Восемь Драконов и Серебряная Змея

Глава 16 Двое нежданных гостей приносят дурные вести, а серебряная змея совсем не по-змеиному треплет добычу

Дуань Чжэнмин, государь Да Ли, пребывал в затруднении — нужно было срочно что-то предпринять, но все возможные действия, что видел правитель, лишь ухудшали его положение, неся с собой новые трудности. Едва слышно вздохнув, он мысленно воззвал к Будде Амитабхе, и опустил белую костяшку на доску для облавных шашек.

Его соперник в игре, буддийский монах Хуанмэй, добродушно прищурился, качая головой, и сделал свой ход — как и ожидал правитель Да Ли, создавший для белых фишек ещё большую угрозу, чем ранее. Дуань Чжэнмин недовольно сжал губы — по-видимому, Амитабха находился на стороне своего посвященного в этом противостоянии.

Сидящий рядом с игроками Инь Шэчи от избытка чувств накрыл ладонью рот — он в который раз с трудом удерживался, чтобы не начать подсказывать играющим ходы. Юноша видел несколько способов облегчить положение белых, но подозревал, что и для Хуанмэя они не были секретом — настоятель буддистского монастыря Няньхуа, который, как и государь Да Ли, гостил сегодня во дворце Принца Юга, показывал очень высокий уровень игры. Все шло к тому, что духовная власть одержит победу над мирской, и Шэчи, заранее напросившийся на игру с победителем, уже предвкушал напряжённую битву умов на игровой доске. Он был твердо намерен отомстить за дядю своей жены, начисто разгромив монаха, благо кое-какие недостатки в его игре он уже успел подметить.

Колебания правителя Да Ли, вновь застывшего с белой фишкой в руке, прервал вошедший Дуань Чжэнчунь. Государь повернулся к брату с плохо скрываемым облегчением — он не очень-то любил проигрывать, и был рад любой возможности избегнуть неминуемого поражения.

— Что у тебя, Чжэнчунь? — спросил он с показным спокойствием.

— Незваные гости, — ответил принц в лёгком замешательстве. — Просят встречи с тобой, брат, и очень странно себя ведут при этом.

— Что за гости, и что с ними не так? — заинтересовался правитель.

— Монахи из Северного Шаолиня, — пожал плечами Дуань Чжэнчунь, — но, право слово, они больше похожи на похоронных плакальщиков. У обоих глаза на мокром месте. Они успели побывать в твоём дворце, и узнав, что ты — у меня в гостях, прибыли сюда.

— Верно, у них для меня некая важная и неприятная новость, — медленно проговорил Дуань Чжэнмин. — Что ж, наставник, придется нам закончить игру в другой раз, — обратился он к Хуанмэю с неубедительным сожалением в голосе.

— Как вам будет угодно, государь, — ответил тот, кланяясь. В его добродушной улыбке виднелась самая лёгкая в мире тень насмешки.

Правитель с нарочитым спокойствием отвернулся, и отдал слугам несколько быстрых распоряжений. Те внесли его парадные одежды: витые наплечники из золотой проволоки, и корону — высокую шапку из золотой сетки, овальную и с заострённым верхом. Облачившись надлежащим образом, Дуань Чжэнмин сел на принесённый походный трон. Все присутствующие встали за его спиной, и нежданные просители были приглашены внутрь.

Вошедшие юноши выглядели достаточно обыденно — их серые монашеские одеяния, гладко выбритые головы, и неприметные лица не выделили бы их из сотни любых других последователей Будды, недавно вступивших на путь монашества. Примечательным было разве что проскальзывающие в их глазах горе и отчаяние. Молодые монахи опустились на одно колено, и низко поклонились.

— Встаньте, — велел им правитель. Те, вновь поклонившись, поднялись. — Что привело ко мне славных учеников Шаолиня?

— Приветствую тебя, государь, — заговорил один из двух монахов, более бойкий на вид. Его товарищ лишь смотрел по сторонам по-детски широко открытыми глазами, будто бы несказанно удивленный происходящим.

