Поутру, Инь Шэчи проснулся оттого, что его неотступно и настойчиво трясли за плечо. Спросонья, он немало удивился этому: ни мать с отцом, ни, тем более, слуги, не позволяли себе таких вольностей. Но, стоило ему открыть глаза, как все вмиг прояснилось: юношу будила Му Ваньцин, сидящая на его постели. Девушка, вчера ставшая ему женой по-настоящему, уже успела одеться; лишь вуаль пока не прикрыла ее улыбающегося лица. Ваньцин глядела расслабленно и спокойно, без единого следа напряжённости — их вчерашняя близость, духовная и плотская, расставила всё на свои места, развеяв все остатки недоверия между ними.
— Вставай, муж мой, — весело произнесла она. — Довольно лениться — день уже… ай!..
Инь Шэчи потянул подругу на себя, и та, потеряв равновесие, неловко плюхнулась на него сверху. Юноша немедленно воспользовался этим, страстно поцеловав ее нежные губы. Девушка протестующе замычала было, но быстро расслабилась в руках мужа, и ответила на поцелуй со всем возможным пылом.
— Я люблю тебя, моя прекрасная жена, моя богиня, — прошептал ей Шэчи, оторвавшись от ее губ.
— Ты что творишь, дурень? — был ему негромкий, но полный возмущения ответ. — Я едва не сломала свою шляпку, — подумав, Му Ваньцин добавила, уже без недовольства:
— Я тоже тебя люблю, мой милый муж, — привстав на локтях, она коротко поцеловала его в щеку.
— Ты зря оделась так рано, — мечтательно улыбаясь, промолвил юноша. — Давай ты снимешь лишнее, и мы полежим ещё немного.
— Рано⁈ — весело возмутилась Ваньцин. — Час Змеи[1] скоро закончится. Ты собрался весь день провести в постели, лодырь? Помнишь ли ты, зачем мы вообще прибыли в этот город?
— Это… хм… — Шэчи смущённо поскреб в затылке, вспомнив, что весь вчерашний ярмарочный день они провели в праздности и веселье, и думать забыв о поисках учителя Ваньцин. Подстегнутый разгоревшимся стыдом, его разум вдруг выдал спасительную идею.
— Давай сегодня заглянем в ямынь, и расспросим стражников, — предложил он. — Они по долгу службы обязаны знать о многом, если не обо всем, происходящем в городе и окрестностях. Если твой учитель хоть раз прошла через городские ворота, они будут знать об этом.
— Может, лучше не связываться с судейскими? — задумчиво спросила Му Ваньцин. — После того, как мы убили тех двух злобных старух, и повстречались с глупцом-Фаном, идти в ямынь для нас — что соваться в логово тигра. Да и учитель не стала бы привлекать внимания стражи.
— Не войдёшь в логово тигра — не достанешь тигрят, — засмеялся Шэчи. — Мы не обязаны называть стражникам ничьих имён. А в ищущей учителя ученице нет ничего преступного. К тому же, не забывай о связях моей семьи. Стражники не тронут ни меня, ни мою жену.
— Ну, хорошо, — Ваньцин завозилась, пытаясь встать, и юноша поддержал ее. Опираясь на его руки, девушка поднялась с кровати, и с неожиданным смущением отвернулась.
— Оденься скорее, — попросила она. Шэчи, улыбаясь ее стеснительности, поднял с пола свое нижнее белье, и принялся одеваться.
Цзянъянский ямынь встретил молодую пару громкими и разнобойными звуками барабана. Подойдя ближе, Инь Шэчи и Му Ваньцин увидели причину шума — изможденного мужчину в простой одежде. Его облачение, грязное и потрёпанное, багровело потеками запекшейся крови на груди и вороте, на лице расплылся обширный синяк, а губы пересохли и потрескались, но барабанные палки в его руках не прекращали ударов по туго натянутой коже.
— Справедливости, — надрывно сипел он. — Прошу справедливости.
Стражники, стоящие у ворот присутственного места, и не думали отвечать на его упорные мольбы, или же докладывать начальству. Большой барабан у входа в ямынь, чей бой должен был привлекать внимание стражи и судейских приставов, сегодня отчего-то звучал впустую.
Шэчи и Ваньцин обменялись одинаково удивлёнными взглядами, и, не сговариваясь, приблизились к измученному человеку. Юноша положил руку на его плечо, и когда тот обернулся, указал взглядом на барабан, и приложил пальцы к уху. Незнакомец понял его верно, и опустил барабанные палки.
— Что вам нужно от этого несчастного крестьянина, молодой господин? — тихим, напрочь сорванным голосом прохрипел он. — Я не могу прекратить взывать к чувству долга здешних недостойных чинуш: они — моя последняя надежда на справедливость.
