Восемь Драконов и Серебряная Змея

Глава 56 Рушатся незримые стены чудесной крепости, и летят с плеч головы солдат, полководцев, и могущественных воителей

— Это еще что? — с сердитым непониманием спросил Елюй Нелугу, рассматривая с седла построение ханьских войск. — Хань Гочжун сошел с ума от страха, и решил послать своих солдат на смерть?

Ответом ему были сомневающиеся взгляды ляоских командиров. Ни один из них не мог понять, отчего сунский командующий решил выстроить свои силы столь бездарным, откровенно самоубийственным образом — в одну тонкую линию, растянутую едва ли не по всей ширине предгорий Яньмыньгуаня. Солдаты Хань Гочжуна в блестящих на солнце шлемах и доспехах, нищие в разноцветных лохмотьях, и прочие вольные странники в разнообразных одеждах стояли плечом к плечу, и ничуть не выглядели обеспокоенными своей очевидной беззащитностью перед войском киданей, что многократно превосходили их числом.

— Если в действиях врага нет видимого смысла, они могут таить ловушку, — настороженно промолвил седой мужчина в богатых доспехах, чей конь стоял рядом с белым жеребцом Елюй Нелугу. — Лучше бы нам действовать с осторожностью, сын. Пошли вперед легкую конницу — пусть разведают, что, да как.

— Я не стану жертвовать солдатами ради беспочвенных страхов, отец, — решительно отмел опасения Елюй Чунъюаня чуский принц. — Предгорья перед нами, как на ладони. Никаких ловушек не видно, да и не может их быть здесь. За одну ночь, ханьцы не успели бы обустроить ничего, что надежно защитило бы этот нелепый строй — даже простой ров с кольями, скрытый плетеными из веток щитами, всей их армии пришлось бы копать дня три-четыре, и наши разведчики уж точно заметили бы это. Нет, — он прищурился с надменной ухмылкой. — Я, скорее, поверю в безумие Хань Гочжуна, чем в некую ловушку, возведенную за ночь, втайне ото всех. Сигнальщики! — рявкнул он. — Трубите общую атаку! Вперед, сыны Ляо! Раздавим ханьских ничтожеств! — и, запрокинув голову, он издал протяжный вой.

Окружающие военачальники подхватили боевой клич своего принца, завывая, точно стая голодных волков. Мужун Фу, стоящий неподалеку от Елюй Нелугу с отцом, едва заметно поморщился, и бросил короткий взгляд на тех, кого с некоторой натяжкой мог назвать соотечественниками среди войска киданей. Дин Чуньцю, спокойный и расслабленный, улыбался, бросая по сторонам хитрые взгляды из-под полуприкрытых век. Дуань Яньцин, в противоположность ему, глядел с хмурым недовольством.

Под резкие звуки сигнальных рогов, огромная армия киданей сдвинулась с места. Тяжелыми шагами колебала землю панцирная пехота. Нестройно топотала пехота обычная, под злобные крики своих командиров. Немногие конные полки неспешно рысили в крыльях построения — план на битву предписывал им ударить по ханьцам после того, как основные силы ввяжутся в схватку, чтобы смешать ряды врага. Принц Чу во все горло орал распоряжения для вестовых, рассылаемых к командующим полками, и, повинуясь его командам, плотный строй ляоской армии раздался, выводя все больше сил в первую линию. Елюй Нелугу был твердо намерен раздавить сглупивших ханьцев одним мощным натиском.

Лучники и арбалетчики киданей спешно опустошали колчаны, пытаясь выпустить как можно больше стрел до того, как пехота сойдется в бою — смехотворная глубина строя сунских войск не позволила бы обстреливать его после столкновения армий. Их усилия не приносили никакого успеха — ни один ханьский солдат не упал, пронзенный стрелой.

— Посмотри, сын, — Елюй Чунъюань поспешил обратить на эту странность внимание чуского принца. — Лучники не могут достать врага. Что-то здесь не так. Прикажи отступить хотя бы части сил, пока ещё возможно.

— Видать, они просто не могут попасть в этот жидкий строй, — насмешливо бросил Елюй Нелугу. — Ты обнаружил его единственное достоинство, отец. Ничего. Посмотрим, как ханьские глупцы будут избегать доброй стали.

Первый ряд ляоской пехоты перешел на бег, грозно завывая, и выставив вперёд оружие; линия сунских войск по-прежнему стояла без движения. Миг, и воины киданей тяжело врезались во врага, гремя и грохоча доспехами и оружием. Ещё миг, и невозмутимые ханьцы нанесли ответный удар копьями, алебардами-цзи, и разномастным оружием вольных странников. Удар, выкосивший передний ряд пехоты Ляо за малым не подчистую.

— Что за безумие там творится⁈ — рассерженно рявкнул Елюй Нелугу. — Как эти слабаки сумели выстоять⁈ Ну да неважно. Продолжать атаку! Втоптать ханьских ничтожеств в землю!

Ляоские солдаты с новым усердием навалились на врага, перешагивая через тела товарищей. Солдаты Хань Гочжуна и вольные странники невозмутимо подняли оружие для нового удара.

Инь Шэчи с женой, Цяо Фэн, и Дуань Юй, стоящие позади основной линии войск, с интересом наблюдали за работой массива Пяти Стихий, Семи Врат, и Восьми Триграмм. Растянутая почти на два ли невидимая крепость не скрывала своих защитников от глаз врага — столь огромный массив не мог поддерживать еще и иллюзию, — но исправно прикрывала строй сунских войск от вражеских атак. Солдаты Ляо замирали в шаге от противника, неспособные дотянуться до ханьцев ни оружием, ни рукой. Те же беспрепятственно разили неподвижного врага.

— Пожалуй, пора, — задумчиво проговорил Цяо Фэн, оглядывая безуспешные попытки ляосцев дорваться до неуязвимых рядов ханьских войск. — Кидани более или менее заняты делом. Ну что, друзья, пойдем на поиски наших целей?

— Думаю, стоит разделиться, — предложила Му Ваньцин. — Мерзкий старикашка Дин наверняка начнет жечь и отравлять все вокруг. Ни к чему вам двоим соваться под его подлые атаки.

— Берегите себя, сестрица Вань, брат Шэчи, — спокойно кивнул молодой паре Дуань Юй, и чуть улыбнулся. — Не вздумайте умереть там, или я никогда не оправдаюсь перед сестрицей Лин. Удачи, брат Цяо.

