Дочь Двух Матерей

Глава 14

Паландора отнесла шкатулку к столу у высокого окна, прикрытого изумрудными шторами. Открыла её и извлекла на свет деревянные фигурки, вырезанные просто, без изысков, но очень искусно, и покрытые лаком.

— Отец сам изготовил их в молодости, — сказал Рэй, — тогда у него было куда больше свободного времени, и он увлекался резьбой по дереву. «Монаварту» переводится с исхшама как «искусство войны». Прототипы этой игры появились в империи Асшамар задолго до открытия незримой стены, но в Алазаре сравнительно недавно приобрёл популярность современный вариант, возникший в преддверии первых восточных кампаний, когда обе империи ещё надеялись разрешить земельный вопрос путём мирных переговоров. Игра базируется на метафорическом противостоянии двух армий: западной и восточной. Или Алазара и Асшамара, поскольку игра была разработана их совместными усилиями. Таким образом, белые фигуры составляют эскатонское войско, а чёрные — асшамарское. Чёрные и белые фигуры равнозначны, но между ними существуют определённые различия. У каждого войска свои привилегии и слабые стороны.

— Я вижу, вы планируете подробно рассказать мне правила с самого начала, — заметила Паландора, устроившись на стуле и взяв в руки белую фигуру, изображающую короля в острой зубчатой короне поверх капюшона, скрывающего лицо. Рэй покачал головой.

— Мы можем пропустить эту часть и обратиться непосредственно к правилам, которые вам незнакомы.

— Знаете, пройдёмся лучше по порядку, а то у меня в голове всё смешается. Значит, это король.

— Император, — поправил её Рэй, — или императрица. Зависит от пола игрока. А это, — указал он на похожую чёрную фигуру в роскошных одеждах и лаковой гутре, украшенной резными листьями, — шадрым. Известный как повелитель Асшамара. Обе фигуры являются самыми слабыми и в то же время самыми важными в игре. Цель игры — не потеряв своего правителя, склонить к капитуляции правителя другой стороны. Эта фигура ходит на одну клетку в любом направлении. Тем не менее, белый император, в отличие от чёрного шадрыма, приобретает полномочия советника, если таковой погибает в игре, и обретает способность ходить, как он.

— Теперь перейдём к советнику, — предложил Рэй и вынул из шкатулки две фигуры в балахонах до пят, развернувшие длинные свитки. — Белый советник или чёрный визирь — самая сильная фигура. Он точно так же ходит в любом направлении, но на любое количество клеток. Он не имеет права менять направление во время движения. А вот это — башни. Их по две в каждом войске. Они двигаются только по прямой, в любом направлении, на любую дальность. С советниками и башнями всё просто, между ними нет никаких различий ни в одной, ни в другой армии. С полководцем и знаменосцем, например, ситуация сложнее. Их тоже по двое в каждом войске, и двигаются они по диагонали, дальность и направление, как и прежде, не имеют значения. Но их особенность заключается в том, что правила расстановки фигур диктуют, чтобы при начальном расположении на доске они занимали клетки разного цвета. Легионеры рядом с полководцем, а также через одну клетку в любом направлении от него, получают возможность сделать два хода подряд вместо одного. Знаменосец же позволяет своим воинам ходить через одну клетку, в том числе назад, а также даёт возможность слону ходить назад.

— Ой, погодите вы, — перебила его Паландора, — мы до слонов с легионерами пока не дошли. Там ещё, вроде как, кони есть.

— Есть, — подтвердил Рэй, доставая двух ладных белых коней. — У Алазара кони, у Асшамара слоны. И те и другие ходят — точнее, скачут — на две клетки прямо и одну вбок, вот так.

Он достал все фигуры из шкатулки и раскрыл её плашмя, развернул, и у них на глазах она превратилась в игровое поле в шестьдесят четыре белые и чёрные клетки. Поставив коня на середину доски, Рэй продемонстрировал разнообразие его ходов.

