Глава 42 Над северным драконом и его родиной сгущаются тучи

В этот вечер, Ма Даюань заранее отпустил всех слуг до завтра. Точнее, он строго-настрого наказал им и носа не показывать на его подворье до самого утра. Заместитель главы Клана Нищих обращал мало внимания на прислугу, и запросто обсуждал важные дела при служанках, конюхах, смотрителе, и прочих, но, приглашая сегодняшних гостей, он отчего-то все чаще вспоминал историю о доносе коварного слуги Мяо Цзэ, ставшем причиной казни его неудачливого хозяина-заговорщика[1]. Не то, чтобы Ма Даюань замышлял крамолу против своего главы — он по-прежнему считал себя верным Цяо Фэну и Клану Нищих. Но сегодня, он все же решил убрать из поместья лишние уши.

Старейшина встретил гостей самолично — как из-за отсутствия прислуги, так и желая проявить побольше уважения и сердечности к несомненным единомышленникам. Бай Шицзин, отвечая на поклон и приветствие Ма Даюаня, отчего-то выглядел смущённым, что заместитель главы отнес на счёт их разницы в положении. В глазах Цюань Гуаньцина Ма Даюаню почудилась мимолётная тень насмешки, но здесь гостеприимный хозяин допускал, что попросту ошибся — глаза нередко подводили шестидесятилетнего старца.

Обменявшись любезностями, гости прошли внутрь, и расположились за обеденным столом. Ма Даюань, дружелюбно улыбаясь, поставил перед приглашенными дымящийся чайник, и троица, прихлебывая лёгкий и освежающий хуаншаньский маофэн, завязала неторопливую беседу.

— Как я знаю, ветвь Дачжи переживает не лучшие времена, — говорил Бай Шицзин. — Примите мои соболезнования, старейшина Цюань. И дня не пойдет без того, чтобы ко мне не явился за наказанием один или несколько ваших младших. В последнее время, глава обращает на вашу ветвь клана все больше внимания.

— Наш глава храбр и благороден, — со скукой в голосе ответил Цюань Гуаньцин. — Но, в благородстве своем, он не понимает требований времени, — его собеседники, после недолгих размышлений, покивали, соглашаясь с этим достаточно смелым высказыванием, совсем недалеко ушедшим от оскорбления.

— Тому, кто хочет убить врага, нужен меч, — тем временем, продолжал старейшина ветви Дачжи. — Тому же, кто хочет вершить великие дела — помощь умелых людей. Негоже отвергать таковых из-за их былых занятий, и осуждать их маленькие слабости. В конце концов, даже самого Гуань-вана некогда преследовали судейские[2], — его собеседники вновь выразили согласие кивками.

— Надеюсь, глава вскоре сменит гнев на милость, — промолвил Бай Шицзин, и со смущённым видом добавил:

— Вы же не держите зла на меня за… тот недавний случай?

— Вы всего лишь выполняли волю главы, — бесстрастным голосом ответил Цюань Гуаньцин. — Как я могу обижаться на вас за прилежное исполнение обязанностей? — блюститель закона с облегченным видом улыбнулся, и коротко поклонился собеседнику.

Ма Даюань недовольно нахмурился. Случай, о котором завел речь Бай Шицзин, возмутил его до глубины души — Цяо Фэн, вернувшись из своего странствия, повелел выдать Цюань Гуаньцину полсотни палок, на глазах у всего клана. Причиной этого тяжёлого и позорного наказания было не что иное, как попытка скрытно убить Серебряную Змею с женой. Одним лишь был недоволен Ма Даюань в этом деянии собрата по клану — неудачей Цюань Гуаньцина. Негодование Цяо Фэна из-за бесчестности покушения заместитель главы считал глупым, ненужным проявлением щепетильности.

Также, у виноватого вида Бай Шицзина была своя, весомая причина — наказание старейшины, тем более прилюдное, был вынужден проводить такой же старейшина. При всем его гневе, Цяо Фэн не хотел для одного из старших клана откровенного унижения, и Бай Шицзину пришлось самому взяться за бамбуковую палку, совсем как десяток лет назад, в его ученичество у прежнего блюстителя законов.

— Вам стоит возблагодарить великое небо за его милость, господин Цюань, — нахмурившись, заметил старейшина Ма. — Если бы не эта неожиданная женитьба главы, ни мне, ни господину Баю не удалось бы отговорить его от более жестокого наказания. По счастью, Цяо Фэн прислушался к моим словам о том, что казнь или изгнание близкого соратника перед свадьбой станут недобрым предзнаменованием для молодоженов.

