сейчас можете представить доказательства. И назвать истинных виновников.

— Неопровержимых, прямо здесь и сейчас, из кармана, я вам не представлю. Прямых вообще нет и не будет. Однако для понимающего взгляда есть просто море косвенных, отбросить которые нельзя.

Например, известно, что ваш сын не был завзятым алкоголиком, а совсем наоборот. Поэтому и на работе и, наверное, дома алкоголь хранил в скромном баре. В редко открываемом баре, а никак не в машине. Так откуда же взялись те дикие промилле в его крови? "Купил, конечно же!" И этот очевидный, не требующий доказательства ответ… в жизни доказать будет невозможно. Мы провели проверку и тщательно, но аккуратно, проследили путь автомобиля вашего сына. Ни у какого магазина он не останавливался и ничего спиртного не покупал! Не говоря уже о том, что если вы проведете эксгумацию и повторную экспертизу, то не увидите в его крови и следа алкоголя. Но опьянение так удобно для всех, включая вас, не так ли?

— Да, — почти выплюнул это слово Хилл.

— Далее. В черновике первого протокола осмотра тела вашего сына было указано, что тело было сильно обескровлено. Однако нигде не сказано, куда же именно вылилась вся эта кровь?

Еще. Шея жены вашего сына разодрана в кровь, и следы ее, как положено, нашлись под ногтями вашего сына. Однако согласно результатам вскрытия, жертва умерла не от удушения, а от перелома шейных позвонков. К тому же, удушение — весьма небыстрый процесс, подразумевающий активное сопротивление, следов которого не обнаружено. У вашей покойной невестки был весьма специфический вкус. Наши люди навестили косметолога, и мастер, регулярно делавший ей маникюр, рассказал, что миссис Хилл всегда просила очень остро точить ей ногти. Так что, прошу меня простить, получались не ногти, а когти. Такими не то что оцарапать, кусок кожи с мясом легко вырвать! Так вот, никаких следов крови вашего сына у нее под ногтями найдено не было! Но, естественно, вам будет совсем не до проверок. Вам бы от претензий родителей своей невестки отбиться и неприглядные факты поглубже упрятать…

Отравленные алкоголем мозги наконец заработали так, как надо. Скинув с себя грызущий стыд за безобразное поведение сына, как оказалось — абсолютно вымышленное, сердце Хилла вспыхнуло лютой злобой. "Это ведь умопомрачению и закону сохранения импульса не отомстишь, а вот людям… Если мертвы убийцы — остались заказчики! Если умерли заказчики — так остались их семьи! Если умерли семьи — остались ближние и дальние родственники, соседи в конце концов! Всегда можно найти того, кто заплатит за все!" — подумал барон. Вот только быстро перебрав в уме своих недоброжелателей и противников, Хилл так и не нашел среди них врагов, обиженных настолько сильно, что способны были презреть неофициальное правило "убийства допустимы только за Каналом". Конечно, из каждого правила есть исключения, но…

— Кто? Кто это сделал? — совершенно трезвым голосом почти прорычал Хилл. Глаза его обещали смерть.

Граф выдержал театральную паузу и ответил уклончиво.

— Об этом немного позже. И не торопитесь. Если вы думаете, что вам так подгадили констебли и эксперты или ваши враги, то они тут совершенно ни при чем, что бы они сами ни думали и что бы ни говорили.

— Не нужно играть со мной. "Они"! Кто это "они"?

— Давайте поговорим немного о другом… — после паузы совершенно спокойно произнес граф. "Мы назначаем цену, вы платите, — перевел для себя Хилл и задумался, что же хотят получить от него. — Это должно быть что-то невероятное, раз прислали такого переговорщика".

И, казалось, он не ошибся.

— На сегодняшний момент ситуация сложилась таким неудачным образом, что ваша основная линия наследования и титул могут стать выморочными…

— Сразу нет! — вспыхнул барон. — Если вы желаете получить мой титул, то лучше уж пусть он вернется Короне! Я не собираюсь признавать чужака за своего сына!

— Хм… Вы меня не дослушали. Ваш титул нам не нужен. Оставьте его себе, а потом передадите своему сыну…

— Мой сын мертв, — холодным тоном выражая все свое презрение к такой грубой насмешке произнес барон.

— Вы передадите его своему другому сыну.

Голос Хилла и так, казалось, бы холоднее некуда, теперь же и вовсе заледенел.

— Вы не могли не знать, что я не могу иметь детей. Зачем эти дешевые попытки уколоть?

— Нет. Это не наши попытки вас уколоть. Это вы сильно недооцениваете наши возможности.

— Медицина бессильна. Я никогда не был беден, но вылечить это не смогли лучшие врачи. Ни в сороковых, ни сейчас. Чтобы вернуть мне возможность иметь детей, нужно быть волшебником!

— Хм, я думаю, теперь вы готовы узнать правду.

— И кто же они? Кто убил моего сына? Кто собирается лечить меня?

— Удивительно. Вы только что назвали их…

— Я все еще не понимаю вашей игры. И если вы думаете, что поведусь на какой-то обман и приму чужого ублюдка за своего ребенка…

— Конечно же нет! Сами выберете сколько угодно будущих матерей. Хоть в башню их запирайте, хоть в пояс верности заковывайте — что угодно. Мы не собираемся вас обманывать, и после, хм, лечения вы будете в состоянии продолжить род. Главное, чтобы будущая мать была здорова, ведь излечение коснется вас и только вас. Вся ваша работа начнется только после нашей стопроцентной предоплаты.

— Работа, хм… И что же вы хотите взамен?

— Как нам известно, достаточно долгое время в штабе Специальной авиадесантной службы вы служили на должности заместителя начальника отдела кадров. А после работали с резервом…

— Доступа к личным делам служащих САС у меня нет. Они секретны, — тут же отказался Хилл.

— А нам и не нужны те, кто работает на Корону. Нам нужны те, кто пытался, но не прошел. Причем, не все. Далеко не все.

— Ищете кого-то особенного?

— Можно и так сказать. Люди, умеющие и готовые воевать. С особыми способностями. Нам нужна элита…

— Хорошо, — после паузы. — Цена… приемлема. Но я до сих пор не услышал ответов.

