Просто одна жизнь

У моей мамы были две школьных подруги. И дружили они потом всю жизнь, хотя судьба раскидала их по разным городам. Одна жила на Украине, вторая – в Ленинграде, ну а мама в Москве.

Украинская подруга на моей памяти часто приезжала в столицу, она была известным в своей области ученым, доктором наук, ее приглашали на разные конференции, заседания и т.п. С ленинградской же мама только переписывалась, но ни ей в Москву, ни маме в Ленинград попасть как-то не получалось. У мамы была фотография, она и сейчас хранится у меня дома – три выпускницы киевской средней школы, тридцать седьмой год.

– Вот это я, – говорила мама, – это Алла, помнишь, она приезжала к нам в прошлом году, а это Света, она в Ленинграде живет с сыном.

Света на снимке была красива до невероятности – правильные черты лица, огромные сияющие глаза, какое-то, даже непонятно каким образом переданное фотографом, обаяние.

И однажды мама радостно сообщила, что Света приезжает к нам погостить.

Она приехала, поселилась у нас. Высокая, седая, с изможденным лицом и потухшими глазами. Курила, помню, папиросы «Любительские». Через неделю уехала.

Потом мама как-то разговорилась.

– Светин отец, – сказала она, – был секретарем одного из киевских райкомов партии. Я часто к Свете домой ходила, у них была отдельная квартира. Помню, когда аресты начались, я его все спрашивала: «Иван Петрович, а этого-то за что?» А он отвечал: «Та що ти, Манечка! Про нього позавчора була ось така критична стаття!». А потом и его самого арестовали, и жену тоже. Ивана Петровича сразу расстреляли, а Светина мама умерла в лагере. Но это уж потом Света узнала. А тогда она осталась совершенно одна, без жилья, из квартиры выселили, делать она ничего не умела, только школу окончила. И она с горя вышла замуж, Петр его звали, кажется, старше ее лет на десять. Грубый был очень человек, ее совершенно не понимал, унижал и вообще… Короче говоря, они разошлись, Света снова осталась одна. Тут война началась, Света в эвакуацию уехала, в Челябинск, там на заводе работала. И снова вышла замуж, сына родила. Но и этот муж тоже был… ну, как тебе объяснить, не подходил он ей, разные они были люди. И она от него в конце концов ушла с маленьким ребенком. Мучилась ужасно, время было голодное, а там сын, его кормить надо. Потом стало полегче, война кончилась, но все равно жила она очень тяжело. Правда, году в сорок седьмом Света еще раз вышла замуж, но совсем неудачно, брак этот быстро распался. Но в начале пятидесятых она встретила, наконец, хорошего человека, поженились, все было хорошо, сына Светиного он любил, как родного, ее обожал, носил на руках. Прожили они лет семь, а потом он умер скоропостижно, от разрыва сердца. И тут ей стало совсем плохо. Если бы не Алик, который поддерживал ее все эти годы…

– Погоди, – не понял я, – а кто такой Алик?

– Алик, – несколько нерешительно ответила мама, – это ее старинный друг, еще со школы.

«Да уж, сложная судьба!» – чуть не сказал я маме. Но промолчал.

Потом, после этого разговора, прошло еще лет пятнадцать. И мама получила письмо из Ленинграда. Писал сын Светы, взрослый уже человек. Письмо было отчаянное, он просил о помощи.

«Вы заметили, наверное, – писал он, – что у мамы были странности в поведении. Ей все время казалось, что за ней следят, что телефон ее прослушивается. Не знаю, рассказывала ли она Вам, что я – она в этом уверена – сообщаю о ней все подробности в КГБ. Меня в этом, она, во всяком случае, обвиняла. Но ко всему этому я уже привык. А теперь новое. Она стала ездить по лагерям, по зонам. Приезжает, приходит к начальнику лагеря и говорит:

– Моя мать была незаконно репрессирована и погибла в лагере. Но я не знаю, в каком. Может быть, в этом. Разрешите мне пройти на территорию и положить цветы!

Тот ей отказывает, разумеется. Она возвращается домой, немного приходит в себя, потом берет у меня деньги – а попробуй ей не дай, она вообще станет невменяемой – и едет в следующий лагерь. На поезде, далеко, трудно, она же человек немолодой и очень нездоровый. И там, в новом лагере, то же самое. Я просто не знаю, что делать. Может быть, вы ей напишете, постараетесь как-то отговорить от этих поездок?»

Мама написала, конечно. Но это не помогло. Что было со Светой дальше, не знаю. Мама не говорила, а я, честно говоря, и не спрашивал.

А недавно, перелистывая так называемые «сталинские списки», я нашел там фамилию Светиного отца. С резолюцией: «Осудить по первой категории».

Загрузка...