Инь Шэчи вновь поднялся ни свет ни заря, полный бодрости и жажды действия. Оставив жену досматривать сладкие утренние сны, он отловил в дворцовых коридорах одного из слуг, и попросил обеспечить себе помывку. Пока прислужники согревали воду, и наполняли большую лохань в одной из незанятых комнаток, юноша немного потренировался с мечом во дворе. После, смыв трудовой пот, он заскочил на дворцовую кухню, где слегка перекусил остатками ужина — грудкой запеченного фазана, мисочкой жареного с овощами риса, и свежим манговым соком. Затем, он вышел в дворцовый сад — подышать свежим воздухом, прогуляться, и поразмыслить.
Те недолгие дни, которые они с женой гостили во дворце Дуань Чжэнчуня, живо напомнили Инь Шэчи его пребывание в родительском доме — сытое, беспечное, и порядком приевшееся юноше за восемнадцать лет. Шэчи и сам не заметил, как непредсказуемая, опасная, и лишённая удобств жизнь вольного странника увлекла его, очаровав беззаботного юношу настолько, что он больше не мыслил себя без ее случайных встреч, безжалостных схваток с врагами, и меняющихся каждое утро пейзажей. Тем не менее, было в его жизни нечто, влекущее Инь Шэчи много больше любых приключений — его жена. Встретив Му Ваньцин, он был покорен ее красотой, а узнав искреннюю, бесхитростную, и добросердечную девушку получше, он еще крепче полюбил ее. Шэчи видел, как его жена восхищена своим новым окружением — не блеском и мишурой богатства, но дружбой новообретенных брата и сестры, трогательной внимательностью отца, всем сердцем желающего искупить годы своего невольного отсутствия в жизни дочери, и ворчливой заботой матери, принявшей, наконец, свое материнство. Пусть Инь Шэчи и желал вновь пуститься в странствие, он ни за что не стал бы отбирать у любимой ее только-только обретенную семью. О том, чтобы оставить Ваньцин, юноша даже и не думал — разлука с любимой казалась ему чем-то невозможным и немыслимым.
Присев на одну из садовых скамеечек, Инь Шэчи задумался о возможном и достижимом. Горы Улян располагались совсем близко от столицы Да Ли — их заснеженные пики виднелись на северо-востоке, выглядывая из-за горизонта. Он вполне мог уговорить как жену, так и ее брата с сестрой, отправиться в небольшое путешествие. В своем рассказе о пережитых на горе Улян невзгодах, Дуань Юй упомянул случайно обнаруженную им пещеру, что некогда было обитаема. Хоть юный принц и поскупился на подробности, Шэчи подозревал, что эта пещера может быть той самой, где Уя-цзы проводил время в компании соученицы. Юноша рассчитывал найти пещеру с помощью Дуань Юя, и тщательно обследовать ее в поисках следов, могущих указать на местонахождение Ли Цюшуй.
Его увлечённые раздумья прервал знакомый голос, обратившийся к нему с напряжением и громкостью, необычными для него обладателя.
— Ты — наследник секты Сяояо! — обличающие воскликнул Дуань Юй, встав перед Инь Шэчи, и указывая на него пальцем.
— Да, — согласно кивнул тот, поднимаясь со скамьи. — Мне как-то не довелось представиться тебе полным титулованием, братец. Я — третий ученик второго поколения секты Сяояо, и ее наследник. Отчего ты так взволнован этим?
— Я должен признаться тебе кое в чем, брат Шэчи, — несчастный и понурившийся, юный принц, тем не менее, говорил с отчаянной решимостью. — Недавно, я рассказывал тебе про обитаемую пещеру, что была найдена мною на горе Улян. Она находится на дне впадины, из которой обычному человеку не выбраться. Я упал в ту расщелину с горного склона, и неким образом остался невредим, но не имел возможности выбраться. Неизвестная мне благодетельница оставила в своем былом обиталище две книги боевых искусств — технику шагов, именуемую Искусство Бега по Волнам, и Искусство Северной Тьмы, могущественную технику развития. Изучив их, я сумел покинуть мое невольное узилище, избежав медленной смерти от голода, но вместе с тем, принял на себя назначенный моей благодетельницей долг… — он замялся, виновато глядя на растерянного Шэчи. Тяжело вздохнув, он все же закончил:
— Этот долг — убивать всех членов секты Сяояо, что я встречу.