— Мое монашеское имя — Хуэйчжэнь, а это мой брат по вере, Сюйчжу, — представил себя и своего спутника монах. — Мы пришли к тебе с письмом от нашего старшего, Сюаньбэя, — доставая из-за пазухи конверт, Хуэйчжэнь неожиданно всхлипнул.

Сюйчжу (слева) и Хуэйчжэнь

Озадаченно приподняв бровь, Дуань Чжэнмин кивнул слуге, который взял письмо, достал его из конверта, и, тщательно осмотрев, поднес государю. Тот, приняв послание, углубился в чтение; монахи же, тем временем, выглядели все растеряннее, а более робкий Сюйчжу и вовсе пустил слезу. Подняв глаза от письма, правитель Да Ли с сомнением оглядел грустных послушников, и заговорил:

— Наставник Сюаньбэй заслужил мое искреннее уважение, как мастер боевых искусств и знаток учения Будды. Его приезд в Да Ли — честь и радость для меня. Когда он почтит мою столицу личным присутствием?

Этот вежливый вопрос вызвал в молодых монахах настоящую бурю — Хуэйчжэнь заплакал, прикрыв лицо руками, а Сюйчжу и вовсе зарыдал в голос, без сил опускаясь на пол.

— Всего три дня назад, — выдавил он сквозь слезы, — мы вошли в пределы Да Ли, и остановились передохнуть в монастыре Шэньцзе, намереваясь после отдыха двинуться в столицу. Но вчерашним утром, я вошёл в келью наставника, и… и… — он вновь зашелся в рыданиях. Дуань Чжэнмин терпеливо ждал.

— И нашел его лежащим без движения на постели, — наконец, продолжил юный монах, отдышавшись. — Он… он был мертв. Убит.

— Убит? — искренне удивился Дуань Чжэнчунь. — Как? Кем?

— Я… я не знаю, — испуганно ответил Сюйчжу. — На его груди был огромный синяк, а сама она как бы… вмялась внутрь.

— Оставил ли убийца какие-нибудь следы? — строго вопросил правитель Да Ли. Юный монах окончательно потерял дар речи, и лишь судорожно замотал головой в жесте отрицания.

— Келья наставника Сюаньбэя была такой же чистой, как и вчера, — вмешался его товарищ. — Убийца пришел и ушел незамеченным.

— На свете есть много могущественных боевых умений, способных убить одним ударом, и оставляющих подобные следы, — неожиданно заговорил Хуанмэй. — Но лишь одно из них способно преодолеть защиту такого искушённого практика боевых искусств и техник развития, каким был Сюаньбэй. Имя ему — шаолиньский Кулак Веды.

— Наш наставник практиковал это боевое искусство, — встрепенулся Хуэйчжэнь, утирая слезы. — Кулак Веды — один из семидесяти двух тайных стилей Шаолиня. Обучать ему кого-то, кроме внутренних учеников — строго запрещено.

— Верно, — печально кивнул Хуанмэй. — Однако же, не секрет, что многие из этих тайных искусств тем или иным способом попали в чужие руки.

— Значит, некий практик Кулака Веды, искусный в скрытности и техниках шагов, незамеченным проник в монастырь Шэньцзе, и убил одного из высокопоставленных шаолиньских монахов, также практиковавшего это искусство, — задумчиво проговорил Принц Юга. — Мне неизвестны сильные воины, считающие своими врагами как Шаолинь, так и лично Сюаньбэя.

— Я тоже ничего не могу сказать о врагах Шаолиня, — сумрачно ответил Хуанмэй. — Но есть у меня одна история, которой я хочу поделиться с вами, — присутствующие заинтересованно перевели на него взгляды, и даже всхлипывания юных монахов слегка поутихли.

— Тринадцать лет назад, когда я ещё не принял постриг, мне случилось сопровождать домой вышедшего в отставку чиновника, — начал настоятель храма Няньхуа. — Он и его жена были моими друзьями, и попросили меня охранять их на пути, известном своими опасностями. Эти опасности не обошли нас стороной — четверо разбойников заступили нам дорогу, и я вынужденно применил свое боевое искусство, пальцевые техники Ваджры, чтобы сразить их. В этот самый миг, мимо проходили двое — мать и сын. Женщине было около тридцати, мальчику — одиннадцать или двенадцать. К моему великому удивлению, мальчишка вмиг узнал мой стиль, и даже понял, насколько я освоил его — в то время, где-то на треть. Кроме того, невоспитанный юнец принялся оскорблять мое боевое искусство, — в голосе Хуанмэя не прозвучало злости — лишь, как ни странно, грусть.

