Дочь Двух Матерей

Глава 17

Когда на следующее утро Рэй открыл глаза, Паландора всё ещё крепко спала, небрежно уткнувшись лицом в подушку, чтобы её не слепил яркий свет из окна. Какое-то время он любовался её стройным силуэтом под лёгким одеялом и густыми чёрными волосами, и думал над тем, как они опрометчиво себя компрометируют.

Да, они всего лишь ночевали в одной постели, шутили и переговаривались перед сном. В обнимку, допустим — но это самое большее, что они себе позволили. Вот только, если бы их видели вместе и доложили родным, не факт, что им бы поверили на слово. Следовало быть осторожнее.

В то же самое время Рэй отметил для себя, что ему было приятно проснуться рядом с этой девушкой; более того, он желал бы встречать рядом с нею рассвет каждый день. Возможно ли это? Согласна ли будет она?

Он тихо поднялся и юркнул к окну. Прикрыл шторой слепящее солнце; как часовой на посту, преградил ему путь. Спустился в общий зал, чтобы распорядиться насчёт завтрака. Принёс его на подносе, поставил у изголовья. Паландора, не открывая глаз, потянулась — мягкая, сонная. Ароматная, как сдобная булочка с мёдом и растительным маслом. У юных девушек — уже не девочек, ещё не женщин — такой особенный запах. Или этот аромат, собственно говоря, источали всамделишные плюшки на подносе: румяные, только из печи. «Всё едино», — подумал Рэй и пожелал ей доброго утра.

— Ну как тебе не стыдно! — воскликнула Паландора, разом смахнув с себя сон. — Ведь тебе нужен покой! Возвращайся в постель и не натруждай ногу.

— Я был осторожен, клянусь. Но как скажете, лекарь.

Рэй взял чашку чая и сладкую плюшку с подноса, устроился на покрывале. Он никогда ранее, вплоть до вчерашнего утра, не завтракал в постели. Даже если ему случалось заболеть и лежать с высокой температурой, хотя бы раз в день он поднимался и садился за стол, чтобы выпить густой желтоватый бульон из жирных грибов и горькую ложку лекарства. Теперь он оценил ленное удобство, которое дарил такой завтрак.

«Коль скоро я стану гердом, не буду и впредь отказывать себе в этом удовольствии», — рассудил он.

Паландора покончила с тыквенной запеканкой и проверила его ногу.

— Как самочувствие? — спросила она. — Лодыжка ещё болит?

— Уже нет. Если не трогать её — считай, что здорова.

Девушка сменила повязку и устроилась у него в ногах.

— Ну что, Рэй Тоур Рэдкл, чем сегодня займёмся?

— Чем хочешь, — ответил он дружелюбно, исподтишка возлагая этот выбор на неё. Паландора разгадала его хитрость, но пока у неё не созрел готовый план, и она решила потянуть время.

— А скажи-ка мне, Рэй, что означает твоя фамилия?

Рэй улыбнулся, подвинулся ближе к ней и провел рукой по её густым волосам.

— Ну, ты знаешь, — замялся он, — примерно то же, что и Рэди-Калус, просто в сокращении. Ты, скорее всего, в курсе, что в Алазаре семья Рэдкл очень известная и именитая, а мы — как бы отдельная ветвь. Наша фамилия состоит из двух слов «рээди кэал», которые в переводе с древнего эскатонского означают «траеди кэл». Красный конь, — добавил он на виктонском. — Как известно, мы на протяжении веков разводим лошадей, и наша самая знаменитая порода —

— Алазарская бордовая, — закончила за него Паландора.

— Совершенно верно. Отличная лошадь коричнево-красного окраса с чёрным хвостом и гривой, белой проточиной и белыми отметинами на ногах. Быстрая, выносливая и неприхотливая.

— Тогда почему ты изменяешь своему роду и ездишь на Сереньком?

Рэй, запутавшись пальцами в прядях волос Паландоры, потянул было руку, но та вскрикнула от боли.

— Прости, — сказал он и начал аккуратно вызволять пальцы. — Серенький — элегантный и смирный конь. Дымчатый рысак. В молодости он был темнее и резвее, но ненамного. Понимаешь, бордовая — очень энергичная порода и не терпит неспешной езды. А я предпочитаю ехать медленно — так легче думается и больше всего замечаешь вокруг.

Паландоре пришёлся по душе этот ответ, ведь свою любимую Дымку она выбрала по той же причине.

— Ну а что означает ваша фамилия? — поинтересовался Рэй в ответ. — Пэрфе… — произнёс он полушёпотом, — звучит красиво и загадочно, особенно если грассировать на вардистонский манер.

