Поместье Кларенс (Айви)

Глава 29

Элора склонилась над унитазом, выташнивая свой завтрак.

Она не была беременна. В мусорном ведре было три отрицательных теста на беременность, чтобы доказать это.

Нет, у нее было разбито сердце.

Именно этим объяснялась постоянная тошнота в течение последних двух недель. С того момента, как она вышла из дома Зейна, ее организм отказывался от пищи, как будто наказывая ее за неправильное решение.

— Уф. — она вытерла рот и заставила себя встать, шаркая к раковине, чтобы почистить зубы. Снова.

Она только смыла зубную пасту с губ, когда до ванной донесся звук распахивающейся двери ее спальни.

— Элора!

— Стучи, Айви. — Сегодня у нее не было сил общаться со своей подругой.

— Элора!

В голосе Айви прозвучала нотка паники, которая заставила Элору выпрямиться. Она бросилась к двери и распахнула ее как раз в тот момент, когда Айви собиралась постучать. Рука ее подруги замерла в воздухе.

Лицо Айви было бледным. Слезы размазали тушь по ее щекам.

— Что не так? — спросила Элора, чувствуя, как у нее внутри все сжимается. Было всего несколько причин, по которым Айви могла плакать. Было всего несколько человек, по которым Айви могла плакать.

Либо что-то случилось с Франсэс, Джеффом или Эдвином. Либо что-то случилось с Зейном.

Еще больше слез полилось из глаз Айви, когда она прикрыла рот рукой, чтобы заглушить рыдание.

— Скажи мне. — Элора схватила Айви за плечо, встряхивая.

Айви опустила руку, дав волю очередному рыданию, а затем сообщила новость, от которой мир перестал вращаться.

— Зейн. Он попал в аварию на мотоцикле.

У Элоры болели колени.

После того, как Айви рассказала ей о несчастном случае с Зейном, она рухнула на пол, ударившись коленями о кафель.

Не успела Айви сообщить ей эту новость, как Эдвин в панике пробежал трусцой по ее спальне в поисках своей сестры.

Именно Эдвин поднял Элору на ноги. Затем он отвез их в больницу, где они просидели в холодном зале ожидания семь часов.

Элора выбрала стул в самом дальнем углу комнаты, у окна. Холодный воздух просачивался сквозь стекло, и благодаря коротким ноябрьским дням на улице наступила ночь. Уличные фонари освещали парковку. Вдалеке завыла сирена скорой помощи, ее тон менялся по мере того, как она приближалась все ближе и ближе к отделению неотложной помощи.

Она не могла унять дрожь. У нее стучали зубы. Ее ноги подпрыгивали на полу, усиливая боль в коленях. Все, что ей было нужно — это встать и пройтись по комнате, но она изо всех сил старалась слиться со стенами.

Чтобы остаться незамеченной для семьи Кларенсов, собравшейся в противоположном конце зала ожидания.

Эдвин держал Айви под мышкой. Близнецы опирались друг на друга с тех пор, как приехали этим утром. Мать Зейна была такой расстроенной и растрепанной, что Элора сначала с трудом узнала ее.

Светлые волосы Елены были собраны в узел, который распустился и теперь висел криво. Если она и нанесла макияж этим утром, то он был смыт слезами. И вместо отглаженных слаксов, кашемировых свитеров и жемчужных ожерелий, которые Элора видела на ней всякий раз, когда Елена тайком выбиралась из кабинета отца после перепихона, на ней были свободные кремовые спортивные штаны и такая же куртка на молнии. На ее рукаве было пятно от кофе, оставшееся после того, как Эдвин принес ей чашку ранее, а руки Елены так сильно дрожали, что она пролила его на себя.

Потом был Дэвид.

Элора не видела его с тех пор, как узнала о том, что он отец Лукаса.

В то время как его жена была в отчаянии, Дэвид выглядел так, словно у него просто был долгий рабочий день в офисе. Галстук был ослаблен, небрежно болтаясь на шее. Верхняя пуговица его накрахмаленной белой рубашки была расстегнута, а рукава закатаны до локтей. Его пиджак висел на мягкой спинке стула. Но в остальном он выглядел как более старая версия Зейна, за вычетом татуировок.

Очевидно, у Элоры и ее матери был свой типаж.

Эмоции боролись в ней, когда она смотрела на него. Она не доверяла себе, чтобы заговорить.

Если бы она открыла рот, то либо начала бы истерически рыдать, либо правда выплеснулась бы наружу. Итак, Элора сидела в своем кресле, надеясь, что холод заставит ее оцепенеть. Этого еще не произошло. Но прошло всего семь часов.

Семь часов.

