Восемь Драконов и Серебряная Змея

Глава 23 Серебряная змея получает ценные подарки, а молодой дракон юго-запада — тяжелую сердечную рану

— Цзюйцзянь, — подозвал Дуань Юй одну из своих спутниц. Девушка приблизилась, преданно глядя на юного принца. После своего спасения из вод озера Тайху, она уделяла Дуаню-младшему заметно больше внимания, чем предписывали правила вежливости.

— Жидкое удобрение заканчивается, — с небольшой запинкой высказался юноша. Пылкие взгляды Цзюйцзянь, бросаемые на него все чаще, начинали пробуждать в Дуань Юе неловкость. — Могут ли твои сестрицы принести больше?

— Конечно, молодой господин Дуань, — кивнула девушка, и несколькими короткими окриками отослала пару своих товарок за испрошенным. Похоже, те из служанок, что отзывались на прозвища, данные в честь «четырех благородных господ[1]», стояли над прочими прислужницами Дома Камелий.

— Быть может, вам нужно что-нибудь ещё? — почтительно спросила Цзюйцзянь, закончив с нижестоящими.

— Необходимо полить вот эту клумбу, — начал объяснять юный принц. Он решил перевести внимание девушки с себя на цветочные посадки. — Видишь, почва у корней немного подсохла? Камелии нуждаются во влаге, но не сверх меры. Двух-трех гэ[2] воды на куст будет достаточно, — Цзюйцзянь, оценив размеры клумбы, решительно кивнула.

— Мы с сестрами поможем вам, молодой господин Дуань, — заявила она. — Нехорошо гостю делать за нас всю работу, — отвесив юноше короткий поклон, она направилась к остальным служанкам, и принялась раздавать команды.

Девушки, споро разобрав бамбуковые лейки, двинулись к одному из садовых прудиков, за водой. Дуань Юй облегчённо вздохнул, присел на корточки рядом с ближайшим кустом камелии, и начал осторожно поливать подсохшие участки клумбы. Увлеченный этим занятием, он не сразу обратил внимание на приближающиеся женские голоса.

— Где сейчас двоюродный брат, А Чжу? — говорила незнакомая девушка. Юный принц невольно прислушался к мелодичному звучанию ее слов. — Чем он занят, и скоро ли ожидать его возвращения?

— Молодой господин мало что сообщает нам, служанкам, — раздался недовольный ответ. — Все, что я знаю — он отбыл на северо-запад по делам семьи, и будет отсутствовать ещё несколько дней. Верно, его с товарищами путь лежал куда-то в Аньхуэй или Хэнань — уж больно долго его не было для поездки в пределах нашей провинции.

Голос А Чжу зазвучал совсем близко, и Дуань Юй, не желая, чтобы его приняли за подслушивающего, встал и вышел из-за кустов. Его знакомая беседовала с юной девушкой, одетой в розовый шелк, черноволосой и стройной. Вглядевшись в лицо незнакомки, юный принц замер на месте, потеряв способность дышать. Лишь сердце его колотилось все громче, словно стремясь вырваться из груди, навстречу юной деве перед ним. Он немедленно узнал этот мягкий овал лица, пухлые губы, тонкий прямой носик, и большие миндалевидные глаза. В отличие от ее нефритовой близняшки из пещеры на горе Улян, прекрасный лик этой девушки цвел яркими, живыми красками, что делало ее в разы привлекательнее.

Девушка, встреченная Дуань Юем

Незнакомка остановилась, непонимающе глядя на замершего перед ней юношу. Идущая рядом с ней А Чжу удивлённо приподняла брови на нежданное появление Дуань Юя, и хотела было что-то сказать, но юный принц первым нарушил неловкую тишину.

— Н-небесная Сестрица! — ошеломленно воскликнул он, с трудом понимая, что и кому говорит. Какой-то месяц назад, нефритовая статуя в пещере горы Улян восхитила его, сегодня же, ее живая копия пленила сердце и мысли юноши целиком и полностью.

— Прости, я… я не в силах выполнить мой долг перед тобой, — горячо продолжал Дуань Юй, пораженный и растерянный. — Шэчи — мой зять, и не могу убить его, даже ради тебя… — неуклюже шевельнувшись, он запнулся о корень, и плюхнулся на колени, прямиком во влажную черную почву клумбы.

Девушка испуганно попятилась от стоящего на коленях незнакомца, что вел столь странные речи, а потом и вовсе развернулась, и быстро зашагала прочь, едва не срываясь на бег. А Чжу озадаченно посмотрела ей вслед, и перевела непонимающий взгляд на Дуань Юя.

— Ты зачем напугал Юйянь, братец Юй? — растерянно спросила она, и тут же поправилась:

— То есть, молодой господин Дуань. О чем вы вообще говорили с ней? Что это за Небесная Сестрица, и почему вы приняли за нее молодую госпожу Ван?

— Ван Юйянь, — с мечтательным видом протянул юноша, так и не вставший с колен. — Ее зовут Ван Юйянь…

— Верно, — нахмурилась А Чжу. — Она — дочь госпожи Ван. Старшие из служанок говорили мне, что Юйянь — вылитая мать в ее молодые… годы, — договорила она в спину Дуань Юя, что вскочил на ноги, и быстрыми шагами двинулся прочь.

Юный принц уже напрочь забыл и об А Чжу, и о всем остальном мире. Радостная улыбка сияла на его лице, глаза возбуждённо блестели, а ноги сами собой несли его к дому Ли Цинло. У его дверей он и столкнулся с выходящим наружу Инь Шэчи.

— Ты чего это, братец? — удивлённо спросил тот, ухватив Дуань Юя за плечи за миг до столкновения. — Неужто в саду моей старшей растут не только камелии, но и дурманная черная белена?

— Моя неизвестная благодетельница, Шэчи, моя Небесная Сестрица! — радостно воскликнул юный принц, не обратив внимания на достаточно оскорбительное замечание зятя. — Она — не выдумка неведомого скульптора, а дочь тётушки Ли! Вживую, она ещё прекраснее… Она прекраснее всех женщин мира! Я… я попрошу её руки, сейчас же! — он дернулся было к двери дома, но Шэчи удержал его.

— Братец Юй… эй! Братец Юй! — он легонько встряхнул шурина за плечи. — Немедленно очнись, и ответь мне. Ты встретил в саду Ван Юйянь, дочь госпожи Ван?

— Верно, зять, — с блаженной улыбкой ответил Дуань Юй. — Она воистину подобна бессмертным девам… нет, она много краше любой из них!

— Братец, тебе очень не понравится то, что я сейчас скажу, — серьезно заговорил Инь Шэчи. — Но лучше уж покончить с этим недоразумением сразу. Отец Ван Юйянь — Дуань Чжэнчунь.

— Отец? — рассеянно протянул юный принц. — Разумеется, я поклонюсь этому достойному… что? — он заморгал, глядя на зятя с искренней обидой.

— Верно, — терпеливо ответил тот. — Я только что говорил с моей старшей о Ван Юйянь. Она — твоя единокровная сестра. Кому, как не матери, знать отца своего ребенка?

