Дочь Двух Матерей

Глава 31

Утром всех разбудили звуки оркестра, раздававшиеся из танцевального зала. Музыканты спозаранку репетировали туш с позволения кианы Виллы, а заодно тем самым создавали атмосферу праздника. Паландора, услыхав торжественные аккорды, поднялась с улыбкой, но в следующее мгновение вспомнила, что сегодня за день, и ей показалось, что она вновь окунулась в ледяную прорубь. Уже совсем скоро к ней в дверь постучали и вошли кианы Вилла, Фэй и Йэло со служанками, чтобы всем вместе позавтракать и заняться туалетами, а также помочь невесте облачиться в свадебный наряд. Вслед за ними проскользнула киана Балти-Оре, которая принесла Паландоре лакированную коробочку с веткой апельсина.

— Тебе очень повезло, подруга, — сказала она. — В это время года в оранжереях Йэллубана как раз цветёт и плодоносит апельсин. Мы срезали эту ветку специально для тебя, чтобы ты могла прикрепить её к платью на катреолский манер. Никаких бутафорских цветов, только живые — на счастье.

— Ну надо же, — удивилась киана Фэй, — из бутафорских, значит, будут только фрукты. Я, видите ли, подумала о том же, о чём и вы, достопочтенные Йэло и Балти-Оре, и привезла своей невестке заколки с апельсинами.

Виктонка достала свою шкатулку, в которой обнаружились две длинные заколки для волос, украшенные глиняными листьями и плодами апельсина, фактурными, ярко окрашенными и блестящими на зимнем солнце словно настоящие.

— Виктонская керамика из Диветруя, — пояснила Фэй, — лучшая на Западе! А это — инновация фирмы Лэк, я специально сделала их на заказ. Их новый директор — на редкость обходительный молодой человек, который вошёл в моё положение и уложился в кратчайшие сроки.

— Какая прелесть! — восхитилась Балти-Оре.

— Я подарю тебе одну из них после церемонии, — пообещала Паландора. — В честь нашей дружбы. Если можно, конечно…

— О, разумеется! — воскликнула киана Фэй со своим миловидным акцентом. — Так будет даже лучше, ведь нет ничего сильнее дружбы. Дружбы и любви.

Киана Феруиз этим утром предпочла остаться с женихом в мужской компании.

— Не каждый день твой старший брат женится, — заявила она, — стало быть, я имею полное право провести с ним вместе эти последние минуты и, надеюсь, никто это право оспаривать не вздумает.

— Ещё скажи, что будешь по мне скучать, сестрёнка! — фыркнул Рэдмунд. — Готов поспорить, что, не успею я переехать в Пэрферитунус, как ты займёшь мою комнату и устроишь в ней свой кабинет и штаб-квартиру.

— Уж точно не мемориал в твою честь, — ответила сестра.

На короткий миг после завтрака она, всё же, удалилась к дамам, чтобы вернуться, одетой в чёрные шёлковые шаровары и такой же чёрный топ, на котором цвели золотые и коралловые экзотические бисерные цветы. На ногах у неё красовались сандалии на высокой подошве, повторяющие бисерный рисунок топа, а на плечах — чёрная газовая накидка.

— О, смотрите-ка, летучая мышь! — воскликнул Рэдмунд и тут же схлопотал от отца подзатыльник.

— Почему ты в чёрном? — обратился киан Тоур к дочери.

— А какая разница? — пожала та плечами. — Главное, что не в белом. Этот костюм мне прислали знакомые матери из самого Аракзира, а тут ещё и выдался повод показаться в нём на люди.

— Ну как знаешь…

— Очень удобная, кстати, материя: в таком хоть на праздник, хоть на поле брани.

— Ну да, — усмехнулся Рэдмунд, — поднимать боевой дух товарищей зажигательными танцами.

Он ожидаемо получил ещё один подзатыльник — на сей раз от сестры.

— А вот это я считаю верхом невежливости, — прогремело в дверях, — с самого утра организовывать тайные мужские собрания и даже не пригласить своего повелителя. Я ведь могу заподозрить, что вы затеваете госпереворот.

С этими словами в покои жениха вошёл король Дасон, а вслед за ним — маленький принц, который тут же в изумлении уставился на Феруиз.

— Вы — очень красивая дама, — сказал он неожиданно серьёзным для двухлетнего ребёнка голосом и галантно поклонился, — как воительница с гор Иссит («Ишцзит», — подсказал его отец). Мне рассказывали про них. Они метают огненные диски и ездят на слонах. У вас есть огненный диск?

