Мы встали по центру пустого зала, вежливо поклонились друг другу. После чего Пантера плавно и грациозно присела настолько низко, что ее платье образовало своими складками на паркете зала этакую брошенную на землю распустившуюся розу, и замерла в ожидании. Ее черные глаза смотрели на меня с явным вызовом, прикрытым вежливым, но страстным ожиданием.

Я напрягся. Сейчас все решится. Если мелодия окажется незнакомого ритма и, соответственно, рисунок танца окажется мне неизвестным, то это будет грандиозный позор, который мне следует принять с положенным смирением и соответствующей миной на лице. Но если ожидается, судя по костюму знойной красотки, какой-нибудь пасадобль, то мы еще посмотрим, кто кого перетанцует! Все же наука Антонниты, беспощадно гонявшей меня этим летом, забыться никак не могла.

Зазвучала музыка, в которой я с диким удивлением, переходящим в немыслимую радость, узнал тысячу раз слышанную в танцевальном зале поместья Лусеро мелодию "Малагенья Лекуона". Не удержав на лице счастливой улыбки, я с уверенным вызовом взглянул прямо в глаза партнерше, протянувшей мне навстречу манерным жестом холеную руку.

"Кто же мне так ворожит?" — подумал я, с трепетом касаясь нежной кожи Пантеры. Последней осознанной мыслью была: "И где министерские взяли такой хороший оркестр? У магглов, с последующей чисткой памяти?" А потом цунами музыки нахлынуло на меня, и я полностью растворился в танце.

Это был бой! Это была любовь! Это была смерть! Это была жизнь! Итальянка была то ластящейся кошкой, то мгновенно менялась на дикую львицу. Была шелком, была и сталью. То робким, добрым трепещущим язычком пламени в очаге, то злым безжалостным и всепожирающим огнем лесного пожара. Она была богиней! Сама Терпсихора с завистью бы смотрела на то, как искусно и чувственно, отбросив прочь все лишние мысли, танцевала Пантера.

Увы. Наше своеобразное состязание показало, что я оказался изрядным оптимистом, когда думал перетанцевать свою партнершу. Чрезмерным, скажу прямо, оптимистом. Куда там мне! Максимум на что я оказался способен — не выглядеть на фоне воплощенной музы танца вставшим на задние лапы косолапым. И это все — в прекрасно знакомом мне, от зубов можно сказать отскакивающем, танце! А между тем мелодия "Малагеньи", как это было на репетициях с моей испанской учительницей, точно так же перетекла в "Испанского Цыгана", причем именно на тех же самых тактах! Невероятно удачное совпадение! И даже с таким везением я умудрился сделать внезапную ошибку, когда вместо привычного по тренировкам мне отступа моя Пантера сделала шаг вперед, случайно излишне плотно прижавшись ко мне своим желанным телом…

Бедная Антоннита. Теперь, видя настоящий божественный танец, я осознал, насколько, как оказывается на самом деле, слабо танцует та, которая раньше мне казалась непревзойденным мастером. На фоне Пантеры испанка выглядела обычной деревенской простушкой, впервые вышедшей в круг.

Танец для меня окончился совершенно неожиданно. Вот еще мгновение назад моя душа парит в небесах, и — раз, все кончилось. Отсутствие движения и звука, казалось, причиняло настоящую физическую боль. И шквал аплодисментов, которым за показанное представление поблагодарили нас чистокровные маги-зрители, ничуть не купировала ее.

— Я… Я… — начал было я говорить Самые Важные на свете слова, но Пантера лишь покачала головой и приложила свой пальчик к моим губам. Потом ее тело слегка напряглось, и она обвела выразительным взглядом что-то у меня за спиной. Видя показное удивление на лице моей партнерши, я приложил невероятные усилия и отпустил ее руку и разжал свои, находящиеся уже за гранью аристократических приличий, плотные объятья. Отпускать ее не хотелось! Совсем! Но Пантера права. Здесь не то место и не то время. Но я сделаю все что можно, и что нельзя, лишь бы только то место и то время сошлись в пространстве как можно скорее.

Как прошел остаток бала я потом, казалось, не смогу вспомнить даже с помощью омута памяти. Я что-то делал, куда-то ходил, что-то ел и пил. Вокруг меня непрерывно что-то происходило, но все это абсолютно меня не задевало. Я просто был не здесь. Полную дешевого пафоса речь толкал Министр, какую-то важную информацию до меня пытался донести Гойл, где в стороне Малфой-младший что-то втолковывал экспрессивно размахивающему руками Забини… А я все смотрел и смотрел на улыбающуюся мне Пантеру и видел только ее. Так и прошел остаток бала.

Наконец объявили последний, закрывающий бал танец. Вальс. Равнодушно отпихнув плечом какого-то молодого хлыща, пытающего пригласить мою девушку, я склонился в вежливом поклоне.

— Леди? Вы…

— Конечно!

Платье Пантеры опять, непонятно когда только успело, претерпело изменения, и теперь, классическое и белое, как никакое другое подходило для вальса. Я же остался в стилизованном костюме тореадора, так как и не нашел места, где бы мог уверенно поменять его обратно на классическую тройку. Да и отпустить взглядом Пантеру не имел сил. Казалось, стоит мне отвести взгляд, как она окажется всего лишь моей несбыточной мечтой и рассеется как утренний туман с восходом солнца.

Мы вдвоем плыли на волнах вальса, а в душе у меня, вознося в облака любви и счастья, играла совсем другая мелодия:

Где мы жили, как мы жили, Улыбаясь и печалясь? Мы сегодня позабыли, Потому что повстречались Навсегда, навсегда, Навсегда... Мы не знаем кто откуда И забыли кто мы сами. Только знаем, это — чудо. И случилось это с нами.

Ночь подходит к середине И поет на счастье птица. Только знаем — нам отныне Невозможно разлучиться Никогда, никогда, Никогда, никогда...*

Рано или поздно все кончается. К сожалению, все плохое почему-то заканчивается поздно, а хорошее — совсем наоборот. Так, очень быстро, закончился и этот вальс, а с ним и торжественный министерский прием. Сытом здесь, конечно, гостей не обносили, но и так всем все было понятно. Гости потихоньку стали прощаться, покидать зал и, забирая у дежурных авроров свои волшебные палочки, расходиться по домам через камины, портключи или аппарацией.

Настало время уйти и мне, вот только как можно бросить эту девушку? Как вообще от неё можно отойти? Нет уж, я должен ей все сказать! И пусть сейчас мне хоть кляпом рот затыкает!

Кого-то при виде объекта страсти разбивает словесный понос, но я, к сожалению, совсем из другой категории. Хотя, честно говоря, я раньше думал, что от этого позорного косноязычия избавился уже лет двадцать как минимум. Однако сейчас в голове была розовая пустота, а на языке крутилось одно лишь "я старый солдат и не знаю слов любви", поэтому начал я свое признание весьма неуверенно:

— Леди. Я прошу меня выс… — вот только возможности закончить Пантера мне не предоставила. И в этот раз, совсем не таким приятным способом, как раньше.

— Ты! — громко, на весь зал проговорила, точнее, практически прокричала моя любовь. — Как только твой поганый язык повернулся что-либо мне сказать! После того как ты меня на весь зал опозорил своим поведением! Глаза бы мои на тебя не глядели! Неужели ты думаешь, что я, Летиция Мария Илэрия-Забини, леди Забини, приму знаки внимания от какого-то сопливого лорда? Да еще в такой грубой форме? Ты не на деревенской плясульке, и я — не твоя подружка! — резкий взмах веера был похож на взмах палаша гусара, разрубающего со спины голову бегущего в страхе пехотинца.

"Вот и верь потом поэтическому "в танце нельзя солгать" — предельно ошарашенный, только и смог подумать я.

— Что, малыш, но повезло? Чай, не на простушку-магглу натолкнулся! Здесь приличное общество, а не те твои дешевые шлюшки, которым покажешь сикль и они на все готовы даже для такого как ты!

Все еще в ступоре от только что полученного жесткого отказа, я обернулся и непонимающе посмотрел на стоящего за моей спиной молодого мужчину.

— Ах нет! Как я мог так ошибиться?! Ты же из этих, которые любят подставить свою мягкую толстую попку взрослым дядям, не так ли, лордишка? Или лордунчик, не так ли тебя называют твои любовники? Как только с девкой-то, пусть и такой изрядно потасканной, танцевать все же вышел…?


* стихи — Генрих Сагпир

Глава 35. Двойка Мечей


Не зря в приличном обществе все без исключения, и юноши, и девушки с детства изучают риторику. Умение владеть своим языком не менее важно, чем длинная череда портретов предков в родовом мэноре и толстый счет в банке. Как сделать комплимент, как вежливо отказать, как торговаться не теряя чувства собственного достоинства, как говорить долго и ничего в итоге не сказать… Ну или, если брать самый крайний случай, как без потерь вывернуться из ситуаций такого вот типа, как сейчас. Когда твой собеседник откровенно и нагло нарывается на неприятности, апофеозом которых может явиться вызов на дуэль с исходом вплоть до смертельного.

"…Потасканной…"

Но это если забияка — бретер, и намеренно ищет ссоры с продолжением. А если совсем наоборот? Если это именно вы хотите оскорбить и вызвать на дуэль? Таким образом, по-хорошему, нужно уметь не только весьма корректно избежать ссоры, при этом не скатываясь в оскорбительное для себя соглашательство или уничижение, но и знать, как правильно, безальтернативно оскорбить, если будущая конфронтация тебе выгодна.

"…Девкой…"

Мне грех жаловаться на косноязычие. Язык у меня всегда был подвешен неплохо, и за словом в карман я никогда не лез. Вот только сейчас у меня было не то настроение, чтобы состязаться в тонкости и изящности оскорблений. Наоборот, у меня было желание кого-нибудь убить!

"…Шлюшкой…" — независимо от всего остального в глубины моего разума медленно опускались произнесенные мужчиной в адрес леди Забини бранные словечки. И, наконец, ударившись о дно, что-то сильно нехорошее там разбудили. Мир вокруг меня утонул в красном мареве...

"Не лезть никуда и быть тише воды ниже травы…" — где-то глубоко на периферии моего разума жалко и безнадежно пискнула последняя благоразумная мысль. Она знала, что ее благой порыв в очередной раз проигнорируют. Именно так и случилось.

— …Сталь и магия, кусок гнилого мяса! Сталь и магия! Сталь или магия, ты мордредов ублюдок! — услышал я чей-то хриплый рев, когда немного пришел в себя. Саднящее резкой болью горло намекнуло мне на его источник. Я умолк, захлопнул распахнутый в крике рот и огляделся.

Вокруг стояла тишина. Группа не успевших уйти гостей, непроизвольно сформировавшая вокруг нас круг пустоты, с неусыпным вниманием наслаждалась развитием скандала. В первых рядах стояла леди Забини, которая с неподдельным интересом наблюдала за разворачивающейся из-за нее ссорой.

Полные губы мужчины были разбиты и отчетливо кровили, а у меня ныла тыльная сторона правой ладони. Оскорбление получилось классическое и несмываемое, и, дабы не случилось чего похуже, меня за руки с двух сторон держали Гойл и незнамо откуда взявшийся МакМиллан. Впрочем, в угаре влюбленности я бы и динозавра не заметил, так что Эрни вообще мог весь бал позади меня простоять. Чуть в стороне Драко держал за руки Блейза, который, судя по бросаемым на меня и моего врага взглядам, смерти, предпочтительно долгой и мучительной, желал нам обоим. И даже не могу предположить, кому именно больше.

— Хорошо, — сплюнув и испепелив кровавое пятнышко на полу, произнес мой враг. — Я, Эгберт Элфи Бейтс, наследник рода Бейтс, принимаю ваш вызов. Раз вы хотите, мы будем сражаться насмерть! Здесь и сейчас!

"Супер! Так. Стоп. Резко остыл и успокоился! Бейтс-бейтс... Знакомая фамилия. Просто однофамилец или старший брат моего слизеринского конфидента трехлетней давности? Вполне может быть. Нехорошо это, нехорошо. Быть может, еще не поздно откатить ситуацию?"

— Жаль вас, лорд Крэбб. Из-за какой-то… хм, женщины без репутации вы вынуждены будете умереть в таком юном…

— Я вырежу тебе язык, посмевший произнести в ее сторону такую гнусь! — независимо от разума, сами собой вырвались из моего рта оскорбительные слова.

— Что здесь происходит? — резко спросил Министр Магии, прошедший в сопровождении Малфоя-старшего сквозь окружившую нас толпу.

— Вопрос чести, мистер Фадж, — вежливо поклонился Эгберт.

— Лорд Крэбб?

— Извините меня за испорченный прием, Министр, лорд Малфой, — также вежливо, но короче, поклонился и я, между делом спрятав свою отбитую руку за спину. — Но, увы. Это — дуэль.

— Что ж, пусть будет так. Когда? — спросил Фадж.

— Здесь и сейчас. Сталь и магия.

— Ясно. Люциус?

— Да, Министр?

— Вы можете предоставить господам для выяснения отношений свой дуэльный зал? Или придется сопроводить этих… несдержанных на полигон Аврората?

— Конечно, Корнелиус. Секунданты?

— Моим секундантом, — махнул рукой Бейтс в сторону стоящего позади него юноши, — является Уинфрид Кейн.

Не успели еще поссориться, а секундант-то у моего противника уже есть. Заранее назначен! Угу. Такая спонтанная и неожиданная дуэль, как же! Нет, всем, конечно же, все и сразу понятно. Такие тонкости аристократы с молоком матери впитывают. Вот только лицемерные правила приличия всем участникам и зрителям настойчиво рекомендуют сделать вид, что ничего странного в словах моего потенциального убийцы они не находят. И, естественно, никто из собравшихся здесь взрослых не собирается препятствовать предстоящему, совершенно беспардонному по сути дела, убийству. Взрослым. Ребенка. Ах да… Я же сам вызвал, ага-ага. Твари!