— Почему так? — непонимающе спросил Шэчи. — И почему стражники не обращают на тебя внимания? Я знаю лучжоуского сяньвэя, и он — человек честный… в меру честный, — поправился он. — По крайней мере, он обязан тебя выслушать.
— О, господин окружной судья прекрасно знает суть моего дела, — в каркающем сипении мужчины послышалась искренняя горечь. — Придя сюда два дня назад, я не только бил в барабан, но и громко кричал о том, кто и как причинил мне вред. По сей день, меня так и не призвали пред лицо уважаемого господина Коу — из-за тех моих криков, не иначе.
— Так кто же твой обидчик? — недоумение Инь Шэчи росло все больше. — Некто из городской знати, богачей, или чиновников?
— Совсем наоборот, — в сиплом голосе крестьянина зазвучал жгучий яд. — Клан Нищих! Доблестные воители, оберегающие порядок и спокойствие Поднебесной, — он невольно прервал свою язвительную речь, и зашелся в сухом кашле.
— Ничего не понимаю, — обескураженно покачал головой Шэчи, и бросил вопросительный взгляд на жену. Та озадаченно развела руками. Вновь оглядев измученного крестьянина, он обратился к нему:
— Послушай, уважаемый. Ты изможден и ранен. Давай мы с тобой пройдем в ближайшую закусочную, ты выпьешь чаю, и расскажешь нам все, как есть. Не стану ничего обещать заранее, но если Клан Нищих и вправду причинил тебе незаслуженную обиду, я и моя жена поможем разобраться с этим. Ведь поможем, дорогая моя? — спросил он девушку.
— Простой люд не должен безвинно страдать, — кивнула та. — Этот крестьянин, несомненно, искренен. Давай выслушаем его историю.
— Решено, — воодушевленно ответил Инь Шэчи. — Ты согласен довериться нам, уважаемый? — мужчина, кое-как уняв кашель, утвердительно кивнул, и все трое двинулись к близлежащей чайной.
Крестьянин, искавший справедливости
— Моё имя — Цзинь Чэнъу, — отпоенный чаем и накормленный рисовым хлебом, крестьянин говорил чётче и громче, без былого натужного хрипения. — Я — из семьи разорившихся горожан, и живу скромным трудом землепашца, довольствуясь малым. Мои четыре му[2] пахотной земли дают достаточно урожая риса и сорго, чтобы обеспечивать меня, мою жену, и троих детей, пусть мы и живём небогато. Но так уж вышло, — в него голосе зазвучала горькая злость, — что и мое скудное имущество привлекло жадных до поживы стервятников, — он перевел дух, отпив чаю. Инь Шэчи ободряюще кивнул ему, приглашая продолжать.
— Три дня назад, поздно вечером, в двери моего дома постучалась целая толпа оборванцев, — начал Цзинь Чэнъу. — Угрозами, они вынудили меня отворить, а ворвавшись внутрь — избили, за «неуважение к доблестным странствующим воинам», — его губы скривились в невесёлой насмешке. — Они сожрали все мои запасы еды, выпили единственный в доме кувшин вина, но этого им показалось мало, — голос мужчины задрожал. — Они… отобрали деньги, что я копил на приданое для старшей дочери, и… спустили их на вино! — он в сердцах стукнул кулаком по столу. — Напившись пьяными, эти мерзавцы начали делать оскорбительные намеки моим жене и дочери, а один из них и вовсе попытался зажать мою маленькую Хуа-эр в углу! — он оскалился в гримасе бессильной злобы, и замолчал, тяжело дыша.
— Я пытался образумить их, — вновь заговорил он, сухо и ровно. — Я взывал к доброму имени их клана, упоминал стражу — ничего не помогло. Они-де берут лишь то, что причитается им по праву, как защитникам империи Сун, — в его безжизненном голосе больше не слышалось язвительности — лишь тоска. — Стража сама боится их. В отчаянии, я начал подумывать о том, чтобы взять вилы, или нож для рубки мяса, и разделаться хоть с парой этих мерзавцев, но проклятые оборванцы и во хмелю были настороже. Все, что мне оставалось — бежать сюда, в город, и молить наших продажных чиновников об исполнении долга, к которому их обязал Сын Неба, — он тяжело вздохнул, бессмысленно уставившись на стол перед собой.
— Погоди-ка, — с недоверием в голосе заговорила Му Ваньцин. — Что-то в твоей истории не так. С чего бы страже бояться каких-то попрошаек? Чиновники не очень-то уважают вольных странников, как бы известны ни были имена их сообществ.
