Дочь Двух Матерей

Глава 48

На следующий день она проснулась от трамвайных звонков — далёких и ненавязчивых, как звон колокольчика за поворотом заснеженного тракта свежей хрустящей зимой. Рруть уже не спала и наводила порядок. Она рассказала, как ходила вчера на базар с экономкой кианы Фэй.

«Не город, а сплошная ярмарка, госпожа! — восторгалась она. — Сколько народу, сколько всего! А местные парни, не в пример нашим, так галантны. Помогли донести покупки, и даже ни одной неуместной шуточки не отпустили!»

Паландора не стала делиться своим предположением, что такое впечатление сложилось у Рруть, скорее всего, потому что та не понимала ни слова на виктонском. Она порадовалась, что девушке тоже понравилось за границей.

— Где, ты говоришь, находится этот базар? — спросила она.

— Совсем недалеко отсюда. Можно было на трамвае доехать: всего две остановки. Но моя спутница предпочла пройтись пешком в такой погожий день. Я её понимаю, конечно, но так жаль… Хотелось бы разок прокатиться на настоящем трамвае!

— Так чего ты стоишь? — улыбнулась Паландора. — Пойдём, спустимся к завтраку, а после отправимся на прогулку.

День выдался погожий и положительно летний, несмотря на обещанное похолодание. Девушки приоделись и, выслушав последние наставления хозяйки, вышли за порог. Пересекли палисадник в скорбно поникших бело-брусничных фуксиях и очутились на улице — широкой, светлой, утопающей в зелени от выходящих на неё соседних дворов и садов, от живых изгородей и цветочных горшков, заполонивших фасадные балконы. По ней гостьи вышли на проспект и оказались напротив трамвайной остановки, нынче полупустой. Принялись разглядывать схему путей: вот тут Паландору и настигло помутнение сознания.

«Как всё мудрёно…» — добавила Рруть, углубившись вместе с ней в изучение схемы.

Вскоре подъехал трамвай, и они чуть не поднялись было в машинный вагон, перепутав его с пассажирским. Кочегар в последний момент указал им на их ошибку.

Взяли по блестящему лакированному билетику у контролёра, огляделись по сторонам. Здесь пахло, как на судостроительной верфи: свежеспиленной древесиной и дёгтем. И ещё чем-то сладким. Вдоль стен тянулись дощатые скамеечки, а меж ними — длинный коридор с поручнями. Любопытно: как будто взяли обычную карету и растянули в длину. Вагоновожатый позвонил в колокольчик и тронулся — так, что Паландора еле успела инстинктивно схватиться за поручень, а Рруть опрокинулась на скамейку. За стеклом замелькали городские виды. Трамвай свернул на бульвар, и они пронеслись вдоль кованой ограды, за которой напоследок пушились тополя и зеленели остролистые клёны. Где посреди дорожек, посыпанных мелкой рыже-графитовой щебёнкой, с равными промежутками попадались медные статуи: позднее киана обнаружит, что это Аллея Славы Поэтов, а Рэй поведает, что имеет обыкновение прогуливаться по ней хотя бы раз в неделю (наверняка лелея мечты о том, что когда-нибудь и ему установят здесь памятник, причём конный: как уроженцу Рэди-Калуса). Бульвар прервался большой квадратной площадью — широкой и абсолютно пустой, не считая нескольких зевак и стайки сизокрылых голубей у центрального фонтана в форме большого куполовидного цветка лилии, раскрывшего свои лепестки до основания и пускающего гейзерные струи на месте предполагаемых тычинок. За фонтаном виднелись огромные беломраморные ворота с двумя приземистыми башнями по бокам, чьи верхушки венчала зубчатая балюстрада. На обеих башнях реяли белоснежные виктонские флаги. Трамвай замедлил ход, когда на противоположной стороне улицы призывно помахали рукой, завидев его. Зазвенел, остановился. Рруть указала на площадь: «Нам туда».

— Я, право, не возьму в толк, — призналась Паландора, когда они вышли на улицу и пересекли проезжую часть, — где же здесь рынок? Или сегодня не торговый день?