— Постой-ка, — поднял ладонь Инь Шэчи. В его голосе зазвучал зимний холод. — Постой. Ты хочешь сказать мне, что найдя старый дом моего учителя и его соученицы, ты отыскал в нем знания моей секты. Знания могущественные и тайные, из тех, что позволено изучать лишь главе. И ты изучил их, чтобы взойти на горный склон?
— Высокий и отвесный склон, — с виноватым видом вставил Дуань Юй.
— Горный склон, — с отсутствующим видом повторил Шэчи. — А теперь, украв знания моей секты, ты намерен убить меня из-за них?
— Я вовсе не хочу тебя убивать, брат Шэчи, — запротестовал Дуань Юй. — Должна быть возможность все исправить без ненужных свар. Что, если ты покинешь свою секту? Она учинила обиду моей благодетельнице, обиду столь великую, что та жаждет смерти всех учеников Сяояо. Ты же — честный и справедливый юноша. Зачем тебе оставаться в рядах злодеев?
— Оскорбление моей секты — малая безделица в сравнении с другими твоими проступками, — тяжело вымолвил Инь Шэчи. — Мой учитель спас мне жизнь, и одарил силой и знаниями. Я никогда не предам его. Худший из врагов учителя, а значит, и моих врагов — его бывший ученик, предатель и вор. Ты же, Дуань Юй, став вором, предлагаешь мне стать предателем, — он с кривой улыбкой покачал головой. — Я был много лучшего мнения о брате моей жены.
— Я вовсе не вор, — оскорбился юный принц. — Я использовал в дело давно брошенное. И я вовсе не толкаю тебя на предательство, а хочу разрешить наш спор наилучшим для всех образом. Что, если ты, как наследник секты Сяояо, принесешь извинения за своих братьев перед статуей моей благодетельницы, и земно поклонишься ей? — дружелюбно предложил он. Его собеседник молчал, и улыбка Дуань Юя медленно блекла под его жёстким взглядом.
— Давно брошенное, — кивнул Шэчи. — Как хозяева бросают свое имущество, выйдя за дверь. Отличное оправдание для вора. У меня нет с тобой споров, Дуань Юй — это ты приходишь ко мне, оскорбляешь мою секту, признаешься в преступлениях против нее, и высказываешь намерение убить меня. Что я должен думать о подобном, а, шурин?
— Вовсе не то, что думаешь сейчас, — обиженно ответил юный принц. — Я хочу помочь нам обоим, а ты выдумываешь невесть что. Вместо того, чтобы повести себя, как мой друг и родственник, ты бросаешься беспочвенными обвинениями. Неужто секты и титулы для тебя важнее семьи?
— Моя семья — фамилия Инь! — рявкнул Шэчи ему в лицо. — За десятки поколений, ни один из нас не запятнал себя воровством, предательством, либо же убийством невиновных! Даже влача жалкое существование бедняков при вэйской и цзиньской династиях, мои предки не опускались до краж! Моя семья — мудрец Уя-цзы, спасший меня от верной смерти, и хотевший ценой своей жизни сделать меня сильнее! Какими бы лживыми обвинениями ты ни бросался, тебе не удастся опорочить его доброе имя! Моя семья — Му Ваньцин, но никак не ее негодный братец, скрывавший, словно змея в траве, свою натуру вора и подлеца! — он умолк, сверля юного принца бешеным взглядом. Тот невольно попятился под напором этих яростных обвинений.
— У меня также есть идея, как разрешить наш спор без причинения вреда, — успокоившись, холодно отчеканил Инь Шэчи. — Ты немедленно забудешь украденные тобой знания моей секты. Мне известна целительская техника, что при использовании угнетает меридианы практика. Ты изучишь ее. Затем, мы с тобой отправимся в город, и ты будешь лечить всех встреченных болящих, пока украденное искусство не исчезнет из твоего тела без следа, — он с отсутствующим видом погладил рукоять меча, бывшего при нём с самого утра — вчера, жена упросила Шэчи всюду носить оружие.