— Я в неоплатном долгу перед вами, благодетели, — вежливо ответил Цюань Гуаньцин, привстав и поклонившись обоим собеседникам. Те ответили церемонными кивками.

Во многом, Ма Даюань пригласил старейшину Дачжи на сегодняшнюю беседу из-за оказанной ему услуги. Как заместитель главы Клана Нищих, старейшина Ма имел дело с каждым из верхушки клана, и со всеми наладил знакомства, кроме молодого да раннего Цюань Гуаньцина, который, к тому же, всегда был себе на уме. Но, видя его искреннее желание наказать негодяя Серебряную Змею и его злодейку-жену, Ма Даюань решил рискнуть и выказать единомышленнику свое благоволение: сперва, вступившись за него перед Цяо Фэном, а после — пригласив его на откровенный разговор сегодня. Пока что, молодой старейшина оправдывал возложенные на него надежды.

— Я слышал, не только моя ветвь клана в последнее время привлекла пристальное внимание главы, но и дела его заместителя, — с показным равнодушием заметил Цюань Гуаньцин. — Надеюсь, излишняя въедливость Цяо Фэна не принесет вам неприятностей, господин Ма?

— Я всегда выполняю свою работу на совесть! — оскорбленно возмутился Ма Даюань, но тут же сник.

Неумеренные возлияния все чаще заставляли его ошибаться в повседневном труде. В последние несколько недель, занимаясь одновременно своими делами, обязанностями главы, и заботами ветви Дачжи, старейшина Ма допустил немало досадных промахов. К примеру, неделю назад, ежемесячные пошлины с младших Цюань Гуаньцина неким загадочным образом оказались не в казне клана, а в сундуках одного из сянъянских ростовщиков. Цяо Фэн не преминул вытащить эту оплошность на свет, и, хотя он не обнаружил злонамеренности в действиях заместителя, влияние Ма Даюаня было изрядно подточено. Разговоры о том, что пост главы должен по праву принадлежать старейшине Ма, поутихли; взамен, среди нищих пошли сплетни о старческом слабоумии, все-таки настигшем заместителя главы. Таинственное исчезновение денег не было единственной промашкой старейшины, что обнародовал Цяо Фэн; сейчас, Ма Даюань не рискнул бы требовать чего-либо от главы так же дерзко, как в недавнем прошлом.

— Все мы допускаем ошибки, — примирительным тоном вымолвил Бай Шицзин. — Даже сам глава недавно потерпел неудачу, проиграв Серебряной Змее, и это при том, что боевое искусство Цяо Фэна славится на всю Срединную Равнину.

Ма Даюань раздраженно скривился. По его мнению, этот провал главы заслуживал как бы не большего наказания, чем проступок Цюань Гуаньцина. Особенно старейшину сердило то, что Цяо Фэн настоял на честном поединке с врагом секты, решив не пользоваться численным преимуществом. Лица гостей старейшины Ма также выражали недовольство.

— Если уж наш доблестный глава не смог одолеть мерзавца Иня, исполнить вынесенный ему приговор будет трудновато, — продолжил блюститель законов. — В нашем клане нет воинов, равных Цяо Фэну. Даже четверо великих старейшин потягаются с ним разве что сообща.

— Победы добывают не одним лишь воинским умением, — чуть оживился старейшина Дачжи. — Военная хитрость сразила многих бойцов, считавшихся непобедимыми. Я с превеликим удовольствием занялся бы Серебряной Змеей лично, — в черных глазах мужчины на мгновение проглянула жестокость. — Ранение главы дарит мне замечательную возможность… которой я, к сожалению, не могу воспользоваться — слишком уж пристально Цяо Фэн следит за мной и моими младшими. Я даже не могу обратиться за помощью к некоторым моим… знакомым на реках и озерах.

— Знакомым? — простодушно спросил Бай Шицзин. — Быть может, я или кто-то из моих подчиненных сможем связаться с ними, вместо вас? — Цюань Гуаньцин скривил губы в подобии улыбки, не отвечая.

— Некоторые знакомые не станут и разговаривать с вами без должного представления, — коротко вздохнув, вмешался Ма Даюань. Многоопытный старейшина прекрасно понял, о ком говорил Гуаньцин — связями с бандитами и убийцами его было трудно удивить. — Сейчас, подобные представления могут изрядно навредить господину Цюаню, если вспомнить о внимании главы.

