Дочь Двух Матерей

Глава 39

На следующий день, когда новый советник Паландоры выехал из Эрнербора и в сопровождении киана Тоура, которому было с ним по пути, двинулся по направлению к Пэрферитунусу, Феруиз обогнула крепость по дуге и направилась по северной дороге прямиком в Йэллубан. Она намеревалась навестить достопочтенное семейство Бэй, в частности — Балти-Оре. Киана не имела определённого плана, что было для неё не характерно, а оттого выводило её из душевного равновесия. Но действовать следовало незамедлительно, посчитала она. Таковы были особенности её положения.

«Паландора уже показала своё истинное лицо, — рассудила киана. — И я теперь точно знаю, кто я на самом деле и на что я примерно способна. Осталось досконально выяснить, как обстоят дела с нашей третьей сестрой».

Это решение казалось ей здравым. Феруиз поклялась не разглашать условия пакта, но она понимала, что, будучи сёстрами, кианы были прочно друг с другом связаны. Начни хоть одна из них вести себя непривычным образом и взывать к запретным материям, как под подозрение сразу подпадут все три. Паландора, вроде как, тоже соображала, что ей ни к чему раскрывать свои тайны общественности, а чем руководствовалась старшая сестра? Знала ли Балти-Оре, что она — особенная? Являлась ли таковой вообще?

Феруиз предстояло выяснить это на месте.

Весеннее солнце слепило глаза, но не грело. Слева, с гор Тао стекали звонкоголосые ручьи, шумели в канавах у обочин, бурлили в дренажных трубах. Справа, над лесом, клубился влажный туман. На голых дубах и осинах набухали первые почки, и лишь разодетые сосны и ели в своих всесезонных нарядах прикрывали собой наготу ближайших соседей. Этот участок Королевской дороги был довольно густонаселённым: через каждые двадцать пять миль исправно попадались не только почтовые станции, но и деревни и сёла. Пейзажи были однообразны, и каждая последующая деревня напоминала предыдущую, так что в какой-то момент Феруиз показалось, что она мчится по кругу на деревянной лошадке с детской карусели: вот лес, вот ручей, вот землистое рыхлое поле… Дома — трактир — станция — гора — снова лес… Так кружила она целый день напролет, пока, наконец, не остановилась на ночь в одном из населенных пунктов у дороги.

На следующее утро Феруиз продолжила путь. По её подсчётам, до города оставалось чуть меньше пятидесяти миль. Тут и там вдоль дороги чернели свежераспаханные поля, кое-где сеяли рапс и горчицу. А по правую руку тянулась бесконечная лесополоса.

На подступах к городу полей становилось всё больше. Скалистые горы на западе сменились более пологими и низкими холмами, запестрели пашнями и лугами, где пробивалась первая травка. А вот сквозные деревни поредели; здесь люди предпочитали размещаться в стороне от основного тракта. К их домам вели многочисленные съезды. В какой-то момент дорога вовсе пошла лесом: как-то ловко скользнула в просвет между стволами и углубилась в чащу.

«Хоть какое-то разнообразие», — решила Феруиз, которой уже примелькались поля. Конь отважно перешагнул через ручей, разлившийся по граниту, но тут же застыл у поваленной ели, отказываясь идти дальше. Феруиз ничего не стоило разогнать его и заставить перепрыгнуть преграду, но как ответственная киана, она спешилась и изучила ствол. Его основание было подпилено так, чтобы дерево опрокинулось чётко посреди дороги. Распил был свежий.

— Ну что, выходите! — позвала девушка. — Кошелёк или жизнь, или как вы там говорите? Раз решили сезон открывать, так хоть не заставляйте меня выполнять за вас вашу же работу!

Ответом ей стал пронзительный свист и раскатистый смех. С ветки ближайшего дуба спрыгнул молодой человек в отсыревшем коричневом плаще.

— Ха! Сезон! — передразнил он и скорчил гримасу. Зябко и нервно подёрнул плечами и скинул свой плащ, оставшись в одной мятой рубахе и штанах с высоким поясом.