— Вот и отлично. А ответы… Что ж. Слушайте… Вы ведь определенно в детстве читали старинные сказки про волшебный народ, добрых волшебников и ужасных колдунов? Тогда вам придется смириться с удивительным фактом, что далеко не все, о чем там рассказывается — выдумки наших предков…

Дальнейшая беседа заняла около трех часов. Меньшая часть этого времени была потрачена Купером на краткую лекцию по тщательно забытой истории мира, большая — на дополнительные вопросы. Впрочем, далеко не на каждый свой вопрос Хилл получал у Купера ответ. На часть граф ответов просто не знал, на некоторые — прямо отвечал, что из соображений безопасности чужаку такого не расскажет. Наконец вопросы у Хилла иссякли, и начался предметный разговор.

— Предположим, — Хилл поставил на столик чашку. За время разговора аристократы успели перекусить, а сейчас "добивали" уже третий кофейник. — Только предположим, что все, что вы мне рассказали — правда, и я в нее даже поверил… — с легкой иронией в голосе, показывая, что к его словам не стоит пока относиться серьезно, произнес барон. — Итак, еще раз. Вы боретесь с ними уже больше ста лет?

— Пытаемся.

— И моего сына именно что убили, а не он погиб в автокатастрофе и уж, тем более, не покончил жизнь самоубийством, сойдя с ума?

— Убили, это однозначно. Однако должен сразу отметить, что согласно нашему анализу, вряд ли это произошло намеренно. Вашему сыну не повезло оказаться в плохом месте в плохое время.

— А… хм-м, эти… колдуны… Они могут… воскресить Ричарда? Я не пожалею никаких денег и сделаю все…

— Увы. Даже они этого не могут.

— Хм… Если ко мне в руки попадется, хм, "источник информации", то его допрос подтвердит все сказанное вами ранее?

Купер был далеко не новичок и своего собеседника понял абсолютно правильно. Поэтому ответил не на заданный вопрос, а на тот, который подразумевался. И ответил с неанглийской прямотой и четкостью.

— Если вы думаете, что все случившееся организовали мы, а вы не сможете не рассмотреть такую возможность, то ответ — нет. Мы этого не делали, не знали, не планировали и даже не догадывались. Поставьте себя на наше место и спросите, зачем нам это? Мы надеемся, что вы станете нашим братом, а вербовать обманом — это, сами понимаете, опасно. Особенно, когда вы узнаете, насколько в действительности могуч и беспощаден наш враг. Тем более, мы не запрещаем вам проверять нас…

Спустя долгую паузу холодным и равнодушным голосом Хилл спросил:

— Вы могли его спасти?

Кого именно уточнено не было, но и так было очевидно.

— Нет. Мы такие же нормальные люди, как и вы. А вот они… Иногда им, чтобы приживить оторванную руку, достаточно всего лишь по-особому взмахнуть рукой или выпить рюмку лекарства.

Губы Артура сжались в нитку. "Как бы там ни было, но я найду ублюдков, повинных в смерти Ричарда. Найду и накажу!" — подумал он и произнес:

— Хорошо. Пусть так. Давайте теперь обсудим необходимые формальности нашего с вами договора. Первое, где, как и когда вы собираетесь вылечить меня?..

Эпилог пятой части

— …Теперь по мясу, — произнес Аргус Филч, перелистнув замызганную страницу потертой записной книжки. — Туш бараньих осталось всего девяносто семь. Нужно либо к новому году восстановить запасы, либо пастуший пирог подавать не каждый третий день, а только по выходным. Туш свиных…

"Ох, — мысленно вздохнул Дамблдор, продолжая поддерживать на лице внимательную мину. — За что мне всё это? Почему все меня покинули? О, Мерлин, верни мне Минерву!"

На самом деле в этом мысленном стоне души было больше иронии, чем печали или раздражения. Никто Альбуса Дамблдора, конечно же, не предавал и не бросал. Совсем наоборот. Это ему пришлось на пару с Помфри больше трех часов подряд уговаривать Макгонагалл, сбежавшую с больничной койки Мунго в Хогвартс, вернуться и долечиться как следует. Принудительно отсылать, угрожать увольнением, чуть ли не магическую клятву брать! Но вот чем для него обернется сей достойнейший поступок, Дамблдор тогда как-то не подумал.

— …Колбасок готовых полторы тысячи фунтов, — продолжал бубнить Филч. — Крови на черный пудинг осталось на три раза…

А благородный порыв, как это часто случается, обернулся тяжелой работой.

Мало кто из учеников хоть раз задумывался о том, какая регулярно переделываемая административным и педагогическим составом гора работы стоит за бесперебойным функционированием школы. А если и задумываются, то дальше "магия, домовые эльфы, наследие Основателей" их логика не идёт. На самом же деле ужасные "не меньше трех футов" эссе — это ничто, по сравнению с "домашней работой" самих преподавателей.

Например, каждый профессор обязан регулярно класть на стол директора Хогвартса кипу отчетов по посещаемости и успеваемости студентов, состоянию класса и запросы на дидактические материалы, а также предложения по улучшению учебного процесса. Деканам — еще тяжелее. Изначально, при Основателях, эта должность была чисто административная. Их "хлебом" был контроль и управление учебным процессом каждого студента, помощь в решении проблем учеников (от утирания носов на младших курсах до помощи в организации свадьбы — на старших), а также составление всяческих отчетов и смет, вроде количества разбитых до неремонтопригодного состояния бесящимися школьниками ламп и окончательно обветшалых простыней в спальнях. Однако, в связи с сокращением количества студентов, около ста лет назад бедным деканам навесили еще и преподавательскую нагрузку, со всеми вытекающими из этого трудозатратами.

Завхоз осуществляет непосредственное управление домовыми эльфами, ведет учет и контроль запасов. Заместитель директора сводит первичные отчеты воедино, разбирает несложные межфакультетские споры, принимает жалобы, рассматривает предложения деканов и учеников. В обязанности директора входит огромная уйма дел: организация бесперебойного функционирования школы; поиск-отбор нового и тестирование старого персонала; приглашение в школу для обучения новых, отобранных Пером и Книгой учеников и написание характеристик для министерства уже закончившим; планирование, как хозяйственное, так методологическое; контроль всего и вся; координация с Попечительским советом и Министерством; отстаивание интересов Школы; и так далее и тому подобное.

