Проходя по огромному войсковому лагерю, в который превратилась деревня Шицзяхэ и прилегающая к ней горная долина, Инь Шэчи ясно видел признаки надвигающейся войны. Она звучала в нервозных разговорах часовых, как мрачных, так и нарочито веселых, скрежетала во вращении точильных камней, стремящихся прибавить лезвиям побольше столь нужной остроты, колыхала воздух тревожным ржанием коней и отрывистыми командами военачальников. Война ощущалась вокруг, словно спертый воздух близкой грозы, словно звук лавины, сходящей с горного склона, и остановить ее было так же невозможно. Оставалось лишь без страха встретить ее, либо же бежать без оглядки.
Далиский отряд немного запоздал из-за остановки на похороны и траур, но Шэчи не мог оставить свою старшую и ее храбрых подчиненных без хотя бы одной ночи положенных бдений. Он не очень-то верил в духов — особенно, после своего несчастного случая в горах Лэйгу, — но считал, что оставлять мертвых совсем без положенных знаков уважения совершенно не годится, ведь они, эти знаки, прежде всего нужны живым. Ван Юйянь, вернувшая толику былого спокойствия, и бестрепетно следующая за Дуань Юем, была живым подтверждением этому мнению.
Инь Шэчи с сопровождающими отыскали шатер военачальника без труда — он возвышался над прочими палатками, словно великан над детьми. Внутри, обсуждение военных планов шло уже какое-то время: над знакомой Шэчи картой перевала Яньмыньгуань, сработанной из глины и песка, склонились множество его знакомых.
— Ваша секта Фуню, господин Кэ, усилит полк левого крыла — у них как раз не хватает тяжелой пехоты, — говорил наследник семьи Мужун, двигая по карте красно-золотой флажок с иероглифом «фу». — Вы и ваши младшие устраните этот недостаток своими мечами.
— Повинуюсь, Глава Вольных Странников! — четко ответил один из присутствующих, сурового вида седой мужчина в черных одеждах.
— Что до середины нашего построения — туда, как на самый важный участок, я направлю побольше сил, — продолжал Мужун Фу, совершенно не обращая внимания на вошедшего Шэчи с сопровождающими. — Семейство Ю, семейство Шань, секта Цинчэн, и ваши, господин Яо, младшие, будут оборонять это направление. Еще, туда отправятся… — целая горсть флажков усеяла середину карты, отображая замысел наследника Мужунов, продолжавшего перечислять воинские сообщества.
— На этом, мы можем закончить с основными силами, и поддерживающими их вольными странниками, — завершил свою речь он. — Перейдем к Клану Нищих, которому поручается задача первостепенной важности. Мои знакомые на реках и озерах донесли мне, что Западное Ся, узнав о готовящейся войне, собирается вмешаться. Известно ли вам об этом что-нибудь, господин Сун, господин Чэнь?
— Хорошо, что ты упомянул об этом, Мужун Фу — я и сам собирался рассказать уважаемым собратьям об этой угрозе, — Сун, один из четырех великих старейшин Клана Нищих, с озабоченным видом почесал голову под плоской деревянной заколкой. — Мои младшие из Западного Ся сообщили, что войска тангутов полным ходом движутся к границе.
— Что ж, именно силам Клана Нищих и предстоит отразить эту угрозу, — спокойно кивнул наследник Мужунов. — Я не смогу отправить вам в помощь кого-либо еще — слишком важно для нас яньмыньгуаньское направление. Но я надеюсь, что ваш клан с честью выполнит свой долг перед Сун, и прогонит тангутских разбойников.
— То есть, на важном яньмыньгуаньском направлении ты оставляешь мелкие секты и кланы, а многие тысячи моих братьев отправляешь на северо-западную границу? — сварливо бросил Чэнь Гуянь. Из-под драного плаща великого старейшины, на самом его плече, показалась большая, лаково-черная клешня, блестящая хитином, и старейшина Чэнь, недовольно скривившись, небрежным щелчком отправил скорпиона обратно в складки одежды.
— Не очень-то разумным выглядит такой приказ, — раздраженно продолжил он. — Все выглядит так, будто ты хочешь убрать Клан Нищих подальше от большого сражения. Ты что, боишься, как бы мы не забрали себе всю воинскую славу? — пренебрежение все сильнее слышалось в голосе великого старейшины, чья речь и без того не отличалась почтительностью.