— Не нужно прощаться, братец Юй, — заулыбался Инь Шэчи. — Мы скоро — прикончим одну гадкую тварь в перьях, и обратно, мое вино и остыть не успеет[1]… хм, — он с преувеличенным вниманием оглядел свои руки. — А ведь мне даже не налили подогретого вина. Да, гостеприимство генерала Ханя оставляет желать лучшего, — он сокрушенно покачал головой. — И это после того, как мои младшие принесли его войску верную победу, — Шэчи вздохнул с деланной печалью.

— Хватит дурачиться, муж мой, — Ваньцин легонько стукнула юношу по плечу. Тот ответил жене безмятежной улыбкой. — Береги себя, братец Юй. А ты, Цяо Фэн, не смей умирать раньше, чем избавишься от Переполненного Злом.

— Разумеется, госпожа Инь, — весело ответил глава нищих. — Удачи вам, друзья.

Четверка воинов, применив технику шагов, легко перепрыгнула через сражающихся, и бросилась прямиком к задним рядам войска Ляо. Шэчи с супругой и Дуань Юй без особого труда неслись над вражескими солдатами, отталкиваясь носками сапогов от шлемов и наплечников. Более крупный и тяжелый Цяо Фэн передвигался длинными прыжками, неизменно расчищая себе место для приземления сокрушительными ударами рукопашных техник.

— Это что же, четверо сунских бродяг вздумали сразиться с моей армией? — глумливо рассмеялся Елюй Нелугу. — Похоже, не один Хань Гочжун сегодня сошел с ума.

— Приглядись к тому, что бежит левее прочих, сын мой, — напряженно молвил Елюй Чунъюань. — Тебе не кажутся знакомыми его боевые приемы? — чуский принц, вглядевшись во вспышки ци, раскидывающие его солдат, злобно выругался.

— Проклятый Цяо Фэн никак не оставит меня в покое, — процедил он сквозь сжатые зубы. — И чего грязному попрошайке не сидится дома?

— Быть может, господину Мужуну стоит разобраться раз и навсегда со своим давним соперником? — приторным тоном предложил Дин Чуньцю. — Небо предоставило ему возможность заслужить обещанные земли и людей, защитив господина принца от посягательств Цяо Фэна — разве это не замечательно? — помрачневший наследник Мужунов не успел ничего ответить, прерванный резким голосом принца Чу.

— Нет, — бросил тот. — Однажды, Мужун Фу уже проиграл Цяо Фэну. Мне не нужны глупые игры в соперничество, и честные поединки один на один. За головой нищего отправитесь вы, вместе, — указал он на престарелых воинов. Дин Чуньцю приподнял брови в притворном удивлении, а Дуань Яньцин молча кивнул.

— Ты же перехватишь остальных, — обратился Елюй Нелугу к наследнику семьи Мужун. — Просто задержи их, пока эти двое убивают Цяо Фэна. После, расправитесь с врагом сообща.

— Будет сделано, — бесстрастно ответил Мужун Фу. Трое могущественных воителей оторвались от земли, применяя технику шагов, и метнулись навстречу врагу.

— Посмотри вон туда, муж мой, — напряженно произнесла Му Ваньцин, не замедляя бега.

— Что? — рассеянно поинтересовался Шэчи. Его меч мимоходом смахнул голову с какого-то настырного ляоского пехотинца, норовящего достать копьем его ноги.

— Посмотри в сторону осадных машин, — терпеливо повторила девушка. — Это же… люди? — ее вопрос прозвучал с неожиданной беспомощностью. Насторожившись, Инь Шэчи повернул голову в указанном направлении, и вгляделся вдаль.

Кидани на стали оставлять в лагере все осадные приспособления, ранее притащенные Елюй Нелугу под стены Яньмыньгуаня. Желал ли чуский принц не уступить противнику в дальнобойном вооружении, в отличие от первой битвы за предгорья, или решил употребить в дело все возможные силы — неизвестно, но как бы то ни было, тяжелые и неуклюжие баллисты и катапульты катились сейчас позади построения киданей, своими деревянными колесами проминая в каменистой почве предгорий глубокие колеи. Не осадные машины привлекли внимание Му Ваньцин, но их движущая сила. То ли из-за нехватки лошадей, то ли по еще какой причине, но тяжеловесные деревянные рамы осадных сооружений тащили люди — изможденные, оборванные, и совсем не выглядящие киданями. Поднимались и опускались бичи ляоских надсмотрщиков, подгоняя впряженных в осадные машины бедняг, и те кое-как волокли свою тяжкую ношу вперед. Молодая пара не слышала ни криков, ни свиста плетей — слишком уж далеко отстояло от них это печальное зрелище людского унижения.

— Пленные, — выдавил Шэчи сквозь крепко сжатые зубы. — Крестьяне из Шэньси, не иначе. Ничего, жена моя — мы освободим их всех, когда прогоним ляоских злодеев. Сейчас, нас ждет-не дождется Старик Синсю.

— Уже не всех, — мрачно ответила Ваньцин. — Один упал и не двигается. Кидани режут его упряжь, — Инь Шэчи пробормотал под нос тихое ругательство.

— Ладно, — зло скривившись, бросил он. — Ладно. Голова Дин Чуньцю дождется меня на его плечах. Как-никак, она прождала там целых тридцать лет — подождет и еще полчаса.

Молодая пара резко сменила направление движения, и понеслась в сторону осадных машин, отталкиваясь от киданьских голов и плечей, и неуловимыми призраками уклоняясь от наконечников вражеского оружия.

— Опять ты, далиское ничтожество, — презрительно скривился Мужун Фу, плавно выходя из длинного прыжка, и опускаясь на землю. Ляоская пехота предусмотрительно обтекала пятачок земли, на котором встретились их могущественный союзник, и его жертва.

— Интересно, на что ты надеялся, придя сюда в одиночку? — с холодным интересом осмотрел наследник Мужунов своего врага. — Или ты, все-таки, ищешь смерти? Не стоило такому неумехе, как ты, вставать на пути моих планов.

— Однажды, я уже встал на их пути, — бесстрастно парировал Дуань Юй. — В тот раз, ты бежал с позором. Или ты думал, личина Ли Яньцзуна скроет твои подлость и жестокость?

Оба воина не торопились начинать схватку. Стоя друг напротив друга, напряженные и собранные, они ловили каждое движение противника, но сами не спешили действовать. Мужун Фу разглядывал юного далисца с брезгливым интересом, точно полураздавленное насекомое, никак не желающее умирать. Дуань Юй, вперивший в именитого воина внимательный взгляд, казался спокойным, и лишь чуть подрагивающие пальцы выдавали его волнение.

— Гордись своей жалкой победой, бездарь, — с отвращением бросил наследник Мужунов. — В тот раз, я все равно, что пощадил тебя. Сегодня, пощады не будет.

