Секунды шли, а капитан всё смотрел на спецбраслет, обвивавший его руку до самого локтя и даже чуть выше, потому что часть переплетения стали и пластика исчезала под укороченным рукавом лёгкого синего кителя.
Соблазн разобраться с «шумом» был слишком велик. Образованнейший и умеющий мыслить психотехник — такая редкость… Но…
Если предложить Линнервальду остаться на «Персефоне» — даже он не сладит с молодыми зубастыми пилотами.
Для нормального контакта с психотехником их надо бы выбить из привычного положения вещей, сунуть на чужую территорию. Тогда, возможно, у доктора будут какие-то шансы придавить этих керпи и пошариться у них внутри.
Однако… Линнервальд всё-таки экзот. Не только манеры и обычаи, но и установки в его башке — тоже чужие. Как отдавать своих людей в непонятно какие руки?
Экспериментальная шестёрка Эмора — они же совсем щенки.
Тут результат психического вмешательства может быть самый неожиданный, а разгребать кто потом будет?
Браслет мигнул одним из маячков.
«Я мог бы сопроводить пилотов на 'Лазар», — написал Дерен.
Капитан поднял глаза и уставился на него, не понимая, как такое возможно?
Дерен своего браслета даже не касался. Он был в обычном комбинезоне — не в лётном. И непонятно было, как он сумел послать сообщение без специальной гарнитуры или оснастки боевого доспеха, позволяющей бесконтактно работать с корабельной информационной средой?
Но ведь сумел! Он что, научился воздействовать своими психическими штуками на аппаратуру?
Капитан нахмурился: вот же зараза! Правильно Мерис так его называет: зараза Дерен!
Но кивнул. Потому что идея была хорошая.
Одно дело — кинуть мальчишек в пасть Линнервальду. Другое дело — отправить их с человеком, которым давился даже сам эрцог Локьё.
Вальтер Дерен Линнервальду не по зубам. С ним можно не опасаться ни психического насилия над юным личным составом, ни безобразий, которые могут учинить на чужом корабле Лившиц с Эмором. Таланта у них на это хватит с избытком.
— Думаю, на «Лазаре» будет удобней работать, — сказал капитан Линнервальду, прерывая паузу. — У нас тут и помещений для психотехника нет. И оборудования. Они же используют в работе какие-то особые «белые» комнаты?
Линнервальд кивнул:
— Да, тут было бы затруднительно найти достаточно «холодное» помещение.
— Хорошо, — согласился капитан. — Полетит полная шестёрка. А с ней — в качестве старшего — Дерен.
Линнервальд удивлённо моргнул. Это известие слегка поколебало его внутреннее равновесие.
Теперь уже регент повернул голову и с интересом посмотрел на Вальтера. Тот и его сумел удивить неожиданным решением.
Вот же зараза…
— Только парней я чуть позже пришлю, — сказал капитан. — Один из пилотов в медотсеке. Сейчас я запрошу его медкарту, отчёт дежурного медика и сообщу время прибытия.
— У нас всего сутки, — напомнил Линнервальд. — Это очень мало для подобной работы.
— Если Рэмка не полетит — ничего страшного, — вмешался Дерен. — Он-то как раз «шуму» и не поддался. Можно отправить пятерых, а с ним я потом сам попробую поговорить.
Капитан кивнул, мол, если что — так и сделаем. И послал запросы сразу и главному медику, и непосредственно в медблок, где лежал Рэм.
Он доверял Эмери, но привык проверять раков, не ладилось у него с ними.
Ответ из медблока пришёл тут же, он был автоматически сгенерирован системой контроля.
Капитан открыл файл. Пожал плечами. Потом развернул голографический файл медкарты на всеобщее обозрение.
Понятно, что в цифрах медицинских показаний капитан не понимал почти ничего, но ведь напротив каждой цифры стояли пометки — зелёненькие, если параметры пилота совпадали с нормой, и красные — если не совпадали.
Вот только все. Абсолютно все пометки в медкарте Рэма были зелёными!
— Вы номер блока перепутали? — спросил капитан, вызвав дежурного медика по корабельной связи.
Услышал удивлённое:
— Никак нет!
Потом пошла пауза — медик тоже открыл файл, который отправила система.
Ещё секунд пять, и он пояснил:
— Возможно, некорректная работа аппаратуры, господин капитан. Я сейчас проверю всё лично. И ручной градусник этому махинатору в… рот засуну!