— Сдается мне, нынешний Глава Вольных Странников не справляется со своими обязанностями, ставя тщеславие вперед необходимости, — протянул он, остро глянув на Мужун Фу. — Я предлагаю последовать давней традиции, и выявить того, кто по-настоящему достоин этой высокой должности, в состязании. Благо, наш глава полностью здоров, — великий старейшина насмешливо фыркнул, прищурив глаза в сторону Мужун Фу.
— Брат Чэнь, — голос Цяо Фэна прозвучал со спокойным дружелюбием. — Негоже войску менять командира после выступления в поход. Разве солдату пристало оспаривать не нравящиеся ему приказы, и требовать заменить неугодного военачальника? Господин Мужун был избран всеобщим согласием вольных странников. Настаивать на его смене потому, что один его наказ не по нраву части верхушки Клана Нищих будет, все же, несколько неуместным, — великий старейшина, сердито нахмурившись, пробормотал себе под нос что-то нелицеприятное, но не стал спорить.
— Но кто же тогда будет сноситься с нашими соглядатаями в стане врага? — удивленно спросил Инь Шэчи. — Именно Клан Нищих снабжает нас сведениями из сердца Ляо. Если все нищие отправятся на границу с Западным Ся, как мы будем держать связь с храбрецами, что шпионят сейчас за киданями?
— Не один Клан Нищих имеет своих подсылов в империи Ляо, — нарочито ровным тоном ответил ему Мужун Фу. — Друзья моей семьи, чьи имена я оставлю в тайне, каждый день шлют мне вести из расположения вражеских войск. Одна из таких вестей — повсеместные казни нищих палачами Елюй Нелугу. Гибель наших доблестных собратьев прискорбна, но мы не останемся без лазутчиков.
— Я верю вам, Глава Вольных Странников, но все-таки оставлю в шицзяхэском лагере нескольких младших, на случай, если ваши друзья ошиблись, — высказался Цяо Фэн. — Здравствуйте, Шэчи, братец Юй. Рад видеть вас и ваших спутников, — далиский отряд обменялся с главой нищих приветственными словами и поклонами.
— Что ж, если с этим покончено, на сегодня всё, — бесстрастно промолвил Мужун Фу, глядя мимо новоприбывших. — Вы все знаете свои задачи. Подготовьтесь как следует к завтрашней битве, и не посрамите великую Сун пред лицом врага.
— Силы семейства Дуань также прибыли в помощь сунским войскам, Глава Вольных Странников, — не выдержал Дуань Юй этого нарочитого безразличия. — Мы ждем ваших указаний.
— Силы? Девятеро бойцов? — с притворным удивлением обратил на него взгляд наследник Мужунов. — Ладно. Всяк важен в предстоящей битве, но лично раздавать приказы каждому солдату я не собираюсь. Найдите себе дело по собственному разумению, — договорив, он двинулся к выходу, и, пройдя мимо далисцев, покинул шатер. Следом за Мужун Фу, потянулись прочие главы сект и кланов. Многие из них дружески приветствовали Инь Шэчи со спутниками.
— Рад вас видеть, Шэчи, госпожа Инь, — обратился к молодой паре генерал Хань, также присутствующий на военном совете, но не спешащий покидать его. Верный халат-поддоспешник генерала обзавелся новыми потертостями, а под глазами мужчины пролегли темные круги — заботы никак не желали отпускать Хань Гочжуна. — Представите мне своих товарищей? — юноша, также поздоровавшись, познакомил далисцев и сунского полководца.
— Раз уж вы запоздали, останьтесь ненадолго, — предложил генерал. — Я введу вас в курс дел, а после, мы можем побеседовать за чашей вина. Мы не виделись несколько месяцев, и найдем, о чем поговорить.
— С радостью, господин генерал, — воодушевленно улыбнулся Инь Шэчи. — Но сначала, скажите мне вот что: вам не кажется странной расстановка войск, задуманная Мужун Фу?