— Не будет? — приподнял бровь юноша. — Как не было пощады тетушке Ли? Как твои выродки-союзники не щадили ее служанок? Ты своими руками убил родную тетку. Можешь ли ты называться человеком после этого?

— Воробью не понять помыслов феникса, — со скучающим видом ответил наследник Мужунов. — Не тебе, скудоумному, праздному лентяю, упрекать меня. Жертвовал ли ты хоть чем-нибудь за свою богатую, сытую жизнь? Не думаю.

— Быть может, я мало повидал в своей жизни, и провел большую ее часть в достатке, — ничуть не смутился юный далисец. — Но разница между жертвой и злодейством мне прекрасно известна. Знаешь ли ее ты? Сомневаюсь — то, что ты сотворил в Доме Камелий, жертвой никак не назовешь.

— Довольно болтовни, — раздраженно бросил в ответ Мужун Фу. — Ты достаточно путался у меня под ногами, и сегодня, я раз и навсегда избавлюсь от досадного неудобства по имени Дуань Юй, — едва договорив, он бросился вперед, щелчком пальцев раскрывая веер.

Техники Меча Янъин и Цзюэинь, выпущенные ему навстречу одна за другой, без толку пропахали в земле две тонкие борозды — наследник Мужунов уклонился от них одним небрежным движением. Пылающий клинок Меча Шаоян врезался в бумажный экран веера, и бессильно разбился об эту обманчиво хлипкую преграду. А в следующий миг, Мужун Фу достиг противника, и, презрительно кривясь, ударил. Его веер с шипением разрезал воздух на полпальца выше прически Дуань Юя — юноша уклонился в самый последний момент. Не медля, он ответил сдвоенным выпадом накоротке — Мечи Тайин и Шаоинь, сверкнув золотым блеском, вспыхнули на кончиках его пальцев. Испуганно вскрикнув, наследник семьи Мужун взвился в воздух спугнутой птицей, уклоняясь от смертоносной атаки. Пальцевым техникам не хватило скорости совсем чуть-чуть — клинок Меча Тайин опоздал на краткое мгновение, оставив широкий разрез на поле халата, а луч Меча Шаоинь начисто срезал шапочку Мужун Фу, и состриг изрядную часть его волос.

— За это, я четвертую тебя, мерзкий мальчишка, — прошипел молодой мужчина в полете. Его прическа, лишённая заколки вместе со сколотым ей узлом, растрепалась неопрятными лохмами.

— Если продолжишь в том же духе, то сможешь убить меня разве что взглядом, точно народ — Вэй Цзе[1], — нервно съязвил в ответ Дуань Юй.

Его ерничество прятало под собой опасение — противник оказался сильнее и резвее, чем ожидал юный далисец, сумев уйти от самых быстрых его атак, и отразить прочие. Меридианы юноши начинали ныть от напряжения — непрерывные попытки достать его скоростного противника понемногу истощали силы Дуань Юя. Стиснув зубы, юноша послал вдогонку уклоняющемуся врагу тонкий луч Меча Тайян, и, почти сразу же, ударил следом полупрозрачным клинком Меча Тайин с другой руки, стремясь достать Мужун Фу в воздухе, во время прыжка. Безуспешно: веер наследника Мужунов смахнул обе разрушительные техники, словно безобидные клубы пыли. Удар, способный повергать могучих воинов и сокрушать прочнейшие преграды, добился лишь одного — враг Дуань Юя самую малость замедлился, отбивая удары Божественного Меча Шести Меридианов. Защитная техника, которую он применял, работая веером, явно нуждалась в немалом напряжении сил.

Едва лишь подошвы сапогов Мужун Фу коснулись земли, он метнулся к своему противнику с невероятной скоростью, вновь стремясь сблизиться на расстояние удара, но Дуань Юй не собирался позволять ему этого. Вспомнив совет зятя, юный далисец применил свою технику шагов, ускользая прочь. Юноше требовалось дать хоть немного отдыха утомленным меридианам, прежде чем продолжать атаку.

Двое противников кружили по клочку земли, ставшему ареной их поединка, быстрые настолько, что, казалось, и летящие стрелы неспособны угнаться за их поступью. Порой, золотые лучи пальцевых техник тянулись от фигуры Дуань Юя к его врагу, но на их пути неизменно вставал веер Мужун Фу, отражая удары клинков ци без видимых усилий. Противоборство двух ловких поединщиков застыло в кажущемся равновесии — наследник Мужунов не мог настичь своего врага, а у юного далисца никак не получалось попасть по верткому противнику пальцевой техникой. Но это равенство сражающихся было лишь видимостью. Искусство Бега по Волнам, тайная техника секты Сяояо, была совершенной и действенной, но все же уступала легендарной технике передвижения, что использовал Мужун Фу — Шагу Сквозь Вселенную. Дуань Юй поддерживал скорость, равную быстроте его врага, ценой много больших усилий. Развитие внутренней энергии юного далисца, уступающее таковому у Мужун Фу, лишь усугубляло эту разницу сил.

Усталость, все сильнее давящая на Дуань Юя, все же заставила его ошибиться, не смертельно, но опасно — очередное его отступление оказалось недостаточно быстрым. Юноше вновь пришлось уклоняться от хищно просвистевшего рядом веера, но от последовавшей за ним крепкой оплеухи он уйти не успел. Сдавленно охнув, юный далисец отлетел в сторону, кривясь от боли — удар Мужун Фу пришелся в плечо, отсушив левую руку.

— Убить взглядом, как Вэй Цзе, — холодно протянул наследник Мужунов. Небрежно помахивая веером, он двинулся к лежащему врагу с нарочитой неспешностью. — Ты и впрямь подобен ему, мальчишка — такое же пустоголовое, смазливое ничтожество, способное лишь волочиться за чужими женщинами. Ты недалеко ушел от своего папаши-гуляки, знаменитого посещениями чужих жен, и ничем более. Что сын, что отец — бесполезные глупцы с ветром в голове и зудом в чреслах.

— Зависть — дурное чувство, — сдавленно ответил Дуань Юй, растирая плечо. — Сколько бы женщин ни было у моего отца, он любит каждую из них, и желает им лишь добра. Ты же неспособен на любовь, Мужун Фу, ведь искренность для тебя — нечто чуждое и незнакомое. Муж бессердечный и расчетливый, что в нежных чувствах прекрасных дев видит лишь камни на доске для облавных шашек, неминуемо умрет один.

