Храм Шэньцзе выглядел скромно даже по меркам далиской глубинки: глиняные статуи у ворот, и деревянные — внутри небольшого молельного дома, по раннему времени гостеприимно распахнувшего двери, простые монашеские хижины, и небогатые посадки злаков. Все это выглядело, скорее, хутором крестьян среднего достатка, излишне почитающих Будду, а не местом поклонения. Кроме того, ограда монастыря была ненамного выше двух чи, и потерянно бродящий в храмовом дворе Дуань Чжэнчунь немедленно заметил конных Инь Шэчи и Му Ваньцин, приближающихся к воротам храма, и поспешил им навстречу.
— Дочка! Зять! — далиский принц встретил их возгласом, полным радостной надежды. — У вас новости от брата? Он прислал вас мне в помощь? Или же и вовсе решил избавить меня от этой тягостной докуки?
— Нет, уважаемый тесть, все несколько хуже, — спешившись, ответил Шэчи с безрадостной улыбкой. — Я повздорил с Дуань Юем, и государь изгнал меня из Да Ли. Мы с Ваньцин решили повидаться с тобой перед уходом.
— Вы и Юй-эр поссорились? — неподдельно удивился Дуань Чжэнчунь. — Что случилось? Когда я покидал столицу, вы были неразлучны, словно ветер и дождь.
— Верно, батюшка, — печально промолвил Инь Шэчи. — Признаюсь честно — твой сын мне по душе, и я уже не рад, что погорячился в том разговоре с ним. Но лучше мне рассказать все сначала. Дело было так…
Он пересказал Принцу Юга события позавчерашнего утра, пытаясь описывать их как можно беспристрастнее. Поведал он и о своем неприятном разговоре с Дуань Чжэнмином, завершившимся изгнанием, и о решении Му Ваньцин последовать за ним. К концу его рассказа, Дуань Чжэнчунь глядел еще печальнее, чем раньше.
— Никогда бы не подумал, что желание Юй-эра изучать боевые искусства принесет разлад в нашу семью, — в сердцах бросил он. — Да и мой венценосный братец… как по мне, у сетей его царской справедливости слишком уж частое плетение. С семейными ссорами можно обходиться и помягче. Скажи, Шэчи, ты ведь не станешь упорствовать в причинении вреда Юй-эру?
— Как честный человек, Дуань Юй сам обязан раскаяться в содеянном, и просить о наказании, — болезненно скривился юноша. — Я вовсе не хочу вредить родне жены, и не горжусь тем, что едва не свершил в порыве гнева. Однако же, верно и другое — не являющийся учеником секты Сяояо не может владеть ее тайными знаниями, тем более, предназначенными лишь главе.
— Ты прав от начала и до конца, что вселяет в меня еще большую печаль, — сумрачно ответил на это далиский принц. — Я виноват не меньше Юй-эра — не привив ему должное почтение к традициям вольных странников, я стал невольной причиной этого несчастья. Что хуже, я не могу усовестить сына — на мне до сих пор лежит тяжкая ноша царского поручения. Но будь спокоен, Шэчи — когда мы вернемся в столицу, я поговорю с Юй-эром о его проступке, и мы все вместе придумаем способ искупить его вину должным образом.
— Я и Ваньцин не сможем вернуться — твой брат изгнал нас, — напомнил ему Инь Шэчи. Принц раздраженно скривился, и зло выплюнул:
— Да твою же… — он оборвал ругательство на полуслове, бросив виноватый взгляд на дочь, и недовольно продолжил:
— Обычно, Чжэнмин поступает мудрее, чем сделал сейчас, отняв у семьи возможность для примирения. Ничего. Я походатайствую о твоем возвращении, Шэчи, и строго выговорю Юй-эру. Что вы с дочкой собираетесь делать сейчас?
— Помочь тебе, папа, — в голосе Му Ваньцин звучало неподдельное облегчение — она явно не ожидала от отца такого понимания и сопереживания положению своего мужа. — Ты выглядишь так, словно все это время не расследовал убийство, а голыми руками полол брюкву на монастырских грядках. Как я понимаю, тебе мало что удалось узнать?
— Твои слова — словно дождь после засухи, Цин-эр, — приободрился Дуань Чжэнчунь. — Быть может, ваш свежий взгляд увидит что-нибудь, что мне не удалось вытрясти из этих негодных лысых ослов… то есть, уважаемых наставников, — поправившись, он тяжело вздохнул. — Пойдемте внутрь. Я расскажу вам, что мне удалось выяснить, как у монахов, так и из осмотра тела и места убийства.