А с другой стороны… кто я им? Никто. Тем более, всё происходит согласно законам и традициям, а значит и совершать никаких движений не требуется. Все согласно чисто английскому мировоззрению. Ну и логика: считаешь себя достаточно сильным, чтобы называться лордом, имеешь привилегии — будь готов доказать свои права с мечом в руке, не уповая на какие-либо законы. Потому что законы начинают действовать на аристократию тогда, когда ее реальные возможности начинают слабо отличаться от возможностей тех же простолюдинов. Все по классике: от "Князь первый среди равных" к "Государство — это я". Здесь, по счастью или к сожалению, это как посмотреть, все еще длится переходный этап.

Вот только все это означает, что аристократия здесь уже не та. Совсем не та. "А я еще с оттенком раболепия восхищался этим вот выродившимся отребьем? Маскирующимся под вековые ритуалы, кичащимся своими корнями и старинными драгоценностями, вычурными позами и дорогим шмотьем, но не имеющим при этом за душой ни личной силы, ни мастерства, ни реальной власти? Погрязшим в своих интригах ради интриги?... Как я понимаю теперь революционеров, которые первым делом отправляли на тот свет всю такую вот выродившуюся голубую кровь! Почему гнилую? А потому, что если бы эта кровь была по-прежнему сильна, то не пьяные от крови санкюлоты аристократов бы ставили на колени "чихнуть в мешок", или перебравшие балтийского коктейля матросики кололи бы штыками своих "отцов-офицеров", а совсем наоборот. Не оправдывая первых, не возвеличивая вторых, надо помнить, что исторический процесс неумолим. И постоянным своим повторением из века в век и от страны к стране он подсказывает всем заинтересованным, что плыть по течению во время перемен — самый глупый из вариантов. Ничего. Придет Лорд, он вам устроит урок-напоминание, что крайняя хата горит первой. Можно по-разному относиться и к Упивающимся, и к Орденцам, но одного у них не отнять. Им действительно было не безразлично будущее страны. Пусть они видели его по-разному, часто — кардинально противоположно, часто — предельно искаженно, но видели и, "пока сердца для чести живы", были готовы ради него на все. Одни — не щадя ни своих, ни чужих жизней, взять власть по праву силы, вторые — точно так же не допустить этого. Пусть под властью пропаганды правых или левых идей… но все же готовы. Как готовы были их предки идти за горизонт и с болью и кровью, своей и чужой, вырвать у судьбы и мира лучшую себе долю. Эти же… Эти… потомки даже за свою жизнь потом не будут бороться. Встанут на колени и будут молить авроров или Упивающихся не убивать… Нет. Нынешняя аристократия — не крепкий дубовый щит и острый стальной меч! Теперь они — просто гнилье! Добрых пращуров правнуки поганые!

Я здесь чужой? Вы не принимаете меня? Так тем хуже для вас! И не обессудьте, когда вас начнут гнуть и ломать через колено! Я с широко открытыми глазами и ясным разумом выберу и с честью исполню ту роль, к которой меня толкает сама Судьба! Вот только то, что мне с вами не по пути в любом случае, я вижу уже сейчас!.."

— Лорд Крэбб! — окликнули меня. Пока я воспарил в сладких дремах о будущем величии и мести, меня в очередной раз грубо вернули на грешную землю.

— Лорд Крэбб. У вас есть секунданты? — спокойно, переспросил меня Малфой.

— Х-мм, — у меня с секундантами было не айс. Впрочем, что тут долго искать, две кандидатуры-то рядом.

— Наследник Гойл, наследник МакМиллан. Не будет ли кто-нибудь из вас так любезен стать моим секундантом? — из памяти Винсента сама собой всплыла правильная фраза.

— Я согласен, — первым ответил Грег, чуть-чуть в этом успев опередить Эрни.

— Благодарю. Лорд Малфой. Грегори Гойл, наследник Гойл, будет моим секундантом.

— Что ж, тогда пройдемте в дуэльный зал.

По большому счету, все отличие древнейших благороднейших чистокровных семей от просто старых или всего лишь чистокровных как раз и есть в наличии родового мэнора. Естественно, тут имеется в виду не просто земельный участок или здание, а их "начинка". Алтарь, обеспечивающий передачу из поколения в поколение родовой предрасположенности к определенному направлению магии. Накрытый мощными защитными чарами дуэльный зал, позволяющий безопасно тренировать навыки в мощной и опасной для всех, в том числе и для оператора, боевой магии (чтобы понять, что бывает с теми, кто пренебрегает тренировками или техникой безопасности, достаточно вспомнить судьбу самого Винсента Крэбба из канона). Ритуальный зал, для сложных и длительных обрядов… Собственно, и все. Ну и знания, конечно же. Остальное все — просто мишура. Пыль в глаза!

Пыль-пылью, а дуэльный зал Малфой-мэнора меня впечатлил. Если в Крэбб-мэноре это была всего лишь комната, пусть и немаленькая, то здесь натуральный спортзал! В детстве, когда тренировочную комнату несколько раз посещал Винсент, в его воспоминаниях не отложилось никакого понимания ее важности (впрочем, и лет-то ему тогда было сколько?). Но я-то не жирная туповатая личинка тролля! Тем более, что здесь я уже чуть пообтерся и теперь ясно осознаю не только преимущества, которые дает наличие семейного дуэльного зала, но и то, сколько сил и средств стоит строительство и отладка такого масштабного, по-другому и не скажешь, объекта! Десятки, если не сотня тысяч галеонов! И реагенты тут нужны такие, что и произнести иногда мерзко. Вроде сердца мага лет семи-восьми. А ведь и Хогвартс в свое время точно по такому же принципу зачаровывался! Чертовы английские лицемеры! И после этого они смеют презирать темную магию, которая по сути своей есть основа безопасности и благополучия их волшебного мира?

Нет, понятное дело, устроить дружеский спарринг или тренировочную дуэль можно где угодно. Хоть дома, хоть в метро, хоть в любом классе Хогвартса. Однако не зря Филч раз за разом напоминает, что колдовать (подразумевается друг в друга, а куда еще школьники будут на переменах?) — нельзя. Магическую схватку устроить легко и просто, а вот избежать неприятных последствий — уже совсем нет. Показателен в этом плане такой вот фактик, что даже чистокровные маги вроде Драко и прочих слизеринцев очень редко колдуют в школе направо и налево. В качестве примера неудачного, но легкого по последствиям, развития событий можно вспомнить хотя бы зубки Грейнджер. А неудачного — безымянную жертву мародера-Сириуса или подопытных его современных одинаковых с лица и рыжих мастью последователей.

Под эти размышления мы с Бейтсом прошли перекрестную проверку секундантами и вслед за Малфоем зашли в круг. Вот только такое серьезное событие, как дуэль, тем более — до смерти, не может начаться быстро и просто, без выполнения кучи формальностей.

— Как поручитель Министерства и член Палаты Лордов, я обязан спросить у вас, — обратился к нам Малфой-старший, — возможно ли меж вами примирение?

"Вот только почему это прозвучало так… сухо? Малфой на самом деле не заинтересован в примирении? Малфою нужна моя смерть? Но зачем? Я ведь вассал его сына, опора в будущем, охранник и приятель... А может, дело в Бейтсах? Или тут что-то совсем другое? Непонятно, но подумаю об этом позже. Если выживу…"

— Мистер Бейтс?

— Если лорд Крэбб прилюдно извинится за свое вызывающее поведение, то я согласен ограничиться денежной вирой за нанесенное мне оскорбление действием, — вежливо произнес Эгберт.

— Сука! — кровь бросилась мне в лицо, и только напрягшийся Малфой и секунданты предотвратили мой рывок вперед. То есть, я мало того, что прилюдно признаю себя пидорасом, так еще и должен за это заплатить?

Еще никого я так не ненавидел! Ни Уизли, ни манипулятор-Дамблдор или чертов Крауч, заставивший меня убивать беззащитных, даже Малфой и Крэбб, на двоих пытавшие меня год назад… Даже они все вместе не будили во мне таких ярких чувств. Причина, скорее всего, в том, что тут сразу слишком много наложилось друг на друга. И эта ебучая аристократия, и отвергнутая любовь, и окружающие меня чопорные англичанишки, смотрящие на меня как на варвара: "как же, и Камю не читаем, и ведем себя на балу как неотесанная деревенщина…" Злоба и ненависть достигли такой насыщенности, что внезапно я… перегорел.

— Ты покойник, — равнодушным и совершенно безэмоциональным голосом произнес я. И это были не чудеса самоконтроля. И не игра. Я действительно был полностью спокоен. Я знал, что хочу убить этого мужика. И я знал, что убью его. Умру сам или нет, не знаю, а вот в том, что обязательно убью — сомнений не было абсолютно никаких. И даже последствие моей клятвы Основательнице меня сейчас не остановит.

— Лорд Крэбб?

— Разве не ясно?

— Нужен ваш формальный ответ, — спокойно продолжал Малфой.

— Тогда, мой ответ — примирение невозможно.

— Очень жаль. Секунданты?

— Свидетельствую. В возможности примирения — отказано, — произнес Уинфрид Кейн.

— Свидетельствую, — после моего согласного кивка произнес Гойл. — Примирение невозможно.

— Да будет так, — Малфой сделал несколько жестов волшебной палочкой и произнес: — Внутренняя защита дуэльного круга временно не действует.

Хозяин дуэльного зала и оба секунданта вышли за пределы на секунду мигнувшего прозрачным стационарного защитного полога и присоединились к гудящей толпе зрителей. Как и в бальном зале, в первых рядах стояла леди Забини. Я кивнул ей и улыбнулся. Кивок мне возвратили, а вот улыбку — нет.

— Сонорус! Внимание! — громко произнес Люциус Малфой. — Проводится дуэль между лордом Винсентом Логаном Крэббом и Эгбертом Элфи Бейтсом, наследником семьи Бейтс. Вызывающая сторона — лорд Крэбб. Причина дуэли — оскорбление. Тип дуэли: магия и сталь, насмерть. Секунданты Уинфрид Кейн и Грегори Гойл, наследник Гойл. Стороны от возможности примирения отказались. Сходитесь.

Я и мой враг встали на специально подсвеченные точки, равноудаленные друг от друга и от краев дуэльного щита. Поклонились. Он — чуть раньше меня, потому что я об этом правиле совсем позабыл. В последние недели мне было не до изучения формальных па аристократического общества — все свободное от учебы и минимально необходимого общения с факультетом время я занимался тренировками по методике Крауча.

В прошлой своей жизни прикладных видов спорта я не чурался, хотя и не могу сказать, что был его фанатиком. Так, необходимый для души (но, увы, не для тела — лентяй был) минимум. Но даже потеряв со своим родным телом все наработанные рефлексы, в новой жизни приложенные тогда усилия, как это ни парадоксально, не пошли прахом. Помимо привычки не только терпеть боль, но и силы воли нарочно причинить ее самому себе, занятия спортом развивают в человеке два очень важных навыка. Это полезный — действенное стремление к победе и, не способствующее продуктивности, спокойное принятие поражения. А еще привычку к монотонным и однообразным тренировкам, которые как никогда к месту пришлись при изучении магии в части отработок жестов волшебной палочкой и тупых, на первый взгляд, тренировок на холодном мерзком зимнем дождике.

Хоть Шотландия и считается в Объединенном Королевстве самым холодным местом, нормальных, привычных мне долгих холодов я ни разу тут не застал. Морской климат, что еще скажешь. Так, пару раз за зиму температура опускается градусов до минус пятнадцати. В эти дни профессора старались переставлять занятия таким образом, чтобы все обучение проходило внутри помещений. И вообще учеников старались из замка выпускать пореже, да и среди последних желающих бегать "на жуткий мороз" было немного. А однажды случилось совсем страшное — ударил по-настоящему кошмарный, минус двадцать пять, морозище. Весь Хогвартс забился по комнатам и гостиным, и сидел у каминов, кутаясь в свитера и пледы. Но это был настоящий конец света и только однажды за три года. Любой континентал, и я в том числе, про такие морозы презрительно через губу плюнул бы, но… вот незадача. Шкурка-то мне досталась от теплолюбивого англичанина! Поэтому я точно так же, как и все, мерз от такой обычной для средней полосы моей родины зимней температуры.

К счастью, в этом году декабрь выдался теплым, с постоянной плюсовой температурой, так что никаких проблем со снегом и льдом ни у кого не возникло. В том числе и у меня, когда я, как бы ни было лениво, бегал кругами около замка, сращиваясь с магией по методике Крауча. Заодно и физическую форму свою держал в тонусе. Опять обрастать оригинальным Винсентовым салом или своим "оригинальным" жирком мне было стыдно. Зато теперь пришла пора воспользоваться сделанными вложениями в будущее и на практике проверить свои наработки в дуэлинге.

— Начинайте по счету три.

Я проверил палочку и поудобнее сжал в левой руке свой Черный Клинок. Аналогично поступил и мой враг. Артефактного или ритуального клинка ему не досталось, пришлось брать, что было: Малфой-старший одолжил обычный короткий меч из состава висящей на одной из стен коллекции.

— Раз.

Прошлая проигранная дуэль, самостоятельные занятия и регулярные тренировки с Краучем заставили меня многое переосмыслить в тактике магической схватки. До этого я не без основания считал Плеть Крови некой палочкой-выручалочкой, которой легко заткнуть любые дыры. А что? Многофункциональная, мощная, в случае чего — невербальная благодаря усилиям Флитвика. Даже вон Люпину, взрослому опытному магу, стоило с непривычки больших трудов защититься от нее. Чего еще надо?

Вот-вот. Ключевое слово здесь — с непривычки. Как еще на первой же парной тренировке объяснял Флитвик, Плеть применима успешно только в том случае, если ее использование является для противника полной неожиданностью. В остальных же случаях — это скорее ненамеренное ослабление самого себя, но никак не эффективный боевой прием. И, как показала практика, он был абсолютно прав. Даже немцы оказались в курсе моего любимого заклинания и смогли правильно подготовиться к его блокированию, так что говорить о местных магах? Можно с полной уверенностью считать, что любой, кто напал на меня, заранее озаботится действенным способом защиты от Плети Крови.

