Дочь Двух Матерей

Глава 32

После церемонии гостей ожидал торжественный банкет, ничуть не уступавший вчерашнему обеду. Ожидания Рэдмунда по части тетеревов полностью себя оправдали. В самый разгар пиршества в столовую незаметно прокрался его младший брат, старательно протирающий покрасневшие глаза. Он сел рядом с матерью и завёл нарочито непринуждённый разговор о виктонской поэзии.

— Ах, да что тебе рассказывать? — жеманно заметила киана Фэй. — Приезжай ко мне погостить. У меня в салоне собирается очень много творческих людей, и поэзия там не умолкает. Даже сама Летьенн из Блуза с тех пор, как она окончательно обосновалась в столице, желанная гостья в моём доме.

Лицо его на миг просветлело.

— Это правда, мама? — спросил он. — Я могу тебя навестить?

— Ну, разумеется, дорогой! Приезжай вместе с братом и его молодой женой. Буду вас ждать.

Паландора прыснула, заметив, как на этой фразе кровь отхлынула от его лица. Рэдмунду показалось, что она поперхнулась, и он осторожно похлопал её по спине.

— Не трогайте меня, пожалуйста, — попросила она.

Гости полушутя сетовали на разнообразие блюд, которые так и хотелось попробовать все, но с точки зрения совместимости продуктов и здорового пищеварения это было бы неосмотрительно. А ведь им ещё предстояло танцевать, поэтому никто не намеревался чересчур наполнять желудок. Первыми трапезу окончили музыканты, которым накрыли отдельный стол. Выпив заодно по чашке бодрящего чаю и передохнув, они вновь взялись за инструменты. Через короткий промежуток времени им велели играть вальс.

Первым полагалось вступить в танец жениху и невесте, но при наличии таких высокопоставленных гостей они уступили своё право первенства королю и королеве, которые вышли на середину залы, галантно поклонились друг другу и тут же закружились по паркету. Вёл, разумеется, король, но королева Аннеретт была дама таких крупных статей и облачилась в такое пышное серебряное платье со множеством широких юбок, что, казалось, она способна снести на своём пути любую преграду и, если чрезмерно увлечётся, может в один момент раскружить короля — тоже, между прочим, весьма представительного мужчину — и отправить его в свободный полёт. Вслед за ними вышли принц и принцесса, которые больше препирались друг с другом и дразнились, чем танцевали, наивно полагая, что этого никто не замечает. Настал черёд и Рэдмунда с Паландорой. В этот момент каждый вспомнил о чем-то своём: Рэдмунд о том летнем дне, когда он вывел на сцену упирающуюся Матью и прошёл с ней два-три тура, прежде чем по невнимательности опрокинуть столик в реку, а Паландора — о вечере в замке Рэдкл, когда юный Рэй рассказывал ей, чем отличается классический виктонский вальс от эскатонского. Эти воспоминания позволили обоим достойно вальсировать, не вызывая подозрений и не тяготясь присутствием друг друга. Постепенно к ним присоединялись и другие пары — Дугис и Йэло, Лесли и Балти-Оре. Тоур и Рэй соперничали за возможность пригласить на танец Фэй, и, в конце концов, молодости пришлось уступить. Феруиз приблизилась к брату и положила руку ему на плечо со снисходительной улыбкой.

— Ты что же думаешь, братишка, я оставлю тебя без дамы? Пойдём, потанцуем.

И Рэй поднялся из-за стола к великому неудовольствию Агриса, который сам рассчитывал пригласить Феруиз. Налу же, не отвлекаясь, налегал на жульены с рябчиком и грибами трёх сортов. «Когда ещё так славно отобедаешь?» — рассудил он. Ему сейчас явно было не до танцев. Его друг посмотрел на этот гимн чревоугодию, плюнул и пригласил на танец Рруть, которая с восторгом согласилась: не для того же она училась вальсировать вместе с кианой Паландорой, чтобы скромно стоять у стенки, пока та развлекается.

После вальса Балти-Оре и Лесли изъявили желание показать свой особый танец и долго шептались с музыкантами. Наконец они до чего-то договорились, и последние заиграли мелодию в зажигательном и незнакомом ритме.

«Лето в кармане», — объявил киан Лесли. — Наиболее известная музыкальная композиция в Мигне, на мотив очень модного в этой стране танца кофейных зёрен или чёрных мотыльков.