— Значит, вы не слыхали, молодая госпожа? — поднял на нее глаза Цзинь Чэнъу. — В Поднебесной ходит поговорка: «на севере — Цяо Фэн, на юге — Мужун». Имя «Мужун» принадлежит семейству из Гусу, знаменитому многими славными воителями. Его наследник, Мужун Фу, уже сделал себе имя на реках и озёрах, несмотря на молодость. Цяо Фэн же — не кто иной, как наследник Клана Нищих. Недавно, Цяо Фэн и Мужун Фу встретились в Северном Шаолине, и сошлись в дружеском поединке. Говорят, Цяо Фэн одолел своего соперника с необычайной лёгкостью, и все идёт к тому, что вместо «на севере — Цяо Фэн, на юге — Мужун», люди начнут говорить «Цяо Фэн — первый под небесами», — он грустно ухмыльнулся. — Так уж случилось, что Цяо Фэн гостит сейчас в Цзянъяне, по делам секты. Никто не смеет вызвать его ярость — ни богач, ни чиновник, ни вельможа, ведь нет равных его силе.
— То-то здешние нищие обнаглели сверх всякой меры, — неодобрительно заметила Му Ваньцин. — Помнишь того нахального попрошайку, Шэчи? Он ещё выпрашивал у тебя серебро за сведения о моем учителе, — юноша рассеянно кивнул.
— Ты знаешь, жена моя, — медленно заговорил он, — а ведь нам выпала возможность оказать Клану Нищих большую услугу.
— С чего бы нам оказывать услуги этим проходимцам? — пренебрежительно скривилась девушка. — Тем более, что они ведут себя, словно дикие звери.
— Мы окажем услугу не мерзавцам, притесняющим семью Цзинь, а доброму имени всего клана, — обстоятельно ответил Инь Шэчи. — Разве очищение их рядов от негодяев — не услуга? Мы отправимся в гости к господину Цзиню, хорошенько поколотим обидевших его семейство разбойников, и заставим их вернуть украденное.
— Что, если к ним на подмогу заявится сам Цяо Фэн? — неуверенно спросил Цзинь Чэнъу.
— Если он честный человек, то скажет нам спасибо, — безмятежно ответил юноша. — Если же нет, — он с веселой улыбкой положил руку на черен меча, — то я проверю его славу на прочность.
Хутор семьи Цзинь
— Выходите, гнусные попрошайки! — рявкнул Инь Шэчи. — Или мне лично вытащить каждого из вас за лохмотья?
Он, Му Ваньцин, и Цзинь Чэнъу стояли во дворе хутора Цзиней. Скромный домик, крытый соломой, амбар невдалеке, неглубокое чистое озерцо, и ровные ряды посевов — обиталище Цзинь Чэнъу выглядело мирно и уютно. Однако же, пристальный взгляд мог увидеть следы недоброго присутствия в этом сельском благолепии: часть разлапистых зеленых ростков молодого сорго была изломана и растоптана; дверь в амбар, распахнутая настежь, висела на одной петле; а прямо посреди двора валялась груда мусора — битой посуды, обломков мебели, и тому подобных испорченных предметов домашнего быта.
Незваные гости хутора не заставили себя ждать — вскоре, двери дома распахнулись, и наружу выбрался тощий и лохматый мужчина, одетый в рубаху, словно нарочно сшитую из как можно более разноцветных лоскутьев. Он опирался на длинный сучковатый посох, а в руках держал тыкву-горлянку, обвязанную красным шнуром. Нищий остановился в нескольких шагах от Шэчи с женой, и обвел их оценивающим взглядом. Его губы искривились в злой ухмылке, стоило ему заметить Цзинь Чэнъу; несчастный крестьянин попятился, и быстро отступил за близкие деревья.
— Ты-то что здесь забыл, богатенький мальчишка? — издевательским тоном протянул нищий. — Ну да неважно. Раз уж ты здесь, будь добр, подай беднякам на пропитание, — из дверей начали показываться его товарищи, одетые в не менее живописные лохмотья.
— По ляну серебра каждому хватит, — широко ухмыльнулся разбойный попрошайка, показав кривые зубы. — Нам эти деньги помогут прожить пару недель, а для тебя они — мелочь, молодой господин. Один лишь твой халат стоит не менее ляна золота, — он оценивающе прищурился.
— Лян золота, и два — серебра, — педантично поправил его Шэчи. — Шелк и работа — ханчжоуские, мастеров из Сада Орхидей. Но у меня к тебе другое предложение. Ты и твои смердящие дружки вывернете карманы, и отдадите все припрятанное господину Цзинь Чэнъу. Вообще все, что у вас есть, отдадите — вы, как я слышал, пропили приданое его дочери. После, вы отправитесь в цзянъянский ямынь, и будете слезно умолять подчиненных господина Коу всыпать вам по сорок палок каждому. Даже лучше по пятьдесят, — задумчиво кивнул он. — Как-никак, вы угрожали обесчестить госпожу Цзинь, и ее дочь.
— Может, нам еще поклониться тебе земно, и назвать дедушкой[3]? — недобро ощерился нищий.
— Тоже можно, — безразлично ответил юноша. — Но не мне, а господину Цзиню — это перед ним вам нужно извиняться. Ну, что же ты стоишь? Кланяйся, — он приглашающе махнул рукой.