— Тогда, давайте отправим за жизнью Серебряной Змеи большой отряд, — пристыженный, Бай Шицзин поспешил предложить хорошую, как ему казалось, идею. — В ветви Да И достаточно неплохих бойцов, которых можно собрать в считанные дни.

— Вряд ли подобное предприятие будет успешным, — ровным тоном ответил ему Цюань Гуаньцин. — Даже если они и отыщут супругов Инь, те разметают их, словно соломенные чучела — Серебряная Змея опаснее любого из рядовых воинов клана. Мне довелось наблюдать его боевое искусство, — он на мгновение недовольно сузил глаза. — Не стоит недооценивать этого врага.

— В таком случае, можно испросить помощи у дружественных сект и школ, — не сдавался блюститель порядка. — Среди послушников того же Шаолиня есть множество могучих воинов. Думаю, монахи будут не против оказать нашему клану услугу.

— Я уже беседовал об этом с друзьями клана, — с тоскливым видом ответил Ма Даюань. Отсутствие стоящих идей от единомышленников понемногу ввергало его в уныние. — Этот лицемерный мерзавец, Серебряная Змея, не успел снискать славу всеобщего врага — наоборот, школы и секты, чьи младшие встречали его на реках и озерах, говорят о нем с уважением. Даже вернейшие союзники Клана Нищих не станут начинать вражду с сектой Сяояо из-за нашей личной ссоры. Многие из них даже предлагали посодействовать нам в примирении, — он презрительно фыркнул, покачав головой.

— Очень недальновидно с их стороны, — с каменным лицом поддакнул Цюань Гуаньцин.

Побеседовав с гостями еще некоторое время, и обсудив несколько ничего не значащих тем, Ма Даюань проводил старейшин, и вернулся в обеденную залу. Бросив недовольный взгляд на остывший чайник, он снял с полки кувшин «западного феникса», и медную винную чашу. Налив себе, он проглотил горячительное одним глотком, почти не почувствовав вкуса. Хмель быстро ударил в голову Ма Даюаню — в желудке старца плескались несколько чашек чая, и ничего более.

Старейшина Ма невольно вернулся мыслями к прошедшему разговору, и со злостью ударил кулаком по столу. Он и раньше не видел каких-либо новых возможностей наказать врага клана; сегодняшнее обсуждение с единомышленниками лишь подтвердило это убеждение. Даже будь у Цюань Гуаньцина возможность связаться с его знакомыми убийцами, Ма Даюань не стал бы возлагать на них больших надежд — люди подобного рода были ненадежны, и дорожили своей жизнью больше, чем добрым именем. Нет, единственным надежным способом отомстить за смерть Кан Минь было уничтожить супругов Инь в прямом бою, но Цяо Фэн подошел к этому делу совершенно неправильно.

Вдруг, коварная и предательская мысль змеей заползла в голову старейшины Ма. Ему вспомнился конверт с письмом Ван Цзяньтуна, содержащий некую тайну Цяо Фэна. По словам бывшего главы, если глава нынешний собьется с праведного пути, Ма Даюань должен был передать это письмо настоятелю Шаолиня. Тот, прочитав послание Бородатого Мечника, поспособствовал бы низложению Цяо Фэна всеми силами своей секты. По разумению старейшины Ма, тайна, чье раскрытие вынудило бы миролюбивых буддийских монахов вмешаться в личные дела Клана Нищих, обязана быть крайне важной. А значит, хранитель этой тайны мог бы превратить ее в отличный рычаг давления на Цяо Фэна. Рычаг, что без труда побудил бы главу клана отбросить всю его глупую щепетильность и ненужную привязанность…

Ма Даюань вскочил из-за стола, и с легким испугом посмотрел на опустевшую винную чашу в своей руке. Жажда мести, подогретая вином, едва не привела его к тем самым крамольным думам, которые он старательно отрицал. Поспешно отставив кубок, старейшина вышел на двор. Ему срочно требовалось отвлечься, и, что важнее, окончательно изгнать из сердца подлые мысли, никак не желающие уходить.

* * *

— Весть, что я хочу сообщить вам, собратья, и тебе, глава, заслуживает самого пристального внимания, — Си Шаньхэ, держащий слово перед спешно собранной по его просьбе верхушкой Клана Нищих, выглядел усталым и осунувшимся, смотрясь на все свои пять десятков лет с небольшим. Дорожная пыль покрывала его и без того скромную одежду, делая уважаемого старейшину похожим на обычного попрошайку. Собравшиеся — большая часть старших клана, Цяо Фэн, и его заместитель, — слушали внимательно: старейшина Си был не из тех людей, что поднимают шум попусту.