— …Муки сто пятьдесят мешков. Овса осталось всего двести семьдесят, — подобно Бинсу на лекции продолжал усыпляюще нудеть Филч.

Вот только Дамблдор, когда стал директором, немного свои обязанности, хм… делегировал, так сказать, оставив себе, преимущественно, проблемы внешнешкольной политики. Методологическое планирование было "отдано" профессорам; характеристики — деканам; потенциальные преподаватели становились в очередь перед воротами Хогвартса сами; написанием приглашений первогодкам занимался созданный лично Дамблдором артефакт — "Если можно так, то зачем заниматься этим лично? Раньше, вон, и Пера с Книгой не было, по городам и весям приходилось ходить, искать учеников…"; а послушная и исполнительная Минерва тянула на себе не только трансфигурацию, Гриффиндор и замдиректорство, но еще и большую часть хозяйственных обязанностей. Деканы, будучи "в восторге" от такого подарка, тоже не постеснялись перекинуть часть своих задач. На этот раз "повезло" старостам. Старосты пожали плечами и "дали больше возможностей" ученикам. Система, как ни парадоксально, оказалась более-менее устраивающей всех, неизбежные накладки устранялись в рабочем порядке… до наступления первого серьезного кризиса.

— …Сыра семьсот двадцать одна головка. С половиной… — отчего-то смутившийся Филч спрятал глаза за страницами своей записной книжки.

"Здоровья тебе, Аргус. Полголовки сыра. Лишняя пара колбасок. Немного мяса и молока для кошки… Где я найду еще одного такого завхоза, который, сидя на горе продуктов, ворует — это если называть вещи своими именами — аж на целых… пять галеонов в месяц? Как же мне повезло с людьми! Сейчас, эх, это стало особенно заметно…" — подумал Дамблдор.

И действительно, как руководителю ему сейчас можно было только посочувствовать. На директора разом свалилось все. И Гриффиндор, и хозяйство, и поиск персонала… С точки зрения Альбуса это были глубоко вторичные вещи, но он все равно оказался вынужден тратить на них теперь уж вот точно невосполнимое время. Альтернативой было бросать директорство, что в текущей ситуации было совершенно недопустимо.

Впрочем, нельзя сказать, что спихнутое на других и регулярно "откладываемое на завтра" рухнуло на спину Дамблдора совсем уж непосильной ношей. С потребностями Гриффиндора, со всей этой внутрифакультетской текучкой, начиная с "вечных факелов", через починку стершегося порога, к финальной смете Дамблдор разобрался быстро и привычно. Вроде все это и было уже порядком давно, но, как оказалось, времена деканства забыть невозможно. А вот разобраться в ежедневных потребностях уже всей школы, которые как заместитель всегда тянула на себе Минерва, оказалось заметно сложнее. Особенно — с обеспечением учеников своевременным и разнообразным питанием.

Ситуация с ним усугублялась еще и тем, что последние два года для школьных кладовых оказались, пусть и совсем по разным причинам, опустошительными в прямом смысле слова. "Конечно, перед приездом иностранцев кладовые Хогвартса за счет выделенных министерством экстренных траншей были пополнены различными деликатесами. Но и гости, прости меня Мерлин, жрали, как не в себя! Плюс, весь следующий год в ходе политического противостояния с министерством снабжения Хогвартс не получал вообще! Фадж, похоже, планировал с помощью заморенных голодом учеников выпихнуть меня из кресла директора, но не учел запасенных резервов. Голода, естественно, не произошло, и вообще никто из учеников ничего не заметил. Но вот по объемам запасенного в кладовых это, конечно, ударило самым серьезным образом. Сейчас, с приходом Скримджера, такой проблемы нет. Министерство готово снабдить нас всем необходимым, предоставить аврорскую охрану и вообще настроено максимально лояльно. Однако в связи с ростом всеобщей напряженности и усилением контроля над всеми областями деятельности, подписывать открытые листы они не собираются. Каждая позиция должна быть обоснована. А это время, время, время…"

— …Сидра с юга привезли двадцать пять бочонков…

"Хоть проблем с алкоголем молодежь не будет испытывать. Любопытно, — ассоциация со словом "молодежь" перевела мысли Дамблдора совсем на другой вопрос, — а кто в следующем поколении сможет взвалить на себя ношу Минервы? Грейнджер? Эта работа совсем не по ней. Или все же по ней? Лонгботтом? Возможно. Прилежания и терпения ему, как прирожденному гербологу, не занимать… Может, кто-нибудь с Рейвенкло? Идеально подошли бы обе Гринграсс или Нотт. В них уже сейчас прослеживаются черты великолепных в будущем руководителей. Но предложить работать в Ордене им… М-да. Что-то я упустил этот момент. Пора им выбираться из "теплиц", когда основную работу за них делают другие. Надо будет намекнуть Грейнджер, что им в "мою" армию — хотя она давно уже их собственная, пусть они до сих пор стесняются понять и принять это — следует уже подыскивать кого-нибудь на чисто административную работу. Жаль, малышка Уизли не пошла в мать. Молли в свое время с работой казначея справлялась просто на "превосходно"! Даже беременности ей для этого помехой не были…"

— …И хотя ягоды в наличии имеются, но лимонов не осталось совсем, поэтому на праздничном пиру придется обойтись без лимонада…

"Но все равно, очень уж не вовремя все случилось. Кентавры бы драли фаджевых дуболомов! — в который раз Дамблдор в сердцах непроизвольно пытался сглазить аврорскую четверку, прибывшую арестовывать Хагрида по приказу генерального инспектора. — И Амбридж тоже! И ведь попросить помочь некого…"

Филиус и Помона все же были не големами, поэтому сейчас находились в законном отпуске, а Северус был вынужден где-то пропадать, днями и ночами варя зелья Тому. Иронично, но получилось в чистом виде отсроченное проклятье. Основные неприятности у Дамблдора начались уже тогда, когда и Фадж, и Амбридж перестали представлять какую-либо угрозу. Первый трусливо сбежал, а вторую больше заботило удержаться на посту первого заместителя.

