Поместье Кларенс (Айви)

Глава 8

Никогда больше. Пока Элора не получит ответы, она больше никогда не придет на ужин в дом своих родителей. Ее вилка заскребла по тарелке, отодвигая еду. Ее желудок был скручен в узел, что мешало ей есть.

Она подняла глаза, наблюдая за Лукасом, который запихивал в рот огромный кусок, его щеки раздувались, как у бурундука, когда он пытался жевать. Элора улыбнулась. Он сделал это, чтобы заставить ее улыбнуться, и она его не подвела. Никогда не подведет.

— Лукас, — отчитала его мать.

Он пожал плечами в знак извинения.

С тех пор как она разговаривала с ним в последний раз, он успел поменять прическу. Бока были коротко подстрижены, но макушка, которая обычно была такой же прямой, как у нее самой, представляла собой копну темных кудрей. Очевидно, это была современная тенденция, и у каждого мальчика в футбольной и баскетбольной командах была химическая завивка. Она безжалостно дразнила его по этому поводу, когда приехала раньше.

Но его новый стиль не скрывал черт, которые она не могла перестать замечать.

У него были голубые глаза, как у папы. Но оттенок был другой. Совсем другой.

Лукас проглотил свой кусок и поймал ее пристальный взгляд.

— Ты сегодня странно себя ведешь.

Элора положила себе на тарелку еще еды.

— Ты хорошо себя чувствуешь, кнопка? — спросил ее отец со своего места за обеденным столом.

— Отлично. У меня был поздний ланч в кампусе, — солгала она.

— Ты же знала, что придешь сюда. — Тон ее матери был полон осуждения, но лицо ничего не выражало.

Элора была точной копией своей матери. Человек, которого она презирала больше всего, каждое утро приветствовал ее в зеркале. Человек, который научил ее этому пустому взгляду.

К счастью для Лукаса, единственной общей чертой между ним и мамой был цвет их волос.

— Как продвигаются занятия? — спросил папа.

— Хорошо.

— Думаешь, ты выпустишься? — Лукас одарил ее ухмылкой.

— Еще только начало семестра, но, скорее всего. — Ему нравилось подшучивать над ней по поводу ее оценок, хотя он знал, что она никогда в жизни не получала меньше пятерки.

Личная жизнь Элоры Мальдонадо, возможно, и была неудачной, но в учебе она была звездой.

— Дела в школе идут хорошо? — спросила она Лукаса.

Его взгляд метнулся между родителями, прежде чем снова опуститься на свою тарелку.

— Ага.

— Нам нужно немного подтянуть математику. — Папа положил руку Лукасу на плечо. — С понедельника у нас новый репетитор.

Элора открыла рот, готовая вызваться помочь, но остановилась. Она изо всех сил старалась пережить этот пятничный обед, который ее родители проводили раз в месяц, и ее не было дома с прошлого раза. Если Лукасу нужна была помощь с математикой, ей пришлось бы навещать его ежедневно, а она никак не могла этого сделать.

— Как дела с футболом? — спросила Элора.

— Хорошо. — Этот вопрос вызвал улыбку на его лице. — Тренер собирается поставить меня квотербеком (прим. ред.: квтотербек — позиция игрока нападения в американском и канадском футболе. В современном футболе он является лидером и ключевым игроком в атакующих построениях команды, задачей которого является продвижение мяча по полю) в нашей завтрашней игре. Ты все еще собираешься прийти посмотреть, верно?

— Да. — Она кивнула. Элора не пропустила ни одной игры с тех пор, как он перешел во второй класс, и на протяжении всей средней школы.

— Ладно. — Он ухмыльнулся и откусил еще один огромный кусок, сморщив нос, чтобы рассмешить ее.

Лукас был радостью в этом доме. Его милая натура еще не была запятнана. Эти ежемесячные обеды были его идеей после того, как Элора переехала после окончания школы. Она беспокоилась о том, что он здесь один. Застрял с их матерью.

В следующем году он пойдет в старшую школу. У старшей школы «Астона» была способность губить людей. Станет ли он пресыщенным, как Элора? Не украдет ли она его свет?