— Я не очень-то разбираюсь в силах и возможностях вольных странников, — признался полководец, — и оставляю их на откуп вашему главе. К тому же, отрядов на самом важном направлении он поставил немало, — Хань Гочжун кивнул на расставленные по карте флажки.
— Все выглядит именно так, — покивал Шэчи. — Но если присмотреться к этим силам, можно увидеть нечто иное. В семействах Ю и Шань — трое и четверо бойцов соответственно, и, при всем моем уважении к Шань Чжэну и хозяевам Места Встречи Героев, воины они довольно посредственные. Я слыхал также о юньчжоуском Яо Бодане и его младших, и слухи эти далеки от восторженных, — с сомнением осмотрев карту, он обратился к Му Ваньцин:
— Можешь ли ты рассказать что-нибудь о других кланах, семьях, и сектах, чьи имена мы видим здесь, жена моя?
— Секта Цинчэн переживает не лучшие времена, — подумав, ответила девушка. — Из стоящих бойцов у нее есть разве что глава, Сыма Вэй, и его сын, Линь, но второй не примет участия в битве — недавно, он перенес тяжелую рану. Численность цинчэнских даосов также невелика — они не могли привести в Шицзяхэ больше десятка младших. А это значит, десяток средних мечников, и один неплохой. Остальные пять имен на этих флажках принадлежат мелким семействам, в каждом из которых, самое большее, двое-трое бойцов.
— Это что же, численность вольных странников в середине построения — не больше сорока, а умения — ненамного лучше, чем у обычных опытных солдат? — возмутился Хань Гочжун. — Сдается мне, Чэнь Гуянь был прав — такого бездарного командующего, как Мужун Фу, можно и скинуть!
— Возможно, мы не понимаем всего замысла господина Мужуна, — задумчиво проговорил Шэчи. — Наша слабость в середине может быть ловушкой. Самые сильные и многочисленные секты — Шаолинь, Пэнлай, Цюаньчжэнь, и прочие, — поставлены в левое и правое крылья построения, а также позади основной линии войск. Что, если Мужун Фу рассчитывает взять киданей в клещи?
— Чепуха! — решительно отверг его домыслы генерал Хань. — Мы уже обговорили с Мужун Фу общий план на битву, и в нем нет никаких ловушек с взятием врага в клещи. Давайте я и вам все обскажу поподробнее, для понимания, что к чему, — он обратил внимание на карту.
— Мои войска были вынуждены оставить крепость Яньмыньгуань. Елюй Нелугу учел свои прошлые ошибки, и привез с собой немало осадных машин, которые понемногу срыли стены моей старой крепости до основания. Мы оборонялись, сколько могли, и сумели положить под стенами Яньмыньгуаня с тысячу киданей, но в конце концов, нам пришлось отступить. Я оставил позади некоторое количество лучников, — генерал указал на изображающую крепость глиняно-песчаную башенку, и воткнутый в нее сиротливый флажок с иероглифом «хань». — Они немного потреплют врага, заставят его провозиться с таранами и катапультами ещё какое-то время, и отступят к основным силам. Мы же встретим киданей вот здесь, — он указал на карту, в горловину перевала Яньмыньгуань.
— Биться с пятидесятитысячной армией Ляо в узости горного перевала кажется заманчивой идеей, — продолжил он, и тон его приобрел отстраненную задумчивость. — Казалось бы, так мы сможем долго сдерживать врага малыми силами. Но это — опасное заблуждение. Стоит получше ознакомиться с местностью и силами врага, как станет ясно: встречать киданей на перевале — верная смерть. Местность Яньмыньгуаня необычна для горных перевалов, и из-за этой необычности кидани вторгаются в Сун именно здесь. Главная сила армии Ляо — тяжелая кавалерия. Ляоские лошади сильнее, крупнее, и выносливее сунских, и могут нести как доспехи, так и бронированных всадников. Прямой удар их конницы страшен, и мало какая пехота может его остановить. Но, как и всякой кавалерии, им нужна ровная местность для разгона. В горной долине Яньмыньгуаня ее, как ни странно, в достатке, — Хань Гочжун недовольно прикрыл глаза.