— Вовсе нет, — ответила служанка и повела её к воротам. — Это крытый базар, представляете! В таком большущем здании размером с… с целую Пэрфе-Кур. И в нём уйма павильонов! Сейчас вы увидите!

— Увидишь, — поправила её Паландора, — мы ведь не в замке, а просто гуляем. Обращайся ко мне на «ты».

Это было наилучшим решением. Когда девушки миновали арку высотой в три человеческих роста, они оказались в длинном сводчатом атриуме со стеклянной крышей, напоминавшей крышу городской больницы Эрнербора, но более массивной. Слева и справа, в дальнюю даль, куда только хватало взгляда, тянулись лотки, а возле них юрко сновали и приценивались многочисленные покупатели. Точь-в-точь как на ярмарке Озаланды, — вот только дома всякий, завидев Паландору, кланялся ей и приветствовал, постоянно напоминая киане о её благородном происхождении, а здесь она была точно такой же обыкновенной горожанкой, как и все остальные. И это понравилось ей больше всего. В кои-то веки она обрела возможность побыть простой девчушкой, как Рруть.

Сама Рруть увлечённо показывала ей всё вокруг, тянула за собой от прилавка к прилавку, будто она уже десять лет подряд как наведывалась сюда ежедневно и знала каждый уголок.

«А вот на втором этаже я до сих пор не была, — призналась она. — До чего же любопытно, что там такое!»

Второй этаж нависал над рыночным первым и изобиловал широкими окнами и балконами, уставленными цветочными горшками, полными пылающих бархатцев и настурций всевозможных цветов и оттенков. Продавец модных журналов, неплохо говоривший на эскатонском, поведал, что наверху располагались жилые помещения: для многих здесь рыночная торговля была делом всей жизни, так что они не просто содержали лавки, но и обитали в них. Нередко создавали семьи с владельцами других магазинов и образовывали целые династии.

«Весь пятый ряд, к примеру, принадлежит одной семье, — сказал он. — Обе стороны. А уж какой они себе на верхнем этаже обустроили дворец — сказка!»

А вот девятнадцатый текстильный ряд, судя по его словам, давно и всерьёз враждовал. Левая сторона против правой. Как они переманивали клиентов, как саботировали поставки и ломали витрины… Мазали клеем товар… Это стало уже особой достопримечательностью, а оттого огонь вражды поддерживался не столько благодаря причине, вызвавшей его (да и саму причину все давным-давно запамятовали), а токмо из потакания традициям.

Так что крытый рынок Виттенгру оказался своеобразным городком в городской черте. Со своими тайнами и страстями, своей инфраструктурой и даже своим транспортом: задние двери и ворота лавок выходили на боковые переулки, где были проложены рельсы и утром и вечером курсировали грузовые трамваи, доставлявшие товары. Хозяин журнального киоска дал девушкам возможность полюбоваться на одну из таких улиц с чёрного хода: она располагалась под открытым небом и была на вид неказиста: полна мусорных баков, коробок и ящиков. Но довольно опрятна и приукрашена: сюда тоже выходили окна и балконы, уставленные цветами, с узорчатыми коваными решётками, а на задних фасадах отдельных зданий пестрели живописные картины. Не истинные художественные произведения, да и нарисованные, скорее, с опознавательной целью, чтобы вагоновожатые могли сориентироваться, где чья лавка, но довольно искусные. Здесь же рядом располагалось мини-депо для непредвиденных случаев. Его створки были приоткрыты, и Паландора сумела разглядеть, как внутри прикорнул красно-жёлтый трамвайчик с пустой открытой платформой с высокими бортами. Не свистел паром, не звенел колокольчиком — мирно дремал в ожидании, когда он понадобится.

Киана приобрела у добродушного лавочника ворох открыток с городскими видами и в последующие дни разослала их всем своим знакомым.