— При этом конь имеет возможность перескакивать через другие фигуры, а слон вообще сносит все фигуры противника на своём пути, но он двигается только вперёд — если поблизости нет знаменосца, позволяющего ему отскочить назад. Если он доходит до другого конца доски, только тогда он может развернуться и двигается уже в обратном направлении. Это не так сложно, на самом деле, — заметил Рэй, уловив на лице собеседницы напряжённую работу ума. — Достаточно один раз увидеть это воочию. Осталось рассказать про легионеров и воинов. Их восемь штук в войске. Они ходят только прямо на одну клетку и только вперёд. А атакуют при этом только вперёд на одну клетку по диагонали — если в их поле зрения нет полководца или знаменосца, иначе, напоминаю, белые имеют право сделать два хода подряд — пойти вперёд или атаковать, или даже атаковать два раза; а чёрные — могут двигаться через одну клетку или отступать назад. Кроме того, если любой чёрный воин дойдёт до другого конца доски невредимым, он возьмёт на себя полномочия визиря и получит возможность ходить, как он. Таким образом, в восточном войске может появиться несколько визирей, если вовремя не остановить воинов. Вот, в общем, и всё. Ах, да, ещё в игре есть возможность не разделываться с фигурами противника, а брать их в плен, но это — очень рисковый манёвр, поскольку игрок не может контролировать пленные фигуры: их действия подчиняются броску кубика. На пленника надевается лента противоположного цвета, чтобы отличить его от остальных фигур. А вот теперь, пожалуй, всё.

— А как расставляют фигуры? — спросила Паландора.

— Как угодно игроку, на четырёх линиях его половины доски. Перед началом игры доску делят пополам и расставляют войско, не глядя на фигуры противника — как это происходит на реальном поле брани. Когда игроки готовы, они скрепляют доску и приступают к игре. Если хотите, сыграем.

— Пожалуйста, — ответила Паландора и, движимая патриотическими чувствами, пожелала играть за западное войско.

— Как скажете, императрица. По правилам монаварту, фигура правителя отождествляется с игроком.

Рэй потянул половинки доски в разные стороны, и петли её разошлись. Он перенёс свою половину и набор чёрных фигур на письменный стол и отвернулся.

— Расставляйте фигуры на ваше усмотрение, но помните, что полководцы должны занимать клетки разных цветов, — добавил он напоследок.

Паландора задумалась. Как там, он говорил, скачут эти кони и бегают слоны? Не игра, а зоосад Алазара какой-то! Императрицу, допустим, следовало прикрыть от вражеской армии, но как быть с остальными? Махнула рукой и расставила фигуры наобум, чтобы поскорее приступить к игре. Всё равно, пока не начнёшь, так и не поймёшь, как лучше всего было расположить войско, а, значит, нечего тянуть время. Рэй мешкал чуть дольше, но вот и он покончил с расстановкой и, убедившись, что можно перейти к бою, соединил доску. Он и сам, признаться, играл слабовато, так что их силы были приблизительно равны — и сравнялись ещё больше, когда Паландора запомнила, как двигаются фигуры, и перестала путаться в ходах. Ловко управляясь с конями, она подчищала фигуру за фигурой, пока слоны окончательно не растоптали её кавалерию.

— Вам бы стоило нейтрализовать слонов, — заметил Рэй. — Между прочим, в старой версии игры, чтобы удалить с поля слона, его приходилось атаковать дважды. После первой атаки он всего лишь смещался на клетку назад, но продолжал игру. Так что, зная их вероломность и мощь, на слонов заведомо вели охоту.

Паландора картинно развела руками. В этот момент дверь библиотеки открылась, и на пороге показалась Феруиз в охотничьих бриджах, блузе и накидке. Стуча каблуками свеженачищенных коричневых сапог и хлеща плёткой по их голенищам, она вошла внутрь, потянула шею к стеллажам.

— А, это вы здесь уединились, — сказала она, обернувшись к окну. Бросила взгляд на доску и повела головой с одобрением. — Играете, значит? И как?

— Справляемся… — неопределённо ответил Рэй.

— Партийка у вас какая-то детская, — заметила Феруиз, подойдя ближе к доске и с нахмуренным лбом оценив расположение фигур. — Слоны в развороте? — осведомилась она. Рэй вполголоса предоставил ей требуемые сведения.

