Это был один из самых непонятных людей, встречавшихся мне в жизни. И хотя с тех пор прошло уже чуть не сорок лет, воспоминание о нем не тускнеет.
Звали его Леша. Пришел он в нашу лабораторию после института. Здоровенный парень, женатый, и ребенка уже успел родить. Определили его в группу к Логунову, старшему научному сотруднику. Тот был рад, планы были большие, а подчиненных не хватало, а тут молодой, энергичный, семейный – значит, будет стараться, работать. Рассказал Леше о работе, о перспективах, намекнул на возможную аспирантуру.
На следующий день Леша спросил у меня:
— Не знаешь, Виктор Петрович член партии?
— Да нет, вроде беспартийный, - говорю.
— Как же так? Он же советский человек!
Я промолчал. Смеяться не хотелось. Уж больно это искренно было сказано, с таким непосредственным, прямо-таки детским недоумением.
Дальше – больше. Леша занял, как это тогда называлось, активную жизненную позицию. Ходил с комсомольским значком. Собирал в лаборатории подписи в защиту Анжелы Дэвис. Однажды, помню, притащил откуда-то плакат и повесил его в лабораторном коридоре. Негр, китаец и русский, все трое ребята рабочие, в касках и с монтировками. Держатся за руки, дружат, видимо. Мы, конечно, не утерпели. Одному усики подрисовали, второму еще чего-то, не вполне приличное. Леша очень переживал, говорил:
— Вот ведь, такой красивый плакат испортили!
Комсорг нашего отделения уже потом, когда Леша ушел, рассказывал:
«Ну, слава богу! А то я с ним измучился. Каждое утро являлся, спрашивал:
— Какие будут указания?
А один раз, так вообще. Прибегает, весь взволнованный:
— Сергей, я только что случайно узнал, что двое ребят и две девушки из нашей лаборатории собираются в эти выходные вместе на дачу!
— Ну и чего? – спрашиваю.
— Вот я думаю, может, мне с ними поехать, чтобы все было хорошо, по-комсомольски?»
Короче говоря, относился я к Леше, как к человеку не совсем здоровому. Но при этом совершенно безвредному. Ну есть у него такая странность, ну верит всему, что когда-то в букваре прочитал. Ничего страшного.
А потом Леша ушел работать инструктором в райком комсомола. Логунов был вне себя - не отработав положенных трех лет по распределению, Леша добился всех необходимых разрешений и согласований для увольнения. И было бы куда, а то в этот райком!
— Леша, - спросил он, - скажите честно, почему вы увольняетесь?
— Я, Виктор Петрович, - ответил тот, - хочу работать с живыми людьми!
— А мы тебе кто, трупы? – заорал Логунов, хватаясь за сердце.
В общем, Леша ушел в свой райком. И больше я его не видел. Впрочем, нет, вру. Один раз, летом, в наши распахнутые окна ворвались звуки горна и дробь барабана. Я выглянул в окно. По тихой улочке маршировала колонна пионеров. Впереди шел Леша.
И вот как-то, через пару лет, вспомнили мы Лешу в разговоре с его однокурсником. И тот сказал:
— А знаешь, что интересно? Он ведь в институте никакой комсомольской или там профсоюзной работой не занимался. Ну совсем никакой! Сидел себе тихо и учился. Что с ним произошло, ума не приложу.