В сопровождении Рруть она посетила десяток рядов; от обилия товаров у неё кружилась голова. Заглянула и в скандальный девятнадцатый ряд и, не удержавшись, примерила готовое платье с лотка на углу. Ранее ей никогда не приходилось носить платья, сшитые не по фигуре, специально для неё — за исключением того, которое подарил ей Рэй, и которое, между прочим, она взяла с собой в эту поездку. Какой же это оказалось непосильной задачей, подобрать из готовой одежды ту, что идеально сидит и подчёркивает достоинства. Паландора попытала счастья с пятью моделями, а в шестой обнаружилась дыра, да ещё на таком месте… Очевидно, конкуренты постарались. Рруть повезло больше: она сумела найти два-три платья в цветочек, просторные и при том довольно элегантные, подходящие даже для её растущего живота. Взяли их, не раздумывая. Добавили к ним виктонских атласных лент и кое-какой бижутерии. Загорелись было идеей подобрать сувениры для деревенских девчат, но вовремя вспомнили, что у них ещё уйма времени, чтобы этим заняться, а пока надлежало поспешить домой к обеду.

Возвращались вдоль бульвара поэтов: на трамвае они ещё успеют покататься, а вот на местных стихотворцев Паландора пожелала взглянуть уже сегодня. Здесь были и поэтессы. Особенно ей запомнилась совсем юная девушка с копной распущенных золотисто-никелевых волос и не менее распущенным взглядом и выразительными губами, одетая в легкое платье-халат с широкими рукавами, отделанными бутонами роз. Её облик и явная молодость так не вязались с представлением Паландоры о поэтах, что она не удержалась и после обеда спросила об этой девушке у Рэя.

— Это Летьенн из Блуза, — ответил он, сразу поняв, о ком шла речь, — в моём возрасте она уже была общепризнанной знаменитостью. Издала свой первый сборник стихов в четырнадцать лет на карманные деньги, которые копила два года. А второй сборник выпустило за свой счёт крупнейшее столичное издательство. Вот это успех!

Он завистливо вздохнул и добавил:

— Возможно, в этот чедегор вам посчастливится встретить её в салоне моей матери. Она частая гостья кианы Фэй. Тогда она лучше меня сумеет рассказать о своём творческом пути. Летьенн довольно приятная в общении женщина: слава её не испортила. Возможно, она немного жеманна, ну а кто в Виттенгру не таков?

Рэй улыбнулся и отошёл к окну. Любил же он стоять у этого окна! Паландора могла поклясться, что даже паркет в том месте заметно протёрся — а ведь юный Рэдкл только недавно здесь поселился.

— Знаете, — вполголоса признался он, не поворачиваясь к девушке, — вы были правы, дорогая Паландора. Нам следовало уехать в Виттенгру-на-Отере-и-Ахлау ещё в абалторе. Здесь всё по-другому. Здесь мы… другие. Мне так жаль, что я не решился тогда последовать вашему совету.

— А мне не жаль, — ответила Паландора. Она не могла сказать, что толкнуло её на этот ответ. Так ли оно было на самом деле? И да, и нет. Ускользнув за границу, эти двое избежали бы многих неприятностей. Они с Рэем были бы вместе. Его брат остался бы жив, пусть даже и не в самом благостном расположении духа. Но Пэрферитунус, родной и любимый Пэрферитунус оказался бы для кианы потерян, и неизвестно, увидела бы она его ещё вновь.

А так она уже через полтора года станет гердиной. И Эйдле ей в этом поможет.

Вот только Рэй, новый, обновлённый Рэй нравился ей куда больше. Если бы он изначально был таким! Тогда Паландора могла бы сочетаться с ним браком, заполучить свои земли, и стать самой счастливой гердиной, которую когда-либо знал Ак'Либус. Не осквернившей себя убийством в попытке исправить ошибку, которую он допустил.

— Это хорошо, что вы не жалеете, — заметил Рэй в ответ на её слова. — Значит, вам, так или иначе, удалось обрести душевный покой после всего, что произошло?

Покой… Покой ей только снился, хотя бы по той причине, что она, как считала сама, не вполне заслужила его. Как не было и прощения тому, что она совершила. И уж точно кто угодно, но не Рэй был вправе задавать ей такие вопросы. Если Паландора и обретёт когда-нибудь покой, то отнюдь не благодаря ему.

— Да, — ответила она, внутренне закипая. — Представьте себе, да! К двадцати одному году я приму титул, и намерена прославить мои земли в веках. Верховный король выделил мне в помощь советника — интеллигентного и чуткого человека. Вы нынче за океаном — и, судя по всему, вполне счастливы. А Рэдмунд мёртв! Что ж, ну и пусть.