Он был бледен и худ, и одежда сидела на нём мешковато. Его отличал высокий рост и, если бы он расправил плечи и ушил и отгладил костюм, его можно было бы назвать привлекательным — хотя, по-прежнему, с большой натяжкой. Волосы его были грязны и лохматы, а густая колючая борода в ячменную желтизну требовала щётки и ножниц. У него был большой красивый нос и пропорциональное ровное лицо, носящее следы измождения. Скулы были костлявы, брови клочковаты, под глазами залегли глубокие тени, а сами глаза горели, как у пророка, которому во что бы то ни стало необходимо донести светоч истины до всех окружающих — но в первую очередь до себя самого.

— Думаешь, я разбойник? — продолжал этот странный тип. — Думаешь, граблю людей? Да мне, если хочешь знать, денег не нужно! Их может быть у меня сколько угодно!

— Уверена, это весьма удобно и кстати, — заметила Феруиз. — Кто же ты, в таком случае, и зачем повалил дерево?

Земля за её спиной вздрогнула, зашелестела прошлогодняя листва.

«Один передо мной, трое или четверо сзади», — мысленно прикинула она, а вслух повторила свой вопрос, не выказывая ни беспокойства, ни страха, ни даже желания обернуться.

— Я? — переспросил молодой человек и оскалился. — Я, к твоему сведению, законный герд Йэллубана!

— Ну надо же, как интересно, — ответила Феруиз. — У меня на этот счёт другие сведения. Но если всё так, как вы утверждаете, не будете ли вы столь любезны проводить будущую гердину Рэди-Калуса в ваш замок, достопочтенный киан? Я как раз собиралась нанести вам визит.

Феруиз элегантно наклонила голову и сделала реверанс, стараясь при этом не рассмеяться. Её собеседник фыркнул в ответ на такую официальную речь.

— Издеваешься надо мной? Тоже не веришь? Ну, погодите! — воскликнул он, сжав кулаки и неожиданно быстро впав в ярость. — Скоро я вам покажу! Скоро вы все пове…

Договорить он не успел, слова застряли в груди, а его бёдра и ягодицы обожгло холодом на весеннем ветру. Пока он кричал и сотрясал воздух, Феруиз молниеносно достала кинжал и одним движением перерезала его пояс, отчего хлопковые штаны, ничем не сдерживаемые, ухнули вниз, до колен.

— Да, — сказала она, покачав головой, — поведение, недостойное киана. Очень, очень некрасиво.

И тут же увернулась от просвистевшего у неё над ухом ножа, оборотилась. Четверо приспешников этого странного типа обнажили мечи и топоры и приближались к ней, свирепо сверкая глазами и ухмыляясь. Одного из них разобрал смех, но смотрел он не на Феруиз, а на своего предводителя, хватающего воздух руками, скачущего на одной ноге и пытающегося натянуть штаны.

— Дурьи головы! Остолопы! — надрывался он. — Хватайте девчонку и прочь с дороги, пока никто не появился! Она ответит за оскорбление!

Феруиз повела бровями и подкинула в воздух кинжал. Пока тот опускался к земле, она наскоро размяла кисти рук, поймала его на лету и запустила в ближайшего преследователя, пригвоздив того к стволу дуба за нижний край плаща. Кинжал угодил прямо ему промеж ног и вошёл в дерево так глубоко, что, как он ни старался, так и не смог его выдернуть. Перешагнуть через него разбойнику тоже не удалось: не хватало растяжки. Пока он искал выход из затруднения, Феруиз занялась его сообщниками. Сделав двойное сальто и приземлившись на шею самому грузному из них, она без особого труда стукнула лбами оставшихся двоих, пока те пытались достать до неё, затем скатилась со спины своего носильщика, не дожидаясь, когда он её скинет, и ловко поставила подножку, разоружив его при падении и наподдав пинка. Когда киана обернулась к поваленной ели, там не было уже никого, лишь на опустевшей дороге сиротливо валялись коричневый плащ и штаны. Феруиз подобрала их, предварительно оглушив застрявшего у дуба бедолагу, которому удалось, наконец, извлечь из ствола кинжал. Взяла оружие у него из рук, порезала брошенную одёжку на лоскуты и связала ими всех четверых. Привязала их к узде своего алазарца и отконвоировала до ближайшей почтовой станции, которая показалась тридцать минут спустя едва они вышли из леса. За всё это время их больше никто не беспокоил. Мужчины еле плелись и спотыкались; одни поносили её, другие клялись, что так больше не будут, и просили их отпустить, и пришлось отвесить им пару ударов плетью, чтобы двигались поживее. На станции Феруиз сдала всех в руки стражников и предупредила, что на Королевской дороге повалено дерево, блокирующее путь и требующее распила. А также, что по лесу бродит какой-то чудак.