— Не может быть, — ошеломленно ответил Дуань Юй. — Ты, верно, лжешь мне, Шэчи! Это одна из твоих глупых шуток… или ты хочешь отобрать Юйянь у меня? — он с бездумным подозрением уставился на зятя, что все так же держал его за плечи.

— Твой рассудок помутился от горя, не иначе, — сокрушенно вздохнул Инь Шэчи. — Подумай, стал бы я врать другу и родственнику о подобных вещах? К тому же, прекраснейшая из женщин мира — Му Ваньцин… тоже, как ни странно, твоя сестра, — он помимо воли ухмыльнулся. — Она — моя жена, к чему мне какие-то девицы из восточных провинций?

— Небесная Сестрица… то есть, Ван Юйянь — не какая-то, — с нарастающим унынием возразил Дуань Юй. Силы оставили юного принца, и он вяло повис на руках зятя. — Лик ее прекраснее нефрита, а голос столь чарующ, что любая музыка в сравнении с ним — пустой шум… как же так, брат? Почему та единственная, что затмила для меня всех женщин под небесами — моя сестра? Почему ее отцом не мог быть кто-то другой?

— Верно, потому, что твой батюшка очень уж общителен и любезен с дамами, — сочувственно ответил Шэчи. — Не отчаивайся, братец — много прекрасных дев осеняют своим присутствием Поднебесную…

— Я помню твои слова, сказанные сестрице Лин в вашу первую встречу, — горько перебил его Дуань Юй. — Не стоит повторять их мне. Умом, я и сам понимаю, что нашей с Юйянь любви — не бывать. Но мое сердце томится по ней, словно птица в клетке…

— Может, дары Ду Кана[3] успокоят твое сердце? — предложил Инь Шэчи. — В Доме Камелий просто обязан быть винный погреб, и, судя по качеству блюд, которыми нас потчевали за обедом, вина в нем — самые лучшие и выдержанные.

— Мне все равно, — с тоской ответил юный принц. — Можно и выпить. Но не думаю, что даже самое крепкое вино сможет вернуть мне душевный покой…

Где-то полчаса спустя, двое юношей сидели в одной из комнаток поместья госпожи Ван, в компании полудесятка кувшинов и кувшинчиков, а также блюда холодных закусок. Дуань Юй с пьяными всхлипами приканчивал очередную рюмку, а почти не захмелевший Инь Шэчи по мере сил пытался его утешить.

— Что насчёт… м-м-м… А Чжу? — спросил он, наполняя свою чарку. — Ее лицо красиво, словно цветущая бегония, а стан гибок и строен, точно молодой кипарис. К тому же, с девушкой, столь хорошо владеющей искусством перевоплощения, тебе никогда не будет скучно.

— Вижу, ты совсем не общался со служанками семьи Мужун, брат, — невнятно возразил юный принц. — Она и А Би — сироты. Не сестры — это видно даже по их лицам, — но обе потеряли родителей во младенчестве. Думаю, тут не обошлось без моего папы, — он безрадостно хихикнул, и опрокинул очередную рюмку крепкого вина, настоянного на травах.

— Я бы, все же, не стал подозревать его в отцовстве каждой из встреченных дев, — с сомнением ответил Шэчи. Пригубив свое «цзимо», он довольно кивнул, катая на языке насыщенно-сладкую жидкость с легким хлебным привкусом.

— Пока отец девицы неизвестен, я не стану рисковать, — решительно промолвил Дуань Юй, вновь прикладываясь к горячительному.

— Ладно, — махнул рукой его собеседник. — Тогда, что ты думаешь о той служанке госпожи Ван, что без ума от тебя? Как там ее зовут — Ланьцзянь? — предположил он, закусывая вино зелёным пирожным.

— Цзюйцзянь, — безрадостно ответил юный принц, хмелеющий все больше, но не прекращающий пить. — Признаюсь тебе честно, брат — покупая служанок, тетушка Ли явно выбирала тех, что поплоше видом. Я уже и не знаю, как отделаться от этой навязчивой девицы.

— Хорошо же, — тяжело вздохнул Инь Шэчи. — Помнишь ту певичку из гостиницы в Чанша? Ты битый час осыпал ее хвалебными словами, и оставил в ее кошельке половину своих денег. Как же ее звали? — он задумчиво тронул подбородок. — Сян-эр? Ян-эр? Лян-эр?

— Мне понравился голос Жун-эр, и ничего более, — нечленораздельно возразил Дуань Юй, и громогласно икнул. — Ты что, и впрямь кинулся бы разыскивать ее?

— Чего не сделаешь ради родни? — задумчиво ответил Шэчи. — А что, если… — повернувшись к шурину, он замолк: его собутыльник сладко спал, склонив голову на стол, и увлеченно пуская пузыри. Весело хмыкнув, юноша подхватил своего нестойкого к вину родственника под руку, и потащил к кровати.

Уложив шурина, Инь Шэчи покинул комнату, и отправился выяснять у служанок, где устроилась его жена. Вскоре, он отыскал указанную ему спаленку, и, без особого стеснения распахнув дверь, вошёл. Внутри обнаружились широкая кровать с балдахином, бумажная ширма, расписанная танцующими журавлями, и Му Ваньцин, сидящая перед небольшим медным зеркалом. Девушка, избавившаяся от головного убора, плаща, и вуали, вынимала из волос заколку; рядом с ней, на столике, лежал потёртый черепаховый гребень.

— Я как нельзя вовремя, — обрадовался юноша. Придвинув второй стул, он уселся за спиной Ваньцин. — Позволь помочь тебе, моя милая жена.

— Конечно, Шэчи, — улыбнулась та, и передала ему гребешок. Юноша увлеченно принялся расчёсывать волосы девушки, перебирая их густые черные пряди.

— С кем ты пил? — принюхавшись, полюбопытствовала Му Ваньцин.

— С Дуань Юем, — ответил Инь Шэчи, весело фыркнув. — Помнишь глупую историю, произошедшую с ним и Чжун Лин? Сегодня, она повторилась, но на сей раз, несчастным влюбленным оказался мой шурин.

— Он встретил здесь очередную сестру, и влюбился в нее? — недоверчивым тоном спросила девушка. — Бедный братец Юй. С его невезением, было бы разумнее доверить поиски жены сводне поопытнее.

— Боюсь, уже поздно, — задумчиво проговорил Шэчи. Удерживая волосы Ваньцин на гребне, он ненадолго залюбовался их ониксовым блеском. — Даже крепчайшая травяная настойка двадцатилетней выдержки не смогла увести его мысли от Ван Юйянь. Чувствую, шурин ещё долго будет тосковать и печалиться.

— Ван Юйянь? Та, что похожа на портрет своей бабки? — лениво поинтересовалась девушка. — Неудивительно, что братец Юй потерял голову — она весьма привлекательна.

— Все дочери твоего отца — редкие красавицы, — согласно кивнул Инь Шэчи, и, наклонившись к ушку жены, негромко добавил:

— А одна из них и вовсе прекраснее всех богинь мира.