Если бы только она могла удержать его в пузыре. Если бы только она могла вытащить его из этого проклятого дома.

— Ты снова на меня пялишься. — Он высунул язык. — Перестань быть странной.

— Прости. Просто… эти волосы. — Еще одна ложь легко сорвалась с ее языка. Еще один талант, который она унаследовала от своей матери.

— Они потрясающие. — Лукас провел рукой по своим кудрям.

— Может быть, мне стоит сделать так и со своими. — Папа взъерошил свои короткие каштановые волосы.

— Я уверена, няне это понравилось бы, — пробормотала ее мать. — И твоей помощнице.

За столом воцарилась тишина.

Мама всегда хваталась за возможность разбрасываться папиными изменами, как конфетами на параде. Ирония судьбы, не правда ли? Между тем папа ни разу не произнес ни слова обвинения. Может быть, потому, что он знал, что это неподходящий разговор за семейным обедом. Или, может быть, потому, что он жил в таком же отрицании, как и Элора.

Никогда больше.

Зазвонил его телефон, прервав неловкое молчание. Папа поднял руку, встал со стула и, прижав ее к уху, вышел из комнаты.

Мама даже не потрудилась попрощаться, встала и вышла, крепко сжимая в руке бокал вина.

— Может быть, мы могли бы встречаться за ланчем где-нибудь еще, — сказал Лукас. — Пятничные вечера сейчас, знаешь ли, довольно напряженные, друзья и все такое.

Или он становится достаточно взрослым, чтобы тоже ненавидеть их семейную жизнь.

— Мне бы этого хотелось. Как насчет того, чтобы встретиться завтра после твоей игры?

— Ладно. Круто.

Они обменялись взглядами, полными извинения. Он сожалел, что попросил ее прийти. Она, что он увидел правду.

— Что ты делаешь сегодня вечером? — спросила она.

Лукас пожал плечами.

— Наверное, поиграю в видеоигры или что-то в этом роде. А ты?

Напьюсь. Там будет много выпивки.

— Ничего интересного.

Они оба встали, оставив посуду убирать персоналу. Лукас проводил ее до двери, обняв на прощание, когда она взъерошила его вьющиеся волосы.

Она подождала, пока не сядет в свою машину и не уедет из родительского поместья, прежде чем позволить себе вздохнуть полной грудью. Прошло несколько недель с тех пор, как она отправила то электронное письмо. Сколько времени потребуется для получения ответов?

Айви бы знала. Но она не собиралась втягивать в это свою подругу. Пока нет. В конце концов, это неизбежно, но пока это было бременем Элоры.

Дорога домой заняла час из-за пробок, и когда она припарковалась в своем гараже, волна усталости обрушилась на ее плечи. Но она не могла заставить себя войти внутрь. Там ее ничего не ждало. Машины Айви не было. В пятницу вечером ее подруга, вероятно, была в «Измене».

Обычно Элора тоже пошла бы туда. Она бы выпила и растворилась в Зейне. Но теперь с этим было покончено. Она ничего не слышала о нем с тех пор, как он порвал с ней десять дней назад — она считала.

Ей стоило немалых усилий выкинуть его из головы. Может быть, именно поэтому она так устала. Потому что сожаления были тяжелее секретов.

Боже, она скучала по нему. В ее сердце была дыра размером с Зейна.

Он был единственным мужчиной, который никогда не подталкивал ее к разговору просто ради того, чтобы заполнить минуты молчания. Он был единственным мужчиной, который не обращал внимания на ее пустое выражение лица. Он был единственным, кого она впустила в свое нежное сердце.

И все же ее было недостаточно.

Она задним ходом выехала из своего гаража.

Вместо того чтобы сосредоточить свою энергию на школьных занятиях, походах по магазинам или многочасовых занятиях на беговой дорожке, она собиралась успокоить боль водкой.

Она поехала в другое популярное место отдыха в городе, расположенное в пятнадцати минутах езды от поместья. «Клуб 27» был не таким эксклюзивным и дорогим, как «Измена», но очередь на вход была такой же длинной. Элора припарковалась, зная, что сама домой она не поедет, и направилась ко входу, сунув ключи в клатч.