— Любой заслон, что мы можем поставить в долине Яньмыньгуаня, будет сметен тяжелой конницей киданей, как подгнившая плотина в половодье, — продолжил он. — Поэтому, мы вынуждены дать врагу бой на выходе с перевала. Местность там — чуть получше для нас: неровная и холмистая. Вражеская кавалерия сможет сражаться на ней, но не в полную силу. Отсюда, мой общий замысел на бой: построение наших войск должно выдержать первый удар врага, измотать его, и заставить отступить. Лучших путей к победе я не вижу, — генерал умолк, оглядывая карту с отрешенным видом.
— На нас идет армия провинции Наньцзин, вместе с сицзинской конницей, что составляет около тридцати тысяч солдат, из которых где-то треть — кавалерия, — голос полководца звучал с ровной отстраненностью, словно он повторял накрепко заученный и многократно обдуманный текст. — Сицзинская пехота отстала от передовых отрядов, и прибудет позже — завтра, или послезавтра. Елюй Нелугу желает как можно скорее пробиться сквозь защитников Яньмыньгуаня, и вырваться на просторы Срединной Равнины, из-за чего не станет ждать подхода всех своих сил. Он ударит по нам тем, что есть, таким образом разделяя свои войска. Это несильно нам поможет: одни только имеющиеся силы киданей втрое превосходят числом воинов под моим началом. Мы не можем уклониться от боя при Яньмыньгуане — отступи мы, и дай врагам сколько-нибудь простора, вражеская конница вцепится в нас, точно волки в стадо овец, и разорвет с той же легкостью. Какие-то сложные передвижения и построения войск также бессмысленны — враг попросту быстрее нас, и без труда сможет ударить в уязвимое место любого нашего строя. Таким образом, я не вижу ничего лучше, чем встретить войска Ляо в самом устье перевала, что является для наших врагов «местностью неустойчивости», а для нас — всего лишь «оспариваемой местностью»[1]. Преимущество невеликое, но лучше, чем никакого, — генерал Хань поднял взгляд от карты, и Инь Шэчи с невольной жалостью отметил всепоглощающую усталость, что наполняла черные глаза полководца. Впрочем, тот быстро взял себя в руки, оправившись от мгновения слабости.
— Какой вообще смысл сражаться, если мы настолько уступаем противнику? — сосредоточенно спросил Хуа Хэгэнь. — Понятно, что конница Ляо не даст нашим войскам отступить, но к чему без толку губить людей на вражеских мечах и копьях? Можно пожертвовать частью, чтобы спасти целое. Заслон из храбрых добровольцев сдержит киданей, пока основные силы уйдут. Отступив, сунские войска смогут навязать ляосцам бой на своих условиях — не думаю, что здешние горы знакомы врагу лучше, чем жителям Шэньси.
— Господин… Хуа, верно? — перевел на него взгляд полуприкрытых глаз Хань Гочжун. — Я думал и о таком плане. Он вполне разумен, но все же уступает генеральному сражению. Сначала, мы потеряем храбрейших из бойцов, поставив их в заслон. После, мы истощим свои силы в мелких стычках с опытными воинами Ляо. Киданям знакома тактика партизанской войны, как и защита от нее — конные и пешие дозоры неизменно сопровождают их армию на марше, а временные лагеря охраняются бдительными часовыми. Нападая исподтишка и под покровом ночи, мы сумели бы славно потрепать их войска, разменивая одного нашего бойца на двух-трех ихних, но даже такой обмен невыгоден нам. Под моим началом — восемь тысяч пехоты, и тысяча триста конников. Даже положив их всех, мы лишь обескровим одну из армий врага, открыв путь на Срединную Равнину десяткам тысяч воинов второй. Нет, пусть уж лучше враг истекает кровью, — он отрешенно покачал головой.
— Я расскажу вам нечто смешное, Шэчи, госпожа Инь, — промолвил он, криво ухмыляясь. — Помните нашу беседу перед прошлой битвой за Яньмыньгуань? Имеющиеся у меня силы — подкрепления, присланные правительством в ответ на мои тогдашние мольбы о помощи. Столичные чиновники собирали войска около месяца, и двигали их к границе примерно столько же. Забавно, правда? — он невесело хмыкнул. — Мы будем сражаться тем, что подготовлено к уже минувшей войне. Утешает одно — в Бяньцзине, конечно, сидят скряги и взяточники, но совсем не дураки. Мое послание о двадцатитысячном войске, идущем на Сун, было воспринято всерьез, и силы, высланные мне в помощь, более чем достаточны для отражения такого врага.