— Около месяца назад, мне доложили об очередном движении воинских сил империи Ляо, — продолжил мужчина, и присутствующие, все как один, невольно подобрались. Новости, начинающиеся подобным образом, не могли быть хорошими. — Армия провинции Сицзин снялась со своих обычных лагерей, и двинулась на юго-восток, проводя в пути дополнительные рекрутские наборы. Схожие шевеления начались в наньцзинской армии — ее командиры начали спешно увеличивать число солдат, и ужесточили каждодневные тренировки. Цены на работу кузнецов, бронников, шорников, сапожников, и портных в Ляо поднялись едва ли не вдвое от прежних — всех новобранцев спешно вооружают и одевают. Конезаводчики и вовсе перестали торговать лошадьми, годными под военное седло — армия вымела всех подчистую. Думаю, мне нет нужды говорить, куда направится вся эта сила, стоит ей закончить острить свои мечи и копья, — седовласый старейшина криво усмехнулся.

— Армии провинций Сицзин и Наньцзин даже в худшие для Ляо годы достигали числа в двадцать-тридцать тысяч, — задумчиво промолвил У Чанфэн, почесывая пегую бородку. — И неудивительно: они — основа той военной силы, что кидани неизменно ведут против Сун, — собравшиеся ответили ему смурными взглядами.

— Вместе со всеми свеженабранными рекрутами, численность киданьского воинства достигнет не менее, чем сорока тысяч, — добавил Си Шаньхэ. — Если же принять во внимание войска из личного владения Елюй Нелугу, можно смело добавлять еще пять. Чуский принц вновь стоит во главе вражеских сил, — безрадостно промолвил он. — Немногого стоят обещания этого подлого варвара, — Цяо Фэн, о чем-то напряженно раздумывающий, рассеянно кивнул.

— Могут ли эти передвижения быть следствием некоей внутренней распри? — отрешенно спросил он.

— Нет, глава, — вздохнул старейшина Си. — Меркитское восстание давным-давно подавлено, и власть Елюй Хунцзи над племенами Ляо крепка, как никогда. Киданям не с кем воевать внутри своей империи, тем паче — на ее юге, преданном Елюй Чунъюаню и его сыну.

— Быть может, принц Чу решил покуситься на трон? — предположил Цюань Гуаньцин. Старейшина ветви Дачжи не остался свободным от захватившего всех напряжения — обычно отстраненный, сейчас он ловил каждое слово седовласого старейшины, принесшего дурные вести. — Елюй Нелугу горд, и презирает своего двоюродного брата, занимающего престол Ляо не по праву. Что, если нынешние перемещения войск — бросок дракона, и прыжок тигра[3], а не очередное вторжение в Сун?

— Я проверил эту возможность первым же делом, — ответил Си Шаньхэ, недовольно кривясь. — Такое было бы радостью для нас, как и для всех подданных Сына Неба. Увы, но я могу сказать со всей уверенностью: император Даоцзун осведомлен о действиях своего родича, и всецело поддерживает их. Новобранцы сицзинской и наньцзинской армий призваны именем государя, а ремесленники, обеспечивающие их оружием, болтают о личном указе Елюй Хунцзи, что повелевает им не брать платы с армии. Мы с вами, уважаемые собратья, станем свидетелями крупнейшего вторжения Ляо в Сун, вторжения, каких Срединная Равнина не знала уже сотни лет.

Высокопоставленные нищие ненадолго погрузились в безрадостное молчание. На их лицах господствовали выражения разной степени мрачности; один лишь Цяо Фэн выглядел больше задумчиво, чем опечаленно. Он же и заговорил первым, прервав напряженную тишину.

— Мы, несомненно, соберем всех младших, кого только сможем, и выступим на помощь правительственным войскам, — уверенно промолвил он, встав на ноги и расправив плечи. Ничто не напоминало о недавнем тяжелом ранении главы Клана Нищих, кроме, разве что, легкой бледности — заботами жены и соратников, Цяо Фэн полностью выздоровел, и уже восстановил прежнюю силу усердными тренировками.