— Лучше мы сделаем по-другому, — зло и серьезно заговорил нищий, пристраивая свою тыкву на поясе, и поудобнее перехватывая посох. — Ты оставишь нам свой кошелек… и эту девку, — он обратил на Му Ваньцин пристальный взгляд, и похотливо облизнулся. — Сам можешь катиться на все четыре стороны. Хотя, халат свой тоже оставь, — он издал короткий смешок. — Ханчжоуская работа продастся здесь, на юге, за полторы цены.
— Ты назвал мою жену девкой, — с расстановкой проговорил Инь Шэчи. — Верно, ты совсем не дорожишь языком.
Нищий не успел заметить его бросок, ускоренный техникой шагов. Во мгновение ока, юноша оказался рядом с негодяем, и его меч, выскользнув из ножен, сверкнул, словно молния, касаясь лица нищего самым кончиком. Тонкая струя крови хлестнула по воздуху, и оросила пыль крестьянского двора; нищий болезненно замычал, старательно зажимая рот руками, словно в попытке сдержать тошноту. Из-под его пальцев лилась алая жидкость.
— Цел ли твой язык, любитель оскорблять чужих жен? — поинтересовался Инь Шэчи, держа меч на отлете. — Ну же, скажи что-нибудь. Неважно, что — я хочу знать, нужен ли второй удар.
— Ты искалечил братца Хоу, — прорычал один из нищих, лысый громила с бычьей шеей. — Отдай мне свой язык, взамен на его рану! — нищие надвинулись на молодую пару, угрожая им посохами и палками; здоровяк добыл из-за спины граненую металлическую булаву.
— В моем языке маловато мяса, тебе не хватит его и на четверть обеда, — насмешливо ответил юноша. — Или ты собрался также прибрать отрубленный язык своего приятеля? — нищий зло оскалил желтые зубы, и взмахнул булавой, со свистом взрезавшей воздух.
— Постарайся не убивать без необходимости, — бросил Шэчи жене, и ринулся вперед.
Его меч вычертил в воздухе сложную фигуру, задев руки троих противников. Те выронили оружие, кривясь от боли и зажимая посеченные запястья и обрубки пальцев. Остальные не оробели, дружно обрушивая на юношу свои посохи. Тот согнулся, словно в поклоне, забросил за спину меч, и принял на него все вражеские удары. Нищие нажали, напрягая все силы, и стремясь пригнуть противника к земле, но Шэчи, без усилия крутанув мечом, расшвырял их оружие по сторонам. Лысый здоровяк набросился на него, размахивая булавой, и юноша, весело смеясь, ускользнул прочь техникой шагов, попутно кольнув в подмышку одного из нищих. Тот зло зашипел, и выронил свое оружие — увесистую палку.
Мимо пронеслась Му Ваньцин, раздавая болезненные уколы коротким мечом, и с небрежной легкостью уклоняясь от ответных ударов. Посохи и дубинки нищих словно пытались попасть по призраку, так быстры и точны были ее движения. Сразив четверых, она отступила обратно к мужу. Молодая пара остановилась, выставив клинки в сторону врага.
— Ну что, пойдете в ямынь за наказанием, или мне покалечить еще нескольких из вас? — весело спросил Инь Шэчи. — Но учтите, теперь вам придется просить по шестьдесят палок — спустить вам оскорбление моей жены я не могу, — Му Ваньцин бросила на юношу быстрый взгляд, и подарила ему широкую благодарную улыбку, заметную даже из-под вуали.
— Ублюдок! — проревел лысый громила, вздымая булаву к небу. — Живьем бы тебя съел!
— Думаю, даже съев меня целиком, ты останешься голоден, — засмеялся Шэчи. — Интересно, сколько людей в вашей банде было раньше, до того, как вы нашли, кого объедать? С подаяния такую тушу, как ты, точно не прокормишь.
Нищие бросились на них все разом, единой волной разноцветных лохмотьев и угрожающе поднятого дубья. Ваньцин метнулась в сторону, и, проскочив мимо вражеского строя, резанула по животу одного из нападающих; тот, тонко взвизгнув, повалился навзничь, зажимая глубокую рану. Темная кровь лилась между его пальцев, а в воздухе мерзко завоняло — удар Му Ваньцин вспорол нищему кишки.