— Очень хорошо. А теперь посторонись, братишка. Твой ход?

И, в ответ на его кивок, Феруиз, не ожидая возражений, передвинула башню и выразительно посмотрела на соперницу. Так, не ходя вокруг да около, она в три хода окружила императрицу и вынудила её капитулировать.

— Война окончена, киана Паландора, — с удовлетворением сказала Феруиз, как подобало при объявлении победы, выпрямилась и, не добавляя более ни слова, направилась к выходу.

— Сестра, тебя Рэдмунд искал, — крикнул Рэй ей вдогонку.

— Я в курсе. Сейчас мы с ним потолкуем, — ответила она и закрыла за собой дверь. Рэй обернулся к Паландоре и тихо сказал ей:

— Не обращайте внимания. Сестра играет куда лучше меня. С ней нелегко соперничать.

— Я уже заметила, — заверила его Паландора. — Но, скажите, разве вы не могли попросить её не вмешиваться? У нас своя партия, вообще-то.

Рэй пожал плечами.

— Я не ожидал, что она сядет за игру. Не успел сообразить. И потом, она старшая…

«Понятно. Ссориться с ней не захотел, — решила Паландора. — А, может быть, испугался, что проиграет, и был рад таким образом избежать неудачи».

Они сыграли ещё партию, на сей раз по-честному и без посторонних. Пленными решили себя не утруждать: Рэй отметил, что, по словам его сестры, дело того не стоит: уж больно много с ними мороки, притом всегда имеется риск, что они выведут из игры твои же собственные фигуры. Паландоре, которая на сей раз более внимательно отнеслась ко вражеским слонам, удалось выиграть, тогда они сложили фигуры в шкатулку и продолжили осматривать замок.

А Рэдмунд и Феруиз в это время отправились на охоту на фазанов. Они давно уже планировали эту вылазку и, если бы кое-кто не полез в драку в таверне, съездили бы в лес ещё на десятой неделе альфера. Теперь они навёрстывали упущенное, но все фазаны Шаффиранского леса нынче попрятались. Самцы скрывались, самки гнездовались. Только к вечеру им удалось дождаться самца, который после дневного отдыха выбрался из своего укрытия, чтобы полакомиться свежей облепихой, рядом с которой Рэдклы притаились в засаде.

— Явился, наконец, — прошептала Феруиз и ловким броском ножа пригвоздила птицу к стволу дерева.

— Поздновато он выполз, — сказала киана, закинув трофей в сетку. — Моё терпение на исходе. Довольно с нас на сегодня и одного фазана. Поужинаем им, а облепихой закусим.

Рэдмунд не возражал. Он ходил с сестрой на охоту, в основном, чтобы дома не сидеть: хоть какое-то развлечение. Толку от него, признаться, было мало. Рядом с Феруиз вообще мало от кого был толк. Она не охотилась с собаками, не прибегала к манку, не стреляла из лука и из ружья и не ставила силки. Девчонка даже с удочкой не ловила рыбу — нет, это дитя природы брало самодельный гарпун и, засучив штаны или подоткнув юбку, выходило на середину реки в мелководье и застывало в одной позе — ждало столько времени, сколько потребуется. А потом одним резким отточенным движением направляло оружие в стремительно бегущие воды и доставало его уже с нанизанной на острие добычей. И во время охоты Феруиз готова была часами ожидать птицу в засаде, а потом молниеносным ударом приканчивать. Вот и вся охота. При таком раскладе другие люди ей только мешали: суетились и создавали лишний шум. Редко когда Рэдмунду удавалось поймать хоть какую-то дичь, когда они охотились в паре. Один или с друзьями — пожалуйста, он мог блеснуть своим охотничьим мастерством, здесь же блистать было не перед кем. Вся добыча доставалась ей. Но брата это не задевало. Крылось что-то сакральное в том, как они могли затаиться и целых полдня просидеть на одном месте, лишь изредка перекидываясь парой слов. Эти двое, которым стоило больших усилий хотя бы пять минут спокойно усидеть на месте, которые в детстве изнывали от нескончаемых классных занятий и спешили во двор порезвиться, вдруг находили в себе бог весть на каких задворках сознания золотые крупицы терпения и расходовали их все, чтобы замереть двумя статуями в зарослях терновника или на низких дубовых ветвях, а то и посреди болотных камышей, когда к сапогам предательски подкрадывается жидкая грязь, пробует их на прочность, на съедобность. На всасываемость. Они и тогда не обнаруживали себя ни шумом, ни жестом, ни неловким вздохом — и добывали малахитоголовых крикливых селезней.