Паландора рассмеялась и в шутку ударила его ладонью по щеке — легко, едва касаясь кожи.

— Даже не смей! — воскликнула она.

— Но почему же? Послушай сама! Пэ-‘г‘г-фе!

— Ах, нет, прекрати!

Он не смел отказать киане, хотя и с большой неохотой: когда она так наигранно возмущалась, щёки её розовели, а небольшой аккуратный рот забавно кривился опрокинутым интегралом. И глаза распахивались широко-широко, и в них отражался целый мир.

— Это слово давно утратило своё значение, — пояснила она. — Однажды так называли морскую пену, клочья которой взмывали над прибойными волнами. Но сейчас это просто архаизм или даже имя нарицательное: в Алазаре его, в первую очередь, связывают с благородным семейством землевладельцев и промышленников.

— А жаль… — сказал Рэй, — очень красивое слово. Нам будет недоставать его благозвучия в лексиконе.

Паландора рассмеялась и опустила голову ему на плечо.

— Это ещё не всё, — добавила она с шаловливым блеском в глазах, — в древнем языке словом со схожим звучанием называли… а, впрочем, — резко прервалась она и густо покраснела, — я этого не скажу!

— Почему? — спросил Рэй. Паландора от смущения зарылась лицом в складки его широкого рукава и глухо прошептала оттуда:

— Ну… это не вполне приличные вещи…

Разумеется, тем самым она только подстегнула его любопытство.

— Ах, какой же ты нехороший! — пожурила она его за чрезмерный интерес к этому слову. — Нельзя заставлять благородную киану говорить такое! Как бы тебе намекнуть… Так называли субстанцию, необходимую для продолжения рода, известную как семя жизни. И больше не проси меня такое повторять! — пригрозила она.

— Хорошо, — ответил Рэй, который сам, признаться, не ожидал таких откровений и покраснел не меньше неё. — К слову об архаизмах: как тебе имя моего брата? «Рэдмунд» на древнем эскатонском означает «красный воитель» или мужественный воин из элитного отряда. Но самое смешное в том, что «дмунд» переводится с виктонского как «хорёк». Когда моя мама услышала, как планируют назвать её первенца, она, по её словам, неделю хохотала, а потом решила было закатить скандал, но дед оставался непреклонен: ребёнка будут звать так, и никак иначе. А вот мне она дала виктонское имя, на свой вкус. Никто не возражал.

— И что оно означает? — спросила Паландора.

— Это имя без определённого значения. Как и Фэй. В Вик-Тони вообще распространены имена с окончанием на — эй, и далеко не все из них наделены конкретным смыслом. Ну так что? Ты уже решила, что мы будем делать сегодня?

— Решила! — с гордостью провозгласила Паландора, которой как раз пришла в голову новая идея. — Если ты такой послушный мальчик и настаиваешь на постельном режиме, то мы будем путешествовать особым образом. Скажи, куда бы ты хотел отправиться?

Но Рэй запротестовал и пожелал для начала узнать, что именно она подразумевает под «особым образом».

— Мы задействуем наше воображение! Смотри, мы можем прямо сейчас подняться, — нога твоя совершенно не болит, наступай на неё смело, — выйти из комнаты, оседлать лошадей, — за ночь они хорошо отдохнули, а утром как следует позавтракали, — ну и теперь мы поедем… Куда?

— В Озаланду, — предложил Рэй. — За последние годы она изменилась. Стала больше, расстроилась. Я помню её другой.

— Да, это так, — подтвердила девушка. — Значит, в Озаланду. Я покажу тебе новые районы и расскажу, как они появились.

Она зацокала языком, изображая частую поступь копыт по граниту, стегнула хлыстом воображаемый серый в яблоках круп — и понеслись…

— Вот мы уже и на месте. Подъехали к городу с запада, обогнув его между Первым и Третьим озёрами. Почему? Просто потому, что в фантазиях можно делать нецелесообразные вещи.

Фантазиях, да не фантазиях. Пока Паландора рассказывала, она потихоньку перенеслась в Озаланду и взаправду остановилась у западной городской стены. Здесь добрую половину ночи моросил мелкий дождь, и земля ещё не просохла. Дворник расплескивал лужи корявой метлой, дозорные покрикивали на него и отпускали ценные советы.

— Сами метите! — огрызнулся он и отбросил метлу.

