Наталья Юрьевна была женщина одинокая. И детей у нее не было. Была любимая работа – она преподавала высшую математику. Квартира была. Книги, театр. Подруги. И даже личная жизнь. Но совсем не та, что хотелось бы.
— Если бы вы знали, Софья Аркадьевна, - говорила однажды Наталья Юрьевна подруге, коллеге по кафедре, - ах, если бы вы знали, с каким дерьмом мне приходится спать!
Они сидели у Софьи Аркадьевны дома. Уютно, тихо. Наталья Юрьевна принесла тортик, цветы. Софья Аркадьевна заварила китайский чай, поставила красивые чашки.
— Кстати, Наташенька, - отвечала Софья Аркадьевна, старая дева с еще довоенным стажем, - у меня был презабавный случай недавно. Я возвращалась из отпуска. И в купе, на верхней полке надо мной, ехал такой полный армянин, лет на десять меня моложе. Ночью он свесился с полки и говорит: «Гражданка, я сейчас к вам приду!» Я, конечно, испугалась, стала на него кричать, соседи проснулись. А он, как ни в чем не бывало, отвечает: «Гражданка, зачем кричишь! Мое дело – предложить, твое – отказаться». И еще, представьте, Наташенька, таким обиженным тоном!
— Ну, - задумчиво говорила Наталья Юрьевна, - вообще-то считается, что армяне – хорошие любовники. Я выкурю одну сигаретку, вы разрешите, Софья Аркадьевна?
— Разумеется, Наташенька, - Софья Аркадьевна вежливо и понимающе кивала, ставила на стол пепельницу.
Впрочем, говорили они больше не о мужчинах. О театре, о толстых журналах. О делах на кафедре. Вечер провели хорошо. Потом Наталья Юрьевна возвращалась домой. Сначала на метро, потом на троллейбусе. Она ехала, посматривала на мужчин и вспоминала свой последний роман в доме отдыха, здоровенного дебила, который сказал ей в первый вечер:
— Ноги у тебя, как у древней статУи!
А Софья Аркадьевна тем временем укладывалась спать. И думала о бедной Наташе, такой тонкой, такой интеллигентной, которой так не везет с мужчинами. Конечно, она и сама в этом немного виновата, но как все же сложно устроена жизнь!
И Софья Аркадьевна заснула. Приснился ей почему-то толстый армянин из купе, о котором она и думать забыла.