«А, — махнули они рукой, — это Сид. Он не в ладах с головой. Мы давно его ловим, но он всегда ускользает. Иногда попадается, но кроме бредовых речей ему нечего больше вменить в вину, поэтому его отпускают».

Самый словоохотливый алебардист порывался что-то добавить, но на него зашикали и посоветовали благородной киане уточнить все подробности у герда Йэллубана, коль скоро она к нему направлялась. На том и расстались. Феруиз пришпорила нового свежего коня, которого сменила на станции, и к раннему вечеру была уже в городе. Киан Лесли встретил её у южных ворот.

— На всякий случай, — пояснил он. — С нашей городской планировкой вам, скорее всего, пришлось бы слегка поплутать, прежде чем добраться до замка. Это очень хорошо, что вы загодя отправили нам голубя. Отец у верховья Заюры, там ремонтируют дамбу. Я планировал выехать к нему вчера с солнышком… я хотел сказать, с Балти-Оре, тогда некому было бы вас встретить.

— А как поживает киана Йэло? — осведомилась Феруиз, когда они двигались по проспекту.

— Ей опять нездоровится, в этом всё дело.

— Выходит, я нынче не вовремя?

— Вовсе нет, — возразил Лесли. — Ваш визит нам очень кстати. Что моя мать, что Балти-Оре будут рады вас видеть. Но я в любом случае завтра буду вынужден вас оставить в дамской компании и поеду разбираться с дамбой.

— Договорились, киан Лесли, — дружелюбно ответила девушка. Ей было на руку остаться по возможности один на один с Балти-Оре. Вопрос заключался лишь в том, что предстояло делать дальше. Не заточишь же её в подземелье, пока узница не сознается, что она — ведьма. Здесь требовалось действовать тонко. Тонко Феруиз не умела, она не была под это заточена. Обезоружить четверых негодяев в лесу — это пожалуйста. Но войти в доверие к другому человеку, чтобы тот поделился своими секретами…

«Впрочем, первое может привести ко второму, если действовать стратегически», — рассудила она. А вслух непринуждённо спросила:

— Между прочим, Лесли, вы не слышали о каком-то Сиде, что бродит у вас по лесам?

— Как же, слышал, — ответил он бойко, но лицо его одеревенело. — Вы видели его или только знаете понаслышке? Надеюсь, он вам не доставил хлопот?

— Я имела удовольствие столкнуться с ним этим утром милях в тридцати к югу от города. Знаете, там, где Королевская дорога проходит через лес.

— Ах, да, известное место, — оживился Лесли, — один из излюбленных участков, где промышляют разбойники. Каждый год там кого-нибудь ловят. Мы бы вырубили эту часть леса, но столичные учёные говорят, что это нанесёт непоправимый вред экосистеме. Как интересно… Значит, Сид перебрался туда. Он поведал вам что-нибудь увлекательное?

Феруиз улыбнулась и натянула поводья, чтобы замедлить ход.

— Он назвался истинным гердом Йэллубана. У него есть основания так говорить?

Киана задала этот вопрос шутливым тоном, и Лесли рассмеялся её шутке, но в голосе его сквозило напряжение.

— Я вам потом расскажу, хорошо? — попросил он. — Это очень длинная история. Сид — это часть моей жизни… — задумчиво произнёс он, глядя вдаль на мощёные улицы, где ребятишки скакали по непросохшей брусчатке, скользили и шлёпались оземь. — Не самая лучшая часть, но неотъемлемая.

Феруиз устроил такой ответ. Здесь явно крылась какая-то тайна. А одни тайны имеют свойство тянуть за собой другие.