Она хотела добавить в пылу «Поделом же ему!», но лишь в последний момент сообразила, что произносить подобные слова в доме его почтенной матери будет крайне невежливо. Тем не менее, Паландора уже набрала в грудь воздуха и, чтобы не расходовать его понапрасну, выдала нечто совсем неожиданное — в первую очередь, для неё самой:

— Зато у него будет ребёнок!

Оба замолчали и уставились друг на друга стеклянными глазами: Паландора оттого, что сболтнула лишнее, Рэй от ошеломительных новостей.

— Я не знал, Паландора, что вы в положении, — сказал он наконец, справившись с собой. — Вы уже сообщили об этом киане Фэй?

Здесь ей стало совсем худо. Мало того, что она произнесла то, что не должна была говорить ни в коем случае, так её слова ещё и истолковали превратно. С другой стороны, как они должны были быть истолкованы? Рэдмунд был её мужем. Не стала же она болтать налево и направо о подлоге, который устроила в брачную ночь.

Что ей оставалось делать теперь? Переводить всё в шутку? Хороша шуточка! Делать вид, что оговорилась? Хороша оговорочка! Правду сказать? Ни в коем случае…

— Нет, я ещё никому ничего не сообщала, — ответила Паландора, — вы первый, кто об этом узнал.

Что, скажите на милость, она плела?!

— Мама будет очень рада узнать эту новость, — заявил Рэй. — Вы хорошо поступили, приехав сюда, чтобы рассказать ей обо всём лично. Внуки — это всегда большая радость.

Он говорил, пытаясь оставаться галантным, но губы его белели и чуть не дрожали. Видно было, что сообщение кианы застигло его врасплох. Если до этого у него ещё где-то как-то теплилась мысль о том, чтобы начать всё сначала, с чистого листа, то теперь её последние слова всё меняли. Он будет рад, конечно, племяннику, но Паландора есть и останется вдовой его брата. И этого не изменить.

Паландора поспешила с ним согласиться и откланялась под каким-то предлогом. Вернулась в свои покои, сжала пальцы вокруг головы, стиснув её обручем, застонала…

«Дура… — пробормотала она, отвернувшись к стене, — Паландура…»

Сейчас это имя было ей куда больше к лицу. Что она наделала… Теперь придётся повторить свои слова киане Фэй. Её сын сплетничать не станет, он терпеливо дождётся, пока она не поведает обо всём сама. Но если Паландора не скажет ни слова, у него возникнут вопросы.

Ну что? Настало время избавиться и от младшего Рэдкла?

Это было не смешно. Совсем не смешно.

К тому же, Рэй был прав: киана Фэй, скорее всего, будет счастлива узнать, что Рэдмунд станет отцом. Что он не покинул этот мир безвозвратно.

Но не так, пожалуй, счастлива будет услышать, кто мать малыша.

И тут Паландоре пришла в голову ещё одна абсурдная мысль. Очень абсурдная, но вместе с тем спасительная.

Так или иначе, с Рруть требовалось что-то делать. Почему бы не выдать её ребёнка за своего? Рождённого в законном браке. Это поможет снять подозрения со служанки и кроме того… кроме того, придаст солидности самой Паландоре. А то Вилла хоть и обещала ей титул, но кто знает, как распорядится судьба. Знает она свою попечительницу: та может ещё сто раз передумать. А вот если Паландора подарит (ныне покойному) Рэдклу сына или дочь, станет матерью наследника — кто посмеет оспаривать её право на Пэрферитунус? На самый крайний случай она будет распоряжаться землями при малыше. Не говоря уж о том, что этот ребёнок может, если грамотно повести дело, претендовать не только на регион Пэрфе, но и на Рэди-Калус…

«Но так далеко лучше пока не загадывать», — улыбнулась Паландора.

И вообще, в теории звучало красиво. Но как это осуществить на практике? Её окружение покуда ещё не ослепло и в состоянии отличить госпожу от служанки. Скоро будет прекрасно видно, кто из этих двух действительно в положении, и простым переодеванием они не обойдутся.