Принц уже повернулся к воротам храма, когда внимание всех троих привлек громкий топот ног, приближающийся со стороны большой дороги. Вскоре, стал заметен и сам бегущий — загнанно дышащий молодой монах в пыльной одежде. Мутный взгляд его расширенных глаз словно прилип к надвратной вывеске храма. В двух шагах от ворот, он споткнулся и полетел навзничь, тяжело рухнув лицом вниз. Завозившись в пыли, он попытался подняться, но безуспешно — усталое тело отказывалось повиноваться юному послушнику.
— Что случилось, наставник? — требовательно спросил Дуань Чжэнчунь, легко вздергивая монаха на ноги. — На вас лица нет. К чему такая спешка?
— Помощи… — невнятно прохрипел монах. — Монастырь Тяньлун… чужеземец… красть свитки… Божественный Меч… слишком силен!.. — сипло выкрикнув последние слова, он в беспамятстве обмяк, повиснув на принце всем телом. Дуань Чжэнчунь озабоченно нахмурился.
— Помогите мне, Цин-эр, Шэчи, — попросил он. Серьезность, столь необычная для легкомысленного мужчины, превратила его лик в напряженную маску. — Нужно оставить этого беднягу на попечение братьев храма Шэньцзе, и поспешить в монастырь Тяньлун. Если я все правильно понял, тамошнее происшествие важнее для государства, чем десять смертей важных ханьцев.
— Как скажешь, батюшка, — пожал плечами Инь Шэчи, подхватывая монаха под руку с другой от принца стороны. — Мы с женой поможем тебе во всех начинаниях… кроме, разве что, поиска новых подруг — тут тебе помощь не нужна, — он весело глянул на тестя. Тот деланно закатил глаза.
Храм Тяньлун
Небольшую кавалькаду из трех всадников, въехавшую в ворота храма Тяньлун, приняли быстро, и со всем возможным почтением. Стоило одному из послушников, которого Дуань Чжэнчунь попросил известить о своем прибытии, скрыться в молельной пагоде, что устремляла далеко в небо свою остроконечную верхушку, как навстречу принцу вышли пятеро высокопоставленных монахов. Разные возрастом и сложением, они выглядели на удивление похоже, и не только из-за одинаковых белых одежд, и наголо выбритых голов — на лице каждого из них прочно поселилось выражение тревожного беспокойства.
— Господин Дуань, — один из монахов, престарелый мужчина с длиннейшими седыми усами при обычного вида бородке, вышел вперёд, и низко поклонился. — Милостью Будды, вы явились вовремя.
— Мудрец Кужун, — кивнул в ответ принц. — Я был неподалеку — в храме Шэньцзе. Расскажите подробнее о вашей беде. Кто покушается на тайные знания храма?
— Вчера, в наш монастырь было доставлено послание, — обстоятельно начал монах. — Его принес тибетец, что само по себе не очень удивительно — учение Будды выше любых границ и препон, и его последователи из разных царств часто обмениваются знаниями. Странным и оскорбительным было содержание этого письма. Написавший его извещал нас, что явится в монастырь Тяньлун десятого числа сего месяца, чтобы одолжить свиток с описанием искусства Божественного Меча Шести Меридианов.
— Что? — сердито вопросил Принц Юга. — Откуда некоему тибетцу известно о сокровище семьи Дуань? И не много ли он мнит о себе, испрашивая чужих тайных знаний?
— То нам неведомо, — невозмутимо ответствовал старый монах. — В письме также говорилось, что указанный свиток будет сожжён на могиле господина Мужун Бо, во исполнение давнего обещания.
— Возмутительно! — в сердцах воскликнул Дуань Чжэнчунь. — Мало того, что этот чужеземец жаждет чужих секретов, так он ещё и намеревается уничтожить их, прикрываясь каким-то глупым обещанием, данным мертвецу, что более не может ни подтвердить, ни опровергнуть его слова! — он раздраженно нахмурил брови.
— С чего бы вообще какому-то тибетцу вести себя так нагло? — непонимающе спросила Му Ваньцин. — Он что, ведёт с собой многотысячное войско? Или сам владеет могущественными боевыми умениями?
— Второе, юная госпожа, — бесстрастно ответил Кужун. — Письмо было отправлено монахом Цзюмочжи, государственным советником Тибета, и сильнейшим из его воинов. Он также известен на реках и озёрах под прозвищем Светлый Князь Колеса Заветов. Из того, что мы знаем о нем, и его воинских умениях, можно рассудить, что все мы — не ровня ему, ни порознь, ни сообща. Сейчас, мы не сможем защитить от Цзюмочжи сокровища храма. Боевые искусства, что практикуют в нашем монастыре, не отличаются могуществом. Наши техники развития внутренней энергии также достаточно скромны. Единственный наш стиль, что может противостоять врагу столь могучему — Божественный Меч Шести Меридианов. Но его изучение требует огромной внутренней силы, которой не обладает ни один из нас.