Первое, что бросилось в глаза Феруиз в родовом замке Бэй — это мебель разных размеров. Как театральный реквизит. В столовом гарнитуре из двенадцати стульев не попадалось почти ни одного одинакового стула: одни были выше, другие ниже, третьи — вовсе детские. Одни с плоскими упругими подушками, другие — с пышными и мягкими, а третьи — без гобелена совсем, с одним голым деревом. То же было с диванами и креслами. Как пояснил Лесли, всю мебель изготавливали на заказ. Его мать, женщина невысокого роста, испытывала постоянные неудобства, когда ей приходилось иметь дело с обычными стульями и диванами: ей либо приходилось усаживаться на самый краешек и прогибать спину, либо семенить ногами в воздухе, устраиваясь поудобнее. Взглянув на это недоразумение, отец ещё в первые годы их совместной жизни обновил все мебельные гарнитуры в замке. Заказал особые двухуровневые столы, так что его крошечная супруга могла наслаждаться комфортом. У неё было много необычных вещиц, ведь она оказалась, ко всему прочему, леворукой, и пользование некоторыми самыми простыми предметами обихода вызывало у неё сопряжённые с этим трудности. Муж любил её безмерно и потакал ей во всём — впрочем, это окупалось сторицей, ведь и она с радостью окружала его любовью и нежностью.

Уже в одном том, как Йэло отзывалась о Дугисе, как волновалась о нём, — не простынет ли он на своей дамбе, вовремя ли отобедает, — Феруиз усмотрела те ростки заботы, которых она никогда не наблюдала в отношениях собственных родителей. Нет, они не были друг к другу холодны и безразличны, но в быту каждый привык полагаться на себя. Обустраивать персональную микровселенную под свои нужды. Стала бы Фэй волноваться за Тоура, когда тот в очередной раз отбыл по делам? Нисколько: она как виктонка была обучена ожидать от каждого личного благоразумия. Если человек им не обладал — что ж, это его проблемы. Ей не пристало что-либо менять.

Мать Лесли была хрупкой женщиной с молочно-курносым лицом и прозрачными ресницами, с тонкой шеей, осиной талией, миниатюрными кистями рук и ножками, с которых соскальзывали даже детские туфельки и башмачки. Она коротко стриглась и не появлялась на людях без одной из своих любимых шляпок с вуалью. Была низкого роста, но сложена пропорционально, так что, когда её видели в толпе, то казалось, что кто-то нарочно уменьшил её, как проказники-духи из детских сказок, которые незлобливо шутят над имо, то заставляя их видеть то, чего нет, то раздувая привычные людям предметы до небывалых размеров: расчёску величиной с частокол или ложку, в которой утонешь; а то и, напротив, сжимая их, уменьшая. Таких малышек, как Йэло, было нигде не сыскать. Энергии, однако, ей было не занимать, и хватило бы ещё на десяток женщин обычного среднего роста. Всегда улыбчивая, весёлая, полная озорства и задора, она была как глоток свежего воздуха в душный летний день. Дочь, судя по всему, брала с неё пример, хотя внешне они друг на друга не походили. Уже в десять лет Балти-Оре была выше матери на целую голову, и в округе недоумевали: как такая невеличка сумела произвести на свет великаншу? Теперь они получили ответ на свой вопрос и ещё больше полюбили самоотверженную Йэло за то, что она приняла в семью сироту и вырастила её в любви и согласии. Хотя иные ворчали: мол, ладный тактический ход. От Сида, дескать, избавились и, чтоб замолчать, на его место взяли девчонку. Феруиз ещё предстояло узнать об этих городских сплетнях. Пока она только прибыла в замок, аккурат к ужину, и приветствовала двух его очаровательных хозяек.

Йэло взаправду чувствовала себя неважно. После ужина она просила себя извинить и удалилась, оставив гостью на попечение Балти-Оре и Лесли. Последний помнил о своём обещании поведать, с кем именно довелось встретиться Феруиз сегодня в лесу — и оттого, что светские темы исчерпали себя, а также по той причине, что он не любил откладывать обещания, юноша приступил к рассказу.

«Но я вынужден вас предупредить, — сказал он вначале, — это довольно скверная история. Которую, однако, в той или иной степени слышали все в Йэллубане. Сид — наш… мой, — поправился Лесли, понизив голос и мельком взглянув на Балти-Оре, — мой сводный брат. Сын первой жены моего отца. Я едва его помню: он на шесть лет старше меня. Когда мне исполнилось три года, его отослали из замка. А его мать… Впрочем, нет, так дело не пойдёт. Я расскажу всё по порядку».