Шэчи ринулся вперед, встречая врага лоб в лоб. Рубанув из-за головы, он рассек два древка нищенских посохов, и разбросал их владельцев мощными ударами кулаков. Легко уклонившись от ответных атак, он прошел сквозь вражеский строй и соединился с Ваньцин. Бок о бок, они накинулись на нищих, тесня их мечами, и нанося болезненные, калечащие, но не смертельные раны. Здоровяк с булавой продержался против их совместного натиска считанные мгновения: Инь Шэчи без труда отразил тяжелый удар его оружия, а Му Ваньцин прянула вперед, и вонзила меч в широкую грудь врага. Тот рухнул навзничь, пуская кровавые пузыри изо рта. Видя его конец, остальные нищие утратили остатки присутствия духа, бросая оружие и падая на колени. Раздав для острастки несколько оплеух, Шэчи удовлетворенно улыбнулся, и, вытерев клинок о наиболее чистые лохмотья одного из нищих, вложил оружие в ножны.
— Хорошо справились, жена моя, не правда ли? — весело обратился он к Ваньцин. Та с серьезным видом покивала. Юноша по-хозяйски оглядел побежденных, раздумывая, как бы продолжить их наказание, и озабоченно нахмурился.
— Постой-ка, а где тот любитель позлословить? — спросил он. — Который лишился языка.
— Он побежал в сторону города, — подал голос все еще прячущийся за деревьями Цзинь Чэнъу. — Несся так, что пятки сверкали, а кровь изо рта разлеталась по сторонам.
Инь Шэчи не успел ответить на это — чужое убийственное намерение накатило на него волной ледяных уколов. Он скользнул в сторону, напрягая меридианы в применении техники шагов, и тут же в клочок земли, где ранее стоял Шэчи, ударила техника ци, разорвавшаяся подобно осадной бомбе. Юноша уклонялся снова и снова, словно танцуя между падающими на него ударами, переполненными сокрушительной мощью, каждый раз проходя на волосок от верной гибели или серьезных ранений. Он сумел углядеть едва не заставшего его врасплох врага — рослого, длинноволосого мужчину в темных цветов одежде, — и бросился на него, стремясь сократить расстояние между ними, и вступить в ближний бой.
— Ваньцин! Я сам! — крикнул Шэчи, заметив знакомое мелькание красного с черным неподалеку. Не то, чтобы ему не была нужна помощь в бою со столь опасным противником, но при мысли о том, как его жену настигает один из ударов, от которых он с таким трудом уклонялся, сердце юноши замирало в холодном оцепенении.
Неизвестный враг усилил натиск, и исторгаемые его ладонями техники ци обрушились на Инь Шэчи сплошным потоком неодолимой силы, снопом сверкающих молний, стаей разъяренных драконов. Юноша стиснул зубы, и бросился прямиком сквозь вражеский навал, встречая бьющие в него техники клинком меча, и рассекая их могучими встречными ударами. Вся его сила, подаренная Уя-цзы, была пущена в ход, все умение и талант Шэчи сошлись на острие его меча, позволяя ему сражаться с незнакомым воителем на равных. Неожиданно для себя, Инь Шэчи понял, что наслаждается этой схваткой на пределе сил, боем, что впервые заставил его выложиться на полную. Он весело рассмеялся, и крутанул мечом стремительную двойную петлю, прокладывая путь прямо сквозь бурю мощи, поднятую вражеской ци.
Незнакомый воин был непрост — обладая невероятной силой, он не полагался лишь на нее, и не атаковал бездумно, стремясь задавить противника мощью. Сила и частота его ударов были изменчивы, словно блики на воде: они то свистели в воздухе легкими стрелами, то обрушивались тяжелым осадным тараном. Поначалу, отбивая его техники ци клинком меча, Шэчи едва не потерял оружие, обманутый частыми и быстрыми атаками, и чуть не упустив ударившую следом за ними разрушительную волну силы. Он все же приноровился к этому чередованию атак, кажущемуся рваным и беспорядочным, но подчиненному одной простой идее — рассеять внимание противника, ослабить его защиту, и преодолеть сопротивление. Несложная, но действенная тактика, вкупе с огромной силой и великолепным владением его боевым искусством, делали неизвестного воителя поистине грозным противником.
Ускоряясь еще сильнее, Инь Шэчи прорвался сквозь вражеские техники, но за мгновение до того, как его меч смог дотянуться до плоти врага, могучий незнакомец, резко выбросив вперед ладони, ударил сплошной, непрерывной волной ци, обрушившейся на Шэчи яростной бурей. Юноша вынужденно вскинул меч в защитном движении, отчаянно сжимая рукоять, и удерживая клинок за лезвие левой рукой. Его меридианы напряглись, как никогда ранее, пытаясь противостоять неумолимому давлению враждебной ци; он неосознанно применил метод своего противника, то усиливая, то ослабляя нажим своей внутренней энергии на вражескую технику. Это возымело успех: Инь Шэчи почувствовал, как навал врага, поначалу казавшийся неостановимым, начал ослабевать. Продавив его в одном мощном выплеске ци, юноша ускорился, прыгая вперед, и взмахнул мечом, целя в шею и горло незнакомца — торс врага был надежно прикрыт кожаной броней и стальным оплечьем. За мгновение до удара, неизвестный воин внезапно прекратил атаку, и впервые за бой отступил, уходя в сторону техникой шагов. Шэчи вынужденно затормозил, и его противник, чуть улыбаясь, поднял руки.