— И что же вы сделали, наставник? — спросил Дуань Чжэнчунь. — Верно, усовестили мелкого негодника?

— Пусть я и был тогда горяч и незрел, я не стал бы пререкаться с ребенком, — печально усмехнулся монах. — Но обида побудила меня потребовать у его матери извинений. Когда я подошёл к ним, мальчик попытался напасть на меня, но женщина удержала его, приказав сыну не устраивать ссор в дороге. Они намеревались уйти, но моя горячность не позволила мне отпустить их, — Хуанмэй коротко вздохнул. — Я встал у них на пути. В этот раз, мать не успела удержать сына, когда он ударил меня. Ударил один-единственный раз, но с силой, достаточной, чтобы убить, — монах раздвинул халат, показывая старый шрам — глубокую круглую рытвину в коже, на левой стороне груди.

— Как же вы выжили, наставник? — озадаченно спросил Инь Шэчи. — Если я все понял правильно, атака того мальчишки должна была остановить ваше сердце.

— Верно, — кивнул настоятель храма Няньхуа. — К счастью, я родился с маленьким отличием от большинства людей. Мое сердце — с правой стороны, а не с левой. Но даже так, удар мальчика вышиб из меня дух. Лёжа на земле, и пытаясь собраться с силами, я не мог сдержать удивления: ребенок не старше двенадцати победил меня с помощью моего же боевого искусства — пальцевых техник Ваджры, причем, он владел им на уровне много выше моего, — монах на мгновение замолчал, переводя дух.

— Что удивило меня ещё больше, так это ответ женщины на действия ее сына, — он грустно улыбнулся, возобновив свою речь. — Она принялась ругать его, но не за нападение на незнакомца, а за то, что его удар не был смертельным! Женщина называла сына неумехой, и позором семьи Мужун. Она приказала ему как следует взяться за тренировки по возвращению домой, чтобы прекратить оскорблять память отца своей неспособностью. Даже раненый и едва живой, я видел, как задели мальчика слова матери; он порывался прикончить меня, чтобы исправить дело, но мать лишь начала сильнее ругать его, и потащила прочь, — он замолчал, погруженный в воспоминания.

— Семейство Мужун, — Дуань Чжэнмин мгновенно уловил важное в истории монаха. — Они обитают в Гусу, что в округе Сучжоу, и известны на реках и озёрах своими воинскими умениями. Их наследнику, Мужун Фу, как раз около двадцати лет. Не знал я, что он был настолько жесток в детстве.

— Его отец, Мужун Бо, был известен тем, что знал великое множество стилей, — вновь заговорил Хуанмэй. — Когда он хотел убить кого-либо, то делал это с помощью того боевого искусства, что сделало его противника знаменитым.

— Верно, — увлеченно вмешался Дуань Чжэнмин. — Теперь, я припоминаю некоторые из его дел. Четверо братьев Ло из Хэбэя, известные своим мастерством в метании стальных дротиков, были убиты их же оружием. Даос Чжан Сюй из Шаньдуна, неизменно отрубавший своим жертвам конечности, принял смерть тем же образом — прилюдно, и на глазах у многих, — от руки Мужун Бо.

— Пока что, у нас нет ничего против Мужунов, кроме подозрений, — встрял Инь Шэчи. Он настолько увлекся загадкой таинственной смерти монаха, что без сомнений перебил старшего по возрасту, и много более старшего по общественному положению человека. Тот, впрочем, не обратил внимания, с любопытством слушая юношу. — Как говорил уважаемый наставник, искусства Шаолиня попали во многие руки. Применение именно Кулака Веды может быть совпадением. К тому же, зачем Мужун Фу убивать одного из высокопоставленных буддийских монахов? Шаолинь редко вмешивается в дела, происходящие на реках и озёрах, и вряд ли мог перейти дорогу Мужунам. Разве что… — он озадаченно умолк.