— Жалкий, бесполезный мусор! — рявкнул в ответ наследник Мужунов. Вспыхнувшая в нем злость даже заставила его замереть на полушаге. — Лягушка в колодце! Что ты можешь знать обо мне и великой цели, ведущей мою семью уже сотни лет⁈ Недоумок вроде тебя, бегущий от почетных обязанностей государственных дел, неспособен осознать все величие и тяжесть нашей мечты, и все жертвы, что моя семья вынуждена!..

Он не смог закончить свою пылкую речь — увлеченный ею, он совсем упустил из виду тот краткий миг, когда Дуань Юй высвободил из-под себя левую руку, и ее указательный палец исторг тонкий, едва заметный луч ци. Поперхнувшись на полуслове, Мужун Фу рванулся прочь, пытаясь уклониться от смертоносной атаки, но безнадежно опоздал. Прыжок назад и в сторону спас его жизнь, но быстрейшая техника Божественного Меча Шести Меридианов распахала грудь молодого воина жестоким ударом, бросив его на землю. Мужун Фу скорчился от невыносимой боли, хватая воздух ртом, и безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то за плавающими перед его глазами пятнами света.

Миг беспомощности, продлившийся для наследника семьи Мужун долгую вечность, сменился новой слабостью и болью. Вначале, молодой мужчина ощутил прикосновение к плечу — холодное, словно касание призрака. Следом за ним пришло истощение. Силы стремительно покидали тело Мужун Фу, будто бы иссушаемые присосавшимся к его душе демоном. Мгновения спустя, жуткое чувство, напомнившее наследнику семьи Мужун о бурном, неостановимом кровотечении, схлынуло, оставив за собой тянущую боль потери. Знаменитый воин, предатель великой Сун, и наследник правящей династии царства Янь обмяк, словно опустошенный бурдюк, неспособный даже пошевелиться.

— Гордость и властолюбие стали твоей погибелью, Мужун Фу, — зазвучал рядом знакомый и ненавистный голос. — Ты считал себя выше искренне любящей тебя Юйянь, выше недовольной твоей корыстью тетушки Ли, выше прочих вольных странников. Ты недооценивал всех их, снова и снова, и безжалостно топтал их судьбы, ведомый одной лишь жаждой власти, мало чем отличной от простой жадности. Ты хочешь вернуть царство своей семьи? Вперед, возвращай. Я забрал то единственное, что делало тебя кем-то — силу. Все остальное, на что ты мог бы опереться — друзей, союзников, любимую, семью — ты отверг сам.

Голос Дуань Юя умолк, а вскоре, утихли и его шаги. Молодой мужчина заскрежетал зубами, ненавидя свое бессилие, ставшего его причиной врага, и, пуще всего иного — самого себя. Он никак не ожидал такого конца своим желаниям и мечтаниям — в шаге от вожделенной цели, побежденный менее сильным и умелым врагом, медленно умирающий в одиночку. Вдруг, крепкие руки осторожно приподняли его голову, и в губы Мужун Фу уткнулось горлышко меха с водой.

— Попейте, молодой господин, — заботливо проговорил кто-то. — Вам сейчас нужно беречь силы. Когда напьетесь, мы попробуем выбраться отсюда.

— Б-бутун? — невнятно пробормотал наследник Мужунов. — Т-ты же остался в лагере. Ты же ранен…

— Вовсе нет, вовсе нет, — без капли веселья ответил пожилой воин. — То есть, ранен-то ранен, но бросать вас из-за этого я не собираюсь. Моя семья клялась вашей в верности, как-никак.

Отстранив сосуд с водой, Мужун Фу напряг остатки сил, и, тяжело опираясь на Бао Бутуна, сумел подняться на ноги. С трудом передвигая ноги, висящий на плече соратника наследник павшей династии подумал, что не все еще потеряно. Многое, очень многое, но не все — пока жив хоть один верный подданный царства Янь, оно не может считаться погибшим.

Словно разъяренный бог войны обрушил всю свою мощь на левое крыло построения войск Ляо — пехота разлеталась десятками от сокрушительных ударов техник ци, а всадники падали вместе с конями, бросаемые наземь неодолимой силой. Оружие ломалось тонкими щепками, а тяжелые ростовые щиты, окованные железом, разлетались на обломки под атаками могучего воина, словно бы решившего в одиночку уничтожить всю армию киданей, и успешно движущегося к своей цели. Цяо Фэн, что так и не смог отыскать своего врага, решил привлечь его внимание самым простым из способов — смертью и разрушением, несомыми воинству Ляо.

Хищно оскалившись, глава Клана Нищих выбросил вперед обе ладони, и неостановимый поток энергии с гудением разорвал воздух. Переполненная мощью техника изогнулась, словно драконье тело, и прошлась по рядам киданей всесокрушающей волной. Людей сминало, точно бумажные фигурки, лошади падали, сметенные лавиной силы, а любая защита трескалась и разлеталась на куски, неспособная устоять перед мощью Восемнадцати Ладоней Драконоборца. Отлично владел своим боевым искусством Цяо Фэн, тщательно пестовал свой талант с самого отрочества, и долгие годы прилежно развивал свою внутреннюю силу. Немногие могли выдержать удар сильнейшего воина Клана Нищих, и совсем уж малое количество бойцов способно было сойтись с ним в равном единоборстве.

Ляоская пехота, повинуясь лихорадочным воплям командиров, попыталась сплотиться, окружить неостановимого врага частоколом копейных наконечников, и напасть со всех сторон, в попытке хоть как-то уязвить кажущегося непобедимым воина. Цяо Фэн лишь криво усмехнулся, и резко опустил ладонь вниз, к земле. Волна ци ударила во все стороны, разбросав тяжелобронированных солдат, словно легкие детские игрушки, и расчистив вокруг главы Клана Нищих широкий круг пустого пространства. Цяо Фэн неспешно шагнул вперед, и вражеские пехотинцы попятились, не желая стоять на пути неуязвимого воина. Криво ухмыльнувшись, глава нищих ударил вновь, и пылающее мощью копье света прошило ряды киданей, отмечая свой путь безжизненно валящимися с ног трупами.

Могучий воин, безнаказанно истребляющий войска Ляо, вдруг остановился, и резко шагнул в сторону. Стрела пальцевой техники мелькнула рядом с ним, и вонзилась в землю, подняв облачко пыли. Неведомый противник не стал продолжать атаку — его тень мелькнула в вышине, уносясь прочь.

— Ты-то мне и нужен, Дуань Яньцин! — рык Цяо Фэна, исполненный грозной радости, казалось, всколыхнул все окружение не хуже разрушительных атак главы нищих. — Отдай мне свою жизнь!