Зейн был в операционной с тех пор, как они приехали. Это был хороший знак? Или плохой? Вскоре после того, как они прибыли сегодня утром, офицер полиции пришел на встречу с Дэвидом и Еленой. Элора бесстыдно подслушивала, когда полицейский рассказывал подробности несчастного случая.

Зейн взял свой мотоцикл, чтобы прокатиться. Должно быть, ему нужно было проветрить голову. Возможно, прошлая ночь в клубе выдалась тяжелой. Или, может быть, он хотел воспользоваться преимуществами хороших дорог до того, как выпадет снег и его мотоцикл будет заперт до весны.

Какой бы ни была причина, Зейн находился примерно в десяти кварталах от своего района, когда машина проехала на красный свет и врезалась в мотоцикл.

Водитель машины был всего лишь ребенком. Подростком, опаздывавшим на свою смену посудомойщика в соседней закусочной. На нем не оказалось ни царапины.

Тем временем Зейн боролся за свою жизнь.

Дрожь в руках Элоры была настолько заметна, что она спрятала их под бедра. Затем она закрыла глаза и начала молиться.

Пожалуйста, не забирай его.

В последний раз Элора была в церкви на прошлогодней рождественской службе. С тех пор она не молилась. Но сегодня вечером она не просто молилась. Она умоляла. Умоляла сохранить Зейну жизнь.

Потому что этот мир — ее мир — был бы темным без его света.

— Эй.

Глаза Элоры распахнулись при звуке голоса Айви. Слеза скатилась по ее щеке, и она смахнула ее.

Айви грустно улыбнулась ей и уселась на сиденье рядом с Элорой. Затем ее подруга взяла ее за руку, крепко сжав, и они сидели молча.

Часы на стене тикали слишком громко. Каждый раз, когда кто-то проходил мимо комнаты ожидания, Элора выпрямлялась, надеясь на новости. Но прошел еще час.

Восемь часов.

Не было ничего хорошего в том, что кто-то находился в операционной в течение восьми часов.

Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

Ему еще так много оставалось отдать. Осталось так много всего, что он хотел сделать со своей жизнью.

Зейн не поднимался на гору Килиманджаро. Он только что купил дом на Мауи, но с тех пор, как начал делать в нем ремонт, он ни разу там не останавливался.

Он хотел сделать еще несколько татуировок. Он еще не решил, что это будет, но уже выбрал места. На ноге. На внутренней стороне его правого предплечья. И что-то маленькое на сердце.

Он не женился на любви всей своей жизни.

У него не было красивых детей.

Глаза Элоры наполнились слезами. Остановить слезы было невозможно, поэтому следующий час она провела, ловя их и молясь.

Пожалуйста, не забирай его.

— Мистер и миссис Кларенс. — Кто-то прочистил горло. — Я доктор Чен.

Айви вскочила со своего места, спеша присоединиться к родителям, когда в комнату ожидания вошел мужчина в темно-синей форме и такой же шапочке.

Элора поднялась со своего места, у нее перехватило дыхание, потому что она не хотела пропустить ни слова.

— Зейн жив, — сказал доктор.

Елена вскрикнула, закрыв лицо руками.

Дэвид обнял жену одной рукой, притягивая ее к себе.

— Мы можем его увидеть?

— Только не долго. Он в критическом состоянии. Его тело получило серьезную травму, и ему нужно отдыхать. Но на нем был шлем, и это, вероятно, спасло ему жизнь.

Он был в шлеме. Зейн ненавидел свой шлем, но сегодня он его надел. Точно так же, как во время их поездки несколько недель назад.

Врач продолжил перечислять различные травмы Зейна, описывая часы, которые они провели в операционной. Элора прислушалась, но все, что она услышала, было то, что он жив.

И, что он был в своем шлеме.

Часы страха и беспокойства лились из ее глаз. Рыдание вырвалось наружу, и прежде чем следующий крик смог прервать доктора, она выскользнула из приемной.

Ее мышцы болели. Ее тело затекло, но она шла все быстрее и быстрее, пока не увидела вывеску «Женский туалет». Она толкнула дверь, от движения включился свет, и она вбежала в первую кабинку.

Затем она позволила своим эмоциям вырваться из оков.

Она закрыла лицо руками и закричала. Она плакала так сильно и громко, что звук отражался от кафельных стен. Ее грудь болела, а в горле першило к тому времени, когда она наконец взяла себя в руки настолько, чтобы встать.

Элора высморкалась в дешевую туалетную бумагу и плеснула водой на лицо, рискнув взглянуть в зеркало. Она выглядела такой же несчастной, какой себя чувствовала. Рыдания прекратились, но остановить слезы было невозможно, поэтому она скомкала дешевую туалетную бумагу и сунула ее в карман.