— Директор, вы слушаете меня?

— Конечно, Аргус. Продолжайте.

— Наволочки и полотенца. За последний год домовые эльфы истерли целых…

"Мордред, полотенца! По-ло-тен-ца! У меня и о них должна болеть голова?! О, Мерлин, дай мне сил! И верни мне Минерву!"

Высшие силы, видимо, сжалились над великим и могучим волшебником, проигрывающим с бюрократией войну на истощение, так как в дверь тихонько поскреблись. Вечно беспокойные дети пока еще не прибыли в школу, поэтому проход в кабинет директора не был прикрыт паролем.

— Альбус? Можно к тебе? — спасение пришло в виде старого соратника.

— Да, конечно. — В открывшуюся дверь влетел Флетчер и уже было распахнул рот, чтобы поделиться какой-то срочной новостью, но запнулся, увидев Филча. — Извини Аргус. Давай отложим на потом. Как видишь, срочные важные дела.

— Но как же быть с остальным? — растерялся завхоз. — Я всего лишь треть…

— Составь смету. Я посмотрю и подпишу ее потом, как будет время…

Недовольно бормоча: "дела, дела — а кормить этих паразитов чем?" — Филч захлопнул свою записную книжку и зашаркал на выход. В освободившееся кресло тут же плюхнулся Мундугус и привычным взглядом "а вот это, и это, и это вот тоже можно в Лютном загнать за неплохие деньги" окинул директорский кабинет.

Альбусу Дамблдору каждый соратник рано или поздно задавал вопрос вроде: "зачем в рядах честного и прогрессивного Ордена Феникса такой… хм, волшебник-неоднозначного-рода-занятий, как Мундунгус Флетчер? Не лучше ли избавиться от пятнающей своим поведением светлые ряды личности, пока она не предала или, что более вероятно, продала всех с потрохами?" На все такие вопросы простодушных идеалистов глава ордена лишь хитро усмехался в роскошную бороду и отговаривался своими любимыми сентенциями: "не следует судить о человеке по слухам" и о "втором шансе, которого достоин каждый".

Как бы хорошо ни срабатывала на детях и некоторых взрослых выбранная директором маска, но наивным простаком Дамблдор никогда не был. Поэтому выданный ему кредит доверия Мундугус отрабатывал по полной. Так, Флетчер являлся одной из нитей контроля дна магической цивилизации, которое могло, если его оставить без внимания, оказаться источником множества неприятных сюрпризов. Да и определенные, совсем не светлые, артефакты было удобнее приобретать и сбывать через цепочку внешне неприглядных, но весьма надежных для Дамблдора посредников, чем заниматься контрабандой лично. Плюс, чего по виду не скажешь, Флетчер был достаточно умелым волшебником, пусть и с весьма специфическим арсеналом, а такой всегда где-нибудь, да пригодится.

Впрочем, хотя все это и было весьма полезно, но по сравнению с истинной причиной являлось не более чем приятным дополнением. Дамблдор держал, причем держал в крепко сжатом кулаке, Мундунгуса совсем для другого.

Что всегда Дамблдору удавалось особо, так это находить хороших людей с уникальными талантами и использовать их ко всеобщему благу. Вот и у Флетчера была одна чудесная, но при этом совершенно неволшебная способность. С большой буквы Дар, если это можно было так назвать. У ушлого деляги как-то получалось регулярно оказываться там, где происходит что-то очень важное и интересное. Причем получалось у него это совершенно неосознанно и неожиданно для всех, в том числе и для себя самого. Собственно, падение в низы социума магов и началось с одного такого случая в молодости, когда он оказался в удачном месте в удачное время, но не смог пересилить себя и отказаться от весьма заманчивого искушения "найти" то, что ему никогда не принадлежало. Это было давно, с тех пор он поумнел, поэтому сейчас ограничивался (ну-у-у, старался ограничиться) торговлей товарами и информацией о происходящих событиях как в мире магов, так и в обществе сквибов-контрабандистов, только с проверенными контрагентами. Самым лучшим был Дамблдор, который не скупясь платил своему агенту очень неплохие деньги. Жалкая сотня-другая галеонов — ничто по сравнению с теми политическими и экономическими преференциями, что получал Альбус от своевременного узнавания горячих фактов.

Вот и сейчас Мундунгус сливал в омут памяти Дамблдора две сцены. Первая — как один из нынешних учеников Хогвартса покупал у Горбина очень специфический, а потому легко узнаваемый боевой артефактный пояс, в котором любили щеголять лорды Блэк. Вторая — как владелец этого пояса, обладавший совсем другим лицом и фигурой, уходил с места убийства главы ДМП.

После окончания переноса информации Флетчер обессилено откинулся в кресле. Эта магия ему всегда давалась очень тяжело, так что настало самое время отдать должное гостеприимству Дамблдора, которое в этот раз приняло форму бутылки дорого огневиски и закуски, принесенной хогвартским эльфом. Директор же тем временем внимательно, с разных ракурсов просматривал обе сцены.

Дамблдор не так чтоб уж очень сильно жалел последнего взрослого представителя рода Боунс. Не больше обычной человеческой печали от гибели сильного волшебника и вменяемого главы одного из министерских отделов. Однако она своей раздражающей принципиальностью, верностью букве закона и непониманием намеков уже изрядно надоела не только верховному судье, но и большинству Визенгамота. Так что можно было с уверенностью сказать: что так, что этак дни ее были сочтены. Не Волдеморт, так Фадж или его сменщик уберет неудобную фигуру, занимающую на влиятельной позиции место впустую.

А вот способ убийства Дамблдора очень заинтересовал. Альбус никогда не пренебрегал магическими новинками (вплоть до того, что даже Близнецам, бывало, "оговариваясь", подкидывал любопытные идейки), поэтому место преступления осматривал лично. Но, вслед за специалистами Отдела тайн, так ничего и не понял. Комната, в которой напали на Боунс, имела вид, будто бы в ней произошел взрыв… в обратном направлении! То есть и осколки летели, и предметы смещались не от некого фокуса, а к нему. Этакая бомбарда наоборот, которая взорвалась в дверях. Какие именно чары или набор чар были использованы и, главное, зачем, ведь на трупе Боунс, ну, насколько его сквозь обгорелую кожу смогли осмотреть, не было следов повреждений от ударов — неясно. Но очень любопытно. Жизненно любопытно. Ведь если так пришли к Боунс, то кто мешает точно так же прийти и к нему самому — к Дамблдору?