Рваные джинсы, которые она надела на ужин, заставили ее мать съежиться. Ее укороченный топ облегал грудь и подчеркивал бледную кожу торса. Ее каблуки от «Луи Витон» были украшены металлическими заклепками. Не совсем клубный наряд, но сегодняшний вечер был не о моде или облегающих платьях. Сегодняшний вечер был посвящен алкоголю.

Вышибалы на входе без колебаний пропустили ее внутрь. Айви лидировала в «Измене», но, когда дело доходило до «Клуба 27», Элора была фавориткой. Она направилась прямиком к бару, скользнув на одно из последних свободных мест.

Через час заведение будет переполнено. Она надеялась, что через час забудет обо всем на свете.

Она заказала мартини у бармена и после первого блаженного глотка развернулась на своем табурете, чтобы осмотреть клуб. Из динамиков лилась музыка. Огни вспыхивали на оживленном танцполе. Элора узнала несколько лиц из «Астона».

И лицо, которого не должно было быть здесь, за тремя столиками от нее.

Зейн.

Сердце Элоры упало.

У него на коленях сидела женщина. Ее светлые волосы волнами ниспадали до талии. У нее были изгибы. Она непринужденно улыбнулась, откинула голову назад и рассмеялась. Один взгляд, и Элора поняла, что в этой женщине было все, чем она не была.

Рука Зейна обвивала бедро женщины, его пальцы были растопырены на ее облегающем платье. На лице Зейна тоже была улыбка. Элора не могла вспомнить, когда в последний раз заставляла его улыбаться.

Он удерживал женщину на месте у себя на колене, разговаривая с другим мужчиной за их столиком. Тейт. Он был другом Зейна по колледжу. Элора познакомилась с Тейтом прошлой весной на вечере в «Измене», когда пришла в клуб без Айви.

Тейт не спрашивал о ее отношениях с Зейном. Или почему она пришла в офис Зейна вместо того, чтобы веселиться с другими двадцатилетками в клубе. Он просто налил ей выпить и пригласил к разговору.

Они втроем засиделись допоздна, обсуждая планы Тейта вернуться в этот район из Лас-Вегаса, пока Элора не заснула на диване Зейна, а друзья предавались воспоминаниям о своих днях в Астоне.

Элоре нравился Тейт. Или так оно и было, пока он не рассмеялся над чем-то, что сказала женщина на коленях у Зейна. Предатель.

Она прижала руку к груди и уставилась на Зейна. Боль, такая всепоглощающая, такая разрушительная, разлилась по ее груди, что она с трудом могла дышать.

Сегодня вечером он выглядел прекрасно. Он выглядел счастливым. Он был в рубашке на пуговицах, ее белизна сияла под черными фонарями клуба. Рукава были застегнуты на запястьях, скрывая татуировки, которые Элора всегда любила обводить, пока он спал.

Неужели эта блондинка уже заняла ее место? Возможно. Это было то, чего он хотел, не так ли? Женщину, которая сидела бы у него на коленях. Кто-то, кто не стал бы скрывать свои чувства, потому что они пугали ее. Любовница. Подружка. Жена.

Именно Тейт заметил, что Элора пристально смотрит на него. Его улыбка погасла, когда он наклонился ближе, чтобы прошептать что-то на ухо Зейну.

Взгляд Зейна метнулся в ее сторону. Его плечи напряглись.

Элора подняла свой бокал с мартини, отсалютовав ему. Затем она сделала еще один глоток, прежде чем поставить свой напиток на стойку и выйти за дверь. Вот тебе и повод напиться.

По крайней мере, ей не придется искать попутку домой. Безнадежность разлилась по ее венам, когда она возвращалась к своей машине. Неужели он не мог подождать еще немного? Разве он не мог притвориться убитым горем? Разве он не мог пойти на свидание в свой собственный гребаный клуб?

К тому времени, когда Элора вошла в свою спальню дома, она была в оцепенении.

Она сбросила туфли и тихо прошла через поместье в самую большую гостиную, где Джефф всегда следил за тем, чтобы тележка с напитками была заполнена. Она налила себе стакан текилы и осушила его одним глотком. Она поморщилась, наслаждаясь жжением, согревающим ее внутренности, затем направилась в свою спальню.