— Не отвлекайся, муж мой, — засмеялась Му Ваньцин. — Мне приятны твои слова, внимание, и, особенно, ласки, но мои волосы все ещё в беспорядке.

— У меня есть ещё одна новость, — отстраненно заговорил Шэчи, вновь берясь за расчёску. — Госпожа Ван согласилась обучить нас с тобой могущественному фехтовальному искусству, что позволит объединить наши силы наилучшим образом.

— Ей известна тайная техника секты Древней Гробницы, мечный стиль Чистой Девы? — неподдельно удивилась Ваньцин. Юноше пришлось поспешно отнять гребень от ее волос — жена, в искреннем изумлении, резко повернулась к нему лицом.

— Нет, милая, — не ожидавший такого интереса, Инь Шэчи слегка растерялся. — Стиль, которому обучит нас моя старшая, зовется Семь Мечей Привязанности. А что это за искусство Чистой Девы? Звучит, как некая даосская техника, из тех, — он с намеком глянул на девушку, — что практикуют в уединении, вместе с любимым человеком.

— Поверить не могу, за какого развратника я вышла замуж, — рассмеялась Му Ваньцин, поворачиваясь к юноше спиной. Тот вновь прилежно взялся расчёсывать ее волосы. — Стиль Чистой Девы — фехтовальная техника, дополняющая мечное искусство даосской секты Цюаньчжэнь. Говорят, что вместе они — непобедимы, но искусства секты Древней Гробницы давно утеряны, и существуют лишь в виде слухов, ходящих на реках и озёрах.

— Твоя осведомленность о братствах вольных странников, и их умениях, вызывает уважение, моя любимая жена, — задумчиво произнес Инь Шэчи. — Я закончил. Помочь тебе с заколкой?

— Придержи мои волосы… да, вот здесь, — с помощью Шэчи, Ваньцин сплела узел прически, и закрепила его подарком мужа — золотой заколкой с рубинами. Встав со стула, она уселась к юноше на колени, и крепко обняла его.

— Благодарю за помощь, мой милый муж, — с улыбкой промолвила девушка, и нежно поцеловала Шэчи в губы. — Так что же это за стиль Семи Мечей Привязанности?

— А? Что? — ласки жены, и ее близость, увлекли юношу, и он не сразу понял ее вопрос. — Ах, это… старшая не очень много рассказала о нем. Узнаем все завтра, на нашем первом уроке. Да, ещё одно, — вспомнив слова Ли Цинло, Шэчи невольно посерьёзнел. — Ты ведь не против изучения моего боевого искусства, мечного стиля Сяояо?

— Не против, — подумав, ответила Му Ваньцин. — Твой стиль заинтересовал меня с самой первой нашей встречи. Очень уж ловко ты противостоял мне с его помощью, — она благодушно улыбнулась. — Но разве твой учитель не будет сердит на тебя за передачу знаний секты в чужие руки?

— Твои руки — не чужие, — возразил Инь Шэчи, завладев тонкой ладошкой жены, и целуя ее пальцы. — Уя-цзы мне словно второй отец, а значит, ты тоже приходишься ему родней.

— Что ж, я с удовольствием поучусь у тебя, муж мой, — напевным голосом ответила Ваньцин. Ее изящные пальчики, отпущенные Шэчи, не спешили отдаляться от лица юноши, ласково поглаживая его волосы, щеку, и подбородок. — Начнем с тех самых даосских практик, которым требуется уединение. Расскажи мне о них все, что знаешь…

На следующий день, после легкого завтрака, Инь Шэчи с женой предстали перед Ли Цинло. Хозяйка Дома Камелий ожидала молодую пару в тренировочном зале поместья — просторном, ярко освещенном настенными лампами, с крепкой, окованной железом дверью, и без единого окна. Без сомнения, Ли Цинло дорожила боевыми искусствами своей семьи, и не желала их случайного попадания в чужие руки.

Госпожа Ван дожидалась молодую пару, сидя за чайным столиком у стены, расслабленная и безмятежная, словно медитирующая даосская монахиня. Длинные черные ресницы женщины были сонно опущены, а губы то и дело изгибались в лёгкой улыбке — хорошее настроение Ли Цинло не скрывалось сегодня под маской сдержанности. Едва шелест распахнувшейся дверной створки достиг ее ушей, женщина подняла голову, и встала навстречу юноше и девушке, всем своим видом выражая доброжелательность.

— Подойди, Ваньцин, — благодушным тоном попросила она. — Мне нужно как следует взглянуть на тебя, — девушка, пожав плечами, выполнила ее просьбу. Госпожа Ван обошла ее по кругу, внимательно разглядывая, и удовлетворённо кивнула.

— Пожалуй, я знаю, какие из моих мечей будут тебе по руке, — заявила она. — Я скоро вернусь, дети. Пока меня не будет, покажи жене первую форму своего мечного стиля, Шэчи, — отдав сие напутствие, она двинулась к выходу.

— О чем это она, муж мой? — непонимающе спросила Му Ваньцин, проводив взглядом гостеприимную хозяйку.

— Я совсем забыл, — рассмеялся юноша. — Моей старшей пришлась по душе крепость уз нашей любви, и она решила одарить тебя драгоценным оружием, не уступающим моему.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас, дурень⁈ — гневно напустилась на него Ваньцин, и стукнула мужа кулачком по груди. — Мне даже отказываться поздно — она уже пошла за подарком! Теперь, я в огромном долгу у… госпожи Ван, — она в сердцах топнула ножкой. — И я даже не знаю, чем отплатить ей!

— Ну, долги между родней меньше таковых перед чужими людьми, — растерянно ответил Инь Шэчи. — А госпожа Ван — моя… двоюродная сестра по учебе, вот. И, в какой-то мере, твоя тетушка, — он смущённо поскреб в затылке. Обещание Ли Цинло щедро одарить его жену напрочь улетучилось из памяти юноши вчерашним вечером, и он не мог не признать правоту сердитых слов Му Ваньцин.

— Нет такого титулования — двоюродная сестра по учебе, — недовольно отозвалась девушка. — И тетушкой мне она стала бы, возьми ее папа в наложницы, не раньше. Ладно, чего уж теперь. Скорее показывай мне свой фехтовальный стиль. Не будем причинять госпоже Ван ещё больше неудобств, — взяв со стойки деревянный меч, она требовательно воззрилась на мужа. Тот, смущённо кивнув, также обзавелся тренировочным оружием, и принялся объяснять жене тонкости мечного искусства своей секты.

— Ну как? — с гордым видом вопросила Му Ваньцин, опуская меч.

— Просто отлично, милая, — отстраненно ответил Инь Шэчи. — Я и сам не выполнил бы первую форму лучше, — девушка просияла довольной улыбкой, воодушевленная похвалой.

Шэчи тем временем напряжённо раздумывал, какие подсказки он может дать любимой жене, чтобы улучшить ее понимание стиля Сяояо — сам он понял его разом и полностью, без малейших усилий, и объяснять кому-то его суть было для юноши сродни попыткам объяснить цвета слепому.

