Детство мое прошло рядом с водной станцией «Динамо» на Химкинском водохранилище. По существу, это был целый стадион. Теннисные корты, волейбольные и баскетбольные площадки. Два футбольных поля. Открытый бассейн с вышкой. Даже для соревнований пожарников был оборудован специальный участок. Ухоженный парк, скамейки. Ну и трибуны, перед которыми финишировали гребцы. Да еще и пляж, тоже на территории станции.
Метро там тогда еще не было, от «Сокола» ходил троллейбус. И не было гребного канала в Крылатском, его построили только к Олимпиаде восьмидесятого года. Поэтому все гребные регаты проходили на нашей водной станции. Помню, даже чемпионат Европы там был, телевидение приезжало. Комментировал соревнования, кстати, никому тогда не известный начинающий тележурналист Алан Чумак.
Но мне больше нравилось смотреть футбол. На «Динамо» было два футбольных поля, там постоянно кто-то играл. То один завод с другим, то матчи на первенство Москвы, юношеские и взрослые. Одну заводскую команду тренировал сам Хомич, а однажды на моей памяти он даже стал в ворота. И вообще, там было много интересного. На матчи первых мужских «Спартака» и «Динамо» собиралась чуть не тысяча человек. Я ходил смотреть футбол почти каждый день. Раздевалок около футбольных полей не было, футболисты приходили с чемоданчиками, тут же, на травке около поля, переодевались. Красивая форма, настоящие бутсы, гетры, у вратаря еще кепка, свитер. Какой восторг это у меня вызывало! А как они играли! Боги, честное слово, боги!
И однажды, было мне тогда лет десять, я совсем осмелел и в перерыве подошел вплотную к отдыхавшим на травке футболистам. Они сидели, потные и разгоряченные, тренер давал указания, игроки устало огрызались. Причем говорили мои кумиры сплошным матом.
Помню, мне это до того не понравилось, что я даже дал себе тогда слово: не ругаться матом. Никогда. А на футбол ходить перестал. И не ходил несколько лет. А потом как-то постепенно забыл про данное себе обещание. Да и на стадион стал порой заглядывать. Но того восторга уже не было.
Вот. А на пляж я ходил еще лет двадцать. А потом мама моя, когда лежала в больнице, подружилась с соседкой по палате, пожилой женщиной. И та однажды пришла к нам в гости. И рассказала за чаем, что в тридцатые годы, девочкой еще, жила она в подмосковной деревне. А рядом был лагерь, и зеки строили канал Москва-Волга. То самое Химкинское водохранилище. А кормили их плохо, и по ночам зеки, рискуя получить пулю, умудрялись лазить в деревенские огороды. Но все равно, сказала она, мерли они, как мухи, от голода и тяжелой работы, и весь канал устлан костями заключенных.
И после этого я уже на водную станцию не ходил.