— С этого дня, каждый из вас направит все силы против киданей, — его звучный голос, казалось, заполнил собой гостиную дома главы, в которой проходил совет. Оружие и памятные трофеи, щедро украшающие простые деревянные стены, словно отзывались на слова мужчины неслышным звоном. — Я не потерплю никаких внутренних разногласий, или дрязг с вольными странниками. Никаких, слышите⁈ — повысил он голос, обводя соратников суровым взглядом. Заместитель главы, прекрасно понимая, кого он имеет в виду, сердито сверкнул глазами из-под седых бровей. Их взоры — сочащийся злой обидой Ма Даюаня, и исполненный стальной твердости Цяо Фэна, — столкнулись в противоборстве, но совсем ненадолго: старейшина Ма не выдержал, и отвернулся.

— Любой, кто в это трудное время своей волей обнажит меч против другого ханьца, будет приравнен мною к пособнику врага, — отчеканил Цяо Фэн. — И знайте: горе таковым, если они найдутся, — нищие молча внимали главе, не говоря ни слова поперек.

— Также, мы немедленно отправим весть в Бяньцзин, — уже спокойнее продолжил мужчина. — Старейшина Ма, я попрошу вас заняться этим, — привстав, Ма Даюань отвесил главе короткий поклон.

— А сейчас, я жду от вас предложений о том, как нам сообща облегчить ратный труд сунских войск, — закончил Цяо Фэн. — Высказывайте любые мысли, неважно, насколько странные. Может статься, одна из них натолкнет кого-нибудь из нас на стоящую идею, — нищие, вопреки его словам, не спешили отпускать на волю полет мысли, вместо этого принявшись тщательно обдумывать свои предложения. Пальцы старательно скребли бороды и затылки, брови хмурились изо всех сил, пытаясь расшевелить умы, а глотки издавали задумчивое мычание и хмыканье.

— Мы можем закупить побольше риса в Юньнани — южная земля богато уродила в этом году, и зерно нынче дешево. Закупленное нужно послать в Шэньси, караванами, — наконец, родил идею Ма Даюань. — Правительственные командиры вечно держат своих подчиненных полуголодными, выдавая им полные миски еды лишь в день решающей битвы. Плотно набитые желудки придадут силы и бодрости солдатам и ополченцам.

— Замечательно, старейшина Ма, — благодарно улыбнулся Цяо Фэн. — Вам же я и поручу заняться этим вопросом, вместе с нашим казначеем. Не жалейте золота и серебра на это благое дело, старейшина Чжан, — кивнул он худому и малорослому мужчине, сидящему рядом с четырьмя великими старейшинами. Тот с постным видом кивнул, и, вытащив из-за пояса небольшой абак, принялся с задумчивым видом перекидывать костяшки.

— В обычное время, люди прячутся от рекрутских наборов, — высказался старейшина Сян, сухощавый седовласый мужчина, начальствующий над обучением воинов клана боевым искусствам. — Мы можем обязать наших младших распространять повсюду весть об угрозе с севера, вместо их обычного попрошайничества. Зная, за что им предстоит сражаться, больше людей выйдет навстречу правительственным солдатам, дабы принять воинскую повинность.

— Благодарю вас, старейшина, но этого мы делать не будем, — вежливо ответил глава. — Подобные вести лишь посеют страх в сердцах простого люда, и побудят его бежать от войны. Беженцы заполонят дороги в южные провинции, села и хуторы опустеют, а на оставленных землях воцарится беззаконие. Новость о вторжении должна достигнуть лишь тех ушей, что смогут принять ее надлежащим образом, — старейшина, прокряхтев в бороду что-то извиняющееся, уставился в окно.

— В идее брата Сяна есть полезное зерно, — медленно проговорил Цюань Гуаньцин. — Мы можем бросить клич тем, кто храбр сердцем, но обращаться нужно не к простому люду, а к вольным странникам. Секты и школы, идущие праведным путем, без колебаний встанут на защиту великой Сун. В прошлое вторжение, на зов главы откликнулась лишь малая толика странствующих воинов, так как вести о нападении киданей разошлись слишком поздно, и слишком медленно. На этот раз, у нас есть время: полсотне тысяч солдат непросто не то, что выйти на бой, но даже выступить в путь. Оповестим вольный люд по всей Поднебесной, и разошлем весть на окраины — пусть все, кто жаждет защитить свой дом от северных варваров, смогут сделать это, — Цяо Фэн, внимательно слушающий его, несколько раз хлопнул в ладоши.

— Замечательно, — воскликнул он, и многие из старейшин присоединились к его возгласу. — Ты не зря носишь свое прозвище «Многознающий Ученый», брат Гуаньцин, — старейшина Дачжи с благодарным поклоном принял похвалу.