Как я выяснил еще год назад, таких защит весьма немного, но они вполне рабочие. Первый и простейший, как против Авады — поставить материальный щит. Причем так как плеть, в отличие от Авады, может быть многохвостой, то он должен быть весьма приличной площади. Мощный Протего старших уровней, невероятное мастерство, позволяющее отрубить хвост, либо дорогая броня из чешуи дракона. Ну, или просто убить меня раньше, чем я выпущу кровавую нить. Причем это только те, которые знаю я. А если хорошенько порыться в древних хрониках, то наверняка и еще чего-нибудь найдется. В конце концов, сейчас отнюдь не маги крови считаются самыми сильными боевиками. Тем более, что тех же плетей с древних времен понапридумывали просто кучу. Есть и водная, и огненная, которой эффектно размахивал Дамблдор в бою с Волдемортом, и невидимая воздушная, которой вообще можно отбивать некоторые заклинания, что эффектно показал Снейп… Короче, надежды на одну только Плеть Крови больше у меня не было. В связи с этим я решил полностью пересмотреть свой арсенал.

Вкратце, моя новая "военная доктрина" выглядела следующим образом: "Пользоваться обычной боевой магией и только в самом крайнем случае и крайне аккуратно задействовать Плеть Крови". Крауч, кстати, советовал мне аналогичное, сказав, что со своей Магией Крови я уже слишком сильно примелькался. "У красных мантий терпение небезграничное, а лордское достоинство — не защита от Азкабана!"

— Два.

Эгберт, поймав мой взгляд, легонько обозначил интернациональный жест, как бы проводя палочкой поперек горла, намекая, что судьба моя решена. Моя уверенность, что этот маг не доживет до конца дуэли, не поколебалось ни на секунду.

— Три! — прокричал Малфой, и дуэль началась.

Глава 36. Дуэль по-взрослому


— Протего!

— Протего!

Согласно рекомендациям большинства дуэльных наставлений поединок мы оба решили начать от обороны. Помимо этого Бейтс трансфигурировал меч в широкий и высокий, но тонкий металлический щит. Как я и думал, мой враг к бою с магом крови оказался подготовлен неплохо, так что совсем не следует надеяться на легкую победу.

— Ступефай! — полетел в меня лучик первого боевого проклятья, попал в магический щит и взаимно уничтожился вместе с ним.

— Протего, — выставил я следующий.

— Бомбарда! — прокричал Бейтс. От этого луча я просто отклонился. — Ступефай! Диффиндо!

— Протего!

— Экспеллиармус!

Пора бы уже чего-нибудь делать. Дуэль, совсем не атакуя, не выиграть. Правда, арсенал у меня куцый, хоть и отработанный за последний месяц так, что от зубов отскакивает, так что с ним можно и поиграть. В конце концов, если придется побеждать не глядя ни на какие правила, есть натренированная в Тайной Комнате Авада. Но это уж совсем на самый крайний случай, если выбор будет стоять между смертью или Азкабаном. Как говорится: "лучше пусть трое судят, чем четверо несут". Ладно, пора начинать.

— Акваменти, — атаковал я Бейтса простой струей воды из волшебной палочки. Поставленный Протего защищает от магии, но не защищает от физических предметов. Что может сделать простая вода? Сама по себе ничего. Вон Эгберт даже не поморщился и, надо отдать ему должное, ни слова вслух не сказал о таком "детском нападении". Собранный и серьезный, обновил свой Протего. Видимо, ему тоже зачитали краткий ликбез о том, когда можно презрительно относиться к противнику. То есть только тогда, когда враг уже труп.

— Глациус! — бросил я второе заклинание из разработанной связки.

Приятно, что Протего, вне зависимости от своей формы, плоскость ли, полу— или полноценная сфера, защищает только от магии только весьма небольшое пространство. А вот лучику заклинания заморозки воды достаточно коснуться всего лишь краешка лужи, чтобы заморозить весь связанный объем воды. Если он, конечно, вменяемого относительно силы мага размера: Черное Озеро таким образом не заморозишь.

Повинуясь моему заклинанию, обыкновенная и абсолютно безопасная вода мгновенно превратилась в твердую прозрачную ловушку. Бейтс дернулся и от неожиданности почти потерял равновесие. К сожалению, только почти. Да и толщина ледяной корки оказалась не настолько большой, чтобы задержать в плену здоровенного жлоба. Резко рванувшись, противник вырвался из объятий льда, разорвал дистанцию и обновил щиты, так что мои последующие, рассчитанные на неподвижную мишень проклятья пропали втуне.

Придется использовать вариант "б". Жаль, что задумка обездвижить немагически, ошеломить магией и заколоть броском ритуального кинжала оказалась несостоятельной. Ну хоть померзнет. Страшного в этом, конечно, ничего нет, но и приятного, прямо так скажем, мало, особенно для не привыкшего к холоду мага. Вряд ли Бейтс отважится на что-то типа Эванеско. Палочку придется направить на себя, то есть временно убрать меня из фокуса и таким образом освободить от опасности, передав инициативу в поединке мне. Вряд ли он на такое пойдет, подумал я и не ошибся.

"…да Мак…" — прочитал я по губам Бейтса, и метнулся в сторону. Усиленный взрывного заклинания вариант моему Протего не выдержать. — Экспульсо! Бомбарда! — Бейтс продолжал посылать в меня одно за другим серьезные боевые заклинания.

— Серпенсортиа! — выскочившая из моей палочки сотворенная ядовитая змея была достаточно ловко отбита подставленным металлическим щитом. А потом последовало:

— Випера Эванеско, — и змея превращается в невесомый прах.

"Фига себе! Он знает весьма и весьма нераспространенное из-за своей спорной полезности заклинание? Однако! И до Поттера что ли кто-то баловался призывами змей? Или это истинно рейвенкловская жажда знаний? Но важно не это. Важно то, что он совершил стратегическую ошибку. Ведь у заклинания Випера Эванеско есть очень серьезный минус. Оно длиннее, чем призыв! А поэтому…"

— Серпенсортиа! Серпенсортиа! Серпенсортиа! — стал я непрерывно засыпать Бейтса потоком призванных ядовитых змей, и тому ничего не оставалось делать, как забыть про атаку и сосредоточиться на своей защите. Вряд ли мой враг носит с собой безоар…

— Випера Эванеско. Випера Эванеско. Диффиндо! — сообразил наконец что к чему Бейтс, однако темп им был утрачен.

Я продолжил крутиться по отсеченному защитной полусферой куску дуэльного зала Малфой-мэнора и бросать в противника призванных змей. Наконец произошло то, чего я так долго добивался. Во-первых, Бейтс еще больше увеличил свой трансфигурированный щит, полностью закрывшись им от моих змей, а во-вторых, встал ногами на слегка подтаявший ледок.

А дальше в ход пошла одна из моих отрабатываемых в Выручай-комнате задумок. Вообще-то, я ее готовил на всякий случай против Крауча, еще до того, как тот получил долг жизни, но ничто не мешало мне применить свою заготовку здесь и сейчас против Бейтса. В конце концов, если меня убьют, зачем рабу-призраку какие-то наработанные в секрете серии приемов?

— Депульсо! — заклинание полетело в высунувшийся из-под Протего край металлического щита. А дальше все за меня сделала магия. Получив мощный магический импульс, в противоположную от меня сторону полетел не только кусок металла, но и крепко держащийся за него мужчина. Естественно, об опасностях, которые обуславливает для владельца носимый на руке щит, и я, и Бейтс могли только читать, так как средневековым фехтованием не занимались. Я — точно, он — скорее всего, иначе бы заемный клинок в его руке остался бы именно клинком, а не принял форму щита. Но для понимания некоторой опасности от таскания с собой куска железа мне достаточно прочитанных книг и простого здравого смысла, а так же замедленной реакции, похоже, уже начавшего уставать наследника рода. Вот только сейчас, получив легкое сотрясение и ошеломленно тряся головой, пытающийся подняться противник представлял из себя невероятно легкую и удобную мишень. А значит, наступил тот самый момент…

— НА! — метнул я свой любимый нож.

Каким чудом Бейтс смог извернуться так, что нож всего лишь прочертил ему по лицу глубокую царапину, я так и не понял, но факт остается фактом. Вместо того чтобы вонзиться тому в глазницу или в шею, нож теперь бездарно валялся за спиной у моего врага, скрытый от возможности призвать магическими щитами Бейтса. Серьезная неудача!

"Похоже, придется пускать в ход следующий план. А есть ли он у меня?"

Паузу на планирование я взял зря. Прямо из положения полулежа, с заливаемым кровью лицом Бейтс крикнул:

— Тэдиум! — и провел палочкой широкую дугу… и ничего видимого не произошло.

"Черт! Ублюдочная Магия Разума! Только у нее принципиально нет луча-"маркера"!" — успел подумать я, как на меня всей своей неподъемной массой упало полное безразличие.

Апатия. Крайняя апатия. То самое сумеречное состояние, в котором люди делают совершенно невозможные для себя-нормальных вещи: выходят из окна на улицу, режут вены, пускают пулю в висок, устраивают кровавые и бессмысленные убийства с постной и скучной рожей. Рука с волшебной палочкой сама собой опустилась. "Зачем мне защищаться? Убьют? Ну и что?" — мне было абсолютно безразлично.

"Расскажите, мистер Крауч, а как оно там, ну… в Азкабане? И как вы выжили? Разве дементоры не выпивают все до дна?"

"Как там в Азкабане? Хе, — грустно и очень криво усмехнулся Крауч. — Очень, как говорил Долохов, h ooevo, там. Я поклялся Магией, что лучше смерть, чем попасть туда снова. Холод. Сырость. Питание далеко не от Фортескью или со стола Министра. И дементоры… Дементоры… Они быстро выпивают из тебя все самое лучшее, стоит только дать слабину. Хоть чуть-чуть! Нельзя! Нельзя опускаться там! Постоянная Бдительность! Только начнешь себя жалеть, если опустишь руки, вдруг не справишься с апатией и безнадежностью, то все. Совсем все. Быстро превратишься в пустой, выпитый boordjuk. Без магии, без мыслей, без памяти, без чувств, без души… Без всего! Пустая оболочка! Даже судьба призрака не так страшна, как Поцелуй. Кстати, несмотря на такое количество насильственных смертей, призраков в Азкабане нет, не было и никогда не будет. Дементоры выпивают все без остатка!

Охранники там, те еще скоты. Никто в здравом уме туда даже на двойную-тройную ставку работать не пойдет, ибо дементорам все равно кого подсасывать. Поэтому служат там те из авроров или добровольцев, для которых деньги в жизни далеко не самое важное. А вот покуражиться над беззащитными или медленно жестоко мстить своим кровникам — очень даже да. Плюс, воруют… С питанием такие чудеса случаются! Министерство отпускает на каждого заключенного, это я уже после побега от отца узнал, полгалеона в сутки. Полгалеона! Это очень немало! Прожить можно и на меньшую сумму… Можно было бы, если бы все средства не разворовывались охранниками и кем повыше. Остается только на миску похлебки и черствый кусок хлеба грубого помола, купленный на первой попавшейся ближайшей свиноферме из рациона тамошних хрюшек.

Но и этой едой стражи заключенных не балуют. Есть, например, следующее развлечение. "День полукниззла", как они его называют. Плошка жидкой похлебки, единственная пища за день, выливается в канавку у решетки, и приходится, изгибаясь и расплющивая лицо о прутья, вылизывать эту варенную из помоев похлебку буквально по капельке… Бывают еще "голубиные дни", когда похлебку не дают, а положенный по нормам содержания сухарь крошат мелкими крошками на пол. "Клюйте!"

И при этом еще непрерывно издеваются! "Как ты можешь есть такое? Ты же чистокровный аристократишка! Не ешь эту гадость! Фу! Что бы сказал твой батюшка или матушка, если бы увидели тебя здесь…" Твари! А ведь если не преломить свою гордость и брезгливость, если ничего не есть, то силы и воля к сопротивлению медленно подтачиваются, и вскоре ты становишься легкой добычей дементоров. Так многие, кто не смог стать выше себя… ушли. Те же, кто борется, те едят все, включая тараканов и очень редко заползающих в камеру крыс. Крысы тоже не любят дементоров…

…Когда приходят дементоры, все разговоры замолкают, и остаются только стоны и крики. Да, сидящие в камерах не молчат. У тех, кто прошел Азкабан, нет больше никаких тайн. Ты расскажешь там все, начиная от того, как первым магическим выбросом разбросал по всей комнате свои детские какашки, и заканчивая оттенком крови из горла последней твоей жертвы. Соседям все интересно. Соседям наплевать на тебя. Соседи и сами не молчат. Плачут, смеются или проклинают, не важна форма чувства, важно, чтобы они были. И, главное, чтобы ты чувствовал, что не один. Одиночная, без видимых или слышимых соседей, камера Азкабана — отсроченный на пару месяцев медленный смертный приговор...

Дементоры… Спастись можно и без Патронуса. Нужно иметь в душе чистое и яркое чувство, чтобы сохранить самое дорогое.

— Светлое и чистое? А разве дементоры не питаются ими?

— Ха. Кто говорит про светлое? Светлые чувства могут быть пусть яркими, и сильными, но недостаточно для того, чтобы хоть чем-то помочь их владельцу. Да и трудно там долго удержать их. Дементоры выпивают их первыми, чтобы заключенные не смогли вызвать патронуса… Другое. Другое чувство нужно. Яркое. Чистое. Горячее. Ненасытное. Вечное. Ненависть! Ненависть — вот единственное достаточно сильное чувство, способное хоть немного защитить от дементоров в Азкабане. Попадешь если туда, то научишься быстро мгновенно разжигать в себе самую лютейшую ненависть. Или умрешь…

— Но разве такое количество ненависти не сводит с ума? Не сушит душу?

— Это так. Но лучше уж душа выжженная, чем душа выпитая…"

Сейчас я вспомнил этот разговор и на остатках разума, потому что воля была полностью раздавлена магией, решил попробовать бороться. Дементоры — магия, заклинание — магия. Переломить, сходное — сходным, академически любопытная идея. И вот на этом самом любопытстве я и стал разжигать всепожирающий пожар ненависти.

Сломанный в детском саду первоклассником совочек и разрушенный песочный замок, на который я потратил полдня. Украденная во втором классе подаренная двоюродным дядькой модная иностранная ручка. Жвачка на стуле в кинозале, навсегда испортившая дорогие брюки. Поставленный при всех в классе учительницей в угол… Насмешливый отказ той Первой Большой Любви. Смерть родителей. Моя смерть в том мире… Прочие обиды, мелкие и крупные неприятности, сотворенное мне окружающим миром зло, беды и горе, оставшиеся безответными в силу принципиальной невозможности отомстить или спрятавшегося в тени анонимности врага… У любого человека таких случаев в жизни, если поискать, пусть не море, но озеро как минимум. И все эти неприятности в силу своей безответности и чувства собственной беспомощности порождают злобу, которую количеством можно переродиться в лютую ненависть. Хотя, что тут далеко ходить? Я не забыл, что наговорил Бейтс несколько минут назад?