Феруиз покачала головой.

— Зато у меня есть это, — сказала она, достала из поясных ножен два изогнутых кинжала с золотой чеканкой и протянула их принцу. Тот вежливо оглядел кинжалы. По его взгляду можно было понять, что он рассчитывал хотя бы на слона.

— Я смотрю, у жениха на свадьбе есть свой личный телохранитель, — заметил король. — Киан Рэдмунд, вы оказались куда осмотрительнее меня.

— Это оттого, что вы, в отличие от него, в состоянии сами за себя постоять, ваше величество, — ответила Феруиз, но тут же сочла нужным пояснить, что это была всего лишь шутка. Они с братом частенько друг над другом подтрунивают, не имея в виду ничего оскорбительного.

— Как скажете. Однако, моё чувство времени мне подсказывает, что дело к полудню. Пора бы уже выдвигаться.

Мужчины тут же поспешили согласиться с королём и поднялись со своих мест. Под не смолкающие с самого утра звуки оркестра они спустились в парадную залу, которая оказалась пуста, не считая пары-тройки слуг и королевского секретаря, в задумчивости сидевшего за письменным столом у трибуны в глубине зала и посасывавшего кончик пера. При виде его величества он подскочил со стула, чуть не выронив перо, и вытянулся в струну.

— С готовностью готов сообщить, что всё готово, ваше величество, — отрапортовал он.

— Всё… — добродушно ответил тот, в душе посмеявшись над тем, как должно быть, в самом деле, всё было готово, раз это слово потребовалось употребить аж три раза в одном предложении, — да не все! Пунктуальность наших дам, я смотрю, с годами не претерпевает изменений. Однако…

Он взмахнул рукой, и гости принялись рассаживаться. Король прошествовал мимо них к трибуне и занял место у резной конторки из красного дерева со столешницей, обитой зеленоватым сакшо. Секретарь мгновенно, учтиво поклонившись, подал ему бумаги. Через распахнутые двери в зал просочился оркестр, ворвался шумным водопадом, гудя трубами, грохоча литаврами и бряцая бронзовыми тарелками. Щупленький дирижёр насилу успел приказать играть потише: подхваченная великолепной акустикой зала, такая раскатистая музыка грозила оглушить всякого, кто здесь находился. Мужчины переговаривались, озирались по сторонам, нет-нет поглядывали на дверной проем.

— Феруиз, сбегай, что ли, за ними! — велел киан Тоур, и девушка поднялась, быстрым шагом покинула зал, но тут же вернулась, сопровождаемая королевой. Вслед за ними в зал вприпрыжку вбежала принцесса Арисса в светло-лимонном атласном платьице с кружевной юбочкой. В руках она сжимала тряпичную куколку точно в таком же платье.

— Тётя Вилла сказала, что киана Паландора сегодня в белом платье, я в белом платье и кукла моя тоже! Так что сегодня у нас три невесты! — восторженно поведала она собравшимся. Все рассмеялись, а принц, убедившись, что его никто, кроме сестры, не видит, украдкой показал ей язык.