Медик отключился, он полагал, что Рэм как-то надурил систему.
Капитан задумчиво почесал щёку, а Дерен усмехнулся:
— У Рэмки сидит Бо. Боюсь, он и не такое умеет.
— То есть? — не понял капитан. — Он что, показания аппаратуры поменял?
— Скорее, подменяет собой эту аппаратуру, — фыркнул Дерен, изучая сгенерированный системой файл. — Капли теурита способны работать, как микроскопические механизмы или даже микро-лаборатории на квантовом уровне. Они проходят сосуды изнутри, как при реомоложении, склеивают их и возвращают эластичность. Видимо, Бо постепенно совершенствуется в человеческой медицине. Раньше, он такого не делал.
— А он что-то делал раньше? — капитан следил за маячком медика, который и в самом деле переместился из дежурного помещения в бокс Рэмки.
— Делал. Я руку ломал на Прате, — напомнил Дерен. — И Бо помог мне, наложив что-то вроде гипса непосредственно частью своих теуритовых клеток. Вроде такой блестящей кольчуги. Я полагал, что его «гипс» — внешний. Но снимки потом показали — Бо сумел наложить «гипс» и изнутри, склеив кость и зашпаклевав сколы гидроксиапатитом кальция. Кость у меня тогда срослась в считанные дни.
— А чего молчал? — удивился капитан.
Дерен дёрнул плечом:
— Вылетело из головы. Снимок мне ещё над Пратом сделали. И пока я прилетел на «Персефону», рука зажила как бы сама собой.
— Ясно, — кивнул кэп и открыл сообщение медика.
Ручное измерение не помогло. Все параметры Рэма зеленели, как всходы на грядке.
— Ну тогда бери всех шестерых и вези на «Лазар», — решил капитан. — В темпе давай!
Дерен по-уставному кивнул и вышел.
— Какие проблемы у вас с Бо? — в лоб спросил Линнервальд, когда дверь за пилотом закрылась.
Он не спросил, «есть ли у вас проблемы»? Понимал, что они есть. Ещё одна зараза, не лучше Дерена.
Два условных наследника одного экзотского Дома. Две заразы…
— Он послал Хагена, — капитан решил, что если уж говорить, то как есть. — Бо — это младшая генерация Хагена. И тот хотел отозвать его с «Персефоны» перед рейдом. А мальчишка послал его к Хэду. Чего он даже теоретически сделать не мог — желаний у машины по умолчанию нет.
— Версию программного сбоя вы, конечно, проверили?
— У нас на борту есть хатты, они тестировали Бо, но причин сбоя выявить не удалось. Да и «шум» показал, что с машинной точки зрения Бо — совершенно нормален. Хатты точно так же пропадали в космосе, попав под этот проклятый «шум»… — Капитан вздохнул и добавил. — Хотя и тут была одна странность. Бо сам сумел оправиться от воздействия. Догнать пытались, но с переменным успехом. А Рэмка как-то достучался до него по сети.
— Они напарники? — уточнил Линнервальд.
— Да, они часто летают вместе. Можно сказать, что оба росли на крейсере. Кто ж знал, что у нас тут образовался детский сад? Бо — совсем юная машина, без опыта социализации, а Рэм попал сюда 16-летним мальчишкой. Вот и спелись. Не удивлюсь, если это Рэмка так влияет на Бо, что и у машины развился подростковый нигилизм!
— Проблему я понял, — кивнул Линнервальд, не желая подхватывать и развивать тему про подростковую дурь, хотя машина именно дурила. — Бо «не хотел» покидать крейсер, хотя по определению не мог чего-то «хотеть», вопреки заложенным в него алгоритмам.
— Можно сказать и так, — кивнул капитан.
Большинству молодых пилотов уже приходилось раньше бывать на кораблях Содружества, потому по сторонам они косились умеренно.
Хотя странностей на «Лазаре» конечно, хватало — оранжерея, вынесенная на командный этаж, самодвижущиеся полосы в коридорах, голокартины и фонтанчики для питья с искусственными птицами и микропейзажем — горы, гроты, ручьи.
Однако для Вальтера Дерена главной странностью было то, что корабли Содружества технически очень мало изменились за годы войны, и теперь имперские обгоняли их даже в чистоте линий острого и лаконичного дизайна, не говоря уже о вооружении.
Вальтер задумчиво сравнивал свой первый военный крейсер, на котором пришлось служить: старую, построенную ещё во времена хаттской войны, «Абигайль». И довольно новый «Лазар»…
Как же он был уязвим рядом с недавно сошедшей с верфей «Персефоной»!
