«Персефона». Дорога в ад 2

Глава 47 «Персефона». К Меркурию

Список предателей Содружества Вальтер Дерен привёз из незапланированного путешествия на Грану, одну из трех планет первого заселения — не самую холодную, но своенравную, с непредсказуемым климатом.

Там, в снегах горной Шерии, томились в резервации предатели Содружества, помогавшие в хаттскую войну машинам оружием и информацией.

Совет Домов не пощадил ни молодых, ни старых, ни детей, которые могли бы у них родиться. И потому даже спустя сто лет жизнь в резервации всё ещё теплилась.

Старики ушли почти все, молодёжь рождалась больной и ослабленной. Но в негостеприимных горах некоему было смотреть на неё — беловолосую, с бесцветными от мутаций глазами. И вопрос о помиловании не рискнул пока поставить никто из Совета Домов.

Жестокость была не то чтобы оправданной — стыдной. Потому что в резервации медленно умирали наследники многих Домов Содружества. А власть в них давно уже переделили.

А ещё Грана с недавних пор стала имперским миром, и охраняли теперь проклятых имперские патрули, признавая территорией Содружества только ту часть резервации, что за силовым периметром.

Требовались разрешения власть предержащих обеих миров, чтобы туда попасть.

И тонка была кишка у вольных потомков, чтобы, как Дерен, тайно пройти по обледеневшим горам в долину проклятых. Увидеть детей предателей, говорить с ними. И вернуться живыми.

Не сказать, чтобы пилот искал этого путешествия. Но обязательства вынудили его лететь на Аскону, чтобы помочь юной наследнице дома Оникса обрести свой цвет. Вот её-то он и возил на Грану. Там и скопировал информацию, сто лет назад не заинтересовавшую спецов.

Это был сухой перечень пособников машин. Список.

Многие из него уже умерли или погибли в хаттскую, часть досиживала своё в заточении, но… Были и те, кто канул в небытие.

И вот теперь, сто лет спустя, их следы нашлись. Всплыли в Империи.

Линнервальд, пробегая список глазами, с трудом сдерживал раздражение. Он не знал, что таковой вообще существует в ином месте, нежели чем в судебных архивах.

На Аскону Вальтера Дерена вызвали не без помощи Линнервальда. А вот трофеями — обнесли.

До регентства Линнервальд был аттерахаттом — доктором медицины. В Совете Домов занимал место советника по науке. Он хорошо знал физиологию человеческого мозга, психотехнику работы с сознанием и иных видел насквозь. Но Вальтер и намёком не показал, какая добыча попала к нему в руки.

Как мальчик вообще сумел разобраться в списках, где были десятки аристократов уже сто лет как не существующих линий?

Где он так глубоко изучил историю Содружества? А главное — как её можно изучить без допуска к архивам Домов?

Регент дома Аметиста Эльген Линнервальд и сам узнавал сейчас не все фамилии.

Он был совсем мальчишкой, когда хаттская война вскрыла гнойник в высших аристократических кругах. Помощь машинам в войне против людей многим казалась дикостью, несовместимой с самой принадлежностью к роду людей.

В Содружестве были склонны считать, что изжили уже все земные пороки. Власть, жадность до богатства, неумеренность в чувствах… Все это было зачёркнуто, и страницу перелистнули.

Но списки напоминали об истинной сути вещей.

Колонисты были и остались людьми. Со всеми их пороками.

Линнервальд вздохнул. Он изучал и древнюю земную историю, и современную. И много знал о человеческих слабостях.

Космос, конечно, изменил колонистов, но их человеческая природа оказалась сильнее. И как только война начала проверять её на прочность, сломались многие из самых именитых и достойных семей.

Да, аристократы Содружества, как и презренные земляне, отдавшие свой мир на откуп машинам, тоже хотели вечной жизни — неуязвимого оцифрованного мозга и тела из живого железа, не подверженного коррозии.

Правда, сто лет назад хатты довольно сильно отличались от людей. И это позволяло людям считать, что живое — всё-таки лучше.

Но что было бы, столкнись тогда колонисты с такими, как Хаген? (Тут Гамбарская группа продвинулась здорово. Это и понятно — там взялись совершенствовать самое себя, искать внутренние смыслы существования).