— Не беспокойтесь, наставник, раз уж мы здесь, то не оставим вас в беде, — успокаивающим тоном заговорил Инь Шэчи. — Послушай мой план, батюшка: уважаемые монахи заманят Цзюмочжи в пределы монастыря, где притворятся согласными на его безумные требования, и попросят подождать рядом с главным зданием, — он указал на широкое трехэтажное строение с красными стенами, крытое фигурной черепицей, и с остроконечной башенкой на крыше последнего яруса.
— Я и Ваньцин устроим засаду на его втором этаже, а ты — на первом, — увлеченно продолжил юноша. — Когда тибетец утратит бдительность, мы вместе нападем на него, применяя всю силу нашего боевого искусства. Мой меч, твои техники Одного Ян, и тайное оружие моей жены — что-то из этого да сразит негодяя. Вору — воровское обхождение: раз уж он пришел в чужой дом, чтобы вынести из него ценности, пусть получит по заслугам.
— Убийство — великий грех, — заговорил Кужун, недовольно глядя на Шэчи. — А отнятие жизни на земле, посвященной Будде, грешно вдвойне. Непозволительно и думать о подобном.
— Хорошо, тогда мы встретим Цзюмочжи за монастырскими воротами, — не растерялся юноша. — Придется посидеть в засаде, но в лесу она выйдет даже лучше, чем здесь, в храме. Думаю, мы справимся. Что скажешь, жена моя?
— Вполне может получиться, — одобрительно кивнула Му Ваньцин. — Даже будь этот тибетец ровней самому Сян Юю[1], против троих сильных воинов, напавших внезапно, он не устоит.
— Кто эти юноша и девушка, господин Дуань? — с сердитым видом спросил Кужун. — Почему они говорят об убийстве в стенах обители мира?
— Это — моя дочь, Му Ваньцин, и ее муж, Инь Шэчи, — представил молодую пару Дуань Чжэнчунь. Лицо принца раздражённо кривилось, а брови — хмурились пуще прежнего, но его недовольство не было направлено на Шэчи. Наоборот, он бросил на юношу виноватый взгляд, едва заметно кивнув в сторону престарелого ревнителя заповедей Будды.
— Я пригласил их, чтобы помочь нашей беде, — продолжал, тем временем, наследный принц. — Не обижайтесь на моего зятя — он всего лишь проявляет усердие, в меру своего разумения.
— Раз уж вы несогласны с моим планом, у вас, должно быть, есть иной способ отвадить тибетского вора от сокровищ храма, наставник? — с безмятежным видом спросил Инь Шэчи.
— Верно, — чуть подуспокоился Кужун. — Ни я, ни мои братья не можем изучить стиль Божественного Меча Шести Меридианов самостоятельно. Но мы придумали способ освоить его, на уровне достаточном, чтобы сразить любого врага. Я и мои братья каждый изучим по приему, по одному из шести Мечей. Даже поодиночке эти техники весьма могущественны, а уж объединившись, мы, без сомнений, сможем противостоять Цзюмочжи, и, если понадобится, изгнать его из храма.
— Понятно, — кивнул Принц Юга. — Что за помощь вам требуется от меня и моих спутников?
— Нас всего пятеро, — кивнул на своих товарищей Кужун. — Развитие внутренней энергии прочих монахов храма недостаточно для изучения нашего тайного стиля. Мы просим вас, господин Дуань, принять постриг, освоить один из приемов Божественного Меча Шести Меридианов, и помочь в отражении захватчиков.
— П-постриг? — смешался Дуань Чжэнчунь, растерянно оглаживая бородку. — Зачем? Все же, я — наследник трона, и… это… есть множество дел, недоступных монаху, которые требуют моего внимания…
— Это необходимо, — ответил старый монах с усталым недовольством. — Согласно давнему правилу, лишь монахи храма Тяньлун могут изучать его боевые искусства, — раздражённо глядя на принца, что озирался с затравленным видом, он добавил:
— Не волнуйтесь. После того, как храм будет избавлен от опасности, вы сможете вернуться к мирской жизни.
— Что ж, коли так… — с нескрываемым облегчением протянул Дуань Чжэнчунь. Просительно глядя на монаха, он добавил:
— Можно ли сохранить в целости мои волосы, раз уж мой постриг будет временным? Я, хм, очень привязан к ним…
— Не следует шутить со священными ритуалами, — строго вмешался один из молчавших доселе монахов. — Даже все то снисхождение, что мы готовы проявить к тебе, племянник, не позволяет подобного богохульства.