— Я… я не собираюсь этого делать, — опомнился Дуань Юй. В его глазах начала разгораться злость, понемногу вытесняя испуг и вину. — Как бы то ни было, долг перед Небесной Сестрицей… то есть, неизвестной мне благодетельницей, не исчезнет, забудь я ее науку — она уже спасла мою жизнь. Не кажется ли тебе, что ты слишком многого от меня требуешь, зять? Ты хочешь, чтобы я искалечил себя в угоду твоей секте, в древние времена совершившей злодейство. Вижу, твоя честность — лишь видимость, — он подбоченился, упрямо сдвинув брови.
— Ты забудешь украденные знания, так или иначе, — равнодушно ответил Инь Шэчи. — Если ты не хочешь сделать это добром, есть и другой способ. Я давно изучаю строение меридианов и акупунктурных точек по руководству, написанному моим старшим. Разрушить источник человека и выжечь его энергетические жилы довольно просто — нужен лишь сильный выплеск чужой ци, направленный в точку даньтянь. Используя технику Ладони Сяояо, я легко избавлю тебя и от краденых знаний, и от возможности воровать навыки других сект. Разве это не хороший выход? — он искривил губы в безразличной улыбке. — Стой спокойно, шурин, иначе будет больно.
— Ты… ты… не подходи! — вскрикнул Дуань Юй, пятясь назад. — Я, если ты забыл, изучил Искусство Северной Тьмы. Вздумаешь причинить мне вред, и сам избавишься от лишней ци! — вокруг его поднятых ладоней заструилось призрачное марево.
— Ты угрожаешь мне, — с расстановкой произнес Инь Шэчи. Холодная улыбка рассекла его лицо сабельным изгибом. — Угрожаешь техникой, украденной у моей же секты. Воистину, новорожденные телята не боятся тигров.
— Ещё неясно, кто из нас теленок, а кто тигр, — оскорбленно ответил Дуань Юй. — Ты старше меня на считанные дни. Видать, сила ударила тебе в голову, заставляя вести себя, точно разбойник с большой дороги. Уничтожив твое развитие, я совершу доброе дело, — удовлетворенно кивнув своим рассуждениям, он бросился на Шэчи, применяя технику шагов.
Тот и не пошевелился, лишь в самый последний момент отшагнув в сторону, и резко выбросив вперед кулак, на который Дуань Юй и налетел грудью, со всей немалой скоростью, сообщенной ему техникой Бега по Волнам. Юный принц сдавленно засипел, и повалился наземь, мелко дыша и кривясь от боли. Инь Шэчи присел рядом, лениво уклонился от скрюченных пальцев Дуань Юя, пылающих прозрачным огнем Искусства Северной Тьмы, и точными движениями вогнал пальцы в три акупунктурные точки юного принца — чжоужун, даньтянь, и тяньци. Шэчи не владел пальцевыми техниками, но его знаний и силы было достаточно, чтобы парализовать неопытного воина воздействием на важнейшие узлы меридианов. Дуань Юй, издав три болезненных вскрика, бессильно обмяк, и лишь глаза его жалобно моргали, пытаясь поймать взгляд Инь Шэчи. Тот не обращал на потуги шурина никакого внимания — юноша был твердо намерен исполнить долг наследника Сяояо, и примерно наказать вора, вздумавшего, к тому же, оскорблять его секту. Он примерился было к животу юного принца, сосредотачивая ци для одного точного выброса, как раскаленно-ледяной укол убийственного намерения заставил его подхватиться на ноги, и рвануть меч из ножен. В следующий миг он вынужденно попятился, быстрыми взмахами клинка отражая сияющие стрелы пальцевых техник, посыпавшихся на него частым градом.
— Прекратить сейчас же! — голос Дуань Чжэнмина, казалось, прогремел на весь сад. — Что ты творишь, Шэчи⁈ О чем бы вы ни повздорили с Юй-эром, ты не вправе калечить его! — прекратив атаку, государь Да Ли приземлился рядом с племянником, и встал между ним и юным воителем. Ноздри правителя подергивались в частом дыхании, а лицо застыло маской праведного гнева.