Но люди оказались согласны и на непохожесть, на страшноватые тела из текучего металла. Они продались за бессмертие.

Потому их и наказали ссылкой в ледяную пустыню — разве холод снежной пустыни не вечен? Трупы могут пролежать там нетленными тысячи лет — чем не бессмертие?

Содружество открестилось от предателей. Объявило их нечистыми, поражёнными особой ментальной скверной, заставившей уничтожать соплеменников в угоду машинам.

Линнервальд считал, что история со скверной не имела под собой научной базы. Но Эризиамо Анемоосто, новоявленный эрцог дома Аметиста и эрприор Содружества, настоял именно на такой трактовке. Он считал, что проклятые поражены предательством, как болезнью.

Малообразованных людей «заразность» отпугивала больше предательства.

На Гране, где располагалась резервация проклятых, и сейчас считали, что от узников нужно держаться подальше из-за заразы.

Но имеет ли зло иного носителя, чем сознание человека? Вот в чём вопрос.

А если даже имеет, то скверна проклятых — это особое зло. И каждый сам волен решать, заражаться ему или нет.

Ну а то, что дело было не в генетике предателей — вообще бесспорно.

Многие дома тогда раскололись на чистых и не чистых. Да и Вальтер Дерен был не только наследником дома Аметиста по линии Рика Эйбола, героя хаттской войны, но и дальним родственником Великого Дяди Райо Итэри Анемоосто, самого главного из предателей.

Толика его крови в жилах Вальтера была совершенно символической. Все в Доме так или иначе друг другу родня. Но…

Если бы не предательство Великого Дяди, дом Аметиста после его смерти возглавил бы уже прямой родственник Вальтера — Маттиас Якоб Ларго. И вот это уже объясняло, почему Вальтера воспитывали в хорошо защищённой Боргелианской общине.

Эризиамо Анемоосто, прозревший «яд», заручившись поддержкой эрцога Локьё, сместил Великого Дядю Райо Анемоосто. Принял власть над Домом и сан эрприора.

Но место в Совете и звание Великого Дяди отнять даже у предателя было нельзя. И титул Великого Дяди технически мог перейти только к Вальтеру. Ведь Маттиас Якоб Ларго к моменту смерти Великого Дяди давно уже был в земле…

Виски Линнервальда заныли. Умом он понимал, что любое деяние, совершённое великими людьми, не может нести только благо. Эризиамо Анемоосто спас дом Аметиста, но разорвал цепь наследования. Но что он ещё мог сделать?

После победы в хаттской войне Эризиамо Анемоосто метал громы и молнии.

История была постыдная: бывший глава Дома оказался предателем. Великий Дядя Райо Анемоосто так хотел жить вечно, что совершенно потерял разум, когда машины пообещали ему технологии за секреты биологического оружия, успешно разрушавшего железные оболочки исполнителей, многочисленных хаттов-собак.

Содружество было сильно именно в биологических разработках. Специально созданные бактерии пожирали механические тела хаттов, а они тоже по-своему хотели жить. И Великий Дядя — он уже тогда был невыносимо стар — сменял технологии биологического оружия на машину для продления жизни…

Но хатты зря полагались на свои алгоритмы, позволившие им найти уязвимых к предательству людей.

Слабость машин была в том, что работали они с заранее известными параметрами.

А вот эрцоги, действительно талантливые эрцоги, могли ходить по паутине «в тёмную». Не понимая, но наощупь отыскивая верное решение, интуитивно распознавая неясное.

Локьё не проспал беду. Он чуял, что предательство возможно.

И уже на подходе были борусы — самое страшное, что изобрело человечество для уничтожения и машин, и себе подобных.

Да и неуязвимые для дронов противника далтитовые корабли уже вышли с верфей Империи.

А ещё ходили слухи, что перед самой победой в Империи изобрели тайное оружие, способное рвать на клочки пространство. И коллапс на Меркурии случился именно из-за него, а не от выверенных действий союзных сил.

Так или иначе — обыграть людей с помощью предателей хаттам не удалось.

Хаттский оплот Станислава Хэда на Меркурии стараниями стратегов превратился в ловушку.