— Нужно будет уговориться о месте встречи с главами кланов, сект, и школ, чтобы обсудить наше общее выступление против киданей, — с задумчивым видом предложил Чэнь Гуянь, великий старейшина, знаменитый своим мастерством ядов, и упрямым характером. — И этим местом не может быть подворье нашего главы — приглашая сюда вольный люд, мы будем выглядеть властолюбцами, желающими занять главенствующее положение, — среди нищих раздалось немало выражений согласия.

— Почему бы не сделать местом встречи подворье гунсяньских братьев Ю? — не растерялся Цюань Гуаньцин. — Оно, зовущееся Местом Встречи Героев, подойдет как нельзя лучше. Его владельцам не впервой принимать множество гостей, и они легко смогут разместить всех прибывших. Семейство Ю немногочисленно, и не может похвастаться ни влиянием, ни силой своих воинов, а значит, никто не станет опасаться давления с их стороны. Наконец, братья Ю известны на реках и озерах своими щедростью и великодушием. В прошлое вторжение, они не пожалели сил и денег, чтобы вовремя поспеть на защиту Яньмыньгуаня с севера Сычуани. Услышав, что враг снова угрожает великой Сун, они с радостью предоставят свое поместье для собрания тех, кто поможет отразить набег киданей.

— И вновь, прими мою похвалу, брат Гуаньцин, — довольно улыбающийся Цяо Фэн склонил голову. — Я назначаю тебя и старейшину Цзяна ответственными за составление приглашений, и их доставку во все концы Поднебесной. Ветвь Дачжи займется севером и западом Срединной Равнины, а ваша ветвь Да И, брат Цзян — югом и востоком. Переговоры с братьями Ю я также поручу вам, брат Цзян, — названные старейшины выразили полную готовность выполнить порученное.

Нищие еще долго обсуждали всевозможные способы противостояния северному вторжению, и закончили лишь к поздней ночи. Проводив гостей, Цяо Фэн двинулся в спальню, с твердым намерением упасть на постель, и не открывать глаз до самого утра, но едва лишь он уселся на кровать, и стащил сапог с левой ноги, как дверь отворилась, и внутрь вошла А Чжу с кадушкой горячей воды в руках.

— Ну наконец-то ты выпроводил этих пустомель, муж мой, — с ворчливой заботой протянула она. — Я уж думала, ты так и заночуешь в главной зале, даже во сне не прекращая обсуждать государственные дела. Снимай поскорее обувь — я омою твои ноги.

— Тебе вовсе нет нужды делать это, любимая… — запротестовал было Цяо Фэн, но девушка, решив не дожидаться согласия, взяла дело, и правый сапог мужа, в свои нежные руки. Цяо Фэн был вмиг избавлен от обуви и ноговиц, а его ноги — погружены в кадку, где их мгновенно объял приятный жар. Мужчина помимо воли расслабился, и на его лицо вползла довольная улыбка. А Чжу, тем временем, взялась тереть ступни мужа мочалкой.

— Ты — истинное благословение небес, любимая жена, — благостно промолвил Цяо Фэн. — Это я должен омывать твои ноги, и не реже, чем каждый вечер.

— У тебя будет такая возможность, но не сегодня — ты вот-вот заснешь, — весело ответила девушка. Обтерев ступни мужчины полотенцем, она ловко перенесла их на кровать, да так, что Цяо Фэн словно сам собой улегся, опустив затылок на изголовье. Веки мужчины неуклонно начали смыкаться.

— Одно хорошо в грядущей войне — мне не придется опять преследовать и пытаться убить моих друзей, — сонно пробормотал он.

— О войне, клане, и прочих важных делах ты будешь думать завтра, — непреклонным тоном заявила А Чжу, укрывая мужа одеялом. Тот покорно склонил голову на грудь, и этот кивок словно помог его глазам окончательно закрыться. Девушка с нежной улыбкой полюбовалась спящим возлюбленным, и улеглась рядом.


Примечания

[1] Эпизод из романа «Троецарствие», считающийся вымышленным. Чиновник Хуан Куй сговорился с силянским губернатором Ма Тэном об убийстве канцлера Цао Цао; слуга Хуан Куя, Мяо Цзэ, подслушал их разговор, и выдал своего хозяина, т. к. хотел заполучить его наложницу.

[2] Именно преследование за убийство вынудило Гуань Юя отправиться «странствовать по рекам и озерам» (т.е. бродяжничать и заниматься всякими незаконными делишками), где он повстречался со своими побратимами, и обрел всемирную известность.

[3] Бросок дракона, прыжок тигра — поговорка-чэнъюй, означающая попытку государственного переворота.

Загрузка...