До темноты они собрали немного тёмных мясистых грибов и дикорастущего лука на ужин, выбрались на небольшую поляну посреди перелеска и развели костёр. Теперь можно было расслабиться и поговорить. С парнями Рэдмунд в такое время имел обыкновение обсуждать удачную охоту и забавные случаи, благодаря которым она (едва не, а то и вполне) сорвалась. С сестрой же это не имело никакого смысла: когда человек идеально выполняет свою работу, обсуждению в ней подлежит ничтожно мало. Так что искали другие темы для беседы. Вскользь прошлись по военной экипировке, обсудили последние городские новости. Пришли к выводу, что эта осень обещает быть мягкой и даже местами засушливой.

— Зато кое-кто не рискует промочить свои изнеженные пяточки, — заметил Рэдмунд и в ответ на вопросительный взгляд сестры пояснил: — Братишка наш, конечно же. А то, я смотрю, он дома теперь почти не бывает. Живёт в своё удовольствие. Завёл себе подружку и ездит с ней по округе.

Феруиз потянулась у костра, как кошка, размяла запястья, отвела ногу в эластичных охотничьих штанах назад и вдруг подняла её носком сапога в небо, растянувшись в вертикальном шпагате. Оглядела высокие звёзды на занявшемся темнеть небосводе, поправила рыжие кудри.

— Кому подружка, а кому — будущая гердина Пэрферитунуса, — ответила она. — Вот ты пока валяешь дурака и кутишь со своими приятелями, а Рэй, похоже, замыслил интересную игру. Того и гляди женится на этой своей подружке и получит в безраздельное управление земли сразу обоих регионов. Ловко, не правда ли?

— Нашла стратега! — фыркнул Рэдмунд. — Я скорее поверю, что аль'орн движется с запада на восток, чем тому, что Рэй способен строить такие далеко идущие планы.

— Ты думаешь, что так хорошо его знаешь? Подумай ещё разок. Хотя, возможно, ты прав, и это вовсе не его идея, а этой девчонки, ведь Рэй в самом деле, что и говорить, наивный мальчик, а она — не так проста, как может показаться.

— Ты видишь во всём одну политику, — ответил Рэдмунд и широко зевнул. Феруиз опустила ногу и, отойдя от огня и собрав волосы в хвост, опрокинулась назад, сделала мостик из положения стоя. Коснулась ладонями прогретой земли и устремила взгляд в перевёрнутый с ног на голову, стреляющий сосновыми искрами огонь.

— А ты, напротив, видишь во всём слишком мало политики, — сказала она. — Непозволительно мало, я бы добавила, для человека, которого с детства готовили принять титул герда. Вот и представь себе: старший брат, из которого могло бы выйти что-нибудь путное, таскается по кабакам и зубоскалит, а младший, такой весь из себя покладистый и ни черта не смыслящий в управлении, потихоньку приберёт к своим рукам и Пэрферитунус, и Рэди-Калус. Тут уж поневоле и я завою от тоски.

Рэдмунд обернулся на сестру в недоумении. Шутила она или, чего доброго, в её словах в самом деле крылось зерно истины. Так её послушать, некрасивая складывалась ситуация. Неважная.

— И что ты предлагаешь делать? — спросил он Феруиз. — Не мне же за него управлять. На решение отца мы повлиять не можем, и ты об этом знаешь.

— Это правда, братец. Рэди-Калус для тебя потерян. А вот что касается Пэрферитунуса… — здесь она осеклась и рассмеялась. — Да нет, глупая идея. Не бери в голову.

— Какая такая идея?