Локьё долго изображал, что силы колонистов неспособны атаковать Меркурий. Он выжидал, терпел мнимые неудачи — и не зря.

Ловушка захлопнулась, и основные базы и военные заводы Станислава превратились в ничто, нанеся машинам невосполнимые потери.

Оставалось только добить хаттов, рассеявшихся по системе Кога, кровоточащей магнитными аномалиями — следами самых крупных сражений.

Регент мрачно смотрел на голографический лист с фамилиями. Перебирал знакомых, вспоминая грехи каждого.

Перед глазами переплетались алые и синие линии в сполохах-крапинках изумрудно-зелёного, золотистого-торгового и металлически-серого, застывшего крупными каплями живого железа хаттов.

Вот эта семья поставляла информацию… А эта — торговала технологиями взрывчатки на основе антивещества… А вот этот…

Кто это? Какая-то уж совсем крайняя линия.

Споткнувшись, о незнакомое имя, Линнервальд поднял глаза.

— А почему вы решили, что здесь есть знать из Империи? — спросил он.

Вальтер улыбнулся и посмотрел на капитана Пайела: рассказывать или нет?

Мальчик побывал в резервации два раза. И звери его не тронули, и люди сладить не сумели. Но капитану он подчинялся легко. Почему?

— Случайно, — сказал капитан Пайел, подумав. — Копию кристалла, добытую Вальтером, я, не читая, передал командованию. Но он по памяти восстановил списки. Пришлось-таки посмотреть. И так вышло, что я знал одного из этих людей с детства. Это некто Войтович — приятель Клэбе фон Айвина, который был родом с той же планеты Империи, что и я.

— Войтович? — нахмурился Линнервальд.

Такой фамилии в списках не было.

— Да, — кивнул капитан. — Он принял фамилию жены, но в деревне народ любопытный. В списке он значится как Кароль Яштериц.

Линнервальд моргнул.

Кароль Яштериц был полукровкой и преотвратительным. И правой рукой Великого Дяди. Он был связным и числился погибшим.

— Я помню его с детства, — продолжал капитан. — Рядом с фон Айвином — он выглядел этаким стервятником — вечно в сером, сутулый, замкнутый. Вальтер утверждал, что уверен в точности списка. И мы решили пробить незнакомые фамилии не по базе Содружества, а по Имперской. Далеко бегать не пришлось, она есть на крейсере по воле некоторых любителей истории… — Капитан покосился на Дерена и фыркнул. — Вот тут-то и стало понятно, что в списках есть сменившие обличие перебежчики. Так что Войтович уцелел не один. Вот…

Восемь фамилий висящего в воздухе списка загорелись алым.

— Все они — живут и здравствуют на центрально-имперских планетах, — закончил капитан.

Линнервальд задышал, подавляя желание уйти в глубокий транс. Линии перед его глазами полыхнули, свиваясь в узел.

Локьё объяснял как-то, что в реальности — они вовсе не движутся, а протяжны и незыблемы, как линии Эйи, которым поклоняются эйниты.

Но сознание истника до поры просто не может охватить полную вязь причин.

И как только очередная карта большой игры открывается — перед его внутренним взором рождается узел. В этом есть момент и прозрения, и удачи, и личных способностей.

Именно поэтому опытные истники считали, что для работы с причинностью важна наиболее полная информация о реальном, умение сосредоточиться и аналитические способности, особый дар понимать скрытое.

«Линии… — говорил Локьё. — Они текут себе и текут. Но для тебя очередная картинка открывается сначала, как ребус, а только потом — как прозрение».

И сейчас Линнервальд ясно видел — Вальтер Дерен и его капитан правы.

Они отыскали очередной ключ к этой сложной игре, открыли истекающий кровью узел в серых крапинах живого железа.

Регент всмотрелся в картинку, но понять не сумел ничего. Алый и синий, серые цвета хаттов — читались явно, но смысл остался таким же мутным.

Он открыл глаза.

— Вы правы, капитан. Всё так и есть — Империя сумела спасти и укрыть часть предателей. Но… я слабый истник. И я не понимаю, чем нам поможет это знание.