— Хорошо, настоятель Бэньинь, — с унылым видом кивнул принц. — Я согласен принять постриг… временный… и защитить тайны семьи от иноземных посягательств.
— Замечательно, — с улыбкой кивнул Инь Шэчи. — В таком случае, мы с женой будем поблизости, и если во время изгнания Цзюмочжи что-то пойдет не так, мы поможем вам, уважаемые наставники… — улыбнувшись с недвусмысленным намеком, он добавил:
— … Всеми доступными нам способами, — Бэньинь и Кужун недовольно нахмурились на эти слова, но не стали возражать. Было ясно, что монахи нуждаются в помощи много больше, чем показывают — грозное имя тибетского воителя, намеренного отнять тайные знания храма, вселило в них немалый трепет.
— Пойдёмте, господин Дуань, — Кужун приглашающе простер руку в сторону главного здания храма. — Я, как старший монах нашего монастыря, проведу ваш постриг. Затем, мы приступим к обучению в уединении. Милостью Будды, мы успеем исполнить задуманное в оставшиеся три дня.
— И чего эти лысые ослы так упорствуют? — тихо спросила у мужа Му Ваньцин, когда ее отец и монахи ушли. — Ясно же — твой план много лучше ихнего. Успеют ли они изучить свою технику, смогут ли с ее помощью победить этого тибетца, и сумеют ли сделать это без крови — неизвестно. Тогда как военная хитрость и добрая сталь вмиг разрешат все их трудности.
— Ты совершенно права, моя премудрая богиня, — с улыбкой ответил Инь Шэчи. — Но и монахов понять нетрудно. Даже в тяжкое время, они не желают предавать заветы своей веры ради лёгкого избавления от невзгод. Это достойно уважения… — он задумчиво окинул взглядом охряно-красные стены храмового здания, скрывшего в своих недрах монахов и Дуань Чжэнчуня, и рассеянно добавил:
— Их плану сопутствует лишь одна невеликая беда — твоему отцу придется на какое-то время остаться без волос, — девушка весело прыснула на его слова.
В последние несколько дней, Дуань Юй не находил себе места, бродя по отцовскому дворцу, словно неприкаянный. Как и всякий умный человек, он был склонен обдумывать принятые решения и свершенные действия, и, зачастую, сомневаться в них. Сомнения уже долго терзали его из-за ссоры, что случилась между ним и Инь Шэчи. Будучи юношей мягким и незлобивым, юный принц сожалел о размолвке с зятем, но никак не мог решить, почему — то ли из-за того, что не сумел победить в их кратком бою, то ли и вовсе потому, что начал тот разговор. Дуань Юй все ещё считал, что был прав, но уверенность в этом постепенно подтачивали те же самые сомнения.
Что хуже, ему не с кем было поговорить без обиняков, и обсудить свои душевные метания. Дядя все чаще глядел на юного принца с недовольством и стыдом, и отговаривался занятостью от бесед с ним. Чжун Лин, узнав, что Дуань Юй стал причиной изгнания ее новообретенной, но уже любимой старшей сестры, накрепко обиделась на юношу, и наотрез отказалась общаться с ним. Чжу Даньчэнь, один из четверки телохранителей, с которым они были дружны из-за общих интересов в искусствах, отказывался обсуждать внутренние дела царской семьи. Отец же и вовсе был в отъезде.
В очередной раз прогуливаясь по дворцовому саду, юный принц раздумывал о том, как же разрешить свои внутренние противоречия. Его мысли невольно обратились к былому, к другому случаю, когда собственное положение казалось Дуань Юю до тоскливого безвыходным — к тем дням, когда отец и дядя твердо вознамерились обучить-таки беспутного младшего родственника семейному боевому искусству. Тогдашнее решение — сбежать из дома, — пришло на память юному принцу, и он с удивлением понял, что оно будет уместным и в этот раз. Из всей его родни, отец никогда не отказывался выслушать Дуань Юя, а порой, под настроение, мог даже дать дельный совет, а значит, покинув столицу и отыскав Дуань Чжэнчуня, юный принц мог рассчитывать на его помощь. Приободрившись, Дуань Юй двинулся на конюшню, и вскоре подгонял коня, во весь опор скача по большому тракту в направлении храма Шэньцзе.
Примечания
[1] Сян Юй — полководец и государственный деятель, живший в эпоху Борющихся Царств. По легенде, обладал просто-таки нечеловеческой силой, и был способен чуть ли не в одиночку сражаться с тысячей.