"А теперь, когда стала известна фигура исполнителя — любопытней вдвойне. Ведь если с помощью артефактов-чар-транфигурации, или еще что там это было, не самый сильный волшебник смог убить директора ДМП, куда слабаки не попадают по определению, то на что же способно это, вылети из палочки по-настоящему сильного? Например, самого Тома? — обеспокоился Дамблдор. — И, кстати, почему Риддл пошел не сам? Почему такое мощное заклинание доверил другому? Что такого я не увидел в Винсенте Крэббе, лорде Крэбб, что увидел Том? И что можно получить с Крэбба, держа его таким компроматом, по сути, за горло?

Хм… Беда в том, что владение настолько мощным компроматом в какой-то мере совершенно… бесполезно. Слишком уж бескомпромиссна эта тайна. Окажись в такой ситуации на месте Крэбба, ну, например, Малфой, я бы выпил рюмочку коллекционного огневиски столетней выдержки из бутылочки для особых случаев, но… Малфой слишком хитер и скользок для такой элементарной ошибки. Именно потому, что Люциусу есть что терять, он никогда не подставится настолько глупо. А вот Крэбб… Крэбб, судя по своим поступкам, далеко не настолько умен. И посеянные младшим Барти семена восхищения Томом, похоже, дали в и так не особо добропорядочном мальчике обильные всходы. По-юношески максималистичный Крэбб может наплевать на то, что взрослые опытные люди называют благоразумием и долгосрочными интересами. Пуститься во все тяжкие, с закономерным результатом, не думая о будущем. В таком случае Крэбб просто рассмеется мне в лицо и с гордо поднятой головой отправится в Азкабан, как сделал это в свое время Крауч.

Стоп. А не совершаю ли я ошибки, считая Крэбба простаком? Кто же ты такой, Винсент Крэбб?

Слизеринец, изгнанный Основателем со своего факультета. Редкий случай. Но в Библиотеку его пускают. Почему, если изгнали?

Легко вжился в Хаффлпафф. Любим учениками, всегда готов им помочь.

Темный маг. Глупенький любитель старых чар. Как-то не вяжется это с новыми мощными заклинаниями. И неувязка с предыдущим пунктом. На Хаффлпаффе темных магов не любят. А его — любят и уважают. Хм… Занял на факультете социальную нишу Нимфадоры?

Вассал младшего Малфоя. От чего, мягко говоря, не в восторге.

С истинно гриффиндорской храбростью бросился на защиту девочек на более сильного и вдвое превосходящего числом противника. Опять неувязка. На Хаффлпаффе не любят агрессивных.

Убил своего отца… Кстати, очень любопытно, как он смог ограничиться всего лишь меткой отцеубийцы, избежав печати Предателя Крови? И как вообще смог это проделать? Ведь на стороне старшего в роду почти всегда выступит родовой алтарь… которым он был после убийства спокойно признан…

Сын слуги Темного Лорда и его ученик-в-магии. Очень это непохоже на Тома, брать учеников. Но взял. Что это? Случайность? Эйфория после возрождения? Невероятное везенье, сопровождающее Крэбба?

Отличные навыки окклюменции. Я не смог пробиться в его разум, будто бы его защищает невероятно мощный артефакт наподобие легендарной Диадемы Рейвенкло. Но Северус как-то обмолвился, что когда Крэбба допрашивали жестко, кое-чего вытащить из головы парня он смог.

По старому ритуалу принял в род ничем не примечательного одноклассника. Не пожалел даже своей магии, что, опять же, невероятно странно для идейного ученика Тома.

Теперь вот мальчик вырос и стал убивать ради своего господина. Недаром он так долго общался с Барти Краучем-младшим… И опять это идет вразрез с предыдущими действиями.

Тупой дуболом, приехавший на Распределение. Импульсивный подросток. Хитрый и опытный интриган. Приветливый и открытый юноша, готовый чисто по-хаффлпаффски на все ради друзей… Создается впечатление, что это не один, а сразу несколько людей в одном теле. Но обновленная и усиленная мной в девяносто втором защита Хогвартса не пропустит одержимого…

Что-то с делами Турнира и с последовавшим после его окончания гигантским цунами нападок в Международной Конфедерации Магов я слишком сильно запустил местные дела… Вот Крэбб и выпал из поля моего зрения. Зря я не приставил к нему наблюдателя. Та же Тонкс — хорошая бы ей была практика. Однако, что случилось то случилось…"

Тут Дамблдор осознал один лежавший совсем на поверхности факт, вытащил голову из омута памяти и недовольно посмотрел на своего информатора.

— Мундугус! — строго произнес Дамблдор. — Ты бы еще через год ко мне с этим пришел!

— Гх-гх-гхм… — закашлялся Флетчер, отхлебнувший из стакана слишком большой глоток огневиски. — Так это, нужно было срочно скинуть… Ну, ты понимаешь, Альбус… Я еле ушел… И потом… Как-то вот… Ну, это… В следующий раз я обязательно! Ты же меня знаешь.

Да. Мундугуса Альбус знал. Поэтому, как бы ни хотелось ему выругаться и трансфигурировать своего подчиненного на пару минут в нюхлера, пришлось ограничиться тяжелым вздохом и укоризненным взглядом. Ведь обратной стороной таланта Флетчера, с которой Альбус сколько бы ни боролся, но так ничего и не смог сделать, было абсолютное непонимание, какая информация важна настолько, что должна быть доведена незамедлительно, а какая — никому не нужная пустышка.

"В этот раз он, хотя бы, всего месяц пробегал", — подумал Дамблдор.

Мундунгус же, видя укор во взгляде своего патрона, отставил магическое спиртное от себя подальше и спросил: — Альбус, это… Как моя новость? Порадовала тебя?