Еще одна волна ци, ударившая во все стороны девятым валом, расшвыряла ляоских пехотинцев, и Цяо Фэн бросился следом за своей добычей, не прекращая атак. Ни один его удар не пропадал впустую — хотя Переполненный Злом и убегал со всех ног, из-за чего техники Восемнадцати Ладоней Драконоборца не успевали дотянуться до его согбенной фигуры, волны и сгустки ци, исторгнутые ладонями Цяо Фэна, вились причудливыми зигзагами, и, не найдя изначальной цели, били в ближайшего врага. Путь двоих воинов, беглеца и преследователя, был отмечен многочисленными трупами киданьских солдат, сокрушенных ударами с небес.

Выйдя из очередного длинного прыжка, Дуань Яньцин остановился, и легко развернулся к своему преследователю, утвердившись на костылях рядом с низенькой фигурой в белом халате, украшенном алыми перьями. Во взгляде старика в медной маске зажглось злое предвкушение; его спутник, приторно улыбаясь, потирал руки.

— И ты здесь, Старик Синсю! — раскатисто захохотал Цяо Фэн. — Сегодня, я выполню просьбу Сюэ Мухуа, и избавлю Поднебесную от твоего присутствия! Надеюсь, братец Шэчи не обидится за украденного соперника! — и, ни на миг не замедлившись, он обрушился на старых злодеев пылающим силой метеоритом.

Двое старцев, опрометчиво встретившие его удар защитными техниками, разлетелись в разные стороны, словно сметенные ураганным ветром. Дин Чуньцю глядел на противника с детской обидой, отплевываясь от песка. Дуань Яньцин с трудом поднялся на ноги, морщась от боли в рассеченной случайным острым камешком щеке. Оба престарелых воина поспешно взмыли вверх, применяя техники шагов — стоять под ударами Восемнадцати Ладоней Драконоборца больше не казалось им хорошей идеей. Глава секты Синсю отправил в Цяо Фэна сразу несколько мощных выплесков ци, намеренный достать его Ладонью Сяояо. Его увечный соратник поддержал старца в перьях целым ливнем пальцевых техник.

Глава Клана Нищих вновь рассмеялся, отвечая своей атакой. Поток ци, сорвавшийся с его ладоней, с гудением вспорол воздух, и закрутился вокруг Цяо Фэна гибкими кольцами драконьего тела. Все атаки врагов бессильно разбились об эту подвижную защиту, а следом, прикрывшая главу нищих техника прянула вперед, и, ускорившись многократно, врезалась в Дуань Яньцина. Старец вскинул костыли навстречу слепящему потоку мощи в безуспешной попытке защититься, но не устоял на ногах — Переполненного Злом сорвало с места, и тяжело впечатало в землю, подняв тучи пыли.

Цяо Фэн тем временем бросился на Дин Чуньцю, радостно скалясь, и старец в перьях невольно попятился, устрашенный его пылом. Град непрерывных атак обрушился на Старика Синсю, разрывая в клочья все его попытки защититься. Лишь непрерывное применение техники шагов спасало престарелого воина от неминуемой смерти. Его седые кудри и белый халат развевались на ветру, а перья воротника трепетали, едва не вырываясь наружу, от попыток их хозяина избегнуть ярости главы Клана Нищих. Переполненный Злом, оправившийся от пропущенного удара, и напавший на Цяо Фэна со спины, не смог надолго задержать могучего воина — тот без труда ушел от снопа стрел из ци техникой шагов, и вновь обрушился на своих врагов, тесня обоих сокрушительным шквалом ударов. Двое старцев с трудом защищались, и уклонялись на пределе сил: атаки Цяо Фэна били изменчиво и коварно, то впечатываясь в защиту с силой осадного тарана, то жаля со всех сторон градом быстрых стрел. Невозможно было предсказать легко меняющееся направление их полета — нацеленные, казалось бы, в одного из противников, они могли безвредно обогнуть его, и впиться в защиту второго. Ни численное превосходство врага, ни его сила не смущали главу Клана Нищих. Сокрушение сотен киданей, которым Цяо Фэн начал бой, лишь как следует разогрело его меридианы, и сейчас, могучий воитель наслаждался боем на пределе сил, безжалостно подавляя обоих своих противников, без труда сметая их ответные атаки встречными ударами, или же ловко уклоняясь от них, и планомерно изматывая обоих старых злодеев. Те почти непрерывно пятились под ударами главы нищих, едва успевая огрызаться редкими техниками ци.

Вдруг, два старца замерли на месте, отменив защитные техники, и не пытаясь атаковать. Дуань Яньцин кривил синюшные губы в злой ухмылке; его соратник чванливо улыбался. Цяо Фэн насмешливо прищурился на эту странную самонадеянность, и ударил. Точнее, попытался ударить — ни единой капли ци не последовало привычным путем по его меридианам, чтобы вырваться наружу смертоносной техникой. Внезапная слабость накрыла мужчину; неловко пошатнувшись, он с трудом удержался на ногах.

— Вы же не думали, что все будет так просто, господин Цяо? — слащавым голосом вопросил глава секты Синсю. — Вы показали нам свое боевое искусство, и, видит небо, оно впечатляет. Отведайте же теперь моего искусства ядов. Следуя за нами, вы вошли в облако отравы, что я успел подготовить при помощи моих скромных умений, и вдохнули достаточно, чтобы ослабеть примерно до уровня… — он с притворной задумчивостью потеребил бородку, звеня колокольчиком, — новорожденного младенца. Лучше бы вам сдаться…

Цяо Фэн не слушал врага — поспешно нажав пальцами на акупунктурные точки, блокирующие токи ци, он бросился вперед с отчаянным рыком, и врезался в не ожидавшего такой прыти Дуань Яньцина. Тяжелый удар кулака бросил увечного старца наземь, но тут же, едва заметное искажение воздуха сорвалось с ладони Старика Синсю, ударило главу нищих в грудь, и отбросило прочь. Сдавленно захрипев, мужчина попытался встать, но силы окончательно оставили его, и Цяо Фэн растянулся на земле.

— Поистине, ваша слава целиком и полностью заслужена, господин Цяо, — медоточивым голосом протянул Дин Чуньцю. — Силой и стойкостью, вы не уступите ни прославленному Люй Фэнсяну, ни неукротимому Чжан Идэ[2]. Жить в одно время со столь великим воином — честь для меня. Как вы, господин Дуань? — поинтересовался он у своего соратника. Тот с трудом поднялся на ноги.

«Чепуха, меня били и сильнее,» раскатом грома прокатился голос Дуань Яньцина. «Нужно заканчивать здесь, и спешить на помощь Мужун Фу.»