"Ненавижу, — читая как мантру, я взахлеб упивался этой тьмой злобы. — Детей. Взрослых. Мужчин. Женщин. Магов. Магглов. Ненавижу их всех!" — и эффект, медленно, но все же стал постепенно проявляться. Я смог пошевелить рукой, и приподнять немножко волшебную палочку. И чем сильнее разгоралось пламя безумия ненависти, тем меньше и меньше оставалось сковывающих меня цепей. Я прямо как наяву видел, как в озере раскаленной до бела лютой ненависти медленно истаивает апатия, пока не исходит легким темным дымком, не оставив на кипящей поверхности даже пятнышка.

Вот только борясь с самим собой не следует забывать об окружающем мире. Одержав победу в мире внутреннем, я чуть-чуть не успел среагировать во внешнем. Вставший на ноги Бейтс сделал быстрый, но сложный жест волшебной палочкой и сопроводил его вербальной формой "Раот!". От этого неизвестного мне заклинания я увернуться не сумел. Мне не хватило буквально каких-то мгновений и миллиметров, но факт есть факт. Мерзкий, зелено-коричнево-серый лучик легко, совершенно не заметив Протего, чиркнул по моему левому плечу. Касательное ранение — не страшно… в мире магглов. А вот в мире магов в том и удобство, и беда местной заклинательной школы, что для эффекта не обязательно заклинанию попасть строго в точку целевого воздействия — сгодится вообще любая на поверхности объекта-цели. Так, например, заклинанию отрубания головы, чтобы сработать как должно, достаточно попасть всего лишь в мизинец на ноге. Про Аваду я уже и не вспоминаю, и так все с ней понятно.

Сначала слабая, но постепенно нарастающая боль намекала, что попавшее в меня заклинание было отнюдь не Риктусемпрой. Разорвав дистанцию, я наощупь, не спуская глаз с противника, ослабил ворот рубахи и, выбрав момент, бросил быстрый взгляд на свое плечо.

Увиденное меня не порадовало. От плеча медленно по поверхности тела расползалась зона зеленоватого, трупного цвета. Рука, бок и нога медленно немели. Что случится, если эта дрянь доберется до сердца…

Времени на раздумья у меня резко не осталось. "Придется рисковать… Хотя, какой это риск? Что терять, если я уже почти мертв?! И «почти» исчезнет, если я буду и дальше считать ворон. Но, в крайнем случае, — нашептала мне бушующая в крови ненависть, — я заберу его с собой! В крови? Хм! Да! Теперь уже терять нечего!"

И я рванул вперед и влево. Дождался, как Бейтс поймает меня "на мушку", и резко, с растяжением связок, сменил направление.

"Акцио кинжал!" — невербально крикнул-взмолился я, указывая волшебной палочкой в сторону своего ножа. И, к моему счастью, тот вроде бы дернулся в мою сторону. Бейтс что-то почуял и моментально перекрыл мне обзор, но, если заклинание призыва подействовало, это уже было совершенно не важно. Конечно, как только траектория притягивающего заклинания пересеклась с магическим щитом Бейта, то Акцио перестало действовать, ну и да ладно. Ведь дальше уже не нужно было никакой магии, достаточно было одной лишь простейшей физики. Защищающая только от чистой магии полусфера Протего не могла даже в принципе прикрыть спину Бейтса от уже набравшего скорость ритуального кинжала. Тем более это был материальный предмет, а не заклинание. А чтобы не дать врагу мгновения на реакцию, я махнул палочкой:

— Вербейра Сангвинум.

Что-то возможное за спиной, слабое и невербальное, было Бейтсом посчитано меньшей угрозой, чем приближающийся маг, вооруженный плетью крови. Он закономерно повернулся лицом ко мне, бросил и даже попал в мой щит каким-то заклинанием, однако в это мгновение сзади его ударил разогнанный Акцио кинжал. Скорость там была небольшая, но чтобы войти в мягкий, ничем не защищенный бок многого и не нужно. Бейтс закричал от боли, рефлекторно повернул голову и выдернул кинжал из раны. Повернулся обратно в мою сторону, но спасительная для него дистанция между нами уже закончилась.

С разбега врезавшись в его щит левым, проклятым и поэтому уже практически ничего не чувствующим, плечом, я опрокинул Бейтса на пол.

— Авада ке… — начал было произносить Непростительное лежащий на спине враг, но в клинче руки и ноги играют ничуть не меньше, чем магия.

— Хрен тебе! — удар ноги выбивает палочку из руки Бейтса. — Акцио! — Клинок прыгает мне в свободную, вялую левую ладонь. Но она еще может сжиматься и достаточно плотно охватывает рукоять кинжала, особенно если придержать ее правой, сжимающей палочку.

Я прыгаю коленями на живот подвывающему от боли Бейтсу. Тот рефлекторно приподнимает вертикально верхнюю половину тела… И именно в нее, усиливая удар инерцией своего и его тела, я сверху вниз и бью ножом, разрезая-разрубая острейшим кинжалом грудь своего врага. Из последних сил Бейтс вцепляется и умудряется двумя руками отжать мою руку в сторону, не давая мне пронзить кинжалом его сердце. Но и не надо!

Я резко расслабляюсь и позволяю отвести кинжал в своей левой руке в сторону. А в ничем теперь не прикрытую рану на груди Бейтса в сторону сердца вонзается забытая моим противником нить Плети Крови.

Это было… невероятно. Наслаждение! Немыслимое и неописуемое наслаждение. Пронзившая чужое сердце нить из моей крови неведомым мне магическим образом связала наши жизни воедино. Но не так. Не единение. Не братство. Не дружба. Подчинение и паразитирование — вот более точные по смыслу определения. На мое тело сейчас работали сразу два сердца, две крови, две жизни!

От взбурлившей в венах насыщенной энергии я на несколько мгновений опьянел. Наверное, так себя чувствуют пресловутые вампиры, когда пьют кровь своей жертвы после длительной Жажды. Казалось, я пальцем сейчас могу пробить стену, а если взмахну руками, то поднимусь ввысь как птица, вообще без всякой магии. Внезапно резко заболела на миг, и сразу же прошла, левая половина моего пораженного проклятием тела. Брошенный быстрый взгляд вниз помог убедиться в мгновенной догадке. Действительно, теперь мое плечо выглядело абсолютно здоровым.

Но если мне было сейчас очень хорошо, то о Бейтсе такого сказать было нельзя. Дряблая, посеревшая, в крупных каплях пота кожа. Тяжелые синяки под провалами глаз. Пробивающаяся седина… Жить ему, если я не отменю испивающую жизнь магию, оставалось совсем недолго. И она убьет его гораздо быстрее и вернее той серьезной раны в груди.

По глазам Бейтса я увидел, что тот все понял. И сломался. Страх осознания приближающейся смерти кардинально изменил поведение моего врага. Куда делся гордый и надменный наследник чистокровного рода?

— Пожалуйста… — одними губами прошептал лежащий на полу совсем молодой еще парень, который совсем не хотел умирать. Из глаза тонкой ниточкой к виску побежала прозрачная влажная дорожка. — Пощади…

— Ты еще можешь шипеть? — все еще во власти всепоглощающей сладкой ненависти с злобным удивлением спросил я. — Э-э-э, нет! Так не пойдет! — я поудобнее перехватил левой рукой свой ритуальный клинок, как рычагом лезвием раздвинул челюсти Бейтса, чуть наклонил и с силой двинул его вниз, калеча язык и горло. — Никто тебя за твой поганый язык не тянул! — объяснил я захлебывающемуся кровью врагу. — Ты сам все выбрал!

Встав на ноги, я еще раз полюбовался на бьющегося в агонии врага и произнес:

— Ладно. Я сегодня добрый, ибо встретил Ее. Так что я пощажу тебя. Не буду больше мучить, — и, увидев облегчение в глазах Бейтса, растянул губы в максимально мерзкой ухмылке. Тот, кто не верит классическому голливудскому штампу, когда Главный Враг над телом Главного Героя рассказывает все-все-все, тот никогда не ненавидел по-настоящему. Это такое наслаждение, раздавить не только физически, но и морально. Ощутить, как сила и надежда твоего врага уступают место отчаянью и безнадежности, наркотически привлекательно! И вот сейчас, во власти этого чувства я закончил фразу:

— …и убью быстро! Я слишком много в детстве читал сказок, чтобы оставить такого как ты врага в живых! Ха-ха-ха! Умри, тварь!

Откуда-то я знал, что именно сейчас мне нужно сделать. Мое желание напряжением передалось по связывающей нас в единое целое кровяной нити. И, выполнив мой приказ, чужое, но подчиненное мне сердце взорвалось из раны фонтаном жизни и крови, который окатил меня с ног до головы, забрав с собой ненависть и оставив спокойствие здоровой силы.

Умиротворенный, я развеял непроизвольно трепещущую в поисках следующей добычи многохвостую плеть крови и опустил волшебную палочку. Наклонился и вытащил из ошметков тела свой клинок. Вытер и убрал его в ножны.

Тем временем дуэльный щит рассеялся, и я обратил внимание на то, что в зале царило потрясенное молчание. Внезапно тишину разорвали шаги за моей спиной. Я обернулся и уперся взглядом в четыре направленные на меня волшебные палочки, которые держали в руках люди в красном. Авроры.

— Винсент Логан Крэбб, лорд Крэбб, — заговорил тот, что стоял прямо передо мной. — Вы арестованы за применение темномагического ритуала жертвоприношения. Сдайте палочку и не оказывайте сопротивления, иначе мы вынуждены будем бить на поражение!

Интерлюдия 16


В последние дни Трейси Дэвис была всем окружающим ее миром очень недовольна. Нет, Трейси Дэвис была просто в диком бешенстве! Уже больше недели, вместо радостных приготовлений к серьезному министерскому приему, официальному настолько, что на нем и о помолвке объявить незазорно, она вынуждена сидеть в своей комнате под домашним арестом и даже не мечтать о бале! А ведь она все так хорошо продумала! Это была совершенная интрига! Любой аристократ-слизеринец только языком бы цокнул в зависти! И основная цель полностью достигнута — деньги получены немалые, и авторитет повышен, как личный, так и семейный, и затраты сил невелики…

"А вместо похвалы родители заперли меня в моей комнате на все каникулы! Братик оскорбился, видите ли! Даже отец, который всегда был на моей стороне, в этот раз согласился с этим мордредовым Роджером! И в результате этого все мои планы пошли прахом! И платье, и драгоценности, и на всякий случай очень дорогое приворотное с усиленным эффектом возбуждения, все было подготовлено и ждало только встречи с Крэббом! Винсент должен был упасть к моим ногам у всех на виду! А тут… Хоть сбегай из дома! Но, судя по тому, что совершенно неожиданно для себя я весь день сегодня спокойно проспала, родители от моих излишне импульсивных действий на всякий случай подстраховались, — думала Трейси Дэвис. — И вот мой Винсент отправился на этот важный бал без меня. И бежать уже поздно. А ведь после Святочного и Гринграсс, и Булстроуд намекали мне, что с удовольствием составят компанию Крэббу. Может, дразнили? А если нет? Да ладно слизеринки, да даже эта рыжая лахудра из свинарника, с убого набитым тряпьем лифом, которой на соответствующее зелье денег не хватило, и та вилась около моего Винсента! А что если там, на балу…" — продолжала ворочаться с бока на бок Трейси. Выспавшись за день, она не хотела лишний раз пользоваться зельем сна без сновидений.

От тяжелых мыслей ее отвлек шум в холле. Судя по голосам, родители наконец-то вернулись с бала. Трейси уже было поднялась, чтобы спуститься со второго этажа на первый, поприветствовать родителей и расспросить про своего парня (естественно, в буквальном смысле ее комнату никто не запирал, достаточно слова главы), но тут же плюхнулась обратно в кресло.

"Нет уж! Раз меня не пустили, раз меня, как в Азкабан, заперли, пусть вот сами ко мне и идут!"

И они пришли. То есть не пришли, а вызвали.

— Хозяйка Трейси!

— Зиппи! — вздрогнула девушка от совершенно неожиданного оклика. — Ты напугал меня.

— Зиппи накажет себя. Позже. Но Зиппи хочет передать, что молодую хозяйку Трейси зовет хозяин Дэвис.

— Отец или брат зовет меня? Кто именно?

— Главный хозяин, сэр, хозяйка Трейси.

— И куда мне идти?

— Хозяин зовет молодую хозяйку в кабинет.

— Хорошо, передай ему, что я сейчас приду.

В семье Дэвисов не было принято перемещаться по дому с помощью аппарации. Своей ли, домовика ли, не важно. Когда маленькая Трейси спросила почему, мама легко и понятно объяснила своей малышке: "Хочешь стать такой же жирной коровой, как тетя Эллис? Таких мальчики не любят!" Тетя Эллис, с терриконами жировых отложений, с которыми не могли справиться даже сваренные мастером-зельеваром зелья, с тех пор была для Дэвис боггартом. Становиться похожей не на стройную маму, а на самку гиппопотама или жирдяйку-Булстроуд стройной девочке совсем не хотелось.

Удивительно, но в кабинете главы рода Дэвис самого отца не оказалось, хотя идти туда было меньше минуты. Зато была мать, леди Джулия Александра Дэвис, которая в данный момент что-то капала из небольшого пузырька в бокал с соком. А еще на журнальном столике стоял омут памяти с уже плавающей там нитью какого-то воспоминания.

— Пей, — протянула мать бокал своей дочери.

— Что это? — спросила Трейси, беря бокал.

— Успокоительное.

— Зачем? Я и так достаточно спокойна. Целый день проспала, — с язвительностью ответила младшая Дэвис.

— Пей, глупая, мне виднее. Я не хочу, чтобы ты разнесла мне тут весь кабинет!

— Что-то случилось? С кем? С отцом? С братом? С… Винсентом? — закономерно встревожилась догадливая Трейси.