— Ну надо же, — оживился Верховный король, — чимбала. Не ожидал, что у нашей молодёжи окажется такой широкий кругозор.

Эта пара из Йэллубана его не разочаровала. Они, в самом деле, не зря репетировали, и танцевали чимбалу очень уверенно, двигаясь энергично и умудряясь держать темп в пятьдесят четыре такта в минуту вместо положенных пятидесяти. Возможно, весельчаки мигнетонцы, очень, тем не менее, принципиальные во всём, что касалось их культуры и обычаев, и дали бы ворох ценных рекомендаций на тему того, как улучшить их выступление, как надо и уж тем более как не надо танцевать чимбалу, какой ширины делать шаги и как высоко подкидывать партнёршу и как быстро её разворачивать, но, по счастью, ни один из них не присутствовал среди гостей, а потому танец всем однозначно понравился. Король Дасон настолько проникся их выступлением, что начал упрашивать королеву Аннеретт исполнить для молодожёнов красивую песню на свой выбор. Мало кому было известно, что королева обладала чистейшим певчим сопрано и в молодости, ещё до замужества, блистала в концертном зале Императорского дворца в Алазаре. Теперь же она пела на публике крайне редко и по исключительным поводам. Сегодня удача была на их стороне: королева поднялась из-за стола, заняла место во главе оркестра и без всякого музыкального сопровождения исполнила старинную балладу о храбром герое из страны Снега и Льда, который умел повелевать стихией и расправлялся со своими врагами при помощи магии, но ничего не сумел противопоставить силе любви и был сокрушён вероломной асшамарской женщиной, сломленный её чарами.

— Ну как же так! — воскликнул король. — Не стоило мне предоставлять вам выбор песни, драгоценнейшая Аннеретт, — покачал он головой. — Готов биться об заклад, что в Эс'Карл-Тони, благодаря последним политическим веяниям, эту балладу вскоре признают экстремистской. В четырёх куплетах сошлись и колдовство, и военные действия, и Асшамар, к тому же, одержал победу. Весьма неосмотрительно с вашей стороны.

— Возможно, — согласилась королева. — Но осмелюсь напомнить, о светлейший правитель, что, какое бы влияние Ан Китуан ни имел на его высочество императора Карла Семнадцатого, он всего лишь посол Алазара в Вик-Тони. А я, в первую очередь, королева Аннеретт Алана Алазар, — провозгласила она, сделав акцент на последнем слове, — двоюродная сестра императора, носящая его фамилию. И могу позволить себе исполнять любые баллады, какие мне заблагорассудится. А мой кузен пускай прибережёт свои громкие слова об экстремизме для тех фронтовых псов, которые мародёрствуют и своевольничают на восточных границах, пользуясь их нестабильностью, и позорят гордую нацию эскатонцев! Поверьте мне, я многое видела в последней кампании, о чём могла бы ему рассказать почище его драгоценного Ан Китуана — если бы только он выделил, наконец, время на то, чтобы меня выслушать!

Король уже и сам был не рад, что перевёл разговор в политическое русло. Он прекрасно понял, для чего королева Аннеретт выбрала сегодня именно эту балладу, и так же, как и она, вглядывался в лица киан Балти-Оре, Феруиз и Паландоры, пока она пела, пытаясь обнаружить в них отблеск особой реакции, свидетельствующей о том, что они, вполне возможно, симпатизируют главному герою по ряду своих особых причин. И если первые две не обнаружили исключительного интереса к словам баллады, то киана Паландора побледнела больше положенного, что от него не укрылось.

Паландора, в самом деле, пребывала в оцепенении, слушая пение королевы. Бесстрашный югге из песни обладал, по сути, теми же силами, которыми владела и она — и, хотя, в конечном итоге они не сумели спасти его от поражения, в этом не было их вины. Парень дал слабину совершенно по другим причинам. Но сам факт того, что он умел управлять волнами и ветрами, впечатлял. А, главное, никто его за это не хулил, не называл порочным, не грозил смертью. Товарищи гордились им, соотечественники отмечали его доблесть. Как и должны были, пожалуй… Южные дикари, скажете вы? А лишать жизни людей только за то, что они умеют делать такие вещи, которые вам и не грезились — это, по-вашему, не дикость? Намерение стереть с лица земли население целого острова только по этой причине, значит, приемлемо? Вот вам и «гордая нация эскатонцев».