— Уступлю вам право сразить первого под небесами, господин Дуань, — расплылся в угодливой улыбке Старик Синсю. — Я одолел его боевое искусство, вы же заберете его жизнь. Так, слава победы над Цяо Фэном будет принадлежать нам обоим.

Переполненный Злом, не говоря ни слова, жутко ухмыльнулся, и поднял костыль, на чьей пятке начал разгораться ослепительный сгусток ци. Переполненная мощью техника готова была сорваться в полет, что неминуемо прервал бы жизнь главы Клана Нищих, как нечто прервало уже Дуань Яньцина. А точнее, его грубо и непреклонно прервали два острых клинка, окровавленными стеблями стальной травы выросшие из его груди. Старец в медной маске захрипел, исторгнув изо рта потоки крови, и рухнул, как подкошенный.

— Рано радуешься, предатель Дин! — вскричал Инь Шэчи, вырывая меч из спины Дуань Яньцина, и вихрем налетая на главу секты Синсю. — Твоя смерть здесь!

Дин Чуньцю охнул с неподдельным испугом, и попытался отступить, уйдя быстрым броском техники шагов, но вынужденно прервал свой бег — сокрушительный удар меча Му Ваньцин едва не располовинил его от плеча до пояса. Попытка уклониться от обоих насевших на него воинов не увенчалась успехом — с нечеловеческой слаженностью, приличествующей больше деталям точного механизма, чем людям, они сместились следом, не ослабляя натиск. На сей раз, юная воительница осыпала врага градом молниеносных атак со всех направлений, а ее муж рубил, вкладывая в удары всю силу рук и напряжение меридианов, с мощью, способной раскалывать горы. С трудом избегнув самых опасных из вражеских выпадов, Старик Синсю вознесся вверх высоким прыжком, и осыпал молодую пару градом отравленных дротиков-перьев, но те даже не замедлились, следуя за ним с прежней слаженностью, и отражая каждый его бросок безошибочными блоками клинков.

В бою с опасным врагом, Инь Шэчи и Му Ваньцин без колебаний начали со своего лучшего оружия, сильнейшей формы их стиля — Меча Глубочайшей Преданности. Ненадолго, они превратились в единого и совершенного воина, способного сражаться с любым количеством врагов, и побеждать противников, что многократно превосходили их силой — последняя форма Семи Мечей Привязанности сливала воедино все преимущества этого необычного боевого искусства.

Замерший в наивысшей точке своего прыжка, Дин Чуньцю закричал, и смертная тоска слышалась в его вопле. Солнце отражалось в пылающих яростью глазах преследующих его юноши и девушки, и на остриях их мечей, указывающих точно на Старика Синсю, которому некуда больше было бежать. Используемая им техника Шагов Сяояо не позволяла управлять полетом своего практика, стоило тому оторваться от земли. Дин Чуньцю, решивший уйти от вражеского давления вверх, понял: совершенная им ошибка может стоить ему жизни.

Словно побеги угольно-черного плюща оплели руки старца — сильнейшее и коварнейшее из его боевых искусств, Ядовитая Ладонь, обретало много большие скорость и силу в ближнем бою. Глава секты Синсю мог без всяких преувеличений убивать легким прикосновением.

Это ничуть не помогло ему — Дин Чуньцю успел лишь поднять сочащиеся смертельным ядом ладони, как два острия мечей пронзили их ровно посередине, выйдя с тыльной стороны. Вопя от боли, старец рухнул вниз, падая на колени, и перекрещенные клинки двух юных воителей легли ему на плечи, сжав морщинистую шею стальным капканом. Молодая пара тяжело дышала, но глаза юноши и девушки глядели с мрачным торжеством.

— Смилуйтесь, господин наследник! — взмолился побежденный Старик Синсю. — Вы великодушны и милосердны, так даруйте же этому недостойному соученику жизнь. Клянусь, я оставлю все мысли навредить секте Сяояо, и даже верну принадлежащие ей знания, что случайным образом оказались у меня в руках. Таинственные и запретные искусства Северной Тьмы и Символа Жизни и Смерти могут стать вашими прямо сейчас. Также, я с радостью укажу вам местонахождение техник Искусства Вечной Молодости, Ладони Шести Ян Тяньшаня, Искусства Бега по Волнам…

— Дин Чуньцю, — слова Инь Шэчи падали ударами палаческого топора. — Вор, предатель, и убийца. Посмотри мне в глаза.

Старец покорно поднял голову, встретив напуганным и молящим взглядом пылающий взор юноши. Надежда медленно покидала черты лица престарелого злодея — в глазах Шэчи, он не увидел для себя ничего хорошего.

— За попытку убийства учителя, хуже которой — лишь покушение на родного отца, — отчеканил юный воин. — За унижение и раны старшего брата по учебе, за страх его учеников, за предательство доверия собратьев по секте, и кражу ее знаний, я, наследник Сяояо, приговариваю тебя к смерти.

Скрещенные мечи резко разошлись, обагрившись кровью, и срезанная с плеч голова покатилась по горной земле, расцвечивая ее серость алыми брызгами. Обезглавленное тело покачнулось, и неуклюже повалилось набок, истекая кровью из обрубка шеи.

— Подкупать меня знаниями моей же секты, — с усталой брезгливостью бросил Инь Шэчи, и сплюнул под ноги. — И как только такой глупец умудрялся выживать все это время?

— Прячась за стенами своего логова, — утомленно выдохнула Му Ваньцин. Выполнение могущественной мечной техники истощило силы обоих юных воителей, и сейчас, супруги Инь выглядели не менее измотанными, чем после первой битвы за предгорья.

— Посмотри-ка, муж мой. Цяо Фэн… — девушка не договорила, но ее рука недвусмысленным жестом приподняла меч, острие которого теперь указывало на бессознательного главу Клана Нищих. Юноша, проследив направление взгляда жены, с непреклонным видом замотал головой, и шагнул вперед, вставая между Ваньцин и лежащим мужчиной. Девушка устало вздохнула, и вложила оружие в ножны.

— Раз так, сам волоки его до лагеря, — раздраженно бросила она. Инь Шэчи, скривив губы в безрадостной улыбке, примерился к лежащему соратнику, и, тяжело закряхтев, взвалил его на спину.