Наконец показались и другие женщины. Они поспешно расселись на обитых бархатом стульях. Последней в зал вошла киана Вилла, которая поддерживала за плечи дрожащую Паландору. Сложно сказать, что было белее: её роскошное длинное платье с пышной развевающейся юбкой, полупрозрачными рукавами и волнистыми кружевами или её красивое лицо, в тот момент напоминавшее фарфоровую маску. Её большие синие глаза под газовой фатой, расшитой полевыми цветами, неотрывно смотрели в одну точку, а ноги ступали так осторожно, словно она передвигалась по первому тонкому льду. Всё в её облике, в этой зале и в самом этом дне было неправильным. Каждый её шаг был неправильным. Всё должно было быть не так, всё, что сейчас происходило, она представляла совершенно по-другому, ещё начиная с раннего детства. Такое несоответствие фантазии и реальности ранило её и оскорбляло её чувство прекрасного. Поэтому её самой в этой зале, можно сказать, не было. Паландора позволила привести её сюда, но в то же самое время осталась в своих покоях и укрылась за балдахином постели, заправленной свежими белоснежными простынями, благоухавшими лавандовым мылом и морозом. Она сидела, по привычке уткнувшись лицом в колени, и внутренним оком наблюдала за тем, как киана Вилла бережно подводит её к конторке, рядом с которой их ожидают киан Тоур и Рэдмунд в белой мантии с широкими рукавами и приколотой к ней ветке апельсина, скрывающий лицо под капюшоном. Так-то, с виду, всё выглядело вполне прилично: гости нарядные, лица их выражают довольство, музыка торжественная, без фальшивых нот, не слишком громкая и не чересчур заставляющая усомниться в собственном слухе; зала щедро украшена цветами, бумажными и атласными лентами, и даже блестящими каучуковыми шарами, наполненными газом. Сам Верховный король регистрирует брак. Она тоже, признаться, красавица: в ателье её величества платье ей сшили идеальное — не только выгодно подчёркивающее фигуру и бросающееся в глаза изысканностью кружев, но ещё и необыкновенно удобное и мягкое на ощупь, приятно соприкасающееся с кожей и повторяющее её изгибы, словно она родилась в этом платье. На поясе — преподнесённая ей Балти-Оре ветвь с цветком йэллубанского апельсина, длинные волосы у висков прихвачены заколками кианы Фэй и красиво струятся по плечам, ниспадают на спину и грудь. А у самой груди на корсаже приколота старинная серебряная брошь в виде букета сирени. Когда невесте помогали с туалетом, ей предложили было надеть её любимую серебряную подвеску с сапфиром, по словам кианы Виллы, оставшуюся ей от матери, и будь это, в самом деле, лучший день в её жизни, она бы так и поступила. Но Паландора посчитала, что тем самым нанесёт себе непростительное оскорбление, и отказалась. Пришлось ограничиться брошью. В любом случае, в образе невесты она была хороша. А на месте жениха, в принципе, можно было вообразить кого угодно — до тех пор, пока он не откинет капюшон. В какой-то момент она даже залюбовалась этим зрелищем, и не сразу поняла, что к ней обратились.

— Киана Паландора из Пэрферитунуса?

Киана Вилла подтолкнула её локтем, и девушка встрепенулась.

— Да, ваше величество.

— Киан Рэдмунд Тоур Рэдкл из Рэди-Калуса?

— Да, ваше величество, — ответил человек в мантии.

— Что там у нас дальше по плану, господа? Может, лучше сразу перейдём к праздничному торту? А то это первый брак моих гердов, который я регистрирую, и я, знаете ли, очень волнуюсь. Что? Это тоже ваш первый брак? Тоже волнуетесь? Ну, тогда мы друг друга прекрасно понимаем.

Королева Аннеретт густо покраснела. Верховный король откровенно веселился на этом мероприятии, благо его камерность это позволяла. Когда ему ещё представится случай покинуть крепость Эрнер и выделить несколько дней на досуг? Всё государственные дела, налоги, тяжбы. Да очередные требования с материка. И оттого он, постоянно такой серьёзный и сосредоточенный, теперь явил свою другую сторону. Но вот он откашлялся, насупил брови и продолжил:

— А теперь к делу. Пожалуйте ваши руки, господа. Вы — левша, киана Паландора?

Девушка неопределённо кивнула.

— Ну, смотрите. А то я, того и гляди, могу вообразить, что вы подаёте не доминантную руку, усомнившись в искренности вашего намерения вступить в брак. Впрочем, рука здесь роли не играет. А вот это, например, ещё как играет.

С этими словами он вынул из бокового ящичка конторки длинную атласную ленту с вышитыми на ней золотом именами жениха и невесты и обвязал её вокруг запястий брачующихся.

— Ваше величество, королева Аннеретт, будьте так любезны завязать здесь элегантный бант. А то я опасаюсь, что моё рукоделие испортит всю торжественность момента.

Королева, не смея отказать в официальной просьбе, поднялась со своего места, но, завязывая бант, прошептала на ухо королю:

— Дасон, ну что вы, в самом деле, распаясничались? Довольно с меня и того, что я краснею за Ариссу. Но ей, хотя бы, четыре года.

— Вот именно, — ответил король жене вполголоса, — ей четыре, а мне — тридцать четыре. И ещё два годика сверху. Пожалуй, имею право.

Королева едва заметно фыркнула и заняла своё место.

— Вот теперь красиво, — оценил король. — Теперь с таким бантом можно смело шагать в семейную жизнь. На мою бы свадьбу такой завязали — глядите, пожалуй, несравненная Аннеретт и не метала бы на меня сейчас такие гневные взгляды. Ну так что, киан Рэдмунд Тоур Рэдкл, последний шанс: берёте вы в жёны эту прелестную девушку, киану Паландору из дорогого мне Пэрферитунуса?