«Вот и думай, стратег! — усмехнулась она. — Сама заварила эту кашу. А ещё ведьма! Есть в твоём водном арсенале хоть что-нибудь, что позволит выдать желаемое за действительное?»

Кое-что взаправду имелось. Она уже изменяла облик, сливаясь со стихией. Другое дело, это происходило непроизвольно и, вроде как, не зависело от неё. Сможет ли она повторить это осознанно?

«Придётся», — сказала она, стиснув зубы.

В противном случае это грозило ей крупными неприятностями.

Тем же вечером, принимая ванну, Паландора попыталась преобразиться по собственному желанию. Начала с малого: изменила цвет волос на уже знакомый ей синий. Это было легко. Тогда она попробовала стать блондинкой: ей давно было интересно, как она выглядела бы со светлыми волосами. Получилось, но результат ей не понравился: волосы белые, брови чёрные — безвкусица. Перекрасила брови. Стало лучше, но всё равно непривычно. «Лучше останусь брюнеткой, — согласилась она. — И, вообще, от меня не волосы требуется менять, а…»

А что конкретно, она толком не знала. Теоретически, нужно было добавить полноты и нарастить живот — но как, чтобы это выглядело реалистично? К счастью, у неё имелась Рруть. Киана решила брать с неё пример. Наблюдать за тем, как менялась она, и повторять изгибы тела. Она спонтанно экспериментировала со сменой внешности несколько дней подряд, чтобы быть уверенной, что ей это удаётся и не вызывает затруднений. Вода следовала её прихотям, творила чудеса с единственным недостатком: в долгосрочной перспективе притворство выматывало. Отнимало силы. К счастью, пока ей не требовалось кардинально менять облик — разве что поведение. Его она тоже копировала у служанки.

На следующий день, в начале седьмой недели лиатора она обрадовала киану Фэй известием о скором пополнении в семье. Рэй был прав: киана расцвела. Несколько печальным цветом, как осенняя лиловая астра, по которой видно, что дело к зиме, но тем не менее ей дарила утешение мысль, что её старший сын оставил после себя продолжение. Взглянув в добрые зелёные глаза этой женщины (впрямь как у Рэя: он не преувеличивал, что такие глаза ему достались от матери), Паландора почувствовала укол раскаяния. Как было низко и позорно лгать бедной гердине. Но сделанного было не воротить.

А ночью её посетила ещё одна, весьма «своевременная» мысль: надо было что-нибудь сказать Рруть. Она-то как воспримет новость, что госпожа, оказывается, в сходном положении, что и она?

«Придётся солгать ей, что всё произошло в тот момент, когда я вернулась в свои покои, после неё», — решила девушка.

А как тогда объяснить, что по прошествии нужного срока из них двоих родит только одна?

«Да что вы все от меня хотите?!» — воскликнула Паландора чуть ли не в голос. Вот так всегда. Что ни план, то трещит по швам, будто ветошь. Не будет же она потом устраивать для служанки отдельное шоу с мертворождённым дитём или ещё какую-нибудь жуть, от одной мысли от которой — бр-р! — мурашки по коже.

Или будет?

«Короче, не к спеху, — отмахнулась она, — потом разберёмся!»

Пока что она приготовилась отдельным бонусом понаблюдать за реакцией Рэя, который был вынужден лицезреть в своём доме женщину, которую любил, и которая носила ребёнка его брата. Впрочем, Рэй на этой неделе был слишком занят другими заботами: ему предстояли экзамены. В галвэйдегор он должен был держать первый из них: историю. Так что все сутки напролёт до этого он бубнил себе под нос даты и фамилии известных деятелей, венценосцев и полководцев. К вечеру киана Фэй, не желая больше этого слышать, напоила его ромашковым чаем и добавила капельку валерианы. Даже собственноручно отвела его в постель и укрыла одеялом, чтобы убедиться, что он как следует отдохнёт и не заработает себе нервный срыв. Наблюдая за таким проявлением материнской заботы, Паландора невольно поймала себя на мысли, что этим двоим не требуется, по сути, никто другой в их жизни: ни мужья, ни жёны, ни родители, ни дети. Они уже являются друг для друга всем вышеперечисленным.