— Что? — не выдержал Дуань Чжэнчунь. — Договаривай, зять, будь так добр.

— У меня тоже найдется для вас странная история с участием Мужун Фу, — ответил юноша. — Не знаю, насколько она важна для сегодняшнего дела, но одно достоверно — наставник Сюаньбэй также был к ней причастен.

Он поведал присутствующим о своем участии в отражении нападения киданей, о Мужун Фу, пришедшем в Яньмыньгуань под маской неизвестного юноши, и о своем невольном раскрытии личности наследника семейства из Гусу.

— Если уж Мужун Фу и мог затаить зло на кого-то из-за этого случая, то разве что на меня, — закончил он свой рассказ. — Уважаемый Сюаньбэй был одним из многих славных героев, отбивших вторжение, но с Мужун Фу никак не сталкивался.

— Ясно одно — наследник Мужунов точно нечист на руку, — решительно промолвил Дуань Чжэнчунь. — Он пытался помочь киданям… ведь помочь же? — он с сомнением посмотрел на брата.

— Воинам Сун он точно помешал, — ответил тот. — Из-за его действий, то дело окончилось кровавее, чем должно было.

— Вот! — довольно воскликнул наследный принц. — Мужун Фу замешан в неких подозрительных делах. Может статься, и в убийстве Сюаньбэя он тоже замешан.

— Вижу, ты уже неравнодушен к этому происшествию, младший брат, — спокойно ответил правитель Да Ли. — Это хорошо. Слушай мое повеление: ты немедленно отправишься в монастырь Шэньцзе, и лично расследуешь убийство наставника Сюаньбэя. Шаолинь — одно из влиятельнейших сообществ Поднебесной, а Сюаньбэй был одним из семи его высокопоставленных монахов, каждый из которых — воитель огромной силы. Это дело слишком серьезно, чтобы пускать его на самотек.

— Но… я… — стушевался Дуань Чжэнчунь. — Я же не знаток сыскного дела, брат. И потом, у меня… — он замялся, — множество забот…

— И обе эти заботы — госпожу Цинь и госпожу Гань, — ты оставишь здесь, — непреклонным тоном потребовал Дуань Чжэнмин. — Во избежание ненужных отвлечений. Довольно тебе проводить дни в праздности, утехах с наложницами, и совращении придворных дам моей жены, — уши шаолиньских монахов заметно покраснели от этой прямоты государя Да Ли. — Пора бы и тебе сделать что-нибудь для родного царства.

— Может, ты хотя бы разрешишь мне взять с собой детей? — просительно взглянул на брата наследный принц. — Юй-эру не помешало бы поднабраться опыта, Лин-эр — непоседа, Цин-эр многое повидала, а ее муж — не по годам проницателен. Их помощь могла бы мне пригодиться.

— Зная тебя, ты скинешь все дела на них, а сам сбежишь, прямиком в объятия очередной любовницы, — строго глянул на него государь. Дуань Чжэнчунь, тяжело вздохнув, понурился — брат был твердо намерен нагрузить работой именно его, а не кого-либо другого.

— Нет, ты займешься этим делом сам, и немедленно, — не терпящим возражений тоном продолжил Дуань Чжэнмин. — Отправляйся сейчас же. Я извещу всех, кого следует, о твоем отсутствии, и его причинах.

— Повинуюсь, мой царственный брат, — с нескрываемым унынием пробормотал Принц Юга. Коротко поклонившись, он двинулся к выходу.

— Если вы не устали, уважаемые гости, вам было бы уместно последовать за моим младшим братом, — обратился правитель к юным монахам. — Так, вы сможете помочь расследованию убийства вашего старшего товарища, — те дружно отвесили низкий поклон, и поспешно вышли.

— Раз уж вы успешно разобрались с этим происшествием, государь, не хотите ли вернуться к отдыху и развлечениям? — промолвил Хуанмэй, с намеком глядя на доску с незаконченной игрой.