— Фантазёрка! — рассмеялся Рэй. Паландора не стала его разубеждать, даже если хотела. Вместо этого она провела его по бульвару Альфера к центральной площади, посреди которой чумазые плотники сколачивали подмостки к первому дню осени. Пахло струганой древесиной, клеем и тёплой пылью. Голубая черепица окрестных домов ловила тени проплывавших мимо облаков. Стоял ясный погожий день, и даже мутные портовые воды искрились вдалеке, у фабрик. Город был полон деловой суеты, улицы были пусты, но из каждого окна доносился звон посуды, стук инструментов, скрип перьев и стульев. Дребезжание ткацких станков. По весеннему бульвару они спустились к озеру, где в ярмарочный день устраивали вечерние гуляния и где Паландора чуть не опростоволосилась. Сейчас там было тихо и спокойно, только группа мальчишек собралась в стороне на песчаной насыпи и загорала после очередного заплыва.

— Когда я был здесь пару недель назад, я видел кое-что необычное, — признался Рэй. — Вечером на сцене выступали танцовщицы. Их было четверо, а ближе к концу представления среди них внезапно появилась ещё одна. Она возникла из ниоткуда и одета была чрезвычайно легко. И была очень похожа на тебя.

— Придумаешь тоже, — сказала Паландора.

— Чистая правда! Хотя, возможно, мне померещилось. В тот день я был слишком подавлен выпавшими на мою долю новыми обязанностями и оттого рассеян. Но ты продолжай. Тебя очень интересно слушать.

Паландора описала ему, как по вечерам на набережной у бульвара загораются голубые фонари, и кавалеры приглашают фабричных девчат прокатиться с ними на лодке, а зимой Третье озеро сплошь покрывается льдом и по нему скользят конькобежцы. Бегут наперегонки на противоположный берег, к хуторам и фермам, а затем обратно.

Они побывали у водонапорной башни — старинного сооружения, с которого брал начало город; спустились в катакомбы, где были оборудованы склады и ледники, прошлись вдоль белых крепостных стен и посетили напоследок мастерскую по отделке жемчуга и ракушек. Рэй был в восторге и рассыпался в похвалах.

— Талантливый человек талантлив во всём, как говорят в Вик-Тони. Общаясь с тобой, я не устаю в этом убеждаться. Благодарю тебя, Паландора, за такую насыщенную экскурсию по твоему родному городу. Клянусь, в какой-то момент я напрочь забыл, что мы находимся сейчас в Астуре: настолько это было реалистично. Я начинаю подозревать, что здесь не обошлось без колдовства!

Его собеседницу от этих слов бросило в жар, и она поспешно отвернулась, чтобы её смятение осталось незамеченным.

— А если бы это взаправду оказалось колдовство? — в меру осторожно, в меру озорно поинтересовалась она, сделав глубокий вдох и взяв себя в руки. Рэй покачал головой.

— В таком случае, моей должностной обязанностью было бы передать тебя в руки закона.

— И ты бы взаправду так поступил? Будущий герд Рэди-Калуса не жалует ведьм?

— Не то чтобы я их не жалую, — уточнил Рэй, — такова политика. Хотя я, признаться, ничего в ней не понимаю. Это прискорбное качество для герда. Ума не приложу, кто такие все эти ведьмы и колдуны, как их распознать и существуют ли они взаправду. Надеюсь, мне не придётся иметь с ними дела: и без того хватает забот.

— По-твоему колдовство — это так плохо?

Рэй пожал плечами. Он не знал, что ответить.

— А ты представь себе, как было бы здорово, если бы можно было в мгновение ока переместиться в любую точку мира. Как мы сделали это сейчас, только взаправду. Попасть в Озаланду, или в Эрнербор, или даже в твой Виттенгру.

— На-Отере-и-Ахлау, — добавил Рэй, копируя манеру матери.

— Ну да, на Ахлау. Не пришлось бы выкраивать время на долгие путешествия: просто закрыл глаза, открыл — и ты уже там.

— Да, это очень удобно, — согласился юноша.

— Так вот, если ведьмам это доступно, разве же это порочно?

Рэй виновато опустил голову.

— Это не у меня надо спрашивать. Раз люди нашли в этом порок, выходит, у них были на то веские основания.

Паландора согласилась и перевела разговор на что-то другое, стремясь скрыть своё разочарование. Этот диалог сложился совсем не так, как ей бы хотелось. В последние дни они очень сдружились с юным Рэдклом — но, видимо, не настолько, чтобы она сумела раскрыть ему свою главную тайну. А Паландора была к этому так близка. Скажи Рэй что-нибудь более жизнеутверждающее о ведьмах — и она, пожалуй, не удержалась бы. Осознание того, что ей не с кем поделиться таким большим секретом, давило несоизмеримо. А ещё эти толки о законах, об их целесообразности…

«Хорошо, что я ему ничего не сказала, — решила она. — Вот только мне от этого нисколько не легче».