— Достаточно, — произнес он спокойно и доброжелательно. Его голос, сильный и басовитый, звучал рокотом могучего водопада, и рыком свирепого тигра. — Ты отлично сражаешься, братец. Позволь узнать твое славное имя.
— Я — Инь Шэчи, наследник секты Сяояо, — медленно ответил юноша. — А ты — Цяо Фэн, наследник Клана Нищих. Поистине, людская молва не врет — твое боевое искусство способно сотрясать горы и раскалывать небеса.
— Спасибо, — Цяо Фэн благодушно рассмеялся. — Но твою защиту ему все же не удалось расколоть. Видит небо, имя секты Сяояо было забыто незаслуженно.
Шэчи наконец смог как следует разглядеть своего противника. Замеченный ранее кожаный нагрудник, потертый и чиненный, как и потемневшие от времени львиные головы стальных наплечников, испятнанные множеством зарубок, были явно сделаны не по мерке, с трудом прикрывая широкоплечего и рослого мужчину. Его одежда — темно-синяя хлопковая рубаха с плетеным воротником, — выглядела поопрятнее, чем у его младших, и носила следы тщательного ухода. Карие глаза Цяо Фэна смотрели дружелюбно и уверенно, словно и не было недавнего боя на пределе сил. Легкая улыбка на угловатом, с крупными чертами и тяжёлым подбородком лице, придавала ему открытый и приятный вид. Наследник Клана Нищих казался прямодушным и добросердечным человеком, но, как уже успел убедиться Шэчи, людская внешность могла быть весьма обманчива.
Цяо Фэн, наследник Клана Нищих
Быстрый топот легких шагов прозвучал за спиной юноши, и Ваньцин встала с ним рука об руку, настороженно глядя на Цяо Фэна.
— Это — Му Ваньцин, моя жена, — представил ее Инь Шэчи.
— Госпожа Инь, — коротко поклонился наследник Клана Нищих. Девушка кивнула в ответ.
— Слава Цяо Фэна дошла даже до меня, неопытного юнца, едва начавшего свое странствие по рекам и озёрам, — церемонно заговорил Шэчи, упредив открывшего рот собеседника. — Недаром, когда речь заходит о сильнейших воителях Поднебесной, люди говорят: «на севере — Цяо Фэн, на юге — Мужун». К тому же, как я слышал, недавно север делом доказал свое превосходство над югом. Подобное мастерство заслуживает многих похвал, — наследник Клана Нищих польщенно улыбнулся, но его невысказанную благодарность вновь прервали слова Инь Шэчи, жёсткие и обвиняющие.
— А вот твоя помощь злодеям и мерзавцам, порочащим доброе имя Клана Нищих, не заслуживает ничего, кроме порицания. Пристало ли прославленному герою служить защитой ворам и разбойникам? Твоей силой вот эти гнусные бандиты, — он махнул рукой в сторону избитых нищих, — запугивают городских стражников и простых хуторян, чтобы свободно творить зло. Близорукость тому виной, или попустительство?
— О чем ты, Шэчи? — Цяо Фэн все же сумел вставить пару растерянных слов в поток обвинений, излитый на него юношей.
— Не верь ему, брат Цяо! — крикнул один из нищих. — Это он и его жена напали на крестьянина. Мы пытались их остановить…
— Заткнись, ты, бесчестная падаль! — зло рявкнул Инь Шэчи. — Не тебе разевать свой вонючий рот, когда с нами — жертва твоих злодеяний. Подойдите к нам, господин Цзинь, — позвал он. — Не бойтесь. Обещаю, вам больше никто не причинит вреда, — Цзинь Чэнъу приблизился, с опаской глядя на Цяо Фэна.
— Расскажите наследнику Цяо все то, что недавно поведали мне, — попросил крестьянина Шэчи.
Мужчина начал свою скорбную историю, поначалу говоря скованно и боязливо, но постепенно распаляясь все больше, а под конец, и вовсе награждая разбойных нищих крепкими ругательствами. С каждым его словом, Цяо Фэн глядел все смущеннее и растеряннее, что смотрелось странно и чуждо на его суровом лике.
— Клан Нищих — крупнейшее из вольных братств Поднебесной, — негромко заговорил он, когда Цзинь Чэнъу закончил свою речь. — Мы не отвергаем никого из пришедших к нам — любой несчастный и обездоленный, поклявшийся клану в верности, получит кров, пищу, и убежище. Эта открытость привела к нам многих славных людей, но случается так, что в наших рядах скрываются бесчестные притворцы и коварные негодяи. Мой учитель, Ван Цзяньтун, всегда наказывал мне быть строже и требовательнее к моим братьям, чем к кому-либо другому, и сегодня, братец Шэчи, ты помог мне исполнить наказ учителя. Я же подвел его и клан, и обязан искупить свою вину. Сколько денег у вас отобрали, господин Цзинь?