Тайна Массива Пяти Стихий, Семи Врат, и Восьми Триграмм продержалась не очень долго, но прежде, чем кидани поняли причину странной неуязвимости сунских воинов, те успели нагромоздить перед своим строем целый вал из окровавленных трупов — Елюй Нелугу не желал отступаться, ярясь все больше при виде неудач своих солдат. Выяснив, все же, что ханьцев прикрывает некий невидимый щит, он, скверно ругаясь, приказал пехоте отойти, а стрелкам и осадным машинам — сломать незримую преграду непрерывным обстрелом. Получив доклад о том, что обслуга баллист и катапульт перебита, а тащившие их пленники — освобождены, разъяренный принц Чу лично, громкими командами, ругательствами, и ударами сабельных ножен, погнал к осадным приспособлениям солдат, и, в конце концов, тяжелые орудия были выведены на позиции, и изготовлены к стрельбе.

За это время, пехота Ляо вновь успела умыться кровью — стоило противнику отступить, и ханьцы, отложив оружие ближнего боя, взялись за луки и арбалеты. Град стрел и шквал снарядов тайного оружия вольных странников жестоко прошелся по киданям, выкосив многих; ответный же обстрел не принес никаких плодов. Выстрелы баллист и катапульт несколько переменили положение: невидимые стены массива засверкали золотыми вспышками в местах попаданий каменных снарядов и тяжелых копий, выпущенных осадными машинами, и ляосцы приободрились было, завывая боевые кличи и потрясая оружием. Но к тому времени, как защита массива, наконец, пала, сунские войска успели перестроиться, и встретили потрепанных солдат Ляо ровными рядами ощетинившейся сталью пехоты, шквальным обстрелом лучников и арбалетчиков, и сокрушительными ударами вольных странников.

Внезапно оказалось, что силы киданей более не имеют такого подавляющего превосходства в числе, как в начале боя. Нападение Цяо Фэна, проредившего левое крыло ляоского построения, также внесло свою долю. Две армии сошлись лицом к лицу, столкнулись грудь в грудь, и скрестили оружие, изо всех сил пытаясь преодолеть сопротивление противника.

Ряды бойцов Клана Нищих казались уязвимыми и плохо защищенными — одетые в лохмотья, и, по большести, держащие в руках простые палки, воины крупнейшего вольного братства Поднебесной выглядели легкой добычей для доспешных и хорошо вооруженных солдат севера. Но стоило рычащей и воющей волне киданей нахлынуть на этот мнимо беззащитный строй, как солдаты Ляо мигом поняли свою ошибку, и щедро заплатили за нее кровью. Стойкие и бесстрашные, ведомые могучими старейшинами, нищие удерживали врага на расстоянии длинными шестами, и сражали его тяжелыми ударами, усиленными внутренней энергией. Чэнь Гуянь, распахнув свой плащ, щедрыми движениями бывалого сеятеля разбрасывал прятавшихся под ним ядовитых тварей — скорпионов, пауков, сколопендр, и прочих созданий, чьи укусы забирали ляоские жизни одну за другой. Старейшина Сун крушил доспехи противников тяжелой граненой булавой, с легкостью, которой трудно было ожидать от седого старика, и без труда ловил вражеские удары на зубастую гарду своего оружия. Сабля У Чанфэна свистела порывом бури, распластывая сталь и плоть одинаково легко, а посох Си Шаньхэ поднимался и опускался, сокрушая черепа и кости. Доверенные люди Цюань Гуаньцина вовсю трудились, применяя науку своего старейшины — ляоские солдаты падали, спутанные сетями, пойманные веревочными петлями, и сбитые с ног коварными атаками длинных шестов. Обездвиженные, мешающиеся под ногами собственных соратников, они быстро становились легкой добычей для оружия нищих.

Несокрушимый строй шаолиньских монахов стоял стеной, не отступая ни на шаг. Боевые шесты, сабли, техники ци, а порой, и вовсе голые руки, крушили киданей одного за другим, и пусть монахи, верные заветам Будды, зачастую сдерживали смертельные удары, киданям, изломанным и искалеченным их могучим натиском, было от этого ничуть не легче.

Даосские монахи секты Цюаньчжэнь также пытались не убивать своих противников, но им, вооруженным длинными мечами, это удавалось реже. Оружие даосов разило с неотвратимостью стихийного бедствия, и броня киданей с трудом сдерживала его клинки, сияющие отблесками техник ци.

Не отставали от крупных сообществ и прочие странствующие воины, сражаясь с пылом и ожесточением — каждому было, что защищать, и все, пришедшие на зов Клана Нищих, оставили дома дорогих людей.

Ляоское воинство не сдавалось — стойкое и умелое, оно теснило врага остриями длинных копий, принимало на доспехи и щиты ответные удары, и неуклонно наседало на ставших уязвимыми противников. Боевой дух киданей пострадал от долгого и бесцельного натиска на незримый щит Массива Пяти Стихий, Семи Врат, и Восьми Триграмм, но сейчас, видя кровь и смерть врагов, солдаты Ляо зверели все больше, впадая в безрассудную ярость битвы, и даже не думали отступать.

Елюй Нелугу сжал рукоять сабли, и махнул сигнальщикам. Те давно ждали команды: сигнальные рога завыли и завизжали, передавая волю командующего последнему резерву — коннице киданей, немногим остаткам тяжелобронированных всадников, и приведенным Елюй Чунъюанем полкам легкой кавалерии. Конная лава тяжело стронулась с места, двигаясь в сторону врага. Белый жеребец Елюй Нелугу рысил во главе — лучший военачальник и сильнейший воин Ляо не собирался оставаться в стороне от схватки. Глаза принца Чу цепко оглядывали вражеский строй из-под косматых бровей, а губы кривились в презрительной ухмылке. Командующий войском киданей не сомневался, что с его личным участием, враг будет стоптан и растерзан.

Ляоские конники уже выдвинулись на более-менее ровный отрезок предгорий, ведущий к левому крылу ханьского строя, и принц Чу поднял руку, готовый отдать команду к атаке, как истошное ржание лошадей и крики боли их всадников раздались от задних рядов их построения. Обернувшись, Елюй Нелугу яростно выругался — сунская конница, все это время ждавшая своего часа, вступила в бой, незамеченная киданями в грохоте битвы. Ханьских всадников было изрядно меньше, чем ляоских, но внезапный удар этих немногих сотен легкой конницы, чей натиск, словно стальное острие на древке копья, вели немногочисленные конники в тяжелой броне, был мощным и сокрушительным. Множество киданей умерло, сметенные первым ударом острых ханьских копий, и немало полегло под тяжелыми мечами сунской кавалерии, не успев опомниться.

Чуский принц пригляделся к этому нежданному врагу, и хрипло расхохотался — его враг, полководец ханьской армии, что уже в третий раз нарушал его планы, вступил в бой лично, окруженный своими телохранителями.

— Эй, чуский злодей, я здесь! — прокричал генерал Хань, заметив врага.