Не то, чтобы Ваньцин была бесталанной — вовсе даже наоборот. Запомнив все приемы почти сразу, она увлеченно пластала воздух деревянным клинком всего-то с десяток минут, прежде чем добиться безупречного выполнения первой формы. Но, к ее сути они пока что не успели подобраться.

Когда Инь Шэчи, оставив попытки измыслить что-то необычное, принялся вспоминать те строки из «Беззаботного скитания», что во время обучения пересказывал ему Су Синхэ, дверь тренировочного зала отворилась, и внутрь вступила Ли Цинло, в сопровождении двух служанок. Каждая из девушек несла по длинному деревянному ларцу. Один, простой и обшарпанный, мог похвастаться позеленевшим от времени медным замочком, и длинной трещиной, наискось пересекающей крышку. Второй блестел лаком на округлых выступах искусной резьбы, изображающей оскалившихся драконов, и ловил лучи ламп посеребрением замка и дорогими каменьями инкрустаций.

— Как твои успехи, Ваньцин? — добродушно поинтересовалась госпожа Ван.

— Суть первой формы Шэчи не успел объяснить, но приемы я уже освоила, — похвасталась девушка.

— Просто замечательно, — искренне порадовалась женщина. — Прервись пока, и взгляни вот на эти вещи.

Она небрежно кивнула на несомые служанками ларцы. Прислужницы сгрузили свою ношу на пристенные столики, и открыли оба замка. Му Ваньцин, оставив тренировочный меч на стойке, подошла, и, откинув крышки, восторженно ахнула. Инь Шэчи, заглянув через плечо жены, изумлённо приподнял брови — оба меча, что скрывались в ларцах, стоили больше своего веса в золоте.

— Вот этот клинок я взяла трофеем, с тела Хун Цзиньбао, известного как Мечник, Срезающий Лепестки Цветов, — с гордостью поведала Ли Цинло, указывая на клинок, лежащий в потрепанном ларце.

Оружие, ожидаемо, не выглядело ни роскошным, ни драгоценным — простая деревянная рукоять, покрытая несложным узором медная гарда, и вполне обычная для длинного меча форма. Из этой нарочитой простоты выбивалось разве что лезвие, откованное из отличной стали.

— Старый Хун был дурным человеком, но замечательным бойцом — схватка с ним едва не стоила мне жизни, — продолжала свою историю женщина. — Много славных воинов приняли смерть от этого меча, и, не улыбнись мне удача, я стала бы одной из них, — отвернувшись от памятного оружия, она подошла к второму из принесенных ларцов.

— Это — работа Жэнь Чжуфу, прозванного Богом Кузнецов, — задумчиво произнесла она. — Незадолго до того, как старый скряга ушел на покой, передав дела детям, он выковал для богатых вельмож несколько поистине великолепных мечей, и получил за них царскую плату.

Оружие из богатого ларца выглядело под стать своему вместилищу. Оно смотрелось истинным произведением искусства — узкий клинок начинался в широко раскрытой драконьей пасти из посеребренной стали, что служила гардой, чешуйки на длинном теле-рукояти помогали удобству хвата, а навершие было подробно свёрнутому в кольцо хвосту. На плоскости клинка сверкала серебром искусно выполненная чеканка — языки пламени.

— Не буду говорить, как мне достался этот меч, — лукаво глянула на юношу и девушку госпожа Ван. — Скажу только одно — умения его прежнего хозяина были прискорбно недостаточны для такого замечательного клинка, — повернувшись к молодой паре, она предложила:

— Выбирай, Ваньцин. Сегодня, один из этих мечей станет твоим.

— Это слишком ценный подарок, госпожа Ван, — стесненно произнесла девушка. — Я не смею принять его. Нет ли у вас оружия попроще?

— Вижу, твоя мать научила тебя не только фехтованию, но и неписаным правилам вольных странников, — одобрительно кивнула Ли Цинло. — Ты рассудила верно — приняв один из этих мечей, ты бы немало задолжала мне. Но все же, не спеши отказываться от моего дара. Я и правда хочу кое-что испросить у тебя взамен. Сделай мне одолжение, и выслушай, что именно, — она умолкла, с серьезным видом глядя на Му Ваньцин. Та ответила коротким согласием, чуть поклонившись.

— Моя мать покинула меня раньше срока — старые раны подорвали ее здоровье, — ровным тоном проговорила женщина. — Долгое время, я считала, что осталась одна, и лишь дочка была моей единственной отрадой. Но вчерашним днём, этот вот невежественный юнец, — она чуть улыбнулась, указав на Инь Шэчи, — принес мне весть. Даже несколько вестей, — женщина грустно улыбнулась, глядя с необычной для ее строгого лица мягкостью.

— Оказывается, мой старый отец жив, — тихо продолжила она, — и Шэчи — в числе тех, кого следует благодарить за это. Кроме того, он выполняет волю папы, и намерен отомстить за его раны. И, наконец, самое худшее, — она смерила Ваньцин взглядом прищуренных глаз. — Этот влюбленный глупец не пожалел для тебя двух ценностей, наиболее важных для воина — знаний и оружия. Вместе с фехтовальным стилем секты, он собирался передать тебе свой меч. Хорош бы он был, сражаясь с Дин Чуньцю какой-нибудь скверной поделкой бездарного ремесленника, — женщина криво усмехнулась.

— Я не могу этого позволить: как-никак, Шэчи — мой младший, — бесстрастно продолжила она. — И поэтому, я хочу одарить тебя сама. Вместе с подарком, ты примешь и мой наказ — хранить и защищать этого опрометчивого мальчишку, как саму себя. Согласна ли ты на такой обмен, Му Ваньцин?

— Я и сама… долго считала себя сиротой, тетушка, — растроганно промолвила девушка, шмыгнув носом. — Узнать, что папа жив, было так радостно… и немного страшно — вдруг он не примет меня? — она вновь тихонько всхлипнула, и промокнула глаза рукавом.

— Хватит разводить сырость, несносная девчонка, — добродушно проворчала госпожа Ван. — Чжэнчунь нахвалиться на тебя не может. Прекрати ныть, и бери поскорее меч — мне ещё обучать вас, бездельников, Семи Мечам Привязанности.

— Какой из этих клинков лучше, Шэчи? — спросила Ваньцин уже спокойнее, повернувшись к мужу.

— Они равны, — без единого сомнения ответил тот. — Чеканка на мече Жэнь Чжуфу не прикрывает трещины в стали, как на некоторых заморских поделках, и не ослабляет клинок — работа достаточно тонкая, чтобы разглядеть и то, и другое. Бывший меч Хун Цзиньбао многое повидал, но лезвие все ещё крепкое — ни единого скола. Их ковка одинаково хороша — видишь эти темные пятна на металле, вроде ряби на воде? Они — признак самой лучшей стали. Даже мой меч уступает любому из этих двоих.

— Возьму тогда этот — он красивее, — безмятежно заявила Му Ваньцин, и извлекла из ларца работу Жэнь Чжуфу. Вложив меч в ножны, она привесила их к поясу.

— Ты и вправду выберешь меч, исходя из его… красоты? — удивленно нахмурилась Ли Цинло. — Я считала тебя более опытной воительницей.