— Я не могу надолго отрываться от дел, — с каменным лицом высказался Дуань Чжэнмин. — Мне надлежит вернуться к заботам царства. Ты хотел сыграть с победителем, Шэчи? Уступаю тебе право завершить игру от моего имени, — он коротко кивнул юноше, и двинулся вглубь дворца. Инь Шэчи и монах переглянулись, обменявшись понимающими улыбками, и уселись за игровую доску.

— Приступим, наставник? — потер ладони юноша. — Учтите, я не намерен уважать вашу старость, и поддаваться. К тому же, я просто обязан отомстить за дядю моей жены.

— Этот старик еще может показать молодежи пару трюков, — весело улыбнулся Хуанмэй. — Твой ход, Шэчи.

Инь Шэчи не спеша шагал по дворцовому саду, задумчиво любуясь ухоженными цветочными клумбами. Их противостояние с Хуанмэем так и не выявило окончательного победителя — в первой игре, находящийся в заведомо проигрышном положении Шэчи закономерно уступил настоятелю храма Няньхуа, но следующие две с блеском выиграл. Монах, покряхтев, уговорил юношу сыграть ещё, и успешно отквитал одну победу. Как признался настоятель Няньхуа, облавные шашки были одной из его давних страстей, которую старый монах так и не сумел отпустить. Пожелав Хуанмэю успешно избавиться от этой преграды на пути к нирване, а после, непоследовательно предложив как-нибудь сыграть ещё, Инь Шэчи простился с монахом, и двинулся в их с женой комнату, намереваясь провести остаток дня с Ваньцин. Он нарочно отправился в нужное ему крыло дворца через сад — утомленному разуму юноши требовалось расслабиться, и созерцание красот природы, заключённых в оправу клумб и посадок, могло прекрасно этому помочь.

Заинтересовавшись рядами ровно остриженных кустов живой изгороди, Инь Шэчи остановился, намереваясь рассмотреть их поближе, и краем глаза уловил неясное движение на вершине стены, окружающей дворцовый парк. К удивлению юноши, он узнал непрошенного гостя, едва его разглядев — дворец Принца Юга посетил не кто иной, как Юнь Чжунхэ, младший из Четверых Злодеев, известный под прозвищем Злейший из Людей. Бросаясь следом за вторженцем, Инь Шэчи припомнил рассказ Дуань Юя, в котором давний враг попытался похитить его новообретенную свояченицу. Он рассудил, что негодяй в черном не оставил намерения причинить вред Чжун Лин, и, узнав о месте ее обитания, пришел попытаться снова.

— Эй, ты, дурень с засохшей куриной лапой! — весело завопил Шэчи, гонясь за Юнь Чжунхэ. — Так и не выстирал свою одежду? Верно, ты ещё глупее, чем я думал — даже после того, как умные люди указали тебе на ошибки, ты упорствуешь в них! Или копьё уважаемого Янь Ли вселило в тебя столько страха, что все остальное вылетело из твоей дурной головы, оставив позади лишь похоть? Попытай лучше счастья в весёлых домах, да не забудь как следует напоить выбранную девку — вонь от твоего тряпья отпугнёт даже самых невзыскательных!

Парень в черном остановился, и медленно обернулся, крепко сжимая свое оружие, и злобно скалясь. Его лицо знакомо налилось кровью, пылая искренним бешенством — Злейший из Людей явно не забыл ни давней обиды, ни ускользнувшего от возмездия обидчика.

— Подумать только, — выдавил он сквозь зубы. — Сегодня, я не только похищу красавицу, чьих объятий так долго желал, но и поквитаюсь с тобой, гадкий мальчишка. Ты, не иначе, ищешь смерти; иди сюда, и найдешь ее быстро. Обещаю, ты будешь истекать кровью не больше часа, — он хрипло рассмеялся.

— Ты, верно, говоришь о моей свояченице, Чжун Лин, — безмятежно ответил Шэчи. Этим утром, он оставил меч в своей комнате, но собственная безоружность ничуть не волновала юношу. Не прекращая разговора, он легко отломил крепкую ветвь от ближайшего дерева, и в несколько небрежных движений избавил ее от лишних прутьев.

— Сестрица Лин ещё не нашла спутника жизни, но вряд ли она захочет обнимать смердящего уродца, вроде тебя, даже под страхом смерти, — он на пробу взмахнул получившейся дубинкой, и остался доволен — для задуманной трепки, ее должно было хватить.