— Двенадцать лян серебра, — с запинкой ответил тот.
— Примите эти деньги, и мой поклон, в качестве извинения, — Цяо Фэн вынул из поясной сумы крупный серебряный слиток, и протянул его Цзинь Чэнъу, низко кланяясь.
— Что вы, господин Цяо, не стоит, я не смею принять это, — залепетал крестьянин, удержав наследника Клана Нищих под локоть.
— Пожалуйста, господин Цзинь, примите их, — мягко, но настойчиво повторил Цяо Фэн, вновь отвешивая поклон.
— Я не смею, я не смею, — испуганно отвечал мужчина.
— И вновь прошу вас, примите их, — поклонился наследник Клана Нищих все так же низко и смиренно. — Я виноват перед вами. Позвольте мне искупить эту вину.
— Х-хорошо, — запинаясь, пробормотал Цзинь Чэнъу, и взял слиток из рук склонившегося мужчины. Наметанный глаз Инь Шэчи определил в переданном куске серебра не менее, чем двадцать пять лян веса.
— Теперь с вами, недостойные! — повысил голос Цяо Фэн, обращая свое внимание к валяющимся на земле двора нищих. — Вы из ветви Дачжи, не так ли? Видит небо, Цюань Гуаньцин слишком распустил своих младших! Вы отправляетесь со мной, в поместье главы. Там, каждый из вас пойдет к Бай Шицзину, старейшине, ведающему соблюдением законов клана. Вы подробно расскажете ему о своих прегрешениях, и понесете заслуженное наказание! И упаси вас боги, — в его голосе зазвучали рычащие нотки, — утаить хоть один мелкий проступок! Если кто-то из вас попытается преуменьшить свершенное им зло, я лично накажу его, и, будьте уверены, поркой он не отделается, — нищие съежились под его грозным взглядом. Отвернувшись от них, Цяо Фэн обратился к молодой паре.
— Если у тебя и твоей жены нет срочных дел, братец Шэчи, я хотел бы и вас пригласить в обитель клана, что в Хубэе. Я хочу как-то отблагодарить вас за помощь. К тому же, для меня честь и радость познакомиться со столь славными воинами, — он дружелюбно улыбнулся.
— Вообще-то, у нас есть дела, — без особого восторга ответила Му Ваньцин. — Я разыскиваю моего учителя, которую потеряла где-то в этих краях, а мой муж направляется к горе Улян. Путешествие в Хубэй лишь отдалит нас от наших целей.
— Не спеши отказываться, жена моя, — вмешался Инь Шэчи, блестя веселой улыбкой. Только что, Цяо Фэн подтвердил свое доброе имя, показав себя благородным и беспристрастным, и юноша не хотел прерывать начатое знакомство с прославленным героем и хорошим человеком. — Не забывай, что Клан Нищих — крупнейшее из вольных братств Поднебесной. По слухам, у них есть глаза и уши даже в империи Ляо и Западном Ся. С их помощью, мы в два счета разыщем твоего учителя. Мои же поиски не ограничиваются горой Улян. Учитель дал мне три наказа — вернуть утерянные знания секты, избавить ее от дурных последышей, и прославить ее имя на реках и озёрах. Заводя друзей среди вольного люда, я выполняю третий наказ, а связи и знания Клана Нищих могут помочь со вторым. Но, прежде чем просить наследника Цяо и его клан о подобных услугах, надо, для начала, принять его приглашение.
— Твои слова открыли мне глаза, муж мой, — с лёгким удивлением отозвалась Ваньцин. — Верно, без твоей находчивости я долго и бесцельно рыскала бы по южным окраинам.
— Значит, решено! — громогласно возвестил Цяо Фэн, широко улыбаясь. — Мы отправимся в Хубэй, где я познакомлю вас с учителем и братьями по оружию. Будь уверен, братец Шэчи, мы с тобой выпьем много чашек доброго вина в честь нашего знакомства!
— Приглашение, достойное героя, — рассмеялся юноша. — Но сначала, вернёмся в город. Нам с женой нужно забрать лошадей и пожитки.
— И то верно, — согласился наследник Клана Нищих. — Мне и самому нужно в Цзянъян. Погодите-ка, — не церемонясь, он пинками и ругательствами поднял на ноги опозорившихся нищих, и они, все вместе, двинулись в сторону города.
— Да, братец Шэчи, что за дурных последышей твоей секты ты упоминал? — поинтересовался Цяо Фэн. — Могу ли я знать о них?