— Мне так и так привыкать к оружию новой формы, длины, и веса, — не смутилась Ваньцин. — Если меч будет нравиться мне, я освоюсь с ним быстрее. И, раз мой муж говорит, что эти клинки равноценны во всем остальном — я ему верю.

— Что-то в этом есть, — усмехнулась госпожа Ван. — Что ж, дети, покажите мне, чему Ваньцин научилась сегодня. Начинайте выполнять первую форму стиля Сяояо, вместе.

Молодая пара, переглянувшись, извлекла мечи их ножен, и дружно вскинула их в начальную позицию первой формы. Оба драгоценных клинка слитно засвистели, разрезая воздух. Му Ваньцин старалась вовсю; Инь Шэчи, выполняя привычные движения, больше наблюдал за женой. Стоило им закончить, Ли Цинло одобрительно покивала.

— Очень неплохо, Ваньцин, — обратилась она к девушке. — Форма не освоена полностью, но это пока и не нужно. Я буду учить тебя не стилю Сяояо, но Семи Мечам Привязанности. Теперь, проделайте все сначала, также вдвоем, внимательно слушая то, что я буду говорить. Не удивляйтесь моим словам, и не ищите в них некий глубинный смысл — они всего лишь должны подтолкнуть вас в нужном направлении.

Под это странное напутствие, юноша и девушка вновь начали выполнение фехтовальных приемов. Госпожа Ван же заговорила, мелодично и протяжно; ее голос, высокий и сильный, без единого следа старческой хрипотцы, наполнил тренировочную залу неспешным течением полноводной реки:

— На лютне поющей колонны —

— Как зерна хлебов позлащенных.

— Под белой рукою лежит

— Похожий на домик нефрит.

— Пожалуй, певица рада

— Поймать Чжоу Юя взгляды:

— Нет-нет, и нарочно одну

— Фальшиво заденет струну.

Даже помня о предупреждении госпожи Ван, Шэчи не мог сдержать удивления. Изумился он не классической поэзии в устах женщины, и не кажущейся неуместности стихов о любви в мечной тренировке. Ему припомнились музыкальные упражнения Ваньцин, и его собственные слова, сравнившие девушку с Сяо Цяо, мастерицей игры на цине и женой полководца Чжоу Юя[4].

Невольно, он обратил более пристальное внимание на жену и ее движения; та как раз выполняла один из базовых приемов формы, длинный прямой выпад, должный достать торс воображаемого противника. Юноша сместился ближе к Ваньцин, ломая порядок собственных приемов, и его меч описал плавную дугу, защищая открытый бок и оружную руку девушки. Та бросила на него короткий взгляд, но продолжила выполнять заученные движения; Инь Шэчи, в свою очередь, последовал пришедшему пониманию, скользя вокруг Ваньцин быстрой тенью, прикрывая мечом ее уязвимости, и поддерживая атаки. Его клинок все ещё двигался в соответствии с первой формой мечного стиля Сяояо, но приемы ее, в исполнении Шэчи, изменились до неузнаваемости.

Юноша понял, что теперь, когда он знает используемый женой стиль, ему незачем держаться от нее на расстоянии во время боя, давая ей место; неотступно следуя за атаками Ваньцин, он двигался совсем рядом с ней, все ближе и ближе. Выполнение первой формы они закончили и вовсе прижимаясь друг к другу: левая рука Шэчи лежала на талии жены, а ее спина опиралась на грудь юноши. Его правая рука была вытянута над плечом девушки, и их мечи, остановленные в одинаковом прямом уколе, сходились в одной точке, чуть касаясь остриями.

— Так быстро, — неверяще произнесла Ли Цинло. — Воистину, нашей секте повезло с наследником. Ты поняла, что делал твой муж? — обратилась она к Ваньцин.

— То же, что и всегда — оберегал и поддерживал меня, — с небольшой запинкой отозвалась девушка, опуская меч. — Думаю, я смогу так же, нужно только попрактиковаться немного, — она повернулась к стоящему совсем близко юноше, который заканчивал убирать меч в ножны, и с довольной улыбкой притянула его к себе, сжимая в объятиях. Тот, удивлённо моргнув, погладил жену по спине.

— Потом обниматься будете, — с притворным недовольством проворчала госпожа Ван. — Покажи мне то, о чем говорила, Ваньцин. Ты ведешь, Шэчи — выполняй первую форму, и не отвлекайся.

Они увлеченно тренировались ещё около часа, и вскоре, с помощью и подсказками Ли Цинло, освоились с необычным методом боя, что являл собой стиль Семи Мечей Привязанности. Как объяснила госпожа Ван, понятое Шэчи было первой, самой простой формой стиля — Мечом Единства. Убедившись, что ее наставления должным образом усвоены, женщина покинула молодую пару, оставив их шлифовать изученное в одиночестве. Без ее пригляда, фехтовальные упражнения юноши и девушки все чаще завершались объятиями — то единство разумов, что нес с собой свежеизученный стиль, очень естественно переходило в телесную близость. Когда они закончили практику очередного приема, и Ваньцин прижалась к юноше, обвив его талию руками, Шэчи, не сдержавшись, сдвинул вниз вуаль жены, и припал к ее губам. Му Ваньцин страстно ответила на его поцелуй, и они надолго забыли обо всем на свете, кроме ласк друг друга.

Дуань Юй увлеченно работал небольшой тяпкой — сорная трава полезла из клумбы у самых корней куста, и юный принц, опустившись на корточки и согнувшись в три погибели, старательно выпалывал коварного вторженца. День работы, обещанный им Ли Цинло, давно прошел, и юноша занимался заботой о саде поместья совершенно добровольно. Прочие гости быстро нашли для себя занятие в Доме Камелий: Инь Шэчи и Му Ваньцин осваивали новое боевое искусство, Дуань Чжэнчунь дневал и ночевал в комнатах госпожи Ван, А Чжу с А Би же приятельствовали с многими обитательницами усадьбы, и проводили дни в общении с подругами. Один лишь Дуань Юй был представлен самому себе.

Юный принц не был настроен бездельничать, но к занятиям созерцательным, вроде упражнений в Четырех Искусствах, у него не лежала душа — слишком много тягостных мыслей и задавленных чувств всплыло бы на поверхность, вздумай он заняться каллиграфией, рисованием, либо же каким другим делом, что погрузило бы его в глубины сознания. Дуань Юй нашел свое спасение в заботе о цветах госпожи Ван — труде утомительном и тяжёлом, но по-своему увлекательном.

К несчастью, та, от кого он старательно бежал мыслями, явилась к нему во плоти. В этот раз, юный принц услышал очередную беседу о загадочном двоюродном брате заранее, и точно так же узнал голос одной из говоривших. Решив, что прятанье за кустом лишь выставит его ещё большим посмешищем в глазах той, одна мысль о которой заполняла его грудь сладкой болью, Дуань Юй тяжело вздохнул, и поднялся на ноги. Ван Юйянь, разговаривавшая с одной из служанок, замолчала, и глянула на юношу с удивлением, смешанным с неловкостью.