— Маленький трусишка вздумал сразиться со мной? — глумливо осклабился Юнь Чжунхэ. — Да ты, видно, рехнулся от страха. Даже жаль — безумцы не так смешно орут, когда я вытягиваю их потроха наружу, — он продолжительно облизнулся, не прекращая ухмыляться. Шэчи брезгливо поморщился.

— До чего же ты мерзок, Худший Среди Курей и Гусей[1], — нарочито серьезно промолвил он, заставив злодея в черном вновь полыхнуть яростью. — Ничего. Я выбью из тебя не только дурные мысли о чужих родственницах, но и избыток злобы, — и он немедленно бросился на врага, замахиваясь своим неказистым оружием.

Юнь Чжунхэ встретил его, презрительно скаля зубы, и с ленцой поднимая свой жезл, но стоило Шэчи достичь своего противника, тот вмиг обрёл всю возможную серьезность — юноша налетел на Злейшего из Людей бурным ураганом, осыпая его множеством быстрых атак. Отхватив несколько тяжёлых ударов дубинкой, Юнь Чжунхэ вынужденно начал отступать, уходя в глухую защиту.

— Ты где так… навострился… биться на палках… гадкий юнец? — сдавленно проговорил он, кое-как отбиваясь от стремительного натиска Инь Шэчи. Его короткий жезл едва успевал за выписывающей замысловатые петли дубинкой юноши.

— Скажу, если поклонишься мне земно, и назовешь дедушкой, — весело бросил тот. Шэчи ничуть не устал от этого скоротечного наскока — его меридианы лишь начинали разгонять потоки ци, постепенно наполняя тело юноши силой.

Злодей в черном яростно заскрипел зубами, и удвоил напор, изо всех сил пытаясь достать смеющегося над ним противника. Юноша, весело улыбаясь, внезапно ускользнул от очередного взмаха птицелапого жезла быстрым движением. Крутанувшись волчком, он оказался за спиной рассвирепевшего врага, и с оттяжкой хлестнул его палкой пониже спины. Юнь Чжунхэ взвыл в приступе лютой злобы, и ринулся на Шэчи, размахивая жезлом с такой скоростью, что тот словно превратился в черную, отблескивающую металлом тучу.

Инь Шэчи беззаботно рассмеялся, легко уклоняясь от этой быстрой, но беспорядочной атаки. Его ответный тычок прошел под вражеским оружием, и врезался Юнь Чжунхэ под дых; парень в черном словно натолкнулся на каменную стену, резко остановившись, и судорожно хватая воздух ртом. Шэчи продолжил свою атаку размашистым ударом по лицу, от которого щека Злейшего из Людей лопнула перезрелой сливой. Злодей в черном заревел диким зверем, вслепую махая оружием. Отступив при помощи техники шагов, Шэчи спокойно ждал, стоя поодаль, и с улыбкой наблюдая за бессильным бешенством врага.

Едва лишь Юнь Чжунхэ оправился от боли и злости, и поднял к лицу свободную руку, чтобы утереть кровь, прозвучал едва слышный хлопок, короткий свист вспорол воздух, и в тыльную сторону ладони злодея вонзилась тонкая стальная стрелка. Случилось то, что обязано было случиться рано или поздно — один из многих обитателей дворца Дуань Чжэнчуня вмешался в этот странный поединок. Злейший из Людей тонко вскрикнул, выдернул уязвивший его снаряд из раны, и зажал пробитую ладонь подмышкой, пачкая черную одежду темными потеками крови.

— Это ты, любимая жена? — громко спросил Инь Шэчи. — Или здесь ее уважаемая матушка?

— Ты зачем оставил меч в спальне, дурень? — раздался голос Му Ваньцин, исполненный раздражения пополам с беспокойством. — Что, если бы этот мерзавец оказался сильнее, или к нему пришла подмога? — девушка приземлилась рядом с Шэчи, выходя из длинного прыжка. Как заметил юноша, техника шагов, используемая его женой, была на редкость тихой; вот и сейчас, Ваньцин удалось подобраться к сражающимся без единого звука.