— Пей!

— Не хочу! Кто? Скажи мне, кто?

— Пей, это в твоих интересах!

— Не буду!

— Пей, дура! С тобой случилось! У меня нет никакого желания переживать неконтролируемый магический выброс! — вспылила Джулия. Потрясенная ответом Дэвис-младшая с испугом посмотрела на свою, всегда такую спокойную, мать и медленно выпила сок с зельем. — Смотри, — подтолкнула Джулия столик с омутом памяти к креслу дочери.

Спустя минут пятнадцать Трейси подняла голову из омута памяти и резким движением руки смахнула его со стола.

— НЕТ! Ни за что! Я не отдам его! Предатель! Он же обещал мне! И отец… — прокричала она.

— Что они тебе обещали? — спокойным и участливым тоном спросила мать свою повзрослевшую дочь.

— Ну… — растерялась дочь, — отец говорил, что постарается, — пауза. — Брак, — еще одна пауза, длиннее. — С Винсентом. — Трейси плюхнулась в кресло и спрятала лицо в ладонях.

— А что тебе обещал Крэбб?

— …

— Поправь меня, если я ошибаюсь. Ничего он тебе не обещал, не так ли? И все еще не собирается?

— Но он же пригласил меня на бал!

— И?

Еще одна пауза, на этот раз длинная, повисла в разговоре, после чего младшая Дэвис неуверенно начала:

— Ну, а если… — Трейси покраснела и спрятала глаза от матери. — Если я… Ну… От него… Забеременею... Не поможет ли это моему замужеству?

— Глупышка, — Джулия пересела на подлокотник кресла своей дочери и прижала ее голову к себе. — Сейчас все стало совсем по-другому. Переспи ты с ним, когда он был всего лишь наследником, то решать, жениться ли Винсенту на тебе или нет, стали бы твой отец и старый Крэбб. А на него у Питера было небольшое, но хоть кое-какое влияние. На Винсента, кстати, у твоего отца даже такого нет. Никакого нет. Поэтому, понеси ты сейчас от своего Винсента без свадьбы или хотя бы официально объявленной помолвки, и не захоти потом Крэбб взять тебя в жены, это будет считаться несмываемым оскорблением рода Дэвис от рода Крэбб. И это, я пока специально не касаюсь этого важного факта, только в том случае, что Крэбб тебя захочет. Но если все же каким-то чудом тебе что-то этакое удастся, то иного выхода, кроме как вызвать оскорбителя рода на дуэль насмерть, у твоего отца не будет. А дальше вариантов, как ты понимаешь, всего два. Либо твой отец убивает Крэбба, и ты остаешься без жениха опозоренной на всю жизнь. Либо Крэбб убивает нашего Питера, а он, как ты видела, кое-что в убийствах смыслит, и главой рода досрочно станет твой брат. С долгом кровной мести… Желаешь своему отцу смерти? Или брату?

— НЕТ! — Трейси вырвалась из объятий своей матери и вскочила на ноги. — НИКОГДА! КЛЯНУСЬ МАГИЕЙ, ЧТО Я УНИЧТОЖУ ЛЮБОГО, КТО УБЬЕТ МОЕГО ОТЦА! — и в подтверждение заключения магического непреложного обета правая рука Трейси на мгновение озарилась вспышкой света в форме кольца.

— Дура, — голова Трейси дернулась от пощечины. — Добаловалась? Я сколько раз предупреждала тебя, чтобы ты прекратила дразнить Магию? Не стоит взывать к Ней, тем более по таким мелочам! Покажи руку!

На изящном правом предплечье младшей Дэвис переливалась перламутрово-белым такая тонкая и хрупкая на вид, но от этого совершенно не становящаяся необязательной к исполнению, нить магического обета.

— Довольна?

— И что тут такого?

— Как есть дура! Непреложный обет это… А, — в разочаровании махнула рукой Александра. — Что тебе объяснять сейчас…. Дура-дурой ты, дочка. Ладно. Это не так уж и страшно. Просто еще один повод твоему папе сильнее беречься. За двоих. Не только лично за себя, но и за тебя тоже. Глупышка ты моя бедная, — мать крепко обняла Трейси. — А на счет Крэбба… Я ведь не просто так сделала акцент на том, что Крэбба ты теперь не заинтересуешь… Эх, — тяжело вздохнула Джулия, — похоже, придется тебе кое-что рассказать.

— Ты никогда не задумывалось, почему в школе за всю ее историю ни один из директоров так никогда и не ввел запрет на использование приворотных зелий? А ведь одним его удачным применением можно разрушить важный брак, то есть, по сути, нанести непоправимый вред целому роду?! И отвечать за это будет обязан, в том числе, и взявший на себя ответственность за врученное в его руки несовершеннолетнее будущее магического мира, а именно — директор Хогвартса. Но несмотря на весьма неприятные для глав школы прецеденты, те дураки, которые пытались ввести запрет на любовные зелья, вылетали из директорского кресла быстрее собственного визга. Так почему? А потому, что школа это не просто место, где вы получаете образование. Плевать на него, по большому счету, все равно ничему по-настоящему серьезному там не учат. Да и в крайнем случае без СОВ и ЖАБА можно неплохо прожить в магическом мире, если ты чистокровный аристократ. А вот без чего нельзя прожить даже если ты чистокровный аристократ, особенно если ты чистокровный аристократ, так это без умения общаться. "Атаковать" и "защищаться", создавать альянсы и рушить их, и самое главное — держать себя в руках несмотря ни на какие удары извне. Именно поэтому учеба в Хогвартсе может показаться современным магглорожденным опасной и невероятно жестокой, по сравнению с их миром, однако мы, старые семьи, помним: чем меньше жалеешь своих детей в процессе воспитания, тем более приспособленными они становятся в зрелости. И любовные зелья — часть этой вот тренировки.

Есть болезни, которыми следует переболеть в детском возрасте. В частности, одной из таких является первая, зачастую неудачная, любовь. Не надо краснеть. Осознание, что родители тоже были когда-то детьми и именно поэтому видят тебя насквозь, придет позже. А пока, просто поверь. Все были молодыми, все через это проходили, и мы все тебя отлично понимаем. Но, несмотря на то, как бы ни было тебе больно, этот опыт очень важен и по-другому его не получить.

Почувствовать невероятное влечение, отдаться ему, окунуться в него без остатка и… вынырнуть обратно! Переступить через него! Стать сильнее и мудрее самой себя! А на директоре лежит обязанность, чтобы никаких непоправимых последствий от этой… хм, ослабленной дозы яда, не случилось.

Теперь, что касается твоей соперницы. Тут все очень непросто. Честно говоря, я и представить себе не могла, что тебе так… не повезет. Делить мужчину с этой… хм, женщиной. Я думала, что только наше поколение в зоне риска, но совсем забыла, что любовь слепа и не приемлет ни внешности ни возраста.

Ты уже отлично знаешь, как действует приворот. Не надо смущено отворачиваться, дочка. В свое время этим балуется практически каждая молоденькая ведьмочка. Ах, какие веселые шутки мы вместе с другими слизеринками проделывали с помощью любовных напитков! Любовный треугольник — такая примитивная убогость по сравнению с теми гексаграммами, вписанными в гексагон, которые из гриффиндорок и хаффлпаффцев составляли мы! Но мы-то так шутили или пестовали свои юношеские желания мужского восхищения нами, а многие принимали и принимают пряный обман ложных чувств за истину! Увы. Надо быть гораздо взрослее или гораздо умнее, чтобы понимать, что украденные чувства никогда не доводят до добра. Конец истории у таких отношений всегда плохой, а иногда и вовсе трагичный.

Приворот, как ты знаешь, воздействует на тело и сознание жертвы… Да, да, Трейси, именно жертвы, ибо приворот классифицируется как яд. Воздействует в таком ключе, чтобы она возжелала разумом и плотью того, в чью пользу он сделан. Это легко и удобно, но именно по этим ярким признакам приворот отлично определяется и так же легко снимается. Достаточно вывести или подавить воздействие любовного напитка зельями, а остаточные эффекты удалить, например, окклюменцией или, что гораздо проще, тем же обливиэйтом, и все. Не удивляйся. Министерские Обливиаторы, конечно, только самые опытные и доверенные, получают очень неплохие галеоны за это. Так что средств от приворотов изобретено ничуть не меньше, чем самих приворотов. Иначе, сама понимаешь, маги бы вымерли в междоусобных стычках столетия назад. Сейчас нужно лишь только правильно опознать тип и вовремя применить соответствующее противоядие, чем так славятся лекари Мунго соответствующего отдела. Третий этаж, Отдел Отравлений.

Но совсем не так действует Забини. Женам и невестам Британии пришлось потратить много времени и очень много галеонов для того, чтобы досконально разобраться в этом вопросе. Несмотря на потраченное целое состояние, так и осталось неизвестным, как именно делает приворот Забини. Быть может, пробудилась частица очень старой крови, тех же сидов, к примеру. Или — это такой вот магический дар. Или она заключила сделку с демоном. Или еще что, никто не знает точно. Но зато хотя бы оказалось возможным выяснить, что именно она делает.

В отличие от классического подхода, когда воздействие осуществляется на цель приворота, Забини… меняется сама. Меняется таким образом, чтобы более чем идеально подходить именно этому вот конкретному магу-цели. Телесно, в некоторых пределах, конечно же. Мыслями. Духом. И даже в Магии она после изменения видится совсем по-другому. То есть, по сути, для своей цели она представляется как идеальный внешне, ментально и магически совместимый партнер. Как, например, Винсент для тебя. Так что можешь считать, что частично за твои мучения судьба Крэббу уже воздала. Он теперь сам узнает, что такое Зов Крови!

— Но похоже действуют и вейлы…

— Вейлы? — рассмеялась леди Дэвис. — Эти полуживотные? Не смеши меня. Они — соплячки по сравнению с Забини. Эти существа проецируют вокруг себя ауру похоти, которую любой маг-окклюмент или просто защищенный соответствующим артефактом даже и не заметит. В конце концов, даже самый сильный приворот, обладая сильной волей, можно побороть, в этом он сходен с Непростительным Империусом. Можно также затормозить влечение хорошим самоконтролем. Побороть же влечение к этой… женщине невозможно. Точнее, никто никогда не смог, потому, что и не пытался. Все те, на кого пальчиком указывала Забини, безропотно падали в ее объятья. А почему бы не упасть, если это и есть настоящее счастье? Истинная, а не поддельная "вторая половинка". И да, меняясь, она ко всему прочему сама по-настоящему влюбляется в своих избранников. Как мужчине устоять перед таким? Никак. Вот они и не сопротивлялись.

Этот мордредов старик, лорд Забини! По рассказам знающих магов, только то, что он с самого детства был повернут на своих магических исследованиях и поэтому отучился на Рейвенкло, а не на Слизерине, не позволило ему стать очередным Темным Лордом. А так, все предпосылки были на лицо. Скажем так, по непроверенным слухам, в свое время старый Забини спустил с крыльца своего мэнора просившегося к нему в ученики самого Того-кого-не-следует-называть, и тот ничего ему не смог сделать в ответ! Представляешь? И даже такой хм… волшебник не устоял перед чарами Летиции Марии Илэрии. Хотя, что это я стесняюсь? Он регулярно "не устаивал", за каждой юбкой волочился, кобель старый! Ему уже на картину давно пора было, а он за малолетними ведьмочками ухлестывал! Правда, в первый раз за свою жизнь он не устоял настолько, что не только женился, но и совершил воистину немыслимое для нормального мага. Он так любил эту свою подцепленную на континенте, поговаривают, в каком-то борделе, шлюху-женушку, что, чувствуя приближение скорой смерти, добровольно принес себя в жертву Магии на родовом алтаре! Этим запретным ритуалом кровной защиты он даровал своей жене, леди Забини, и своему младенцу-наследнику очень серьезную защиту, которую можно сформулировать так: "виновные в деятельном умышлении, вреде или смерти Забини — да умрут сами всем родом!". Причем этому самому что ни на есть черномагическому проклятью откровенно наплевать на то, сколько будет посредников между заказчиком и исполнителем — сначала умрет непосредственный исполнитель, а потом, по цепочке, один за другим, умрут все виновные. И самое худшее, что, в отличие от классических современных чар, это именно что защита, а не как обычно воздаяние после… Даже если сразу после заказа заказчик сотрет себе память и не будет помнить, что он — заказчик. Магии — все равно! И были прецеденты… разные, которые потом не позволили умным отмахнуться от факта наложенной на Забини защиты такой силы.

Кстати, быть может именно лорда Забини Летиция все же немного искренне любила, потому что только от него единственного понесла сына и наследника. И, кстати, именно поэтому она никогда в браке после не меняла фамилии и не входила магически в другой род! Невероятно, но факт. Но даже это совершенно немыслимое условие не останавливало магов, желавших жениться на ней! Впрочем, с ее стороны причина-то проста. Смени имя, и тогда защищающее проклятье, быть может, исчезнет. Как потом вскоре исчезнет и сама бывшая Забини. Желающих отомстить ей в свое время было, да и сейчас есть, просто море! И не просто так.

Получив настолько серьезную защиту, эта мразь совсем распоясалась. Дав немного подрасти своему сыну, она за следующие три года сменила шесть мужей, очень пожилых, богатых и одиноких магов, последовательно влюбляя их в себя, женя и сводя в могилу. А после забирала состояние и шла к следующему. Именно после седьмых похорон супруга леди Забини терпению магического общества пришел конец. Леди богатейших и древнейших фамилий, хм… опасаясь за свое будущее, надавили на мужей, и они выставили Забини ультиматум.

Суть его проста. Отныне и навеки целью для леди Забини мог стать только взрослый и не связанный узами брака или помолвки лорд. Сама понимаешь, сколько таких существует на белом свете, при учете того, что помолвки обычно заключаются в четырнадцать-пятнадцать лет, а то и вовсе брачный сговор происходит сразу же после рождения ребенка. А чтобы у молодой девки не было иллюзий, лорды совместно открыли очень крупный вклад в Банке Гринготтс. Если Забини нарушала условия ультиматума, гоблины размораживали средства и нанимали на континенте убийц до тех пор, пока нарушительницу бы не казнили.

— А как же проклятье?