А уж про шлюпки из псевдоживых материалов с биметаллическим сердечником и реактором анитвещества — даже говорить было нечего.
Ещё лет десять назад экзотианцы кичились военными катерами, а имперцам приходилось летать, по сути, в автономных огневых карманах, отстреливающихся из турелей корабля.
Это были мощные, но неудобные судёнышки. Управлять ими было непросто даже физически, и в пилоты парней набирали крепких.
Реакторы антивещества на такие «шлюпки» поначалу приваривали прямо на обшивку, летали, едва не на «бомбе». И вдруг всё это потекло жидким металлом между двумя изолированными корпусами, обросло упругой «кожей» из новых материалов, делающих шлюпку невидимой для устаревших маяков соседей.
Теперешняя шлюпка-«двойка» — совсем уже не «автономный огневой карман» крейсера, а неубиваемый монстр с силовыми щитами, сравнимыми по мощности со щитами среднетоннажных кораблей.
И Вальтеру было кристально ясно сейчас — Содружество заканчивало войну, особо не вкладываясь в оборудование и вооружение. Империя же только входила во вкус.
А ведь новые корабли — это целый кластер оборонной промышленности. Огромные заводы на астероидах, сотни тысяч конструкторов, испытателей, монтажёров.
Если бы война между Содружеством и Империей не завершилась так странно и внезапно, ещё лет через десять Север раздавил бы Юг, как букашку.
А, учитывая способности таких, как капитан Пайел, не подавился бы и эрцогами.
Понимал ли это командующий Объединённым Югом лендсгенерал Макловски?
Наверное, да, уж он-то умел смотреть и видеть. Потому и начал ломать военное противостояние и договариваться с Локьё. А вот все остальные в Содружестве — это, похоже, слепые щенята. И Линнервальд тоже. Хотя… нужна ли ему именно военная прозорливость?
Северное начальство Империи — упустило Юг не в военном, а именно в человеческом плане. Его философия оказалась заразной. И выстояла против оружия. А Линнервальд — философ.
Лившиц с Эмором начали перемигиваться — явно что-то задумали. Но глаза у них энтузиазмом пока не горели, скорее — восторгом.
«Лазар» был таким роскошным, что поглазеть тут и без оружия было на что. И лица молодых пилотов выглядели оскорблёнными: за что экзотам такое богатство?
Дерен их восторгов не разделял. Он прикидывал толщину силовых кабелей, считал люки воздуховодов и турельных «выходов». Лицо его закаменело от понимания, чем могла закончиться экзотианская беспечность.
Разместили всех семерых тоже шикарно. Отделка кают выглядела богатой и стильной. Непривычное меню и чужие приблуды в санузле обещали немалые развлечения.
Молодёжь расселили по двое — и они то и дело кидали в чат голограммки и шутки.
Вальтеру Дерену выделили отдельную каюту. Он было обрадовался неожиданному отдыху и уже намеревался поспать полчасика, как явился психотехник с видеоблокнотом и принялся расспрашивать его про молодёжь.
Дерен предоставил медику список фамилий, сбросил выписки из медкарт и, сославшись на усталость, предложил идти в соседнюю дверь, чтобы познакомиться с парнями самостоятельно.
Вальтеру так хотелось завалиться уже на диванчик, что он не удосужился проверить, кто выбрал каюту с ним по соседству.
Краем сознания он помнил, что это был вроде бы Итон. Потому и закрыл глаза.
Но есть вещи, которые предсказать невозможно. Например то, что уже занятую Итоном каюту кое-кто мог и отжать.
Не так уж это и сложно. Особенно если ты до сих пор числишься напарником Дерена и имеешь право жить с ним в одной каюте или хотя бы — дверь в дверь.
— Господин регент!
Линнервальд, уже полчаса как прибывший на «Лазар», всё ещё отдавал распоряжения относительно рейда, согласованные с капитаном Пайелом. ЧП ему были не нужны.
Он повернул голову на голос и с удивлением уставился на старшего психотехника медгруппы «Лазара» доктора Готама Бачера.
Мужик был в белейшем халате без единой лишней складочки, но всё равно казался помятым, а бледный лоб обсели бисеринки пота.
— Что у вас, Барчер? — удивился регент. — Какие-то проблемы с расселением пилотов с «Персефоны»?
— Это не пилоты, господин регент! — чернявый выходец с Кумара осёкся и замолчал. — Не люди!