— Но… как это возможно? — озадаченно нахмурил брови Чжу Даньчэнь. — Все книги о военном искусстве ясно говорят — для верной победы в поле нужно не менее, чем троекратное преимущество.
— Это если стороны равны, — впервые за всю беседу, Хань Гочжун улыбнулся с искренним довольством. — В бою с дикарями, что вооружены палками и одеты в шкуры, и сотня тяжелой пехоты легко разгонит тысячу. Для нас, обученные ляоские воины, все эти щитоносцы, бронированная кавалерия, конные лучники, и даже гордость Елюй Нелугу, отряд стрелков с сычуаньскими арбалетами — не более, чем глупые дикари. Варвары, задумавшие палками и камнями угрожать крепостным стенам.
— Ничего не понимаю, — признался Дуань Юй. — Описанные вами силы врага совсем не кажутся ничтожными, господин генерал. Сычуаньские арбалеты же и вовсе грозное оружие.
— Не такое грозное, как то, что было прислано мне из столицы, — довольно ответил генерал Хань. — Пятьдесят тысяч огненных копий для пехоты, и пять тысяч — для всадников. Восемь сотен отличных огненных стрел. И, вдобавок, малые ручные бомбы — где-то пара тысяч цзиней. Со всем этим богатством, я готов сойтись в бою даже с тридцатитысячным вражеским войском, — дослушав его, Инь Шэчи радостно засмеялся, и захлопал в ладоши.
— Замечательно, замечательно! — воскликнул юноша. — Тела ляоских разбойников будут гореть в огне на холмах предгорий, а души их — жариться в пламени Диюя! С такой мощью на нашей стороне, победа все равно, что у нас в руках!
— Не все так просто, Шэчи, — добродушно ответил полководец. — При всей его силе, огневое оружие сложно в применении. С его помощью, я надеюсь отбить врага, и снизить наши потери до, — он вздохнул с неожиданной грустью, — приемлемых. При удаче, мы сломаем хребет войскам Елюй Нелугу, и уничтожим их боевой дух, что вынудит киданей отступить. К сожалению, столичные начальники, в своей невыразимой мудрости, отказались слать мне осадные орудия, — он недовольно поморщился. — Мол, захвата крепостей не предвидится, а значит, ни к чему зря тратить золото из казны. Эх, будь у меня хотя бы пара тяжелых катапульт с хорошим запасом бомб, я навел бы в войске киданей такое опустошение, что Елюй Нелугу бежал бы без оглядки до самого Линьхуана, — генерал с сожалением покачал головой. Остальные присутствующие, тем временем, непонимающе переглядывались.
— Может, кто-то объяснит мне, что это за огненное оружие? — выразила всеобщий вопрос Му Ваньцин. — Уж точно не горящие стрелы — они никак не позволят нам одолеть втрое большее войско врага.
— Огневое оружие — то, чем будут вестись войны будущего, любимая моя жена, — с удовольствием ответил Инь Шэчи. — Издревле, даосские алхимики изучали свойства серы в поисках эликсира бессмертия, и не могли не обнаружить ее сродство с огнем. Во времена великой Тан, ученые люди нашли способ использовать смеси серы, селитры, и угля в военном деле. Огненное зелье, приготовленное должным образом, способно двигать предметы с невероятной скоростью, гореть неугасимым пламенем, и взрываться с мощью, достойной небесных молний. Упомянутое господином генералом оружие использует разные виды огненного зелья. Огненные стрелы летят дальше, чем может послать снаряд любая баллиста, и способны сжечь доспешного всадника вместе с лошадью за считанные мгновения. Огненные копья извергают невыносимый жар, и вместе с ним мечут мелкие железные снаряды. Бомбы, большие и малые, способны калечить, убивать, и оглушать своими взрывами.
— Звучит просто великолепно, — осторожно высказалась девушка. — Значит, с помощью этого огненного оружия мы отобьемся от киданей?