Почему он не мог остаться в «Измене»? Элора провела десять дней, представляя его с барменшей Томми. Почему именно «Клуб 27»? Он знал, что она ходит туда время от времени.

Был ли это его план? Причинить ей боль так же, как она причинила ему? Что ж… в этом не было необходимости. Она была вполне способна сама себя наказать.

Она поплелась к скамейке у окна, ее конечности становились слабее по мере того, как текила просачивалась в кровь. Она свернулась калачиком на сиденье, прижавшись виском к холодному стеклу, вглядываясь в ночь, и позволила горячим слезам потечь по ее лицу.

К черту его. К черту Зейна Кларенса и его хорошенькую блондинку. К черту эти чувства.

Какой в этом был смысл? Закончить так же, как ее родители, в ненавистном браке, переполненном ложью и предательствами?

К черту любовь.

Элора встала и сорвала с себя одежду, оставляя за собой след на полу, когда забиралась в свою кровать. Слезы не прекращались. Почему они не прекращались?

Остановитесь. Пожалуйста, остановитесь. Боль была такой сильной, что она уткнулась лицом в подушку и закричала.

Никому не было дела.

Не было никого, кто мог бы ее выслушать.

Никто никогда не был таким человеком.

Элора резко проснулась, когда матрас прогнулся под тяжестью чьего-то веса. Комната была залита приглушенным лунным светом, падавшим из окна, и этого было достаточно, чтобы разглядеть его точеные черты. Но ей не нужно было видеть своего посетителя. Ее любимый одеколон, тот, что она купила ему на Рождество, выдал его.

— Это та женщина, которую ты хочешь? — ее голос был хриплым от того, что она кричала ранее.

Зейн пропустил прядь ее волос между пальцами.

— Она будет ходить с тобой на свидания?

На этот вопрос он тоже не ответил, продолжая расстегивать пуговицы на своей рубашке.

— Она позволит тебе покупать ей украшения? — Укрывшись одеялом, Элора подтянула ноги к груди, пытаясь скрыть, как сильно ее начало трясти. — Она познакомится с твоими родителями?

— Она уже знакома с моими родителями.

Элора крепко зажмурилась, стараясь прогнать слезы. К счастью, она, должно быть, выплакала их все раньше. Ее подушка была все еще влажной.

— Ты тоже знаешь моих родителей, Эл.

Она ненавидела его родителей. Но дело было не в этом.

Элора была знакома с Дэвидом и Еленой, не потому что Зейн привел ее домой и представил им как свою. Она знала Кларенсов из-за Айви.

И потому что, когда ей было шестнадцать, она столкнулась с матерью Зейна, выходившей из кабинета ее отца. Елена расправляла подол своего платья. Когда она посмотрела на своего отца, его губы были в красных пятнах от ее помады.

Извращенные маленькие интрижки.

Зейн встал, снимая ботинки. Затем звук расстегиваемого ремня наполнил комнату, прежде чем его джинсы шлепнулись на пол. Он потянул за край ее постельного белья, от прохладного воздуха по ее обнаженной коже побежали мурашки. А потом он прогнал холод, прижавшись к ней своим совершенным, сильным телом.

У Элоры не было другого выбора, кроме как отпустить свои ноги, повернуться к нему лицом и потянуться пальцами ног к его ногам.

— Ты трахнул ее?

Его руки обхватили ее лицо, их носы почти соприкасались.

— Замолчи.

Зейн запечатлел на ее губах единственный поцелуй, на вкус похожий на мяту и джин.

Она оторвала свои губы.

— Ответь мне. Ты трахнул ее?

Если он собирался разбить вдребезги остатки ее сердца, то должен был действовать основательно.

— Нет, — прорычал он, снова завладевая ее губами. Этот поцелуй не был сладким или располагающим к себе. Его рот был твердым, а язык просунулся между ее зубами, беря то, что он хотел. Затем он отстранился, его член настойчиво прижимался к ее влажным складочкам. — Но я собираюсь трахнуть тебя.