Рэдмунд твёрдо кивнул и как можно более убедительно пробасил из-под капюшона:

— Да.

— Да — это в случае, если она тоже ответит согласием, — заметил король. — А вот мы сейчас и узнаем. Киана Паландора из Пэрферитунуса, развейте сомнения молодого человека. Скажите нам, берёте вы в мужья этого достойного юношу, киана Рэдмунда Тоура Рэдкла?

И тут Паландора на миг осмелела, подняла глаза.

— А что, я могу отказаться? — спросила она.

— Разумеется. Но предупреждаю: я очень рассержусь. Я, знаете ли, ехал сюда, рассчитывая на знаменитый торт с апельсинами.

В голосе Верховного короля сквозило юношеское озорство, но глаза его при этом оставались серьёзными и глядели на неё исключительно внимательно, так, что Паландора внутренним чутьём поняла, что, если она в самом деле пойдёт на попятную сейчас, на глазах у всех, то крупного скандала не избежать. А потому она вздохнула и, следя за тем, чтобы голос её не задрожал, ответила:

— Согласна.

«Зато я буду гердиной», — мысленно добавила она.

— Вот и замечательно. А вы уж, наверное, переволновались, а, киан Рэдмунд? Что же, привыкайте. Женщины ещё заставят вас поволноваться. Но ладно, — спохватился король Дасон, перехватив взгляд супруги, — в таком случае, как Верховный король острова Ак'Либус, входящего в состав империи Алазар в статусе автономного королевства, провозглашаю вас, отпрысков гердов подвластных мне земель — Пэрферитунуса и Рэди-Калуса — законными мужем и женой.

Король шумно выдохнул и возложил ладони на головы жениха и невесты, затем одной рукой откинул с лица жениха капюшон, а другою приподнял фату невесты.

— Глядите-ка, синхронно получилось. Не зря тренировался. Вам лучше не знать, — добавил он в ответ на их удивлённые взгляды. — Ну, повернитесь друг к другу. Люди ожидают традиционного завершения церемонии.

По традиции на этом месте следовал поцелуй между новобрачными, и оба по известным причинам колебались. Рэдмунд, добившись юридического заключения сделки, не желал, тем не менее, принуждать свою молодую жену к действиям, которые она пока находила неприемлемыми; Паландора же боролась между желанием задушить его и потребностью расплакаться. «А-а, как говорят в деревне, сгорела скирда сена, гори хоть целое поле, — подумала она. — Зато я стану гердиной».

И, рассудив так, она первая приблизилась к жениху, положила перевязанные лентой руки ему на шею, запрокинула голову и сама поцеловала его. В тот же миг Рэдмунда обдало резким холодом, как будто он одним махом проглотил целый стакан ледяного шербета. У него заболели глаза и середина лба, а кровь в венах, казалось, на мгновение застыла. Но он решил, что сказываются последствия его вчерашнего купания, и не придал этому значения.

«Зато она сама подошла, — с удовлетворением отметил он. — Глядишь, между нами вскорости ещё всё наладится».

Зал разразился аплодисментами, и Верховный король, наконец, развязал ленту на их запястьях и протянул молодожёнам большой чистый лист бумаги и белоснежное гусиное перо.

— Пожалуйте, пишите свои имена. С чистого листа.

— С чистого листа, — ответили жених и невеста и расписались. Лист перекочевал к гостям, где каждый отметился и выразил в письменном виде свои пожелания новой паре. Затем его свернули трубочкой, перевязали той самой лентой с золотыми буквами и вручили жениху на хранение. Король и секретарь в это время завершили оформление необходимых документов.

— А вот теперь, — заметил король, хлопнув в ладоши, — мы, в самом деле, закончили. Точнее, положили начало чему-то новому: новой семье, новой династии гердов и новым историям, которые они поведают Ак'Либусу. Можете от всей души их поздравить.

Гости уже поднялись со своих мест и выстроились в проходе. Каждый из них по очереди подходил к паре и выражал поздравления, добавляя что-то от себя. Поднялся переполох, замелькала череда лиц. Киана Фэй в очередной раз напомнила новобрачным, что ждёт обоих у себя в Виттенгру-на-Отере-и-Ахлау, а егоза Арисса во весь голос интересовалась, сошьют ли ей такое же красивое платье на свадьбу. Но Паландора, несмотря на обилие поздравляющих, заметила, что среди них не хватало одного: Рэя.

«Наверняка запрятался где-нибудь в тёмном углу и плачет от бессилия», — с презрением подумала она. И, надо сказать, не ошибалась.