— Да, — еще раз тяжело вздохнул Дамблдор и признался. — Любопытное событие ты поймал.

— Эм… А можно… Ну… Как обычно у нас…

— Да. Задумался. Лови, — и в сторону жулика полетел кожаный кошелек. Кошелек был совсем плоским, но в нем из-за чар незримого расширения была спрятана целая куча монет: пятьдесят галеонов сиклями. Пока Мундунгус Флетчер с жадностью пропихивал через слишком узкое горло мешочка свои загребущие ручонки, Дамблдор спокойно достал свою бузинную палочку, направил ее на своего информатора и произнес:

— Обливиэйт.

Стерев все воспоминания о раскрывшемся Ордену Феникса убийце, Дамблдор положил палочку обратно на свой стол, и невербальным ренервейтом привел Флетчера в сознание.

— Мундунгус, друг мой. Ты слышишь меня?

— Э?

— Ты что-то совсем меня не слушаешь… Быть может, вторая бутылка, которую ты взял без моего спроса, была лишней?…

— Ну…

— Успокойся и слушай меня внимательно. Я прошу тебя сделать следующее…

Спустя пятнадцать минут Флетчер, простимулированный еще одним кошельком, ушел, а Дамблдор поудобнее устроился в своем кресле и глубоко задумался. Что-то в ситуации с Крэббом не давало ему покоя.

"Что же я упускаю? Что?.. Вассалитет? Нет. Упивающиеся? Нет, что-то такое, близкое… "Армия Дамблдора?" О, Мерлин! "Отряд Крэбба"! Ну конечно же! Как я сразу этого не увидел?!

Итак. Что имеется в начале? Личный вассалитет Драко Малфою. Отец — Пожиратель Смерти. Казалось бы — будущее прямо, как маггловский рельс. СОВ или ЖАБА. Метка на руку, место по наследству сразу же во внутреннем круге. Деньги, признание, страх одних и восхищение других…

Сразу во внутренний круг — немыслимо шикарный старт для большинства старых Упивающихся. И не старых тоже. Очень многие полукровки и чистокровные из бедных семей с радостью шли служить Тому ради возможности встать выше. Однако при таких возможностях Крэбб почему-то выбирает гораздо более сложный путь личного ученичества. Ученика-в-магии, где учитель — сразу и мама, и папа, и родовой алтарь, и бог! Даже дышать при такой клятве возможно только с разрешения учителя! Отторгаемый Крэббом личный вассалитет по сравнению с этим — игры хаффлпаффских первокурсниц.

И опять непонятно. Все эти года он стремился к свободе, а тут сам надел на себя ярмо. Причем, не только надел, но и спокойно его несет, что для такого молодого волшебника, мягко говоря, необычно. Он специально тренировался смирять себя? Где? Когда? У кого?.. И зачем?

Да. "Зачем?" — это главный вопрос. И, как положено, правильно заданный вопрос несет в себе уже половину ответа. Зачем ему это могло понадобиться? А только затем, чтобы не пойти в Упивающиеся. Крэбб, без сомнений, совсем не разделяет идей Риддла и ведет свою собственную игру. Иначе зачем ему дистанцироваться от обожаемого Темного Лорда? Зачем делать отдельную — ото всех, кстати, отдельную, от министерства тоже — дружину?

Да! Дружина! Это доказательство!

В принципе, такое поведение не удивительно. Избранники Основателей никогда обычными людьми не были, зато всегда были амбициозными юношами и девушками. Интересно другое. Крэбб — он такой храбрый или настолько… глупый? Или и то, и другое?

Понимает ли Том, что Винсент пошел не в Логана, который, кстати, тоже особым фанатиком не был? Несомненно. Риддл таких умников на завтрак ел, когда нынешний лорд Крэбб был не более чем блеском в глазах своего папаши. А вот понимает ли Винсент, что Том разгадал его план? Понимает ли, что так как вся его дружина построена не на великой идее, а всего лишь на личности вождя, то она может в результате примитивнейшей интриги легко "сменить хозяина"? Нужно всего лишь первым успеть объяснить осиротевшим, кто именно виноват в смерти их друга, и направить мстителей в нужном направлении.

Если это так, то все… вдвойне странно. Теперь уже со стороны Тома. Ученик — это слабость, а Магия одаряет гораздо реже, чем карает. Риддл взял Крэбба в ученики, без сомнения, только ради Ее даров. Иначе учил бы его совсем другому. И по-другому. Но тогда последнее, что ему нужно — это убирать своего ученика. Или он решил сделать новых, молодых и незапятнанных Упивающихся? Тогда, опять же, непонятен выбор публичного лидера. Кто-нибудь с Рейвенкло подошел бы гораздо больше. Тот же Белби, например. Он бы ни разу не усомнился в своей избранности и обязанности вести вперед, крепко сжав подчиненных в кулаке. Для этого у него, да простит меня Основательница, просто мозгов не хватит. Винсент же как-то… юлит. Нажимает там, где не нужно, и отпускает там, где нужно плотно сжать, не глядя ни на какие дружеские отношения. В общем, одни странности, и никаких ответов.

Кстати, а во что же верит Крэбб? С кем видит себя в будущем? С Палатой? После того отчета — точно нет. С министерством? Может быть, но тогда его поведение вдвойне странней. Где-то такое, смутно припоминаю, было… — директор потер виски, пытаясь вспомнить. — Да! А ну-ка!.."

Дамблдор встал, открыл свой сейф с воспоминаниями и взял нужный ему флакончик. Фиал появился здесь совсем недавно, поэтому долго искать его не пришлось.

"Посмотрим еще раз на приключения Долорес", — подумал Дамблдор и опрокинул бутылочку в омут памяти.