— Ничего особенного. Просто мне на ум пришло… Что, если ты всех удивишь и сам женишься на этой девчонке? Вот смеху-то будет. Брат у брата подружку увёл, и всё ради земель!

— Да ну тебя, — отмахнулся Рэдмунд, — скажешь тоже, на ночь глядя. Ты лучше выпрямись нормально, а то у тебя, похоже, кровь приливает к голове, а вместе с ней какие-то странные мысли.

— И то верно, — согласилась его сестра. Оттолкнулась ногами и, сделав стойку на руках, перевернулась через костёр и приземлилась на ноги с другой стороны.

— Рано или поздно ты так свалишься в огонь и сама зажаришься вместо фазана, — предупредил её брат.

— Глупости. Порежь лучше грибы. Уже совсем скоро угли достаточно прогреются.

Феруиз взяла тушку фазана, умело ощипала её и разделала. Рэдмунд к тому времени управился с грибами и луком, и сестра начинила ими птицу и нанизала её на вертел, который установила над огнём.

— На этом моя работа завершена на полчаса, — заявила она, — и я буду очень признательна, если в течение этого времени ты не будешь меня отвлекать.

Феруиз развернулась к пылающим углям и села так близко к ним, как только было возможно. Рэдмунд бы не выдержал и нескольких минут по соседству с таким жаром, а она выпрямила спину, подобрала ноги, опустила руки на колени и застыла столбом, неотрывно глядя на костёр. Она могла сидеть так очень долго, пока не погаснет огонь, брату это было хорошо известно. Феруиз с детства была такой. Могла хоть целыми сутками не спать: ей достаточно было полчаса-час посидеть вот так на ковре у камина, не смыкая глаз, и она, по собственному утверждению, набиралась сил и бодрости на целый день. Это было их маленьким секретом, который она просила не разглашать родителям: ни к чему было нервировать этих достопочтенных людей, как считала она. Чудачка была эта Феруиз, но в то же время верная подруга, на которую в любой момент можно было положиться и доверить ей любую тайну.

Сколько он себя помнил, они с сестрой были неразлучны. А, хотя, нет: в воспоминаниях его раннего детства её рядом не было. Незадолго до того, как ему исполнилось три года, на свет появился малыш Рэй; он хорошо помнил, как был возведён в ранг старшего брата и обещал позаботиться о младшем. Где же тогда находилась сестра? Рэдмунду говорили, что он был слишком маленький, что тогда они особо не дружили, вот он её и не помнил. Возможно. Рэдмунд вообще сохранил в памяти не так много картин своего детства, и крайне редко к ним возвращался. Не чувствовал в этом необходимости. А с тех пор, как в восемь лет он неудачно прыгнул в воду с утёса, у него наблюдались так называемые провалы в памяти. Иногда он умудрялся забывать целые дни из своей жизни, но потом они возвращались к нему, располагаясь в каком-то своём калейдоскопическом хронологическом порядке. И уже это было вторым их маленьким секретом с Феруиз. Он ни за что бы не рассказал об этом родителям, опасаясь, что с таким послужным списком ему не удалось бы оправдать их ожиданий. Впрочем, теперь это уже не имело значения. Он искоса наблюдал за сестрой, застывшей бронзовым изваянием, и думал о том, какие же они оба со странностями. Молодые, энергичные, готовые изменить этот мир. Но каким именно образом и куда? Какое будущее их ожидало?