— Проклятье, конечно, сильно, но все же не всесильно. Так как в таком случае заказчиком являлись лорды древних и благородных чистокровных семей, соответственно защищенные родовой магией, всех бы оно точно убить не смогло, истощаясь о родовые защиты. Один, максимум два рода… Тут уж у кого Магия слабее. А для того, чтобы ты поняла степень серьезности тогдашней ситуации, знай, что на этот общий счет деньги положили даже такие столпы как Малфои и Фаджи!

— А на этом счету… есть наши деньги?

— М-м-м… — смутилась и отвела взгляд леди Дэвис, но потом прямо взглянула на свою дочь и честно ответила: — Да. Есть. Твой отец достаточно богат для того, чтобы эта стерва не могла обойти его своим вниманием! Я тоже боялась, — призналась Джулия.

— Взрослый и неженатый… — задумчиво протянула Трейси, и вскрикнула: — но ведь Винсент как раз и подходит под эти условия!

— К сожалению, да. Тут беда не только в том, что Крэбб из-за своей невероятно ранней эмансипации выбивается из правил. Его обожгла первая любовь, и теперь он никогда уже не станет прежним. Ведь ты же хочешь не просто переспать с ним и расстаться, а получить его себе навсегда? Сделать его своим и только своим? Мужчиной и мужем? Не так ли?

— Да!

— Вот только на этом пути у тебя будет море препятствий. Ведь ты ему не подходишь так, как подходит Забини.

— Это как? Разве, если он подходит мне…

— Вовсе нет! Он может быть идеальным для тебя, ты его так и чувствуешь, а вот наоборот — совсем не обязательно. Ты можешь и не быть его полноценной "половинкой". Хотя бы например вот так, — леди Дэвис взяла свой веер и из середины в сторону выгнула часть перьев. — Понимаешь аналогию? Теперь, если хочешь получить его — тебе стоит настроиться на серьезную борьбу и вести планомерную осаду. Опять же, когда сердце ранено неразделенной любовью, то защита на нем ослаблена. Так что Винсент, убедившись в невозможности воссоединиться со своей любовью, будет более легкой добычей, чем обычно. И здесь тебе нужно вовремя подвернуться под руку. А потом, после свадьбы, тебе стоит задуматься вот о чем. Причинять столько боли той, что тебя любит… Разве не требует это справедливого воздаяния?

— Так вы мне поможете?

— Мы бы с удовольствием, но чем? Тем более любить тебя так, как любит Забини, он никогда не будет. Не лучше ли рассмотреть кого-нибудь другого в качестве мужа? Или ты хочешь, чтобы мы принесли его в твою комнату под Империо и перевязанного розовой ленточкой с бантиком?

— Ах так? — Трейси опять резко вскочила на ноги. — Ну уж нет! Не хотите помочь, тогда я сделаю все сама! Без вас! Я добьюсь того, что Винсент станет моим, пусть хоть сотни перезрелых шлюх…

— Трейси! Что за слова! — возмущенно поправила мать свою дочь, но той в пылу яростного спора было не до почтительного выслушивания нотаций. Страсть и злость несли ее вперед.

— …встанут у меня на пути! Винсент будет моим!

Громко хлопнула дверь за Трейси, и Джулия осталась в кабинете одна.

— Ну и что делать будем? — спросила в пустоту леди Дэвис.

В стоящем в углу комнаты кресле внезапно обнаружился лорд Дэвис. Он, глядя в сторону закрытой двери, неодобрительно покачал головой и сказал:

— Помогать, чего же еще. Бедняжка. К ее счастью, Крэбб все еще представляется мне максимально удобной кандидатурой. Старая фамилия, лордство и неплохие отношения с Гильдией… То что нужно. Так что нашей дочурке пока все еще везет.

— Хотя мне по-настоящему жалко ее, но как ее нытье меня утомило! Я такой никогда не была, и Роджер вроде нормальный…

— Жалко. Но ее новый настрой мне нравится больше. Наконец-то она перешла от соплей к злости. Осознала, что без своих собственных усилий даже самые богатые и влиятельные родители — это ничто. Полезный для будущей жизни опыт. Ты, когда она поостынет, ее успокой. Скажи, что мы на ее стороне. Не хватало, чтобы она еще и против нас боролась. И начни, наконец, учить ее управлять будущим мужем. Психологический портрет и рекомендации по обработке уже приложены к папке с личным делом Крэбба. Возьмешь в сейфе. А что мучается… Так это тоже нужно пройти. И лучше уж сейчас, чем потом.

— Все-то ты знаешь! — зло сказала жена.

— И ты тоже это понимаешь. Увы. Во взрослении и становлении слишком мало приятного, если, конечно, в результате хочется получить что-то серьезное и самостоятельное. Кстати, ты была не права. Не поймет она сейчас ничего. Ты ей про тайные основы нашего общества и глубинные отличия от мира магглов, а она думает только о том, что у нее уводят парня!

— Утешал бы ее тогда сам! И все она поймет. Потом.

— Вот я и утешу ее потом, когда чуть поостынет. И уже купил неплохой гарнитур, очень подходящий к ее глазам, в качестве утешителя.

— Может, и мне на тебя обидеться? — ехидно посмотрела на своего мужа леди Дэвис.

— За что? Чем я провинился, — в показном притворном ужасе ответил Питер.

— Да трудно ли найти причину? — в ответ так же притворно удивилась жена.

— Ладно, ладно. Сдаюсь. Сходим завтра к гоблинам. Или в Хэрродс, выбирай. Тем более, каюсь, я так и не нашел тебе подарка на скорый день рождения.

— То-то же! — Жена отвернулась, молча встала и гордо пошла к выходу из комнаты. У самой двери она обернулась и, пристально глядя в глаза своему мужу, серьезно, без тени шутливости произнесла:

— Знаешь, все это, конечно, здорово и полезно… Я верю, что ты сможешь нажать деньгами на всех наших соперников, но…

— Конечно! Не обеднеют…

— …если дочка узнает о том, что это была твоя интрига, с дуэлью…

— Я ошибся! Что это будет дуэль, тем более — насмерть, я не ожидал и не планировал! — начал оправдываться Дэвис. — Я всего лишь собирался руками Бейтсов намекнуть Крэббу, что на Трейси найдутся…

— …то она распнет тебя, не глядя ни на всю свою великую любовь к единственному и неповторимому отцу, ни на только что полученный гейс! Нельзя шутить с Зовом! — дверь за спиной Джулии хлопнула ничуть не тише, чем минут десять назад за ее дочерью.

Интерлюдия 17


В Малфой-мэноре этим ранним утром было весьма суетно. Носились как заведенные домовые эльфы, которых безжалостно гоняла хозяйка Нарцисса. А как было не гонять, если после приема в поместье осталось столько всякого мусора и образовался такой беспорядок, что теперь только одно лишь только здание приводить в подобающий роду Малфой вид придется не один день, даже с учетом использования магии. А ведь гости гуляли еще и по парку…

Тем временем оба мужчины рода скрылись от вошедшей в раж жены и матери в личном кабинете главы и вкушали утренний кофе. Точнее, кое у кого этот кофе был не ранне-утренним, а поздне-вечерним.

— …просто безобразно! — закончил Драко свою короткую речь, мысленно грязно и жестоко проклиная Винсента Крэбба. Ведь именно из-за него у наследника семьи Малфой выходной день начался так рано. О том, что его отец этой ночью и вовсе не ложился, занимаясь высокой политикой из-за выходки одного из гостей на балу с теми же самыми именем и фамилией, вежливый, но невнимательный сын не знал.

Несмотря на без всяких преувеличений тяжелый и напряженный вечер и не менее сложную ночь, занятую выяснением мнений наиболее сильных фигур на политической доске Магической Британии и разговорами с аврорами, снимавшими с него свидетельские показания для суда, Люциус Малфой внешне оставался все тем же невозможным идеалом изящества настоящего аристократа. В конце концов, имея много денег и мастера-зельевара в близких друзьях, чтобы одна бессонная ночь оказала видимое воздействие на внешний вид, нужно быть тупым, неразумным сквалыгой. Но уж что-что, а "на говне сливки снимать" — это не про Малфоев. Мотами они не были, но когда нужно — с деньгами расставались без всякого гоблинского трепета.

— Так, — сделав глоток кофе, и привычно использовав выдавшуюся паузу для подбора наилучшей исходя из анализа всех доступных вариантов реплики, Люциус Малфой продолжил. — Я выслушал тебя. Однако я услышал то, что не хотел бы услышать — одни чувства, а того, что хотел бы: подкрепленных фактами размышлений, как раз — нет.

— Да? — удивился Драко.

— Я хочу проверить, наследник, как хорошо ты можешь понимать невербальные сигналы и тонкости общения аристократического общества. Рано или поздно, но придет время, и ты станешь главой семьи. И я хочу быть уверен, что ты можешь не только смотреть, но и видеть те тонкости общения в нашем кругу, которые непонятны обычным магам. Расскажи-ка мне, что необычного и неправильного произошло на балу. Приступай.

— Вообще, или?..

— Ну, для начала то, что относится к произошедшему с Крэббом.

Младший Малфой чуть прикрыл глаза, сосредоточился, и начал.

— Первое. Несмотря на весьма открытое и привлекающее внимание платье, желтого цвета веер в руках женщины однозначно трактуется как прямой отказ. Второе. Несмотря на видимый отказ, к ней подходили с приглашениями, но она продолжала всех отсылать прочь. Так, непосредственно прямо перед, хм, приглашением Крэбба, она отказала очередному поклоннику. По неписанным правилам, после такого ее приглашать — это вызов тому, кому она отказала до этого, и даме, чтобы не плодить ссор, лучше отказывать всем без исключения после первого отказа. На этот танец. То, что Винс ее пригласил — это ошибка и вызов. Хотя, тут больше ошибка этой… — Драко бросил быстрый взгляд на отца, и сразу же поправился, — леди Забини. Ей не следовало принимать его приглашение.

Третье. То, как Крэбб сформулировал свое приглашение… Так не делают! Вообще. Он ее как… как… как пьяный наемник официантку в дешевом кабаке на сеновал потащил!

— Хм... — брови Малфоя-старшего заметно дернулись вверх. — Драко. Потом ты мне расскажешь, откуда у тебя взялись такие метафоры, — удивленно прокомментировал последнюю реплику своего сына Люциус.

— Это из книги… — Драко, покраснев, отвел взгляд и побыстрее продолжил разбор ошибок своего вассала. — А ведь леди Забини четко и ясно показала ему веером свое отношение! Сначала она закрыла и раскрыла веер, держа его перед ртом, это расшифровывается как: "вы мне неприятны". Потом протянула руку вперед со сложенным веером опахалом к себе — это грубое и однозначное "убирайтесь прочь!" А Крэбб за эту руку ее схватил и поволок танцевать! Идиот! Если бы ты знал отец, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы удержать на месте Блейза, чтобы он не кинулся на Винсента прямо там, во время танца!

Отец поощрительно кивнул, и приободренный сын стал далее сдавать устный зачет на знание традиций аристократического общества.

— Потом Крэбб бросает вызов. Это сразу и глупо, и неправильно и не… не знаю как сказать, не по-слизерински, вот!

— Это да, — кивнул Люциус и совершенно серьезно, без тени улыбки отметил: — Кое-кто у нас здесь известный любитель разрешить дело в дуэльном круге. Или Зале Наград.

— И это тоже удивительно, — намек Драко конечно же понял, но справился с собой и не показал своего неудовольствия напоминанием прежних ошибок. За что заслужил одобрительный кивок отца. — Ты ведь помнишь, что уже тогда Крэбб отлично знал дуэльный этикет.

— Помню, — слегка нахмурился Малфой-старший. — Продолжай.

— Во-первых, репутация у леди Забини, хм… неоднозначная. Из-за этого на нее не распространяются некоторые обязанности спутников, например — защищать ее честь от оскорблений. Во-вторых, Крэбб сам бросил вызов, и сам же выбрал вид схватки, тогда как должен был выбирать только место и время. Зато не выбрал тип дуэли, что за него опять же не по правилам сделал Бейтс. Впрочем, покойный Эгберт на это все согласился. И секунданты на это согласились. А ведь после своей дуэли с Поттером, не состоявшейся именно благодаря отлично вроде как знающему дуэльный кодекс Винсенту, я специально подробно изучил правила, права и обязанности при вызове… С обеих сторон.

— Не отвлекайся и не повторяйся…

— И, хм-м, но… ты тоже, отец, не остановил этого убийства!

— Я тебе потом объясню, зачем мне нужна была эта дуэль.

— Ты что, хотел этой дуэли? И смерти Крэбба? Но зачем?

— Не смерти. И я же сказал, об этом — потом. Продолжай.

— Если бы вызов бросал не Крэбб, а Эгберт, дуэли могло бы и не произойти! Ведь основное правило — дуэли проводятся только между равными! Ну, и в-третьих, когда ты произнес предложение к мирному урегулированию конфликта, то Крэбб ответил бранью, а Эгберт — вежливо выдвинул свои условия. Пусть его условия были совершенно неприемлемы и предельно оскорбительны, но формально, в глазах общества, Бейтс остался бы радетелем за мир… Если бы выиграл, да, — после паузы добавил Драко. — Я уж не говорю о том, что делать вызов ударом в лицо — это слишком вульгарно! Не так! Все Крэбб сделал не так! Как будто совсем чужой нам! Как будто никогда до этого, вместе со мной, за балами не смотрел с галереи!

Малфой-старший вздрогнул и как-то пораженно посмотрел на своего сына. Потом отвел взгляд к потолку и прошептал одними губами что-то вроде: "Не может быть!.. Невероятно!.. Но как? Нужно проверить…", и еще что-то, что Драко уже не разобрал.

— Отец?

— Хм… Ты молодец, Драко. Со всех сторон молодец. А теперь, Добби… А, мордредов Поттер! Длипи! Дисти!

— Да, лорд Малфой, сэр? — хором спросили оба появившихся домовых эльфа.

— Так. Длипи, возвращайся к предыдущей работе, а ты, Дисти, принеси сюда Омут Памяти.

— Зачем, отец? — настороженно спросил удивленный Драко.

— А затем, что сейчас ты начнешь сливать в Омут все свои воспоминания, которые хоть как-то относятся к Винсенту Крэббу!