Каурый жеребец генерала развернулся, повинуясь натянутым поводьям, и вновь сорвался с места, скача на вражеского военачальника. Вокруг, ожесточенно рубились конники Сун и Ляо, и ни одна из сторон не имела весомого преимущества.

— Хань Гочжун! — Елюй Нелугу проревел имя своего врага с яростью, достойной самых злых ругательств. — Сегодня вечером, я буду пить вино с твоей кровью, из твоего же черепа!

— Сегодня вечером, ты будешь жариться в Диюе на медленном огне, — крикнул в ответ сунский полководец, подгоняя коня навстречу врагу. — За всех погубленных тобой невинных людей, ты не заслуживаешь доброй смерти!

Его враг не ответил — лишь зарычал взбешённым зверем, и прыгнул навстречу генералу Ханю, оттолкнувшись от седла своего коня. Принц Чу полетел вперёд атакующим коршуном, в считанные мгновения достигнув своего противника. Его сабля ударила быстро и неотвратимо, словно падающая молния, норовя разрубить Хань Гочжуна от плеча до пояса. Сунский генерал, выхватив меч, сумел отразить ее могучий удар, оскалив зубы в жесточайшем напряжении, но сила, вложенная его врагом в этот натиск, вышибла ханьца из седла.

Он покатился было по истоптанной траве, но тут же вскочил на ноги, неустрашенный, и бросился на врага, замахиваясь мечом. Их клинки — кривая и широкая сабля киданя, и тяжёлый прямой меч ханьского полководца, — столкнулись с оглушительным лязгом, высекая искры. Елюй Нелугу тут же атаковал снова, свирепея все больше, и не было сомнений в том, что он превосходит своего противника в силе. Пусть принц Чу и не был ровней сильнейшим воителям Поднебесной, много и плодотворно упражнялся он в воинских искусствах, и тщательно развивал свою внутреннюю силу. Генерал Хань же ловко владел копьём, мечом, и луком, как и все сунские военачальники, но был искуснее в командовании войсками, чем в лихой рубке — армия была его острым клинком и прочным щитом, которыми он разил врагов империи Сун.

Тяжко приходилось ему под ударами могучего киданя, и лишь надёжные латы-шаньвэнь спасали ему жизнь. Слабели руки генерала Ханя, все реже поднимался широкий клинок его меча для точного удара или своевременного парирования, и все сильнее давили на его плечи стальные доспехи, посеченные и порубленные киданьской саблей, и испятнанные кровью полководца. Но не сдавался Хань Гочжун — неустрашимый и непреклонный, снова и снова атаковал он своего врага с исступлением обречённого. Некого было ему просить о помощи в этом единоборстве — всяк пришедший в предгорья Хэншаня воин империи Сун уже сражался не на жизнь, а на смерть. Лишь он один мог попытаться сразить дракона киданьской армии, срубив его голову-командующего.

Елюй Нелугу, видя усталость своего противника, зло скалился, заранее торжествуя победу. Встретив клинком сабли очередной отчаянный удар ханьца, он надавил на оружие всей своей немалой силой, и вдруг нанес могучий удар ногой в грудь сунского генерала. Мало помогли стальные доспехи от атаки, усиленной ци. Кашляя кровью, генерал Хань рухнул наземь — пропущенный удар причинил его телу внутренние повреждения. Елюй Нелугу упал на неуступчивого врага сверху, спешно пытаясь добить его ударом сабли — последняя атака с применением внутренней энергии отняла немало его сил, и чуский принц не желал давать противнику возможности встать. Вновь скрестились их клинки — даже тяжело раненный, Хань Гочжун не сдавался.

— Покорись, глупец, — зарычал принц Чу, налегая на саблю. — Я сильнее тебя. Склонись передо мной, и, быть может, я оставлю тебе твою жалкую жизнь.

— Никогда, — прохрипел генерал Хань, пачкая бороду алыми брызгами. — Духи всех моих соотечественников, загубленных тобой, стоят за моей спиной, направляют мою руку, придают мне сил. Что на твоей стороне, кроме жадности и звериной злобы?

И, подняв голову, он плюнул кровью в лицо своего врага. Вздрогнул и зажмурился Елюй Нелугу, невольно отшатываясь и ослабляя нажим. Хань Гочжун не упустил этой возможности — напрягая остатки сил, он оттолкнул прочь оружие врага, и резанул того по шее, вскрывая горло. Кровь принца Чу, неудачливого вторженца и захватчика, хлынула из его тела, унося с собой жизнь, и заливая красным доспехи сунского полководца.

Генерал Хань лежал без движения какое-то время, тяжело дыша и морщась от боли в повреждённых внутренностях. Ничего не хотелось ему больше, чем погрузиться в сладостное беспамятство, сдавшись накатывающей усталости, но он не мог позволить себе отдыха, даже сразив вражеского командира. Войска Ляо все ещё дрались, упорные и непобежденные, и, не сломив их духа, ханьское воинство могло и не увидеть победы.

Выбравшись из-под трупа принца Чу, Хань Гочжун отрубил ему голову, и, вырвав из рук какого-то мертвого киданя копьё, насадил ее на острие. Подозвав верного коня переливчатым свистом, генерал кое-как взобрался в седло, и вскричал, воздев над головой свой жуткий трофей:

— Ко мне, воины Сун! Чуский злодей пал от моей руки! Разгоним же его приспешников!

Сунские солдаты, слыша его, и видя кровавый бунчук в его руках, теснили врага с удвоенной силой, а кидани терялись и дрожали, видя смерть сильнейшего их них. Иные воины империи Ляо и вовсе бросались в бегство, роняя оружие и сбрасывая доспехи. Хань Гочжун пришпорил коня, и поскакал по полю битвы, подбадривая и направляя своих, и вселяя страх в чужих. На острие длинного копья в его руках торчала мертвая голова принца Чу, безжизненными глазами уставившись в горизонт, туда, где лежали так и не покоренные сунские земли.

Примечания

[1] Убить Вэй Цзе взглядом — поговорка-чэнъюй, означающая всеобще обожание. Вэй Цзе, живший во времена династии Цзинь, был настолько красив, что всюду, куда бы он ни пошел, люди не могли оторвать от него глаз. Когда он умер из-за болезни в юном возрасте, в народе начали говорить, что его убило всеобщее пристальное внимание.

[2] Персоналии времён Троецарствия. Фэнсян — второе имя Люй Бу, полководца, считающегося сильнейшим воином эпохи. Идэ — второе имя Чжан Фэя, также полководца и воина, известного своей силой. Чжан Фэй прославился тем, что в одиночку остановил вражескую армию на мосту Чанбань, устрашив ее боевым кличем.