Элора пожалела, что у нее нет сил сопротивляться ему. Но этот корабль отплыл много лет назад, поэтому она перевернулась на спину и раздвинула ноги пошире, освобождая ему место в колыбели своих бедер. Затем она застонала, когда он вошел внутрь, полностью заполняя ее, когда она растянулась вокруг него по всей длине.

— Зейн, — захныкала она, впиваясь ногтями в напряженные мышцы его спины. Они подходят друг к другу, как кусочки головоломки. Ее края не были такими зазубренными, когда он прижимал ее к себе.

— Будь ты проклята, Элора. — Он вышел и снова вошел в нее, ее тело растаяло, когда основание его члена прижалось к ее клитору. — Будь ты проклята.

— Тебе следовало остаться в «Измене». — Она наклонила бедра, посылая его глубже. — Тебе следовало держаться подальше.

— Я не могу, — он говорил сквозь стиснутые зубы. — Будь ты проклята.

Она позволила ему обругать себя. Она закрыла глаза и позволила ему трахнуть себя. И поскольку этот раз должен был стать последним, ради спасения ее сердца, она запомнила каждый толчок.

Ее руки исследовали выпуклости его груди, пока он двигал бедрами, задавая требовательный ритм. Кончики ее пальцев скользнули по его прессу. Она провела пальцем по мышцам вниз по его позвоночнику и погладила округлости его идеальной задницы.

Затем она выдержала его взгляд, утонув в этих голубых омутах. Ещё раз.

Он снова поцеловал ее, переплетя свой язык с ее. Он застонал, их тела двигались вместе в этом идеальном танце. Или это было идеально, если бы не крайняя степень отвращения к себе. Она была такой слабой.

— Черт, — прошипел он, когда ее внутренние стенки начали сжиматься. — Ты чувствуешься так чертовски хорошо.

— Сильнее.

Зейн не разочаровал ее. Он работал своим телом пока она не начала извиваться под ним. Запах пота и секса повис в воздухе, когда его рот завладел ее ртом.

Ни один мужчина никогда не сравнится с ним. Ни один мужчина никогда не заставит ее испытывать такие сильные чувства. Зейн погубил ее.

Она оторвала взгляд от своего рта, когда пальцы ее ног подогнулись.

— Зейн.

— Давай, детка. Кончи на мой член.

Напряжение нарастало, все выше и выше с каждым движением его бедер, пока она не сломалась. Элора запульсировала вокруг него, когда перед ее глазами вспыхнули белые пятна. Она взлетела, забыв о боли и страдании в сердце. Ничто не имело значения, кроме того, что он был здесь. Что он принадлежал ей.

— Элора, — ее имя, произнесенное этим гортанным хрипом, вызвало у нее оргазм, когда он излился в нее, его тело дрожало от собственного освобождения.

Она наблюдала, как экстаз исказил черты его лица. Морщину у него на лбу. То, как он сомкнул губы. Напряжение в его челюсти. Совершенство. Он был ее совершенством.

Зейн рухнул на нее сверху после последнего толчка, заключив ее в объятия и перекатившись, прижимая ее к своей груди. Его сердце бешено колотилось под ее щекой, пока они пытались восстановить дыхание. Затем он убрал волосы с ее висков, его глаза сузились, когда он изучал ее лицо. Даже в темноте комнаты мягкость в выражении его лица говорила о том, что он заметил ее опухшие глаза.

Он притянул ее лоб к своим губам, запечатлев поцелуй, затем прижал ее крепче, как будто собирался обнимать всю ночь.

Но она высвободилась из его объятий и присела на край кровати.

Она возненавидит себя в тот момент, когда он уйдет, но он не мог остаться. Если он останется на ночь, она захочет и завтрашнюю. И следующую ночь после. И следующую ночь после той.

Ради нее и себя он не мог остаться. Поэтому она подняла его джинсы и швырнула их на кровать.

— Никогда больше, — прошептала она. На нетвердых ногах она направилась в ванную, заперлась изнутри, чтобы скрыть свои беззвучные слезы, и включила душ.

Она не слышала, как ушел Зейн.

Но когда она появилась, насквозь промокшая, его уже не было.