Остальные поднялись в полный рост и рукоплескали королеве, даже Налу оторвался от своих рябчиков и смотрел на неё с выражением редкого восхищения на лице. Объявили другие танцы, и музыканты вновь заиграли. Умело чередовали быстрые и медленные мелодии, а в перерывах между ними от случайного гостя на выбор требовали произнести короткую речь. Рано или поздно очередь должна была дойти до всех. Одним блестяще удавались экспромты, и они не волновались, другие заготовили пару интересных историй загодя и только ожидали своего черёда, третьи же тем больше впадали в панику и оцепенение, чем больше людей завершало своё выступление. Киан Дугис заявил, что такой пышной и вместе с тем закрытой свадебной церемонии он не наблюдал с тех пор, как его брат Персидо женился на Илоне Шиландо, нынешнем королевском после Ак'Либуса. Правда, отметил он, там была совершенно другая история, и сам он побывал на торжестве втайне от родителей, которые официально находились в ссоре со своим старшим сыном. Но Дугис, тогда четырнадцатилетний юноша, решил поддержать брата — ну и по столице погулять, чего греха таить.

— А сейчас, — добавил он, — его сыну Ахтомунке, моему племяннику, в конце осени исполнилось двадцать четыре года. Он выразил намерение в следующем году жениться на ещё одной Шиландо, на своей кузине. Как же быстро время летит, это что-то невероятное.

Когда очередь дошла до Рэя, тот вовсе не смог говорить и вызвался сыграть молодым на флейте.

«Выкрутился», — подумала Паландора. Что её удивило, так это то, что играл он, в самом деле, прилично. Совсем не те мелодии, которые насвистывал ей летом, но что-то совершенно новое, прекрасное, наполненное звучными переливами, триолями и вибрато, но вместе с тем очень печальное. И без единой фальшивой ноты.

— Я сам её сочинил недавно… — вполголоса добавил Рэй, закончив играть. — Киана Паландора однажды спросила меня, отчего я не пишу собственные мелодии, и я назвал ей в качестве причины недостаток вдохновения. Однако в последние недели я сумел обрести то самое вдохновение, которого мне недоставало — и вот его результат. Надеюсь, вам понравилось.

Он скромно улыбнулся и поклонился, показывая тем самым, что закончил.

А, когда заиграли очередной танец, Рэй незаметно покинул зал. Паландора, однако, обратила на это внимание и, подгоняемая любопытством, отправилась на его поиски. Вышла в коридор под каким-то пустяковым предлогом, застучала каблучками по паркету. Сообразила, что найти его будет куда быстрее, если она облетит весь замок вне тела, но этого не потребовалось, поскольку в конце галереи кто-то явственно шмыгнул носом. Она заторопилась на шум и обнаружила его одного, стоящего у окна на низкой деревянной скамеечке, небрежно покрытой лаком и установленной затем, чтобы невысоким горничным сподручней было поливать цветы на крутом подоконнике. Встала у стены и стояла бесшумно, не выдавая своего присутствия. Наконец он отвернулся от окна и вздрогнул, увидев её. Поспешно вытер глаза и провёл рукой по волосам, уложенным лёгкой волной.

— Я смотрю, вы весь день сам не свой. Что же вас так огорчает, киан Рэдкл? — насмешливо спросила его Паландора, поправила ветку апельсина и, подбоченясь, добавила: — Неужели вы полагаете, что на его месте должны были быть вы?

— Это было бы… Если бы вам было угодно… — промямлил Рэй, которому от неожиданности никак не удавалось сообразить, что именно он хочет сказать.

— Мне было бы угодно, если бы вы проявили в этом деле настойчивость, так красящую мужчину, — ответила Паландора. — Если бы вы нашли в себе силы бороться за наше будущее. Если бы сумели меня защитить, не струсив ни перед братом, ни перед вашим отцом. Но вам это совершенно не свойственно. Вы — не боец. Так стоит ли теперь огорчаться и лить слёзы?

— В таком случае, мне только остаётся от всего сердца пожелать вам счастья, — ответил Рэй, выпрямившись и вздохнув. — Уверяю вас, вам повезло найти бойца, которого вы так искали, в лице моего старшего брата.

— Рэй Тоур Рэдкл, вы так ничего и не поняли, — сказала Паландора. — Я не люблю вашего брата, и не смогу полюбить уже за одно то, как он поступил со мной, не считаясь с моими чувствами и желаниями. Но я не думаю, что смогу любить и вас, поскольку вы точно так же пренебрегли моим мнением. Вы первый отказались от нас и тем самым предали меня — как и ваш брат.

