Исландские пряди

78

Так называемая «Прядь о человеке-вороне» («Kráku-karls þáttr») — единственный анекдот, включенный в жизнеописание Олава Тихого, одну из самых кратких саг «Гнилой Кожи», которая повествует о сыне Харальда Сурового, правившем после него в Норвегии в течение 27 лет (1067-1093). В «Гнилой Коже» рассказу предпослан заголовок «Fra О. konvngi ос craco karli» — «Об Олаве конунге и человеке-вороне» (Могк., 293). Помимо «Гнилой Кожи», эпизод сохранился в «Hulda», «Hrokkinskinna», «Codex Frisianus» и в качестве позднейшей интерполяции в «Eirspennill» («Медная Застежка», AM 47 fol., ок. 1325 г.: в эту средневековую книгу включены сокращенные версии «королевских саг», которые охватывают более чем двухсотлетний период, открывающийся правлением Магнуса Доброго и заканчивающийся смертью Хакона Хаконарсона, т. е. 1035-1263 гг.), а также в нескольких бумажных рукописях «Круга Земного», датируемых XVII-XVIII вв. (AM 38 fol. и AM 42 fol.).

Как неоднократно отмечалось комментаторами (ср.: Morkinskinna: The Earliest Icelandic Chronicle of the Norwegian Kings. P. 33, 447, ch. 54, n. 1; SkP II, 825), изображенное в анекдоте о человеке-вороне поведение норвежского правителя находится в разительном несоответствии с описаниями спокойного и миролюбивого нрава конунга Олава, в противоположность его воинственному отцу прозванного Тихим, которые мы находим как в саге о нем, так и в прочих источниках. Поэтому высказывались предположения, что этот эпизод был добавлен позднее, а изложенная в нем история изначально вообще не была связана с именем Олава Тихого, но, возможно, основывалась на восточноскандинавских легендах о другом правителе Норвегии, Олаве Трюггвасоне. В противоположность исландской традиции, неизменно представлявшей последнего неканонизированным святым конунгом-миссионером, эти устные рассказы рисовали совершенно иной образ норвежского короля — то ли христианина, то ли вероотступника, привечавшего всевозможных чародеев. Так, Адам Бременский в «Деяниях архиепископов гамбургской церкви» (кн. II, XL(38)), ссылаясь на ходившие об этом конунге истории, сообщает, что он был «сведущ в гаданиях» и «полагал всю свою надежду на предсказания птиц. По этой причине он даже принял [соответствующее] прозвище [и] стал именоваться Олав Краккабен» (т.е. Олав Вороньи Кости; заметим, что в приведенной вслед за этим схолии Олав Трюггвасон и Краккабен представлены как разные лица; см.: Немецкие анналы и хроники X-XI столетий. М., 2012. С. 350). В другом персонаже рассказа, человеке-вороне, мудром старом бонде, знавшем ответ на любой поставленный перед ним вопрос и понимавшем птичий язык, усматривают «одинические» черты (см.: Bourns Т. The Language of Birds in Old Norse Tradition. Reykjavik, 2012. P. 27-28. (Háskóli islands M.A. thesis)). Одно из многочисленных имен Одина, Hrafnáss, характеризует его как «бога воронов» — согласно древнескандинавской мифологии, у Одина было два мудрых ворона, Хугин и Мунин, которые летают повсюду и сообщают своему хозяину о происходящем на свете (см. также примеч. 2). Однако каковы бы ни были первоначальный смысл и истоки этого анекдота в «Гнилой Коже», в саге об Олаве Тихом он, по-видимому, был призван служить иллюстрацией щедрости конунга: непосредственно за ним в саге сообщается, что имеется множество примеров того, с каким великодушием Олав раздавал деньги и другие ценные дары. Между тем ни один из этих примеров в саге не приводится, и рассказчик ограничивается цитатами из стихов скальдов, которые традиционно прославляли доброту конунга, награждавшего своих дружинников золотом и отменными доспехами.

Перевод сделан по изд.: Morkinskinna / Udg. Finnur Jónsson. Kobenhavn, 1932. S. 293-295. На русском языке рассказ публикуется впервые.