— Тогда, я бежал бы ко дворцу быстрее ветра, вопя во все горло, — весело ответил Инь Шэчи. — Познакомься, жена моя, это — Юнь Чжунхэ, похотливый глупец, и нелепейший из злодеев Поднебесной.

— Скоро, он станет мертвым злодеем, — Му Ваньцин равнодушно смерила взглядом баюкающего раненую руку парня в черном. — Яд на моем тайном оружии убивает за какие-то несколько минут.

Встрепенувшись на эти слова, Злейший из Людей повёл себя странно — заткнув за пояс свой жезл, он выхватил длинный нож, и рубанул себя по левому запястью. Не обращая внимания на хлещущую во все стороны кровь, он рубил снова и снова, грязно ругаясь и обливаясь слезами, пока пораженная ядом кисть руки не упала, мертвая и бездвижная, на утоптанную землю садовой тропинки. Оставляя за собой кровавый след, Юнь Чжунхэ бросился прочь, вопя на ходу:

— За мою руку, я отомщу тебе сторицей, мерзкая ведьма! Я надругаюсь над тобой, а после — медленно выпотрошу тебя, и надругаюсь над твоим трупом!

— Беги-беги, ничтожество, — прокричал ему вслед Инь Шэчи. — Когда мы встретимся в следующий раз, ты окончательно войдёшь в историю! В историю секты Сяояо, как мелкая и незначительная победа ее наследника!

— Думаешь, этот трус всерьез намерен отомстить нам? — рассеянно спросила Ваньцин, оглядывая залитую кровью землю, и скрюченные белые пальцы отрубленной руки Юнь Чжунхэ.

— Что бы он ни собирался делать, я прикончу его, попадись он мне снова, — безразлично пожал плечами Шэчи, отбрасывая в сторону свою дубинку, порядком измочаленную о Злейшего из Людей. — Его оружие — неудобно и неуклюже, и годится лишь для запугивания безобидных крестьян, а боевое искусство — немногим лучше, чем у трехногой кошки. Даже простой палкой, я отколотил его, словно прачка — мокрое белье.

— У него есть трое старших, известных своими силой и умением, — серьезно предупредила Му Ваньцин, словно невзначай придвигаясь ближе к мужу. Тот с готовностью обнял ее за плечи.

— Давай забудем покамест об этом глупце и его дружках, жена моя, — попросил он. — Вчера, братец Юй показал мне винный погреб вашего отца. Думаю, господин принц не будет сильно горевать, если мы позаимствуем оттуда кувшинчик «западного феникса» — отпраздновать нашу невеликую, но все же победу.

— Конечно, не будет, — чуть повеселела девушка. — Папа щедр ко всем своим детям. Веди, муж мой, — она накрыла ладонью руку юноши на своем плече, и сжала её, немного крепче, чем требовалось — волнение за Шэчи, безоружным сошедшегося в поединке с опасным врагом, не спешило покидать ее.

Молодая пара повернулась в сторону дворца, и наткнулась на Дуань Юя, замершего каменной статуей. Юный принц неотрывно пялился на Инь Шэчи, с неверием и растерянностью в глазах.

— И ты здесь, братец Юй, — приподнял брови Шэчи. — Если хочешь принять участие в праздновании победы над Злейшим из Людей, давай встретимся завтра — сейчас, я жажду уделить немного внимания моей любимой жене, — он улыбнулся и с намеком подмигнул.

Дуань Юй отрешённо кивнул на слова юноши, так и не двинувшись с места. Когда Шэчи и Ваньцин ушли, он какое-то время безмолвно смотрел им вслед. Его губы обиженно подрагивали, глаза блестели влагой, а лицо искривилось в гримасе сильнейшего сожаления.

— Секта Сяояо, — горько прошептал он. — На мне долг жизни, обязывающий отнимать чужие. Зачем только я изучил то проклятое искусство?

Примечания

[1] Простенький каламбур. Прозвище Юнь Чжунхэ — Злейший из Людей («цюн сюн цзи э»). Два его последних иероглифа частично созвучны со словами «курица» («цзи») и «гусь» («э»).