Не добавляя более ни слова, она отошла от окна и скрылась в проходной комнате, выходившей в смежную галерею, где она едва успела разминуться с прачками, относившими в спальню свежие простыни.

— Каких же белоснежных простыней нужно этим господам? — спрашивала одна другую. — Уж я их отбеливала, отбеливала, все руки стёрла в кровь, а Леда говорит, что можно было и побольше постараться.

— Да не бери в голову, — ответила вторая, что постарше. — Как закроются в спальне, займутся пересчитывать подарки, а после до дела дойдёт — до простыней ли будет!

Паландора рассмеялась было, но тут поняла, что речь шла о ней, и от этого понимания ноги у неё подкосились и она едва успела зайти в первую попавшуюся комнату, чтобы опуститься на ближайший стул. Лицо горело, а в животе, напротив, похолодело, и бешено колотилось сердце. Она подняла с низкого столика журнал и принялась обмахиваться им, как веером. Женщины напомнили ей об очередном досадном моменте, который ждал её сегодня вечером. Может, имело смысл сказаться больной? Ей даже поверят, ведь, признаться, сейчас она не выглядела слишком цветущей.

Дверь потихоньку отворилась, и в комнату проникла Рруть — разгорячённая танцами, запыхавшаяся. Напевая себе под нос вполголоса, она присела на диванчик у стены, не потрудившись разгладить предварительно юбки и смяв их. Откинулась на спинку и заболтала в воздухе изящными ножками в белых чулках, и тут только заметила Паландору.

— Ах, вот вы где, госпожа! — воскликнула она. — Я вызвалась сбегать за вами, ведь скоро подадут десерт и, к тому же, в ваше отсутствие, ваш супруг пригласил меня на танец. Я решила вам сразу рассказать сама, чтобы люди потом не болтали. Надеюсь, вас это не слишком расстроит.

— Вовсе нет, — обнадёжила её Паландора.

— А как он ведёт… Своеобразно, но уверенно, — добавила девушка и засмеялась. — Мы чуть не сбили с ног оркестрантов!

Паландора слушала её и рассеянно улыбалась. Ей пришла в голову одна идея, которая не сулила ничего хорошего, но, всё же, она была куда лучше того, что ей предстояло по завершении дня.

— Рруть, скажи мне, ты любишь меня? — обратилась она к служанке.

— Конечно! — с готовностью ответила девушка. — Вы всегда были так добры ко мне и обходительны. Просили обращаться к вам на «ты», когда нас никто не слышит, и называли своей подругой.

— А Рэдмунда ты любишь? — спросила её Паландора.

— Киана Рэдмунда? Я его совсем не знаю, но, думаю, что он хороший человек. По крайней мере, надеюсь.

— Рруть… — решилась она, наконец, потирая пальцами виски, — у меня будет к тебе одно поручение личного толка. Ты не могла бы сегодня вечером подменить меня… в моих личных покоях…

И, наклонившись к девушке, она прошептала ей на ухо ещё пару слов.

— Что? — вспыхнула служанка. — Но, киана Паландора, как можно… Я… я, право…

Паландора прижала палец к губам и посмотрела на неё такими жалостливыми глазами, что на собственные глаза Рруть навернулись слёзы.

— Я понимаю… — сказала киана. — Но сделай это, прошу тебя. Сделай это ради меня. Ради нас всех. Я не смогу, я, скорее, наложу на себя руки, чем… А, впрочем, — воскликнула она, — это тоже выход из положения!

Киана метнулась к письменному столу, так кстати подвернувшемуся рядом, достала из ящика перочинный ножик и нацелилась себе в грудь.

— Что вы делаете! — воскликнула бесхитростная служанка и подбежала к ней. — Во имя Творца, киана Паландора, остановитесь! Так и быть, я совершу то, о чём вы просите, если это для вас так важно, но я боюсь… Я даже не знаю толком, что делать… И как нам быть, если наш обман раскроют?

Паландора выронила нож из дрожащих пальцев, прижала служанку к груди, осыпала её щеки и лоб поцелуями.

— Рруть, милая Рруть… Спасибо тебе огромное… Целому небу не передать, как я тебе благодарна. Ни о чём не беспокойся, я позабочусь о том, чтобы никто ничего не заподозрил. Мы обо всём условимся позднее. А сейчас давай возвратимся к остальным, пока наше отсутствие не начало вызывать лишних подозрений.