— Ты — тот глупый школяр, что назвал меня бессмертной, и старшей сестрой[5], — заговорила она первой. — Не делай так больше — я ни то, ни другое.

— Юная госпожа Ван, — собравшись с силами, юный принц церемонно поклонился. Неласковые слова девушки ничуть его не задели — все, что исходило из ее уст, по-прежнему звучало для юноши чарующей музыкой.

— Я — Дуань Юй, — представился он. — Простите, если мои вчерашние слова и действия доставили вам неудобство. Ваша красота смутила меня, и я наговорил глупостей, — девушка не осталась равнодушной к похвале, отведя взгляд и чуть улыбнувшись.

— Что этот юноша делает здесь, Ланьцзянь? — спросила она служанку, снова ничуть не озаботившись вежеством. — Мама ведь не любит гостей, особенно — мужчин.

— Он пришел сюда вместе со знакомым отца госпожи, — бесстрастно ответила прислужница. — Как я знаю, он оскорбил госпожу, и искупает свою дерзость садоводческим трудом.

— Что ж, Дуань Юй, можешь продолжать свое занятие, — покровительственно бросила Ван Юйянь. — У меня еще много дел. Пойдем, Ланьцзянь.

— Вы ведь хотите узнать о делах Мужун Фу, юная госпожа Ван? — неожиданно для себя заговорил юный принц. — Недавно, в царстве Да Ли был убит шаолиньский монах Сюаньбэй. Причиной его смерти стал один из тайных стилей Шаолиня, который сам монах и практиковал. В Да Ли заподозрили семью Мужун. Может статься, Шаолинь пришел к той же мысли. Путь наследника Мужунов лежал на северо-запад, в соседние провинции, а Шаолинь как раз находится на северо-западе Хэнани. Если Мужун Фу отправился туда, свидетельствовать о своей невиновности, ему может угрожать опасность. Многие монахи Шаолиня искусны в военном деле, и обладают тайными знаниями, — выпалив на одном дыхании эту пространную речь, он невольно подивился ее стройности и непротиворечивости. Его разум, из одного только нежелания расставаться с красавицей, столь холодно отнесшейся к нему, выдал это сложное рассуждение в считанные мгновения.

— Откуда ты знаешь так много о моем двоюродном брате и его делах? — удивилась Ван Юйянь. — Ты знаком с ним?

— Я ни разу не встречал Мужун Фу, — ободренно ответил юный принц. — Но его знает мой зять. Если хотите, я расскажу вам больше… — он попытался остановить рвущиеся наружу слова, но не преуспел, договаривая:

— … Нужно только найти подходящее для беседы уединенное место.

— Пойдем на берег озера, — милостиво кивнула девушка. — Ланьцзянь, возвращайся к своим делам.

Радость, лесным пожаром охватившая сердце Дуань Юя, не оставила и пепла от стыда и сомнений, невольно посетивших юношу вместе с мыслью, что он только что напросился на свидание с единокровной сестрой, и та не отказала. Горящий волнением пополам с восторгом, он двинулся следом за девушкой, к которой его тянуло с неодолимой силой, и вновь завязал разговор. Красноречие, которым юноша был отнюдь не обделен, опять вернулось к нему, и Дуань Юй разливался быстрым ручьем словесных изысков, беседуя с Ван Юйянь обо всем подряд.

Дуань Юй и Ван Юйянь

— … Издавна, два вида красоты волнует мужские умы — краса женщин, и прелесть цветов, — увлеченно говорил он. — Многие поэты сравнивали их между собой. Ли Бо, восхищенный красотой императорской наложницы Ян, сравнил ее лик с цветущим пионом. Но, как по мне, такое сравнение несправедливо. Ведь разве может цветок плакать, дуться, или же улыбаться? Его красота может сравниться лишь с малой частью женской привлекательности, — он помимо воли устремил восхищенный взгляд на лицо Ван Юйянь. Та отвела глаза, проводя взглядом по зеркальной глади Тайху, и поросшему густой травой берегу озера.

— Ты неумолчно расхваливаешь мою внешность, — с сомнением сказала она. — Вправду ли ты думаешь, что я красива?

— Вы несравненно прекрасны, юная госпожа Ван, — горячо заверил ее Дуань Юй. — Неужто каждый встречный мужчина не восхищается вами, превознося вашу красу? Как по мне, любому, кто имеет глаза, достаточно увидеть ваш лик, подобный обличьям бессмертных… — он смущенно улыбнулся, припомнив собственную неуклюжесть, и закончил:

— … Чтобы пасть на колени в искреннем восхищении.

— Мать не разрешает мне покидать поместье. Здесь же, меня окружают одни лишь служанки, — ответила девушка, улыбаясь в ответ. Ее тон чуть потеплел. — Среди них нет мужчин.

— А как же ваш двоюродный брат? — заинтересовался юный принц. — Разве он не говорит вам ласковых слов?

— Мужун Фу часто занят, — помрачнела Ван Юйянь. — У него мало времени на праздные разговоры. Но даже в свободную минутку, его мысли стремятся к государственным делам, и… боевым искусствам, — последние два слова она выдавила с неподдельным раздражением. Понизив голос, она тихо призналась:

— Я ненавижу боевые искусства.

— Какое совпадение! — обрадовался юноша. — Я тоже терпеть не могу боевые искусства. Дядя и отец вечно пытаются передать мне семейный стиль. Мне даже пришлось сбежать из дома, чтобы отвязаться от них.

— Все, о чем он хочет говорить — боевые искусства, — продолжала девушка, словно и не услышав собеседника. — Я изучаю описания стилей и техник день и ночь, лишь бы побеседовать с ним подольше. Нехорошо радоваться чужим неудачам, но каждый раз, когда он что-то не понимает в описании того или иного искусства, становится праздником для меня — ведь тогда, мы с ним обсуждаем этот треклятый стиль, пока двоюродный брат не поймет все его тонкости.

— Что же, он сам не может прочесть описание нужного стиля, и вникнуть в него? — озадаченно спросил Дуань Юй.

— Но даже такие редкие часы общения были отняты у нас, — Ван Юйянь вновь не обратила внимания на слова юноши, вовсю изливая душу. — После смерти дяди, мама и тетушка рассорились, и Мужун Фу перестал быть желанным гостем в Доме Камелий. Мы с ним видимся тайно, время от времени, но за те недолгие минуты, что мы проводим вместе, никак не успеешь поговорить по душам, — девушка вновь поникла. — Все чаще, я остаюсь одна-одинешенька. Я люблю маму, но ей совершенно не нравятся те вещи, которые интересны мне. А уж со служанками не очень-то пообщаешься.

— Я в любое время готов составить вам компанию, — сочувственно ответил юный принц. — А еще, в Доме Камелий вместе со мной гостят мои зять и отец, — подумав, он с тяжелым сердцем добавил:

— Как оказалось, мой папа, Дуань Чжэнчунь — и ваш отец тоже, юная госпожа. Успели ли вы повидать его? Он будет рад познакомиться с вами, — Ван Юйянь неожиданно рассмеялась.