Признавшись в бессилии, Линнервальд ожидал какой угодно реакции Вальтера (капитанская его не сильно-то беспокоила), и с удивлением увидел, как смягчаются черты наследника, отказавшегося от наследства.

Вальтер Дерен сторонился регента в его величии, но был готов сотрудничать с истником, снявшим «корону». Словно бы именно власть и сила — отвращали его от Дома.

— Мне кажется, тут всё просто, — сказал он. — Предатели не погибли, и это… — Вальтер закрыл глаза, разглядывая, наверное, похожее переплетение линий. Хотя каждое сознание окрашивает мир немного иначе.

— Да, — кивнул Линнервальд. — И это указывает на красную линию.

— Алую, — поправил Вальтер. — А она рассыпается на оттенки в цветах ртути и Аметиста. Мне кажется, это означает, что решение ситуации где-то в районе Меркурия.

Капитан кивнул.

Он знал, что Меркурий — клич к изысканиям. Разведка донесла Линнервальду, что имперцы уверены — таинственное оружие землян приводили в действие с одного из искусственных спутников Меркурия.

— Ты уверен, что серо-стальной цвет обозначает не хаттов и живое железо, а именно Меркурий? — спросил Линнервальд.

— Цвет ртути — цвет Меркурия, — кивнул Дерен уверенно.

И Линнервальда осенило наконец — ртуть!

Не живое железо, а ртуть! Меркурий!

Белые Амо, а он-то ломал голову! Ну, конечно же, потому серое и собирается в капли над алым!

Самые древние, ещё земные символические «цвета» — всегда выше в трактовке событий цветов последующих. Ртуть была старше живого железа хаттов. Именно она была философской первоосновой текучих металлических капель!

Регент моргнул, сверяя ощущения с картинкой, и потрясённо уставился на Вальтера.

Мальчик не мог! Не мог знать древних цветов, обозначающих Меркурий! Но он понял!

— Приказу не противоречит, — согласился капитан. — Меркурий нам вполне по пути.

Он не решился говорить с Линнервальдом о поставленных перед «Персефоной» задачах, но этого уже и не было нужно — регент был потрясён и раздавлен.

Он бы не догадался сопоставить современное знание о линиях и древнее, земное понимание цветов Меркурия.

Ртуть! Когда знаешь ответ — всё кажется слишком простым!

Но с ним-то — давно всё понятно. Он — слабый игрок! А как мог мальчик, который, буквально пару недель назад открыл для себя паутину прозреть всё это? Как?

«Это не я, — одними глазами улыбнулся Дерен. — Это алайский мозговой имплант. Это он знает историю Содружества».

Но вслух не было сказано ничего, а по глазам Линнервальд прочесть не сумел — он смотрел в себя, в линии перед внутренним взором.

Он размышлял, проверял. И не находил изъяна в логике Дерена.

Наконец, регент оправил кружева на мундире и встал.

— Я одобряю решение двигаться к Меркурию и не прерываться на поиски наследников. Это — важнейший узел.

Капитан вежливо наклонил голову.

Ему не требовалось одобрения регента, но куда приятнее командовать рейдом, где все понимают главную цель.

Он понял, что проблемы временно утряслись. Что можно поспать, наконец.

Оставалось всего лишь проводить высокого гостя.

— И ещё, — сказал Линнервальд, почему-то не собираясь перемещаться к дверям. — Я готов оказать всю посильную помощь экипажу «Персефоны». Всё-таки я — доктор медицины и с сознанием работал достаточно. Покажите мне пилотов, которые попали под действие «шума». Попробую помочь вам разобраться, с чем же мы имели дело и найти защиту от этой дряни.

— Но… — капитан посмотрел на браслет. С «Росстани» уже пришло оповещение, что исследование «иглы» завершено. — Нам нужно продолжать движение.

— Я могу остаться на «Персефоне» или забрать пилотов с собой, на «Лазар». Таким образом у меня будут примерно сутки для работы.

Капитан задумался. Помощь медика такого ранга — штука редкая, но Рэмка ещё в медотсеке, да и Бо? Справится ли с ним Линнервальд?

Он опять посмотрел на браслет. Судя по отчёту — сбоев Дарам и Азерт у Бо не нашли, что тут может сделать человек?