В начале восьмидесятых годов я отдыхал в пансионате под Одессой, по дешевой месткомовской путевке. Кругом другие пансионаты, танцы, веселье. Из нашего НИИ приехало человек пятьдесят. В основном молодежь, но были люди и постарше. Самый пожилой был Василий Петрович, слесарь. Нас с ним поселили в одной комнате. Я его видел, конечно, и раньше, в НИИ, но издали. Смотрю, человек солидный, с животом, лет так, примерно, шестидесяти пяти. Познакомились. И он мне говорит, неторопливо так и веско:
— Значит, сразу договоримся. Ежели ты вернешься, а ключ торчит в скважине изнутри, значит я с женщиной, погуляешь тогда часок.
Правда, гулять мне ни разу не пришлось. Гости у него бывали нередко, но исключительно наши же мужики. Сидели, выпивали, говорили о жизни. Выпить он мог для своего возраста много, помню, прихожу в комнату вечером, а он мне говорит:
— С Володькой бутылку сейчас выпили. Ну что бутылка-то на двоих? Ни в голове, ни в жопе.
Несмотря на возраст, Василий Петрович живо интересовался взаимоотношениями полов. Ходил на танцы, смотрел. Иногда приглашал какую-нибудь молодую женщину на вальс. Галантно брал за талию, говорил комплимент. Потом провожал на место, целовал ручку. Все было очень мило.
По утрам, за завтраком, расспрашивал молодежь о прошедшем вечере.
— Ну как у тебя, Шурик, вчера с этой-то, получилось чего?
— Не, Василь Петрович, там надо деньги тратить, в ресторан ее вести, и вообще…
— Да за такую-то красоту, - рассудительно говорил он своим густым басом, - никаких денег не жалко! Этак положил ее всю перед собой, и лобзай, лобзай!
Он казался совершенно беззаботным, даже счастливым человеком. Если бы не знать того, что рассказали мне его друзья. Что прошел он всю войну солдатом. И что семья его – жена, взрослая дочь с мужем и внучка – в семидесятых годах погибли в авиакатастрофе. Самолет взлетел из адлерского аэропорта и упал в море.