Дамблдор не был злопамятным человеком. Однако не был он и дураком, да и прожил немало, поэтому оставить совершенно безобразное поведение бывшего Генерального Инспектора просто так не мог. Тут сама логика событий подразумевает, что если из искренней доброты не наказать Амбридж, то она этого просто… не поймет! Воспримет не как слабость, нет. Меряя по себе, она подумает, что обиженный и оскорбленный директор затаил зло и готовит для нее наказание уж совсем запредельно отвратительное. А подумав так, попытается напасть первой просто из чувства самосохранения. Зато если выставить претензии и стребовать с нее долг… Тем более, момент выдался уж больно удачным. Министр Фадж ушел, оставив работников гореть в лихорадке честолюбия и жажды власти. В министерстве сейчас каждый пытается изо всех сил подсидеть старшего и одновременно не оказаться подсиженным младшими. И чем выше был пост, тем сильнее и бескомпромисснее велась подковерная борьба.

"Конечно, идеально было бы, если я лично спас бы ее от кентавров, получив долг жизни. "Опоздать на корабль" — появиться тогда, когда взбешенные кентавры тушат свою горящую деревню и встречают любого, даже хорошо знакомого волшебника, стрелами… Лучше бы я вообще не приходил! За долгие и непростые переговоры нужно будет взыскать с Крэбба. В итоге пришлось… пообещать Амбридж покровительство! Узнали бы о таком чистые душами Поттер с друзьями-гриффиндорцами, боюсь, их вера в меня серьезно бы поколебалась.

И зря. С темными магами невероятно удобно иметь дело. Они сами себе напридумывают ужасов, сами испугаются и сами расскажут все, что угодно… собеседнику. Например мне было достаточно зайти в кабинет Амбридж, трансфигурацией превратить дверь и окна в монолитную стену, пристально посмотреть ей в глаза… и все. Я получил все нужные ответы и клятвы. А вот с большинством гриффидорцев на ее месте пришлось бы совсем не так легко", — с гордостью подумал Дамблдор и выплеснул воспоминания в омут. Опустил лицо в "воду" и спустя пару минут поднялся обратно. Выражение лица у него было обескураженным.

"Ну надо же! Кто бы мог подумать, что Крэбб верит в… меня! "Мы самой Магией избраны, чтобы честно и справедливо править всеми: и кентаврами, и гоблинами, и вейлами, и магглами!" Как не узнать лозунг, который когда-то придумал… лично я?!"

Это и в самом деле было именно так. Давно, когда нынешний век еще даже и не начался, совсем юный Альбус вместе со своим лучшим другом Геллертом, как и положено мальчишкам, мечтали. Кто-то в этом возрасте мечтал о деньгах, кто-то — о любви, кто-то — о славе, кто-то, уже в этом возрасте — о мести. Совсем о другом мечтали Дамблдор с Гриндевальдом. Они мечтали о великом общем благе — сделать мир лучше, честнее, справедливее… Сделать так, чтобы не было войн, чтобы и волшебники, и волшебные существа, и магглы — все жили в едином общем мире. Использовали свои сильные стороны, чтобы помочь купировать чужие слабые… Вот только как их всех хотя бы теоретически можно объединить? На первый взгляд, да и на второй с третьим и четвертым — никак.

Если бы слово "невозможно" надежно останавливало всех без исключения мечтателей, то люди до сих пор бегали бы стаями по веткам пальм где-нибудь в Африке. Вот и два молодых пытливых ума, желающих изменить мир к лучшему, после полугода споров выработали следующую политическую программу.

"Как всем хорошо известно, мудрость приходит с возрастом. Поэтому, при прочих равных, лучшим правителем, ко всеобщему благу обеспечивающим стабильность, развитие и совместное процветание, будет дольше всех проживший. А кто живет дольше других? Волшебники.

Да, и магглы, и существа, и твари вполне могут иметь своих собственных королей-глав-вожаков. Да, среди них могут попасться и настоящие гении. Да, частенько случается так, что возраст приходит один. Но все равно, если есть преимущество в длительности накопления опыта — сроке жизни, то при принятии решений будет меньше горячности, а больше — правильного расчета. Да и период стабильного правления будет длиться дольше. Поэтому волшебники самой Магией предназначены, чтобы править всеми честно и справедливо!"

Вот только как под рукой волшебников собрать всех-всех-всех? Людей, магглов, существ, тварей? Магглов, что загнали волшебников в резервации? Драконов, загнанных в резервации уже самими волшебниками? Бешеных в полнолунье оборотней? Вампиров, смотрящих на всех как на еду? Кажется, проще кошку и собаку поженить!

И вот тут молодой и пытливый ум Гриндевальда, хорошо тогда знакомого с техническими достижениями магглов, можно даже сказать, очарованного их прогрессом, нашел парадоксальный способ. "Сначала объединить в одну страну магглов, а волшебники потом по Статуту "сами подтянутся". Способ был признан перспективным. Друзья совместно стали разрабатывать планы по построению мира общего блага… но тут погибает Ариана.

Ариана не терпела громких, яростных споров, чисто по-детски срываясь в крик и слезы. Поэтому Альбусу и Геллерту — цельным, сильным, смелым, но по-юношески нетерпимым максималистам волей-неволей приходилось смирять свою горячность, а там становилось недалеко и до компромисса. Внезапная смерть мисс Дамблдор поменяла во взаимоотношении друзей очень многое, если не все. Теперь никаких ограничений больше не было, споры стали оканчиваться не компромиссом, а ничем, противоречия раз от раза становились все серьезнее, и потихоньку видение того, как именно следует достигнуть Высшего блага, стало у друзей диаметрально противоположным. Особенно это касалось количества "допустимых потерь" и тех, кто в эту графу мог попасть.

И Дамблдор, и Гриндевальд были, конечно же, в силу молодости несколько наивны. Но не настолько, чтобы не признавать, что новый мир невозможно построить в белых перчатках. Однако, поначалу в список, хм… погибших подлежали к занесению только самые непримиримые враги и, возможно, некоторое, очень небольшое количество случайных жертв. Жестоких проскрипций не планировалось, но не было и особой жалости. И к существам, и к магам, и к магглам. Особенно к последним.