Когда она вернулась, в приемной были только Эдвин и Айви.

— Мама с папой пошли навестить Зейна, — сказала Айви. — Мы пойдем следующими.

— Хорошо. — Элора указала в сторону коридора. — Я думаю, мне пора идти.

Айви усмехнулась.

— Нет, ты повидаешься с Зейном.

— Я просто… — Она проглотила комок в горле. — Я просто хотела знать, что с ним все в порядке.

Айви скрестила руки на груди.

— Ты можешь сама убедиться.

— Я не член семьи.

— Ты хочешь его увидеть или нет?

Элора хотела увидеть его, хотя бы на мгновение.

— Да.

— Тогда заткнись. — Айви взяла Элору за руку и потянула ее в коридор как раз в тот момент, когда Елена и Дэвид появились из двойных дверей.

Дэвид прижимал жену к себе, что-то шепча ей на ухо, пока они шли.

Елена кивнула в ответ на то, что он сказал, и обвила руками его талию.

Эдвин подошел и встал рядом с Элорой.

— Ну? — спросил он своих родителей.

— Он неважно выглядит. Приготовьтесь к этому, — сказал Дэвид. В его глазах было что-то навязчивое, чего она раньше не замечала. Он заботился о своих детях, и сегодня вечером он чуть не потерял одного из них.

Сердце Элоры сжалось.

Он ведь не знал о Лукасе, не так ли? Дэвид не знал, что у него есть еще один ребенок. Ее мать, должно быть, сочинила впечатляющую ложь всем мужчинам в своей жизни.

— Мы все можем зайти и посмотреть на него? — спросила Айви.

Дэвид кивнул.

— Только на несколько минут. Они предпочитают впускать по одному человеку за раз, но медсестры сделают исключение.

Любая больница сделала бы исключение для Дэвида Кларенса. После спасения жизни его старшего сына эта больница, несомненно, получит значительное пожертвование, когда уляжется пыль.

Эдвин направился к двойным дверям. Он нажал большую кнопку на стене, и когда они с жужжанием открылись, он подошел к столу в отделении интенсивной терапии, наклонившись, чтобы поговорить с медсестрой.

Она кивнула, жестом приглашая их следовать за ней.

В комнатах вместо стен были стеклянные панели, отделявшие их от коридора. В большинстве из них были задернуты белые занавески, что обеспечивало пациентам уединение, но из открытых дверей доносились звуки различных аппаратов. Стерильный запах обжег нос Элоры.

Айви взяла Элору за руку. Они цеплялись друг за друга с каждым шагом.

Медсестра заглянула в палату, отодвинув занавеску.

— Всего несколько минут, хорошо?

— Спасибо. — Эдвин кивнул ей и проскользнул за занавеску.

Айви отпустила руку Элоры и последовала за своим братом.

Она хотела оставить их на минутку наедине, поэтому ноги Элоры оставались приклеенными к стерильно белому полу. Ее сердце колотилось так сильно, что она чувствовала пульс кончиками пальцев. Когда Айви ахнула, Элора сжала руки в кулаки с такой силой, что ногти оставили полумесяцы на ладонях.

Она считала свои вдохи и выдохи, заставляя себя вдыхать и выдыхать, пока, наконец, занавеска не отодвинулась и не появились Эдвин и Айви.

Айви прижалась к брату, совсем как Елена к Дэвиду.

Элора поспешила мимо них, нырнув за занавеску, и воздух наполнился ее собственным вздохом.

Зейн лежал ничком на кровати, его торс был обмотан бинтами. Из его груди выходила трубка. Другая была у него во рту. Обе руки были забинтованы. Его нижняя половина была накрыта белым одеялом, за исключением одной ноги, которая была в подвешенном состоянии.

И его лицо.

Элора поднесла руку ко рту, ее подбородок задрожал.

Его глаза и нос распухли. Его губы были опухшими и ободранными до крови.

Когда она медленно приблизилась, стали видны швы и следы хирургических разрезов. Повреждение его органов было тем, что чуть не убило его.

Монитор напротив нее издал звуковой сигнал, линии на экране прыгали вверх и вниз в такт его сердцебиению.

Элора сосредоточилась на пальцах его левой руки. Костяшки его пальцев были ободраны, но, похоже, ни один не был сломан. Она осторожно коснулась его руки, и в ту минуту, когда почувствовала его кожу, слезы снова потекли по ее щекам.

Его рука была слишком холодной.

— Я люблю тебя, — ее голос дрогнул. — Я всегда буду любить тебя.

Она почти ожидала, что Зейн откроет глаза и посмотрит на нее так, словно знал это с самого начала. Что она никогда не скрывала свою любовь так хорошо, как старалась.

Но вместо этого его кардиомонитор замолчал.