Он всегда казался регенту слишком смуглым, а тут стал белее белого. Эк его вставило!
— А кто? — равнодушно уточнил Линнервальд.
— Они не люди! — повторил Бачер, едва сдерживая дрожь в голосе. — Они распадаются на куски!
Линнервальд нахмурился. Он понял, что забыл предупредить медслужбу о наличии на борту хатта.
Вернее, не то, чтобы забыл — вообще не планировал. Но кто ж знал, что мальчишки возьмутся баловаться?
— В Империи не любят медиков, Бачер, — пояснил он сухо и раздражённо. — Вас разыграли. Держите лицо и не поддавайтесь на розыгрыши! Я пригласил пилотов, чтобы с ними поработали психотехники, а не наоборот! Продолжайте собирать анамнез! Вы должны подготовить мне всю необходимую информацию для работы!
«Встряхнув» как следует доктора, регент отвернулся и тряхнул головой, чтобы не рассмеяться. Мальчишки — всегда мальчишки, даже если они механические.
Однако стоило поторопиться с делами.
И первый разговор с Бо и Рэмом провести лично. Иначе пилоты заскучают, и тогда доктору Бачеру ещё не такое померещится.
Медик нажаловался. Явился регент, и он был недоволен спектаклем, который пилоты устроили его белой медицинской крысе.
В Содружестве медики традиционно носили белое, в Империи — красное, но характер у них везде был занудный, а рожи высокомерные.
Бо и пугнул-то медицинскую крысу совсем чуть-чуть, но как она скакала, как скакала! Однако и расплата последовала немедленно.
Едва Линнервальд вошёл в каюту, как Рэм ощутил давление, сродни тому, что появлялось, когда сердился Дерен.
Капитан давил иначе, он просто бил и выкручивал тебе внутренности, как кулаком под дых. Более медленный и вязкий гнев Дерена не давал дышать, пригибал к земле. На «Персефоне» такое давление и тычки называли накатом.
Владели им многие, однако вот так — красиво и медленно, как Линнервальд, — накат мог продемонстрировать только Дерен. У остальных были, скорее, хаотичные малоконтролируемые всплески. Даже у капитана.
Рэму было не привыкать к самым разным формам давления. Ему приходилось общаться даже с Макловски, командующим Объединённым Югом. Вот уж кто давил — так просто совал под пресс. Как кости не ломались?
— Я хотел бы поговорить сначала с Бо, — сообщил регент. — Но ты, Рэм Эффри Стоун, если будешь сидеть тихо, можешь остаться.
Рэм набычился: надо же, регент помнил его полное имя. Тоже зануда…
С капитаном не поспоришь, и дерзить он регенту не собирается, ладно. Но и помогать — тоже не нанимался. Пусть сначала покажет свой хвалёный профессионализм. Пока — ничего особенного. Уловки — как в школе.
Линнервальд вздохнул, и Рэм демонстративно отсел подальше: мол, общайся, я тебе не мешаю.
— Мне нужно проговорить с вами технику безопасности, — сказал регент. — Никто на «Лазаре» не знает, что пилот Себастиан Бо — машина.
— Ну так пусть узнают! — буркнул Рэм.
— Зачем создавать проблемы, когда у нас и своих достаточно?
— Ну, узнают же рано или поздно? — пожал плечами парень.
— Тогда и будем принимать меры. А пока — ведите себя… — регент сделал паузу. — Как люди. Оба. Времени у нас мало, и лучше бы вам сотрудничать со мной. Что вы будете делать, если опять попадёте под «шум»?
Рэм дёрнул плечом. На него не подействовала эта хаттская дрянь. Но Бо…
Он посмотрел на приятеля, тот опустил глаза — он сам не понимал, что с ним случилось.
— Никаких безобразий, договорились? — спросил Линнервальд. — Вы прилетели сюда работать, понимаете это?
— Да мы и не отказываемся, — дёрнул плечом Рэм. — Капитан приказал, значит, так надо. Только мне-то что делать? На мне эта хаттская фигня не сработала.
— Ты будешь образцом для сравнения, — отозвался Линнервальд задумчиво.
— А Дерен? — удивился Рэм.
Вот уж где образец так образец! Он вообще даже не почесался, попав под «шум».
— Психика Дерена не может быть образцом для сравнения, — терпеливо пояснил Линнервальд. — Он — истник.
— А что это такое — истник? — вдруг негромко спросил Бо.