— Но отец, каникулы скоро кончаются…

— У тебя это будут очень долгие каникулы, сын, потому, что они закончатся тогда и только тогда, когда я это скажу! То есть, когда ты перельешь все, абсолютно все, воспоминания о нем! Начиная с первой встречи в сопливом детстве и заканчивая этим балом. Ты понял меня?

Драко обреченно застонал.

— И не устраивай из этого театра! Это нужно для блага рода Малфой! Я вот никак не выказываю своего недовольства, что после бессонной ночи вынужден, накачавшись разнообразными зельями, переться в Министерство на внеплановую сессию верховного суда? Мордредов Крэбб, такие проблемы из-за него!

— Мордредов Крэбб, — вторил ему сын.

Глава 37. Суд


"Это я просто охеренно не лезу ни в какие приключения! Отлично держу себя в руках! Стараюсь не выделяться! Пиздец как здорово!" — подумал я про себя, и сел на кровать.

Надо отдать должное, камеру где-то в недрах принадлежащего Департаменту Магического Правопорядка министерского уровня мне предоставили терпимую. Совсем не Азкабан. Мягкая постель с белым бельем, в углу дверь в небольшой санузел с душем. На стенах — обои, на полу — паркет. Помимо кровати есть стол, на котором стоит графин с соком. Все это скорее подходит под определение гостиничный номер или комната для важных свидетелей, а не тюремная камера. А чтобы мне было не так долго переживать по поводу завтрашнего заседания суда, мне настойчиво рекомендовали выпить зелье сна без сновидений. Даже стекляшку знакомой формы с ним дали.

Конечно, у меня сразу же изъяли волшебную палочку, а чуть позже, уже здесь, обыскали и конфисковали все артефакты, включая мой ритуальный нож, но оставили одежду и связное с инквизиторами кольцо. После вежливо проводили в камеру, предупредили, что она накрыта антиаппарационным барьером, и заперли до утра. Перед этим приглашенный из Мунго врач тщательно проверил меня и наложил несколько заживляющих чар. Сервис на высшем уровне, короче.

Вот и говори потом, что ничего к лучшему не меняется. Или это так действует мое лордское достоинство? Хотя, нет. Как мне пару раз обмолвился Крауч, в лихие годы магической войны обычно пойманных ставили просто к стенке, или швыряли сразу в Азкабанское КПЗ, не глядя на имена и фамилии. Так что такое роскошество и вежливость появились относительно недавно.

Собственно говоря, терзать свою и без того слегка поехавшую с рельс нормальности психику я не стал. Тем более, сделать что-нибудь без волшебной палочки против двух охранников я все равно не мог. Так что со спокойной совестью выпил снотворное и без задних ног проспал всю ночь. А наутро меня разбудили, даже не дали времени привести в порядок одежду, и как есть, с пятнами засохшей крови на мантии, потащили на суд. Хорошо еще милостиво на утренние гигиенические процедуры выделили пять минут. Куда было так спешить, если все равно в каморке для предварительного содержания заключенных перед залом суда мне и моим охранникам пришлось ждать часа полтора. Сержантские зазоры, не иначе.

Пока охранники маялись бездельем, причем делали это дисциплинированно молча, я решил потратить время с пользой и прикидывал, как мне вести свою защиту. Мне вообще было непонятно, с чем связан мой арест. Ведь по сути, что-либо предъявить мне не могли. "Заклинания я использовал только разрешенные, а единственно условно разрешенное, Плеть Крови, как магу с дарами в области Магии Крови, мне применять по закону разрешено. Зато вот мой враг, наоборот, бросался всякой темномагической дрянью, типа того проклятия, от которого я чуть было не сгнил заживо, а еще почти применил подсудное Непростительное. Тоже, похоже, оставил на крайний случай, и я отлично его понимаю. К чему еще могли докопаться? То, что я грохнул своего врага? Так он сам выбрал тип дуэли. Непонятно. И это больше всего нервирует! Главное, это изо всех сил отвертеться от допроса с веритасерумом. В отличие от невиновных, мне, как и Упивающимся на судах начала восьмидесятых, есть что скрывать и огласки чего бояться. Печать-то — здесь не действует, и это очень печально. Что случится, если на допросе меня спросят о прошлом, где полно скелетов, некоторые по размеру сравнятся с диплодоковым, я даже представить боюсь. Так что, "слово серебро, а молчанье — золото" — это для меня" — думал я.

В состоянии стресса время тянулось невероятно медленно. Наконец охранники по связному зеркалу получили приказ, и меня ввели непосредственно в зал заседания.

Никогда не был в классическом английском суде присяжных, да и вообще суд даже там, в прошлой жизни, посещал мягко говоря нечасто и тот — гражданский, так что все мне здесь было в новинку.

Для начала, как это и показано в каноне, зал суда был оформлен в весьма мрачных тонах. Черные стены, черный потолок, черный полированный каменный пол. Даже скамьи присяжных и трибуна судьи и те — черного цвета. Однако в отличие от канона освещение было не от факелов, а магическим и весьма и весьма ярким.

Зал суда для рассмотрения особо тяжких преступлений мне по конструкции, архитектурно напомнил классический амфитеатр. По центру в углубленной относительно зрительских мест арене, которая из-за соотношения диаметра и высот стен скорее напоминала колодец, находилось место обвиняемого. Легкий такой психологический нюанс. Геометрически поставленный ниже всех обвиняемый уже автоматом чувствует себя частично виновным. Да и обороняться, задрав голову, только дополнительное неудобство. Кроме того, кресло, к которому меня подвели и посадили, было снабжено магическими цепями. По жесту палочки одного из охранников они сами заползли мне на предплечья и лодыжки и для безопасности пристегнули меня так, что я не мог двинуть ни рукой ни ногой. Чисто на автомате я попробовал подергать конечностями, но, естественно, безрезультатно. Оставив на время инстинктивные потуги освободиться, я занялся более важным делом. Поднял голову и посмотрел на тех, кто собирался меня судить. А там было на кого посмотреть.

Для начала, на месте верховного судьи я увидел Альбуса Персиваля Вульфрика Брайана Дамблдора. Логично и прогнозируемо. Вот только, что от этого мне ожидать — не знаю. С одной стороны, отношения у нас в последнее время были вполне себе на уровне и выгодны директору Хогвартса. Вспомнить тут можно и книги, и то, что я встал на его сторону в конфликте со Сметвиком, но… Дамблдор — это Дамблдор. Как у гроссмейстера никогда не опускается рука, когда ему нужно разменять или пожертвовать ради более удачной позиции пешку или фигуру, так и у Дамблдора, матерого политического игрока, ничего внутри не дрогнет, если ситуация потребует крайних мер. История рода и судьба членов Ордена Феникса как бы намекают. А если он с ближними своими так безжалостен, то на что тут надеяться мне?..

Чуть ниже Дамблдора, то есть сразу под кафедрой верховного судьи, за конторкой поменьше, сидела Амелия Боунс. Аналогичное место по левую руку почему-то пустовало. Я бы даже сказал, вызывающе пустовало, так как на трибунах ни одного свободного места не было. Да и зрительский состав был весьма представительным. Фадж отсутствовал, зато остальные смутно узнаваемые по министерскому приему лица принадлежали тем, кого Драко отнес к категориям "чистокровные, влиятельные или богатые". Насколько я помню статус этого зала суда, использовали его очень нечасто. Тех, кто нарушал Статут, пугая магглов взрывами унитазов, судили не здесь. Видимо, за долгое время процесс надо мной оказался первым серьезным. Чай, не благословенное для адвокатов начало восьмидесятых, когда суды над Упивающимися шли непрерывно и порядком всем надоели.

— Сонорус. Тихо! — произнес сидящий за заваленной пергаментами конторкой маг-секретарь. — Пятое января тысяча девятьсот девяносто пятого года. Верховным судом Визенгамота начинается слушанье дела номер пятнадцать тысяч триста семьдесят семь о применении темномагического заклинания. Ответчик, Винсент Логан Крэбб, лорд Крэбб. Судья: Верховный Судья Визенгамота Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор. Согласно воле Магии, а также дарованному согласно Договору от тысяча шестьсот восемьдесят девятого года права Суда Справедливости, да восторжествует Правда! Слово предоставляется Обвинителю, — к моему глубочайшему удивлению с места поднялась тетя моей одноклассницы Сьюз, — главе Департамента Магического Правопорядка Амелии Сьюзен Боунс.

Глядя на чуть качнувшую головой Амелию Боунс, у меня отлегло от сердца. "Вот и не верь после этого в сказки. В смысле, что сделанное доброе дело не вернется к тебе с прибытком!"

— Хм… — несколько неуверенно, как мне показалось, Боунс прочистила горло и начала свою речь. — В связи с тем, что обвиняемый является полноправным лордом, то согласно пункту "эф" главы три закона Гампа номер семь дробь три от двенадцатого декабря тысяча семьсот четвертого года "О серьезных нарушениях Статута Секретности и применении непростительных заклинаний", а также приравненных к ним проклятий и ритуалов из списка "Волхования премерзостнейшие и запретнейшие" от первого февраля тысяча семьсот семнадцатого года и приложению номер "A-десять" от тысяча девятьсот третьего года к нему, а также прецеденту от седьмого июня тысяча семьсот двадцатого года, я требую, чтобы в процессе использовалась соответствующая правовая норма.

— Обоснуйте, — приказал Дамблдор.

— Согласно свидетельским показаниям — заверенные Депертаментом Магического Правопорядка флаконы воспоминаний с копиями свидетельских показаний приведены в приложении "Б" тома два — во время проведения дуэли лорда Винсента Логана Крэбба и наследника семьи Бейтс Эгберта, лордом Крэббом был проведен ритуал под названием "Испивающий взрыв". Данный ритуал Магии Крови, предназначенный для того, чтобы изъять жизненную силу жертвы и поглотить ее заклинателем, в чем-то очень похожий на способ питания вампиров, однозначно классифицируется как темномагический и запретный.

— Принимается, — немного подумав ответил Верховный Судья.

— Также я требую принять собранные Департаментом Магического Правопорядка свидетельства очевидцев в качестве доказательной базы обвинения.

— А предварительный допрос обвиняемого?

— Учитывая его статью, предварительный и основной допрос можно совместить.

— Обоснуйте.

— Прецедент от пятнадцатого сентября тысяча восемьсот седьмого года.

Дамблдор почему-то внимательно посмотрел на меня, потом легонько пожал плечами и согласился с Боунс.

— Принимается.

— Тогда, согласно принятой правовой нормы, я требую у обвиняемого доказательства его невиновности. В случае, если обвиняемый не сможет ее убедительно доказать, я настаиваю на… пожизненном заключении на верхних уровнях магической тюрьмы Азкабан.

Услышанное было подобно удару под дых. "Что?" — только и смог ошарашено подумать я, на фоне поднявшегося на трибунах гула. Вот так вот, на ровном месте присесть на всю оставшуюся жизнь? Ну, пусть и не на всю, а на год-два, до первого или второго массового побега, но… Кормить дементоров!

Напоминаю обвиняемому, — очень выразительно произнес Дамблдор, — что согласно применяемому сейчас к вам пункту "эф" главы три закона Гампа номер семь дробь три от двенадцатого декабря тысяча семьсот четвертого года "О серьезных нарушениях Статута Секретности и применении непростительных заклинаний" даже однократного вашего признания вины в любой форме, в том числе вербальной, будет достаточно, чтобы суд вне всяких разумных сомнений вынес обвинительный приговор. — Услышав эти слова Дамблдора Боунс заметно поморщилась.

"А. Ясно все. Вот как, оказывается, в свое время присел Блэк. И я точно так же сяду, если буду сейчас бездумно молоть языком. Это как раз тот самый случай, о котором говорится в классической форме: "любое ваше слово будет использовано против вас". Но какова оказывается тетка Сьюзен! Хотела меня на этом подловить? Чтоб "срубить палку" поскорее? Вот хрен тебе!"

— Ваше слово, обвиняемый.

— Я невиновен, верховный судья!

— Вы должны доказать, — выделил это слово Дамблдор, — свою невиновность. Одного голословного отрицания обвинения недостаточно для оправдания.

— А голословного обвинения достаточно для приговора?

— Увы, но да. Пункт "эф" главы три закона Гампа номер семь дробь три подразумевает в случае, если подозреваемый является полноправным, признанным Магией и/или министерством лордом, то в отношении него делопроизводство производится согласно правовой норме, подразумевающей презумпцию вины ответчика. Также, как вы видите, — Дамблдор кивнул на пустующую конторку, — ему не предоставляется министерского адвоката. Однако в связи с принадлежностью подсудимого к Совету Лордов к нему не может быть принудительно применена процедура легилименции или допрос с веритасерумом. Его защиту…

— Верховный судья, я заявляю протест! Объяснение процессуальных норм не является предметом данного дела и не имеет к нему никакого отношения!

"Сука Боунс! Она реально меня топит! За что? Что я тебе такого сделал, что ты меня так ненавидишь? Для мести за или от Сьюзен, особенно, если учесть, что мы с ней особо не ссорились никогда, это слишком жестко. Малфой в деле? Ведь это он, поди, тварь, натравил на меня Бейтсов. Больше вроде бы дорогу я никому не переходил, а для истории с кольцом Бейтсы слишком англичане. Или это так меня к себе привязывает "добрый судья" Дамблдор? Так можно было бы и проще все сделать…"

— …может осуществлять любой член Палаты Лордов. Включая его самого, естественно. Протест отклонен, Обвинитель.

"Хм. Дамблдора, похоже, можно подвинуть с основных подозреваемых. Не подскажи мне он этого, я бы до сих пор сидел закрыв рот на замок. Со всеми вытекающими из этого последствиями."

— Так. Ясно. Тогда, в качестве подтверждения, я хочу услышать результаты проверки моей волшебной палочки. Ведь Департамент Магического Правопорядка наверняка же провел такую экспертизу? Вы ведь не нашли там признаков того, в чем меня обвиняют?

