Еще в армии Витька раздумывал о своей будущей жизни. Главное – зарабатывать много денег. Хотелось ходить в джинсах и дубленке, купить «Жигули», любить красивых женщин. Перебирал разные варианты и пришел к выводу, что реальный путь один – устроиться в торговлю. Опасно конечно, сажают иногда, но игра стоит свеч.
Через пять лет он уже заведовал пунктом приема стеклотары при крупном универсаме. Работа тяжелая, грязная, но зато денежная. Каким образом на копеечных бутылках и банках удавалось сделать хорошие деньги, обычные люди не понимали. Я, например, и до сих пор не отгадал эту загадку нашего славного советского прошлого. Как, впрочем, и многих других.
Все сбылось, все осуществилось. И джинсы, и «Жигули», и бабы. Хотя вот с бабами были все же небольшие проблемы. Дело в том, что Витя обожал кино про любовь. Вырезал из «Советского экрана» портреты кинозвезд, открытки же с портретами советских красавиц-актрис продавались в киосках, с ними было проще. Новые западные или индийские картины не пропускал, да и наши фильмы ему тоже нравились. И вообще в душе он был романтик. Мечталось ему о чем-то высоком, как у Трентиньяна с Анук Эме в «Мужчине и женщине». Ну, или у Лазарева с Дорониной в «Еще раз про любовь». А в жизни все было как-то приземленно. Клавка из колбасного, Зинка из овощного… Хотя бабы все были молодые, красивые, но просыпаясь и скашивая глаза, он с некоторой грустью размышлял: «эх, были бы у ней брови погуще, так прямо почти Чурсина».
Правда, один раз он чуть не познакомился со знаменитой актрисой. Дело было так. В универсам пришел новый завсекцией, и про него сразу стали говорить, что он брат одного актера из МХАТа. Виктор весь затрепетал. Месяц он ходил вокруг этого Толи кругами, а потом решился. Случай был удобный, выпивали вдвоем.
– Просьба у меня к тебе, Толян, – сказал Витя после первого стакана, – только чтоб никому!
– Я лишнего не говорю. Работа такая, приучила. Выкладывай.
– У тебя, говорят, брат во МХАТе играет?
– Билеты что ли достать?
– Не, другое. Он подарок может передать?
– Кому?
Тут Витька немного замялся, но все же назвал фамилию любимой актрисы.
– Ладно, – обещал Толян, – на той неделе с ним увижусь, спрошу.
Через неделю он сказал:
– Ну чего, спросил я его. Обещал с ней поговорить. Жди.
Еще недели полторы Витька ходил сам не свой, прикидывал, что купить, чего написать. Потом Толян сказал:
– Побеседовал он. Она говорит: пусть передает. Так что неси, я брату передам, а он уж ей.
– Спасибо, Толян! Когда принести?
– Да хоть когда. Только учти, она сказала, чтоб никаких коробочек, никаких бумажных свертков. Чтоб все открыто было. А то, говорит, знаю я этих поклонников! Говна в коробку наложат, ленточкой красивой перевяжут, нюхай, мол, любимая актриса!
– Так и сказала?
– Так и сказала.
С тем Витька и ушел. И ничего передавать не стал, расхотелось.
Вскоре он обзавелся семьей. Вера в профиль немного смахивала на Мэрилин Монро, и это скрашивало неизбежные тяготы семейной жизни. Ну а работа шла своим чередом, деньги были хорошие, когда появился ребенок, то купили кооперативную квартиру, двухкомнатную. С годами Верка постарела, расплылась, сходство с Мэрилин куда-то пропало. Да и Виктор Васильевич был уже не тот, здоровье шалило, стало не до баб. Но ничего, жили хорошо, дружно.
Беда пришла в девяносто втором. Рухнула советская власть, отпустили цены, и стеклотара стала стоить такие гроши, что пришлось Виктору на пятом десятке искать работу. Тем более, что сын поступил в институт, на платное, деньги нужны были позарез.
Выручил армейский друг Сашка, взял к себе в напарники. Сашка, потеряв работу в каком-то НИИ, быстро сориентировался. Сначала рыскал по дачному Подмосковью, брался за любые работы – плотничал, тянул электропроводку, рыл колодцы. Разве что печи не клал, но тут уж ничего не поделаешь, чего не умеешь – того не можешь. Постепенно оброс клиентурой. Теперь он сначала выезжал на объект, смотрел, договаривался, говорил, что надо купить из стройматериалов. Потом брал с собой напарника и начинал работать.. Витька ему подошел. Друзья мотались по дачам, иногда по нескольку дней не появляясь дома.
Однажды Сашка позвонил вечером.
– Васильич, завтра в восемь на Белорусском, баню будем строить.
– Далеко?
– Полчасика на электричке, потом еще пешком через лес минут двадцать. Только побрейся как следует.
– Не понял, Степаныч.
– Завтра поймешь, - засмеялся Сашка и повесил трубку.
Назавтра пришли на дачу, вышла хозяйка, полная женщина лет пятидесяти.
– Вы, Александр Степанович, точны как часы.
– Стараемся, Лариса Петровна. Вот, напарник мой, Виктор Васильевич.
– Очень приятно, меня Лариса Петровна зовут. Ладно, мужики, я вам мешать не буду, если что – позовите.
И ушла в дом. А они принялись за дело. Вечером попрощались с хозяйкой до завтра и пошли к электричке. По установившемуся уже ритуалу в лесу сделали остановку, достали четвертинку, бутерброды.
– Не понял я, чего ты вчера говорил: побрейся, побрейся? – поинтересовался Витька, закусывая.
– А ты не узнал ее, что ли? Это ж Антушевская!
– Та самая? Да уж, как тут узнать.
Утром Виктор Васильевич встал рано, достал с антресолей картонную коробку, смёл с нее пыль. Нашел открытку с Антушевской, полюбовался, посмотрел на обороте, в каких фильмах снималась. Убрал обратно, замотал коробку скотчем. Позавтракал, принял душ. Долго брился, глядя в зеркало на свое морщинистое лицо, на лысину. Потом взял коробку, вышел из дома, выкинул ее в мусорный контейнер.
И поехал строить баню.