— Ты хоть и глупенький, но все же не школяр, Дуань Юй, — весело промолвила она. — Моя фамилия — Ван. Как я могу быть дочерью некоего Дуаня?

Юный принц ничего не успел ответить — то, что сделала его собеседница в следующий миг, заставило его сердце рвануться из груди, а следом замереть неподвижно. Девушка взяла его руку в свои, и ее тонкий пальчик прочертил на ладони Дуань Юя три поперечные полосы, перечеркнув их одной продольной.

— Вот это — «ван», — сообщила она с безмятежной улыбкой, явно не видя ничего необычного в своих прикосновениях. — А вот это — «дуань», — кончик ее пальца расчертил ладонь юноши целым каскадом быстрых касаний, выписывая достаточно сложную фамилию Дуань Юя.

— Разве они хоть немного похожи? — весело спросила она. Юноша лишь потерянно смотрел на нее.

— Замечательно, — отмер он, когда на лице девушки начало проявляться беспокойство. — Ваши фамилия и имя как нельзя лучше подходят вам, юная госпожа — вы не только обладаете царственной красотой, словно императрица или государыня, но и образованы на зависть многим ученым[6].

— Хорошо, когда твое имя подходит тебе, — ответила девушка, заметно довольная похвалой. — Вот ты, Дуань Юй, можешь ли похвастаться доброй славой?

— Не совсем, — неловко улыбнулся юноша. — Скорее, я неопытен, и смотрю на мир с удивлением, точно рыба и сова[7], — Ван Юйянь звонко рассмеялась немудреной шутке, но ее смех тут же умолк, сменившись грустью.

— Двоюродный брат никогда не шутит и не смеется со мной, — печально поведала она. — Все его мысли — о важных и серьезных вещах. Семейство Мужун некогда правило царством Янь, — отстраненно сказала девушка. — Все помыслы его наследников — о возрождении былой славы. Поколениями, Мужуны пытались добиться власти над землями, что некогда были их вотчиной, и Мужун Фу во всем следует по стопам предков, — она грустно уставилась перед собой.

— Разве не лучше было бы жить для себя, счастливо и спокойно, не вороша пепел былых поражений? — горько промолвила она. — Стоит ли жертвовать своим счастьем, и счастьем близких, ради призрака власти над теми, кто и думать забыл о своих былых правителях? Мужун Фу одержим возрождением царства Янь не меньше отца и деда. Он делает все, чтобы воплотить эту безумную мечту: ищет союзников на реках и озерах, договаривается с правителями царств, граничащих с Сун, и, конечно же, совершенствует свое боевое мастерство. Я значу для него хоть что-то лишь благодаря знаниям, что почерпнула из хранимых моей матерью книг. А он, — девушка едва слышно шмыгнула носом, — он даже и не знает о том, что я читаю их лишь ради него. Не будь его, я с много большей радостью бы рисовала, или упражнялась в каллиграфии, — она грустно умолкла.

— Неужто он и вправду не видит ваших стараний? — со смешанными чувствами спросил Дуань Юй. Ему было жаль Юйянь, но постоянные упоминания Мужун Фу потихоньку начинали действовать ему на нервы. — Почему бы не рассказать ему об этом?

— Это мало что изменит, — пожала плечами девушка. — Ну да хватит об этом. Что еще ты можешь рассказать мне об этой истории с Шаолинем и смертью монаха?

— Государь Да Ли направил моего отца расследовать ее, — признался юноша. — Мы прибыли в Гусу, надеясь расспросить Мужун Фу, как о его причастности к произошедшему в Да Ли, так и о возможных убийцах. Наследник семьи Мужун знает немало о происходящем на реках и озерах, и ему могут быть известны воины, что практикуют Кулак Веды, и питают вражду к Шаолиню.

— Ты ведь поможешь двоюродному брату очистить его доброе имя? — с жалобным видом вопросила Ван Юйянь, подступая ближе, и заглядывая в глаза юному принцу. Тот открыл было рот, пытаясь что-то сказать, но так и не произнес ни слова — близость девушки, к которой Дуань Юя неудержимо влекло, будоражила сердце и заставляла путаться мысли.

— Если твоя и твоего отца обязанность — разузнать правду о смерти того монаха, ты сможешь обелить имя Мужун Фу от несправедливых обвинений, — с железной уверенностью продолжила она. — Ты сделаешь это, Дуань Юй? Прошу тебя, не отказывай мне, — она легко коснулась его плеча ладонью.

Разумеется, юный принц не смог отказать ей. Заверив Юйянь, что сделает все в его силах, чтобы помочь правде выйти на свет, он был вознагражден благодарной улыбкой девушки, а после, вынужденно распрощался с ней — у дочери госпожи Ван нашлись некие иные заботы. Простившись с Ван Юйянь, Дуань Юй зашагал в сторону поместья, рассеянно поглядывая по сторонам. Он совершенно не знал, что думать о собственных порывах, странной беседе с Юйянь, и их родстве, и предпочел отодвинуть эти размышления в сторону.

Добредя до дома госпожи Ван, юноша обнаружил на веранде своего отца, с довольным видом нежащегося на полуденном солнце. На столе рядом с мужчиной стоял небольшой глиняный кувшинчик, а в его руке покоилась медная чаша в форме ласточки, к которой Дуань Чжэнчунь не спеша прикладывался. Халат далиского наследного принца чуть распахнулся на груди, а его взгляд мечтательно скользил по кустам камелий. На щеке мужчины наливалась синим крупная отметина, но непохоже было, чтобы синяк сколько-нибудь портил настроение Дуань Чжэнчуня.

— Юй-эр, — благодушно кивнул он сыну. — Посидишь со мной? Очередное прекрасное начало прекрасного дня заслуживает того, чтобы восславить Ду Кана, любуясь красотой цветов, — Дуань Юй молча присел рядом с отцом, и взял протянутую им чашу, которую далиский наследный принц прилежно наполнил.

— Сегодня, я беседовал с Ван Юйянь, — отстраненно произнес юноша, пригубив вина. Сложный и насыщенный вкус «западного феникса» прокатился по его языку волной жаркой сладости. — Ты уже виделся с ней, папа?

— Я, э-э-э… так и не смог ее найти, — выкрутился Дуань Чжэнчунь. — Эта девчонка совершенно не сидит на месте. И как тебе твоя новообретенная сестра?

— Она, — Дуань Юй тяжело вздохнул, — образована, красива, и прилежна — настоящая жемчужина среди женщин. Кто бы ни стал ее мужем в будущем, его ждёт жизнь, наполненная счастьем.

— Замечательно, замечательно, — расслабленно ответствовал далиский наследный принц. — Я, признаться, ожидал, что Янь-эр окажется кем-то вроде Цин-эр — воинственной и прямодушной девой. То, что Цинло сумела взрастить из нее не дикий полевой цветок, а нежную орхидею — неожиданно и интересно.