Да и о какой любви или хотя бы жалости может идти речь, если именно магглы (пусть это и были не понимающие творимого в силу своего возраста дети) стали первопричиной всего плохого, что случилось с семьей Дамблдора? Избиение и помешательство сестры. Пожизненное заключение отца. Гибель от несчастного случая матери… Другой бы на месте Дамблдора превратился в упыря, буквально упивающегося болью и кровью, не деля магглов на правых и виноватых, но Альбус оказался сильнее зверя внутри. Прочувствовав горе от потери любимой сестры, он раз и навсегда зарекся убивать. Тем более смерть убийцы никогда не возвращала его жертв к жизни…

Как показало будущее, это было правильное решение. Давать вторые шансы оказалось не только разумно и милосердно, но еще и очень выгодно! А вот Гриндевальд выводы сделал прямо противоположные. Гибель сестры лучшего друга, внезапно, совсем не тронула его. Наоборот, он осознал, что в смерти даже достаточно близкого человека нет ничего особенного. Всего лишь буквы и цифры на могильной плите. А раз так, то и сковывать себя дополнительными глупыми ограничениями — неконструктивно и вредно.

Непротиворечивая логическая цепочка, кратко выражающаяся в трех словах: "Маги — лучшие правители!" — оказалась проста для понимания и весьма привлекательна для колдунов по всему миру, которые уже изрядно подустали от Статута Секретности. Причем совершенно закономерно, что чем сильнее Статут притеснял волшебников, тем больше раздражения или даже ненависти к магглам и лояльным волшебникам он вызывал. Лозунг превосходства волшебников, формально оставшийся без изменений, реально перестал быть таким прогрессивным и мягким, каким задумывался изначально. Намерение помочь сменилось страхом маггловского прогресса, желание равноправия — желанием власти, возможность — обязанностью, а доброта "старшего брата" — братской же ненавистью. И девиз зазвучал теперь так: "Мы [волшебники] самой Магией избраны [а значит — безусловно должны], честно и справедливо [жестко, не допуская никаких возможностей навредить нам, ведь мы — выше] править [заставлять работать на себя] всеми: и кентаврами, и гоблинами, и вейлами, и магглами [а несогласные с волей Магии — да умрут!]!" Тем, к чему в итоге все это привело, многие продолжают пугать своих детей…

Дамблдор убрал воспоминания обратно в фиал, запер сейф, спрятал чашу омута памяти и с весьма задумчивым видом уселся в свое кресло.

"Как все оказалось… смешно! Похоже, я с самого начала ошибся, записав Крэбба в сторонники Волдеморта. Конечно, у меня на то были вполне обоснованные причины, но… все равно, жаль. Мальчик оказался весьма и весьма способным. Если бы вовремя за него правильно взяться, объяснить ему глубину заблуждений Гриндевальда, мог получиться кто-то вроде Северуса, но для ЗОТИ… Однако, увы. Сейчас уже ничего исправить нельзя. Во всяком случае, пока жив его учитель…"

Дамблдор встал, подошел к одному из шкафчиков, развеял запирающие чары, открыл, порылся внутри и достал из секретного отделения небольшую, в таких по размеру обычно хранили воспоминания, склянку. Только эта, в отличие от прошлой, была полна не серебристым, переливающимся перламутром туманом, а темно-алой жидкостью. Специальным образом зачарованный фиал, выточенный гоблинами из цельного кристалла кварца, был предназначен для того, чтобы предохранять свое содержимое от любого вида порчи: начиная с банального старения и заканчивая ритуалами отчуждения.

"Даже Том, — думал Дамблдор, все еще немного сомневаясь в принятом решении, — показательно ограничивался в притязаниях одной лишь Англией. Попробуй он сказать вслух что-то вроде того, что брякнул Винсент… Напуганное Гриндевальдом мировое магическое сообщество как узнало, так тот час же превентивно оторвало бы ему голову. Странно, что после такого спича в команде у Крэбба остался хоть кто-то… Видимо, подрастающее поколение волшебников уже просто не понимает, что именно сказал тогда их любимый Винс. Но я-то это понимаю прекрасно! Как и то, к чему это может привести в будущем!"

Дамблдор подошел к зеркалу и улыбнулся доброй и открытой, хоть сейчас на обложку дамского журнала, улыбкой. Поправил черную щегольскую бородку, бакенбарды, провел рукой по вьющимся волосам без единой сединки. Хмыкнул, и половина волос тут же побелела, превратившись в ту самую "благородную седину". Удовлетворенно кивнул своему отражению и пошел к дымолетному камину.

"Удивительно, как волшебники могут недооценивать трансфигурацию! Почему ведьмы не штудируют ее, как магглы свою Библию? Ведь если превратить верхнюю часть тела в акулью голову по силам даже умелому выпускнику, так зачем опытному и одаренному мастеру трансфигурации парикмахер, косметические и моющие средства… и оборотное зелье? Жаль, что молодость или хотя бы здоровье, чтобы исправить ошибки прошлого, таким образом вернуть нельзя… Нет! Я уже слишком много совершил их, чтобы и дальше позволить себе ошибаться. С точки зрения МКМ Том — всего лишь один из местечковых политиков консервативного направления. И цель его — захват Магической Британии (и ни пядью больше) — для магического мира в целом безопасна. А вот Винсент Крэбб… Он уже сейчас сделал претензию на общемировое господство. Поднял растоптанные знамена со знаком Даров Смерти, встать под которые, как и раньше, пожелают многие. Такое МКМ не простит никогда! И ладно бы, пострадает один лишь только Крэбб. Нет, в таких случаях только лишь шкурой вождя не ограничиваются. Всегда страдает и страна, его поддержавшая. А нам сейчас чего еще только не хватает, так это вторжения коалиции континентальных магических держав! Так что, мальчик мой, раз ты посчитал допустимым воплотить в реальность страх своей одноклассницы, раз ты достаточно взрослый для того, чтобы совершать политические убийства, — Дамблдор крепко зажал в кулаке склянку с собранной в Выручай-комнате кровью Крэбба, — то не обижайся, что и с тобой поступят по-взрослому! Я не позволю тебе погрузить Британию в хаос!.."

Понравилась книга?

Присоединяйтесь к каналу

Книжная полка дозора

Книги для Вас!

Если Книги после прочтения Вам понравились, купите их в бумаге (если есть), электронную у автора или задонатьте ему, тем самым поддерживая хорошую и качественную литературу!

_{Мы не бандиты!}

_{Мы благородные пираты!}

_{(из м/ф: Тайна третьей планеты)}