Ещё каких-то пару недель назад он знал ответ на этот вопрос. Ему предстояло войти в историю своего края рука об руку с ней как со своей верной соратницей. А теперь? Допустим, теперь будет разумно, если она поддержит их младшего брата: видит Творец, её помощь ему пригодится. Но куда предстоит двигаться Рэдмунду? В самом деле, присоединиться к кавалерии, проводить дни и сезоны в ожидании боевых действий, а чтобы скрасить это ожидание, дразнить пехотинцев гарнизона, разъезжать на Вихре по округе, бряцая новенькой сбруей, бахвальствовать, кутить с друзьями и откровенно заниматься ерундой? В то время как его брат повзрослеет, наберётся опыта, будет принимать новые законы и здороваться за руку с Верховным королём. И ещё, чего доброго, взаправду женится на Паландоре и объединит под своими знамёнами Пэрферитунус и Рэди-Калус. Этого он хочет? Тоска беспросветная… Тут уж впору, в самом деле, замахнуться хотя бы на Пэрферитунус, и отнюдь не в шутку. «А что? — подумал вдруг Рэдмунд. — Чем я хуже своего брата?» Если этой синеглазой киане так приглянулся Рэй, сразу видно, в мужчинах она неразборчива. А, значит, произвести на неё впечатление после этого болвана будет проще простого. И даже вовсе ни к чему, на самом деле. При заключении браков между кианами решающее слово остаётся за их родителями и опекунами, так что впечатление, в первую очередь, следует производить на них. Доказать им всем, что он — подходящий кандидат в мужья этой девушке.

Сама девушка в этот момент занимала его мысли меньше всего. Спасибо и на том, что красивая, хоть и не от мира сего. А там уж они сами разберутся, как жить будут. Вон отец с матерью жили же как-то: интересов общих толком никаких, он весь в заботах и трудах, и думах о судьбе региона, она — младше него на четырнадцать лет и шелестит по замку бледной тенью в накрахмаленных юбках, платочком обмахивается: «Ах, какая духо́та. А вот в Виттенгру-на-Отере-и-Ахлау…» Не такая, видимо, «духо́та» в этом Виттенгру, коль скоро она туда в итоге упорхнула. И картины там красивые пишут, и стихи сочиняют такие, что Рэй прочитает и разом прекратит, наконец, свое постыдное бумагомарательство. Любили они разве друг друга, его мать и отец? Когда любят, не разъезжаются по разным странам и континентам. А, стало быть, в браке любовь — это не главное, что и думать об этом тогда. Земли — вот на чём лучше сосредоточиться.

— Феруиз, — позвал он сестру по истечении получаса, когда мясо на вертеле соблазнительно зашипело и принялось издавать кружащий голову аромат. Девушка подняла левую руку в знак того, что она его услышала, но не торопилась выходить из своей медитации.

— Знаешь, Феруиз, я женюсь, — сказал он.

— Рано или поздно, конечно, — ответила она голосом, звучащим покуда из параллельных миров, где она пребывала.

— Нет, ты не поняла. Я в самом деле женюсь на Паландоре.

— Смеёшься надо мной, что ли? — с угрозой в голосе спросила сестра, обернувшись к нему.

— Не смеюсь, — ответил он с обидой. — Просто ты права: это реальный выход из ситуации. Меня растили, чтобы править. Я был рождён в пятый день недели и, значит, я должен управлять. Так не всё ли равно, какими землями? Займусь-ка я, пожалуй, Пэрферитунусом и его юной кианой, пока Рэй там дров не наломал.

Феруиз окончательно вышла из своего оцепенения и расхохоталась.

— Вот это что-то новое, братишка! Никак приглянулась тебе эта киана?

— Ну, она симпатичная, конечно… — заметил Рэдмунд, — но суть не в этом. Тут, в общем, дело такое, что надо бы поспешить, но в то же время подойти к нему разумно. Скажи, я могу рассчитывать на твою помощь?

Феруиз коротко кивнула и ничего не ответила. Вместо этого она посолила тушку фазана и добавила к ней веточку можжевельника.

— Ещё минут пять, и снимай его с вертела, — сказала она. — Я поразмыслю над твоим планом. Озадачил ты меня, конечно. Но, надо признать, лучше это, чем бессмысленная гульба по пивным. Откуда только такая уверенность, что Паландора вообще за тебя пойдёт?

— Если киана Вилла выдаст — пойдёт, — махнул он рукой.

— Вот как. Спустя столько времени в тебе начал просыпаться стратег. Похвально.

Тем не менее, слова брата её насторожили, и помочь она согласилась, скорее, из опасения, что, если не проконтролирует ситуацию, то Рэдмунд, чего доброго, влипнет в очередную нелепую историю. Имел он к этому предрасположенность. Но сегодня Феруиз не намерена была возвращаться к этому вопросу, и брат с сестрой приступили, наконец, к ужину.