— Я говорил о злодее Дин Чуньцю, также известном, как Старый Чудак с Озера Синсю, — с готовностью ответил Инь Шэчи. — Некогда, он был учеником секты Сяояо, но, жаждая незаслуженного, предал учителя, ограбил секту, и заставил соучеников скрываться в дальних уголках Поднебесной. Учитель приказал мне убить его, во имя справедливого возмездия.
— Мне известно имя Старого Чудака Синсю, — с узнаванием на лице кивнул наследник Клана Нищих. — Он и его ученики принесли много зла вольному люду, без зазрения совести используя смертельные яды, и нечестивое искусство своей секты, именуемое Техникой Истощения Силы. С ее помощью, они искалечили много славных воинов. Прекратить их злодеяния — достойное дело.
— Отлично, — воодушевленно потер руки Шэчи. — Тогда, я побеспокою тебя просьбой разузнать о старом мерзавце и его прихвостнях побольше, с помощью твоих братьев. Негоже бросаться в битву, не зная врага.
— Подобными вещами ведает глава, но Ван Цзяньтун не оставит без внимания мою просьбу помочь тебе, — уверенно ответил мужчина. — Тем более, что тебя ведет жажда справедливости, и у меня перед тобой долг.
— Твой учитель — глава Клана Нищих? — заинтересовалась Му Ваньцин. — Передал ли он тебе знаменитый стиль Шеста, Побивающего Собак?
— Это боевое искусство может изучать лишь глава, — покачал головой Цяо Фэн. — Ван Цзяньтун обучал меня техникам развития, и передал мне искусство Восемнадцати Ладоней Драконоборца, один из сильнейших рукопашных стилей Поднебесной.
— Истинная правда, — с улыбкой кивнул Инь Шэчи. — Ощутив этот стиль на своей шкуре, я могу сказать о нем только хорошее… ну, когда его техники не направлены на меня, — удивленно моргнув на эти слова, Цяо Фэн громко, от души, расхохотался. Юноша поддержал его смех; не удержалась от улыбки и Ваньцин.
— Скажи-ка мне, брат Цяо… да, а сколько тебе лет? — спросил Шэчи.
— Мне недавно исполнился тридцать один год, — был ответ.
— Тогда, я с полным правом могу называть тебя старшим братом — ведь мне всего восемнадцать, — покивал юноша. — Так вот, скажи мне, известна ли тебе учитель моей жены, госпожа Цинь Хунмянь? — Шэчи не собирался забывать о нуждах любимой, или же забрасывать поиски ее учителя, и решил заранее справиться о ней у Цяо Фэна.
— Цинь Хунмянь, по прозвищу Клинок Асуры? — с удивленной улыбкой спросил тот. — Не думал я, что твоя жена — ученица столь знаменитой воительницы. Примите мое уважение вашему учителю, госпожа Инь, — кивнул он девушке. Та ответила короткой благодарностью.
— Мы с учителем потеряли друг друга во время боя с ее врагом, — поведала Ваньцин. — Уже вторую неделю, я не могу ее найти. Надеюсь на твою помощь, Цяо Фэн.
— О Цинь Хунмянь давно ничего не было слышно, где-то дюжину или полторы лет, — ненадолго задумался тот. — Те вольные странники, что знали ее, давно уверились, что она отошла от дел, и живет мирной жизнью. Но ее доброе имя по-прежнему известно многим. Не сомневаюсь, Ван Цзяньтун не откажет в помощи ее ученице.
— Вот и хорошо, — довольно ответила девушка, и добавила, с одобрением в голосе:
— Пусть первые встреченные нами члены Клана Нищих и оказались никчемными людишками, его наследник совсем неплох.
— Жена моя… — с горестным вздохом протянул Инь Шэчи. — Твоя прямота по душе мне, и даже делает тебя привлекательнее в моих глазах, но все же, она не всегда уместна в общении с людьми.
— Не стоит, братец Шэчи, — добродушно рассмеялся Цяо Фэн. — Я — человек простой, выросший в бедной семье. В общении со мной не нужны церемонии.
Так, беседуя, они добрались до Цзянъяна, и временно расстались, отправившись за оставленными вещами. Зайдя в «Райский приют» за лошадьми и кладью, Шэчи и Ваньцин двинулись в заранее оговоренное место встречи у северных ворот, где дождались наследника Клана Нищих и его проштрафившихся собратьев. Цяо Фэн восседал на гнедом коньке, что заметно пригибался к земле под могучей статью своего всадника; разбойные нищие могли похвастаться лишь обработанными и перевязанными ранами. Соединившись, их пестрая группа выступила в путь, ведущий в провинцию Хубэй, где, неподалеку от города Сянъян, обитал глава Клана Нищих, вместе со своими ближайшими соратниками.
Примечания
[1] Час Змеи — время с 9:00 до 11:00.
[2] Один му примерно равен семи сотням квадратных метров.
[3] В китайской традиции, назвать кого-либо старшим родственником — знак уважения. Чем старше родственник, тем больше уважения.