— Семьи Ван и Мужун связывает родство — Юйянь приходится Мужун Фу двоюродной сестрой, — продолжил Дуань Юй, вновь приложившись к чаше с вином, на этот раз — всерьез. Разговоры о Ван Юйянь и ее двоюродном брате пробуждали в нем глухую тоску, которую юный принц был не против утопить в горячительном. — Узнав о нашем расследовании смерти наставника Сюаньбэя, она просила помочь наследнику Мужунов избежать ложного обвинения. Очень может быть, что он направился в Северный Шаолинь, с целью очистить свое доброе имя.

— Ах, это, — чуть поморщился Дуань Чжэнчунь. — Верно, нам еще придется вернуться к возне с этим злополучным делом. Но, к счастью, не сейчас, — довольство вернулось на лицо мужчины. — Шэчи и Цин-эр будут заняты здесь ещё какое-то время. Не беспокойся, Юй-эр, — добавил он, видя помрачневшее лицо юноши. — Я не собираюсь сваливать вину на кого-либо, чтобы побыстрее разобраться с этим нудным расследованием. Оно, все же, какое-никакое, но государственное дело Да Ли, и сколь бы оно ни раздражало меня, я приложу все силы к его справедливому разрешению.

— Хорошо, — успокоенно отозвался юный принц, возвращаясь к вину. Он не горел желанием помогать незнакомому, но уже вызывающему у него неприязнь Мужун Фу, однако же не выполнить просьбу Ван Юйянь он тоже не мог. Расплывчатое обещание отца наилучшим образом удовлетворяло оба эти побуждения.

Удерживая левую руку Му Ваньцин, Инь Шэчи крутанулся вокруг своей оси, и резким усилием, совмещённым с выплеском ци, отправил жену вперёд. Та ускорилась техникой шагов, и рванулась к цели пущенным из пращи снарядом; Шэчи быстрой молнией метнулся следом. Боковые рубящие удары их мечей сошлись на тренировочном чучеле почти одновременно, разделяя деревянную колоду на три неравные части.

— Очень хорошо, — удовлетворённо заулыбалась Ли Цинло, глядя, как юноша и девушка вкладывают оружие в ножны. На руку Шэчи, легшую на плечо Ваньцин, и тут же накрытую ладонью девушки, она также смотрела без раздражения. — Вы оба успешно поняли суть третьей формы, Меча Равноценного Воздаяния. Она, обычно, даётся практикам тяжелее прочих, но, как я вижу, не в вашем случае, — она с довольным видом покивала.

— Старшая, — Шэчи решил воспользоваться хорошим настроением женщины, и поднять достаточно неприятную для нее тему. — Мой уважаемый тесть рассказал вам о причине нашего появления здесь?

— Вы пришли ко мне в гости, Шэчи, — с непонимающим видом ответила Ли Цинло. — Служанки из дома Мужунов узнали портрет моей матушки. Что ещё тут рассказывать?

— Я не об этом, — пояснил юноша, — а о нашем путешествии в восточные провинции Сун. Верно, батюшка не хотел вас беспокоить.

— Зато у тебя это успешно получилось, — нахмурилась женщина. — Рассказывай. Что привело вас в Сучжоу?

— Государь Да Ли поручил своему брату расследовать смерть высокопоставленного шаолиньского монаха, — не стал запираться юноша. — Более того, он запретил Дуань Чжэнчуню принимать чужую помощь, и наказал ему во всем разобраться самому. Мы с женой, как и Дуань Юй, присоединились к моему тестю позже, вопреки воле государя. Расследование далеко от завершения, и господин принц не сможет оставить его, как бы ему этого ни хотелось, — госпожа Ван коротко и грязно ругнулась.

— Вот же смердящий лысый осел, — выплюнула она. — Что ему стоило сдохнуть в другое время и в другом месте?

— Смотри на это так, тетушка — если бы не смерть того монаха, папа бы не посетил здешние края, и не отыскал твое поместье, — успокаивающим тоном промолвила Му Ваньцин.

— Так-то оно так, — недовольно скривилась женщина. — Но вскоре, эта глупая смерть глупого монаха снова отберёт у меня моего Чжэнчуня.

— Вы не думали переехать в Да Ли, старшая? — спросил Шэчи. — Господин принц не откажет вам… да что там, он будет просто счастлив, — юноша невольно заулыбался, вспомнив Дуань Чжэнчуня, воркующего с подругами. — Вы бы легко сошлись с моей тёщей, и ее сестрой по оружию.

— При чем тут мать Ваньцин с соученицей? — с подозрением спросила женщина.

— Папа признал обеих своих найденных дочерей, и взял их матерей в наложницы, — безмятежно сообщила Му Ваньцин. Слова девушки ввергли Ли Цинло в глубокую задумчивость.

— Я не хочу бросать поместье, — отрешённо проговорила она. — Здесь, я — сама себе государыня. Здесь — могила моей матери, и сокровища секты. Покинуть все это, чтобы податься на южные окраины, было бы опрометчиво.

— Конечно, такое решение не принять за один день, — понимающе кивнул Инь Шэчи. — Спешка в подобных вещах — глупа и вредна. Я всего лишь не хотел, чтобы между вами и моим тестем возникло недопонимание, когда ему придется уйти из Дома Камелий. Сдается мне, в его устах, слова о необходимости покинуть вас из-за государственного дела прозвучат не очень убедительно, — юноша хитро улыбнулся. Госпожа Ван задумчиво покивала.

— Этот старый развратник и правда частенько отговаривался подобным, — рассеянно протянула она. — Я и не подумала бы, что на сей раз он искренен, — она озадаченно нахмурилась, и обратила на юношу и девушку недовольный взгляд.

— Чего это ты заговариваешь мне уши, несносный мальчишка? — сердито бросила она. — Или ты внезапно постиг оставшиеся четыре формы Семи Мечей Привязанности? За работу, сейчас же! — юноша, украдкой посмеиваясь, извлёк меч из ножен.

Примечания

[1] «Четверо благородных господ» — растения, наиболее уважаемые китайскими художниками: бамбук («чжу»), орхидея («лань»), слива («мэй»), и хризантема («цзюй»).

[2] Один гэ равен 0.1 литра.

[3] Ду Кан — китайский бог виноделия. «Дары Ду Кана» — вино.

[4] Чжоу Юй, военачальник царства У, обладал тонким музыкальным слухом, и мог легко расслышать фальшивые ноты в любой мелодии. Он и его побратим Сунь Цэ познакомились со своими будущими женами, сестрами Цяо, случайно услышав игру одной из них на цине; позже, Чжоу Юй опознал игравшую по ее музыке, к чему и отсылает стих.

[5] Дуань Юй назвал Ван Юйянь «шэнь сянь цзе цзе» — дословно, «старшая сестра-божественная бессмертная».

[6] Игра слов, основанная на имени Ван Юйянь. Иероглиф «ван» переводится, как «правитель», «юй» можно перевести, как «знания», а «янь» — как «красота».

[7] Иероглиф «юй», имя Дуань Юя, переводится, как «репутация». Дуань Юй отговаривается поговоркой-чэнъюем «смотреть, как рыба и сова», означающей удивленный вид, т. к. его имя частично созвучно с иероглифом «юй» — рыба.