— Я рассчитываю на это, госпожа Инь, — согласно кивнул Хань Гочжун. — Для завтрашней битвы, я собираюсь расставить войска так, чтобы ляоская конница не смогла нас обойти. Они будут вынуждены всеми силами атаковать середину нашего построения, куда я направлю пехоту с огненными копьями и ручными бомбами. Также, огненные стрелы должны проредить врага на подступах. Остановив их первый натиск, мы заставим войска киданей столпиться перед нашим построением, и ударим по ним всей силой. Конница с огненными копьями, атакующая со стороны правого крыла, должна завершить разгром врага.
— Значит, успех битвы зависит от того, смогут ли солдаты в середине строя устоять под ударом тяжелой конницы? — быстро спросил Хуа Хэгэнь. — Если так, решение Мужун Фу направить в первую линию всего четыре десятка средних бойцов и вправду кажется сомнительным. Было бы уместнее поставить там Клан Нищих, или шаолиньских монахов — они многочисленны и стойки.
— Возможно, он хочет ввести главные силы вольных странников в бой после того, как первая линия войск сойдется с врагом, — задумчиво промолвил Шэчи. — Ну да ладно — что зря гадать о чужих намерениях? Тем более, что Мужун Фу не подчиняется ни генералу Ханю, ни кому-либо еще, и изменить его решение мы не можем. Нам доступно другое, — с заговорщическим выражением на лице, он подошел к письменному столу, стоящему у стены шатра, и что-то написал на кусочке бумаги. Затем, он взял с другого стола — обеденного, — забытую кем-то палочку для еды, и через мгновение, держал в руках небольшой флажок, подобный расставленным на карте. На желтоватой бумаге значка красовался изящно выписанный иероглиф «дуань». Показав всем присутствующим свою поделку, Инь Шэчи с торжествующим видом утвердил ее в самой середке карты — промеж кучки флажков мелких сект и семейств.
— Это решение напрашивалось само собой, — с благожелательной улыбкой произнес Хуа Хэгэнь. — Я рад, что не ошибся в тебе, Шэчи.
— Ты опять хочешь полезть в самое пекло, — тяжело вздохнула Му Ваньцин. — Что ж, думаю, отговаривать тебя нет смысла.
— Могу ли я одолжить на время битвы одно из этих ваших огненный копий, господин Хань? — с горящими глазами попросил Ба Тяньши. — С обычным копьем я достиг неких скромных успехов, и хотел бы опробовать огненное.
— Огненное копье — не совсем копье, почти как белая лошадь Гунсунь Луна — не совсем лошадь, — улыбнулся его воодушевлению Хань Гочжун. — Но почему бы и нет. Обратитесь к Фань Шаохуану, ду-вэю передового полка. Он научит вас основным приемам, и выдаст два или три копья. Этого должно хватить на весь бой.
— Семья Дуань выполнит союзнический долг до конца, — задумчиво проговорил Дуань Юй. — Но у меня есть одна просьба. К тебе, Юйянь. Останься в лагере на время битвы. Мечи и копья не станут разбирать, кто прав, а кто виноват…
— Не нужно объяснений, Дуань Юй, — прервала его девушка. — Я понимаю, и не собираюсь быть обузой тебе и всем остальным, — юный далисец благодарно улыбнулся возлюбленной.
— До битвы еще есть время, — заговорил Гу Дучэн. — Не хотите ли потренироваться вместе, господин Инь, юный господин Дуань? Так, мы сможем лучше понимать возможности друг друга в бою.
— Отличная идея, — одобрил Инь Шэчи. — Я примерно представляю, чего ждать от всех нас, и как использовать наши силы в сражении наилучшим образом, но совместная тренировка нам всем не помешает. Соберемся чуть позже, на окраине лагеря.
— Вот и хорошо, — добродушно промолвил Хань Гочжун. — А сейчас, давайте разделим пищу, и проведем время за дружеской беседой. А Куй, Чжэньвэй! — позвал он, и внутрь заглянули стоявшие у входа часовые. — Обед на одиннадцать человек в мой шатер! — солдаты низко поклонились, и поспешили наружу.
Примечания
[1] «Местность неустойчивости» — местность, чьи особенности препятствуют перемещениям войск, или же создают некие естественные укрепления. «Оспариваемая местность» — местность, на которой преимущество может быстро перейти от одной сражающейся стороны к другой.