— Оправдания ничтожны и не стоят ответа обвинения. Даже если там ничего и нет, то это ничего не доказывает. Как показывает история обучения подсудимого в Хогвартсе, он хорошо умеет подобрать место и время для узаконенного убийства…

— Про.Тес.Ту.Ю, — по слогам выдавил я через стиснутые в крайней злобе челюсти. "Тварь! Я должен был тогда, на первом курсе, спустить Уизли искалеченную одноклассницу? Или в весьма неприятный для одиннадцатилетней девочки момент просто подождать, когда чертовы отморозки сделают свое дело? Хорошо! В следующий раз так и поступлю! С Боунс! Но сейчас…" — Мое поведение в Хогвартсе не имеет никакого отношения к сегодняшнему разбирательству!

— …или у него могли были быть сообщники.

— Как член Палаты Лордов, — с места холодно проговорил Малфой, — я хочу напомнить, что согласно Договору от тысяча шестьсот восемьдесят пятого года в случае умышленного тяжелого оскорбления за семьями аристократов, признанных Министерством и Магией, а также приравненных к ним, в случае невозможности решить конфликт миром, при согласии обеих на схватку признается право на дуэль выставленных сторонами бойцов согласно Дуэльному кодексу. Или Обвинитель желает в покушении на жизнь Эгберта Бейтса, самого, кстати, выбравшего такой тип дуэли, обвинить меня?

— Нет, — быстро сказала Боунс.

— Протест принят.

— Я могу предоставить воспоминания, через Омут Памяти!

Оправдания ничтожны и не стоят ответа обвинения. Я хочу напомнить, что это ведь не первое убийство, совершенное обвиняемым. Причем — безнаказанное убийство. Любой может убедиться, увидев метку…

— Протестую! — произнес я. — Мои семейные отношения не имеют отношения к данному делу!

— …отцеубийцы. И отсутствие метки Предателя Крови на обвиняемом отчетливо свидетельствует о том, что он отлично умеет избегать ответственности. Подделать воспоминания для такого мага не стоит особого труда!

— Протест защиты отклоняется, — подумав, согласился с Боунс Дамблдор.

Тем временем последние реплики Малфоя и Боунс прорвали плотину. Теперь зрители-присяжные стали засыпать меня непрерывным градом вопросов. Некоторые неудобные я замалчивал, некоторые, особенно касающиеся ежехеллоуинно происходящего в Хогвартсе бардака, как "не по теме", блокировал Дамблдор. Но с каждым новым вопросом Дамблдор мрачнел, а Боунс наоборот, все больше и больше успокаивалась, так как медленно и верно дело двигалось к утверждению обвинительного приговора. Пока не прозвучала следующая реплика:

— У меня вопрос к обвиняемому, — раздался очередной голос с трибун. Тонкий, с вкрадчивыми интонациями, с какими добрая тетушка дарит любимому племяннику-забияке дорогой подарок, спрашивая параллельно о его поведении в школе. — Скажите, лорд Крэбб, что стояло за вашим написанным от руки письмом в секретариат Министерства Магии?

Хм. А вот и еще один известный персонаж каноничной саги. Судя по светло-розовому воротнику костюма, выглядывающего в вырез мантии, весьма вычурному черному банту в волосах, тоненькому, почти детскому голосочку и приторно улыбающейся хм… круглому лицу, это никто иной как мисс Долорес Амбридж. Только, какое нахрен письмо? Я же ничего такого не писал, вроде бы…

— Простите, я не понял вопроса, — я действительно не въехал, о чем меня спрашивает будущая Хогвартсомучительница.

— В прошлом году, — не обидевшись начала пояснения Амбридж, а я подумал: "Хм. А ведь прошло всего лишь чуть меньше трех месяцев, но сколько же всего случилось за это время!" — В ответ на поздравление со вступлением в права совершеннолетнего, секретариат получил от вас… — концовка фразы с намеком повисла в воздухе.

"Удача! Какая удача! Если Дамблдор отстранился, а Боунс с Малфоем и присными хотят меня посадить, иначе возражения аристократов были бы гораздо более активными, то, быть может, мне поможет Министерство? Амбридж до этого сидела молча, а теперь вот задала вопрос не по теме. Эрни, конечно, такого не одобрит, он у нас сторонник "вольностей дворянских", но выбора у меня нет," — подумал я и произнес:

— Я хотел выразить Министерству Магии и Министру должное почтение.

— Хм… — чему-то своему покивала головой Амбридж. — Очень жаль, что у вас так получилось с дуэлью. Жаль, что в последнее время большинство членов аристократических родов пренебрегает своим долгом, и в результате места в Министерстве занимают всякие… нечистокровки. Вы могли бы найти себя в работе в Министерстве, лорд Крэбб, как до вас себя у нас нашли многие другие члены старых или даже древних родов. Вы правильно меня понимаете?

— Да, — согласно кивнул я. Действительно, предложение о вербовке сделано куда уж откровеннее.

— К сожалению, — после короткой паузы продолжила Амбридж, — согласно "Акту об Исключительности" от восемнадцатого сентября семьсот первого года к признанным Магией и Законом Британским Магическим Лордам запрещается принудительно применять…

— Протестую! — вскричала Боунс.

— Протест отклонен! — быстро среагировал посветлевший лицом Дамблдор.

— …процедуру допроса с роняющими их честь и достоинство формами воздействия, вроде легилименции или сыворотки правды. Однако, в исключительных случаях, с письменного, заверенного кровью, разрешения обвиняемого следователи Департамента Магического Правопорядка имеют право провести такой допрос…

— ПРОТЕСТУЮ! — уже откровенно орала Боунс.

— Отклоняется.

…При этом проводящий допрос должен в обязательном порядке предварительно согласовать перечень вопросов, — закончила Амбридж.

"ДА! ДА! ДА! Это мое спасение!"

— Уважаемый верховный судья. Я согласен на допрос с веритасерумом на условиях "Акта об Исключительности". Я требую, чтобы мне немедленно представили на согласование список вопросов, которые мне будут заданы во время допроса. Я требую, чтобы проводящий допрос спрашивал у меня их и только их, и прошу проследить за этим представителя министерства. — "Будь благословенна внутриминистерская и междепартаментная грызня!"

Получив на руки протокол допроса — ради такого на мне слегка ослабили цепи — я пусть и не вслух, но страстно возблагодарил провидение, надоумившее неизвестных мне чистокровных триста лет назад внести такую поправку в закон. Ибо первым в списке вопросов стоял: "Ваше настоящее имя?"

Вот хрен его знает, как бы я ответил на этот вопрос. Ведь несмотря на признание магией и родовым алтарем, я, помня о каноне, Винсентом Крэббом себя не считаю. Такой вот выверт когнитивной психологии. Только поди, объясни это на суде магам, которые не хуже инквизиторов сразу же запишут меня в демоны или "наездники"… Благо, есть прецедент.

Беда в том, что просто вычеркнуть все лишние, оставив только пару главных вопросов — нельзя. Этого не только может не оказаться достаточным для доказательства невиновности, но и, возможно, может навести некоторых на совершенно не нужные мне подозрения. Поэтому вычеркивая часть на первый взгляд совершенно невинных вопросов, причем делал я это показательно, "через один", другие, причем иногда очень острые, приходилось оставлять. Надеюсь, совместить оправдательную базу и сохранение своих тайн мне удастся.

Окончание моей долгой и тщательной работы с протоколом допроса, ибо по времени меня никто не ограничивал, трибуны приветствовали довольным гулом. Штатный колдомедик Министерства, вызванный патронусом Дамблдора, поставил на наколдованный передо мной столик чашу с водой, куда из запечатанного хитрой пробкой пузырька было добавлено несколько капель бесцветной жидкости.

— Внимание, — произнес верховный судья в наступившей тишине. — Так как человек с сильной волей может врать при дозировке в три и менее капли сыворотки правды, в чаше сейчас пять мерных капель веритасерума. Нормальная дозировка превышена согласно требованию обвинителя. Так как в такой дозировке веритасерум является магическим ядом, разрушающим волю, после окончания допроса, вне зависимости от его результатов, обвиняемый получит антидот и очищающее зелье. Для препятствия ответов на незапланированные вопросы от свидетелей, от трибун обвиняемый отделен односторонне проницаемым щитом. Список вопросов обвиняемым и обвинителем согласован. Обвиняемый, вы согласны в таких условиях отвечать на представленные вопросы?

— Да.

— Вы все еще можете отказаться, — добавила Боунс. — Помните. Если сейчас вы под веритасерумом подтвердите свою виновность, то вам будет мгновенно вынесен обвинительный приговор, причем без возможности апелляции и учета смягчающих обстоятельств.

"Нелогично. Будто до этого моя виновность с учетом презумпции вины была под вопросом. А про смягчающие нужно было упомянуть раньше."

— Я все равно согласен на допрос с сывороткой правды.

— Тогда прошу колдомедика напоить обвиняемого веритасерумом, — приказал Дамблдор.

Кубок поднесли к моему рту, и я послушно выпил все, что там было. На вкус — вода как вода, ни единой дополнительной нотки не чувствовалось. После того как я проглотил сыворотку правды, врач перевернул песочные часы. Когда весь песок из верхней чаши пересыпался вниз, колдомедик кивком разрешил приступить к допросу. Вопросы по списку задавал секретарь суда.

— Вы учитесь в школе чародейства и волшебства Хогвартс?

— Да, — независимо от моих желаний сам собой из моего рта вырвался честный ответ.

— Вы летали на Луну?

— Нет.

— Вы учитесь на факультете Хаффлпафф?

— Да.

— Вы убили Логана Крэбба?

— Да.

— Вы встречались с Мерлином?

— Нет.

— Вы считаете себя виноватым в смерти Логана Крэбба?

— Нет.

— Вы считаете себя виноватым в смерти Эгберта Бейтса?

— Нет.

— На каком по счету курсе вы учитесь?

— На четвертом.

— Почему вы вступились за Летицию Марию Илэрию Забини?

— Влюбился.

Вопросы шли непрерывно один за другим, причем задавались вразнобой, а не по списку, а я продолжал не раздумывая отвечать на них. Некоторые ответы для меня оказывались весьма неожиданными. "Хм. Как оно, оказывается, интересно работает. За меня, похоже, отвечает не сознание, а подсознание. Любопытно было бы протестить этот эффект для лучшего осознания своих внутренних психологических возможностей и ограничений. Задать самому себе пару вопросов, и получить истинные ответы…"

— О чем вы только что подумали? — внезапно спросила Боунс.

— Что интересно было бы под веритасерумом задать вопросы самому себе, — послушно ответил я.

— Обвинитель, — жестко поправил Боунс Дамблдор. — Если такое еще раз повторится, я буду вынужден сменить вас на другого. Секретарь, продолжайте.

— Вы встречались с Эгбертом Бейтсом до событий вчерашнего вечера?

— Нет.

— Вы не использовали вчера запрещенный ритуал "Испивающий Взрыв"?

— Да. Не использовал.

— Вы использовали вчера темную магию?

— Да.

— У вас были ссоры до этого с Эгбертом Бейтсом?

— Нет.

— У вас были ссоры, недопонимание или противоречия с членами семьи Бейтс до вчерашнего вечера?

— Да.

— Вы использовали вчера запрещенные проклятья?

— Нет.

— Что послужило причиной вашей ссоры с Эгбертом Бейтсом на министерском балу?

— Оскорбление.

— Вы сражались вчера на дуэли с Эгбертом Бейтсом?

— Да.

— Кто кого оскорбил, вы Эгберта Бейтса или он вас?

— Он меня.

— Вы использовали вчера запрещенный ритуал "Испивающий Взрыв"?

— Нет. Не использовал.

— Вы заранее готовились вчера использовать ритуал "Испивающий Взрыв"?

— Нет.

— Какое заклинание вы использовали вчера последним в дуэли?

— Плеть Крови.

— На каком факультете вы сейчас учитесь?

— Хаффлпафф.

— Что вы знаете о ритуале "Испивающий взрыв"?

— Ничего.

— Вы хотели смерти Эгберта Бейтса?

— Да.

— Вы собирались оставить его в живых после дуэли?

— Нет.

— Вы хотели убить Эгберта Бейтса?

— Да.

— Достаточно, — проговорил Дамблдор. — Антидот и Очищающее, пожалуйста.

Подождав, пока выданные мне колдомедиком зелья подействуют, а также пока не стихнет шум на трибунах, Дамблдор произнес:

— Как верховный судья, я подвожу предварительный итог слушанья. В результате допроса под вератисерумом доказано следующее. Именно подсудимый совершил наказуемое деяние. Именно подсудимый виновен в совершении деяния. Однако, сам факт, что деяние имело место, не доказан. Внешнее сходство необычного эффекта ограниченного к применению заклинания Плеть Крови с запретным "Испивающим Взрывом" следует отнести на счет неизбежных по Воле Магии случайностей. Таким образом…

— Однако сторона обвинения считает, что за деяние, невероятно похожее на наказуемое, ради спокойствия общества и исполнении духа поддерживаемых Министерством Магии законов, подсудимый все же обязан понести ответственность. Обвинение просит оштрафовать его на… две тысячи галеонов.

— Что-о!? — раздался с трибун резко оборвавшийся возмущенный крик души. Я не выдержал и оглянулся. Эрни МакМиллан молча открывал и закрывал рот, а его сосед, какой-то мужчина, сильно похожий на постаревшую копию моего одноклассника, убирал волшебную палочку. Впрочем, в своем негодовании хаффлпаффец был не одинок. Решив воспользоваться подсказкой с трибун, я произнес:

— Протестую!

— Я считаю, что такойогромный штраф не отражает политику Министерства, — возразила Амбриж. — Быть может, сто, или пятьсот…

— Хорошо. Тысяча галеонов, — согласился обвинитель.

— Протестую! Если самого факта нарушения не было, то за что я должен платить штраф?

— Протест отклонен, — прервал начинающуюся торговлю верховный судья. — Таким образом, я выношу следующий приговор. Подсудимый Винсент Логан Крэбб, лорд Крэбб, по результатам представленных свидетельств признается невиновным. Однако за использование не рекомендованной Магии Крови, результат применения которой оказался Волей Магии невероятно похожим на запретный ритуал "Испивающий Взрыв", наказать Винсента Логана Крэбба штрафом в размере тысячи галеонов. Дело закрыто.

— Не-е-е-т! — раздался крик с верхних рядов трибун. — Он должен сгнить в Азкабане! Он же убил! Убил Эгберта! Что, теперь жизнь наследника чистокровного рода стоит всего лишь тысячу галеонов?

Загрузка...