— Не вправе ли? — приподнял бровь Инь Шэчи. Его меч, все так же обнаженный, указывал на лежащего юношу и его дядю, а в голосе, спокойном и бесстрастном, звучало нарастающее раздражение. — Семейство Дуань гордится своими ханьскими корнями, и связями с вольными странниками Поднебесной. Скажи мне, государь, какое наказание, по неписанным правилам вольных братств, полагается вору, присвоившему тайные знания чужой секты?
— Юй-эр — не вор, — непреклонно заявил Дуань Чжэнмин. — Успокойся, убери оружие, и объясни мне все с самого начала. Я честно и беспристрастно рассужу любую вашу ссору.
— Мне нет нужды что-то объяснять, — холодно бросил Шэчи. — Спроси своего племянника сам. Спроси его и о том, как он угрожал мне смертью из-за моей принадлежности к секте Сяояо, — он с нарочитой неспешностью вложил меч в ножны, и скрестил руки на груди, с ожиданием глядя на правителя Да Ли.
Дуань Чжэнмин наклонился над юным принцем, и осторожными касаниями пальцев вернул тому способность двигаться. Дуань Юй медленно поднялся на ноги, охая и неловко опираясь на руку дяди.
— Что ты натворил, Юй-эр? — недовольно спросил его государь Да Ли. — Из-за чего вы поссорились с Шэчи?
— Я-то ничего не натворил, дядюшка, — обиженно отозвался принц. — А вот мой зять едва меня не искалечил, да еще и избил. Синяк точно будет, — он с недовольной миной потер грудь, и скривился от боли.
— Прекрати вилять, и расскажи все с самого начала, — построжел правитель. — Отчего Шэчи говорит, что ты украл знания его секты? И что это за слова о смертельных угрозах? Отвечай немедленно!
— Я ничего не крал, и никому не угрожал, — насупился Дуань Юй. — А дело вот в чем…
Путанно и сбивчиво, то и дело отвлекаясь на бессвязные обвинения в сторону Инь Шэчи, он пересказал дяде историю своего изучения техник секты Сяояо, и невольно принятого долга перед неведомой девой, обитавшей в пещере на горе Улян. С каждым его словом Дуань Чжэнмин мрачнел все больше, уже не напоминая обликом статую воинственного Бодхидхармы[1]. В быстрых взглядах, бросаемых им на мужа племянницы, виднелось все больше стыда.
— Вместо того, чтобы разрешить нашу ссору полюбовно, Инь Шэчи начал грозить мне увечьями, — закончил свой рассказ Дуань Юй. — Мне пришлось защищаться. Я хотел применить к нему Искусство Северной Тьмы, но, — юный принц, скривившись, вновь потер грудь, — он избил меня.
— Ты еще и напал на него первым, — устало протянул правитель. — Юй-эр, Юй-эр… чем встревать в такие истории, лучше бы ты перенял от своего отца чрезмерную любовь к женщинам, и бегал от разозленных папаш и мужьев в зеленых шапках. Ты хоть понимаешь, насколько твои безрассудные выходки опозорили семью?
— Но, дядюшка, я вовсе не… — оскорбленно протянул юный принц.
— Помолчи, глупый мальчишка, — раздраженно оборвал его Дуань Чжэнмин. — Не в твоем положении спорить и возражать, — тяжело вздохнув, он повернулся к бесстрастно наблюдающему за ними юноше.
— Инь Шэчи, — мрачно промолвил он. — Мой племянник виноват перед тобой и твоей сектой, но свои проступки он совершил из опрометчивости и юношеского незнания. Прошу, не держи на него обид, и прими мои извинения и поклон, от его имени, — он поднес было к груди сомкнутые ладонь и кулак, намереваясь поклониться, но был остановлен словами Инь Шэчи.
— Нет, государь, — ровным тоном произнес он. — Я не могу принять ни твоих извинений, ни поклона. Из-за козней предателей, моя секта стоит на грани уничтожения. Мой учитель — увечный старец, не могущий и двинуться без чужой помощи. Мои младшие и соученик вынуждены скрываться, боясь за свою жизнь. Сокровища и знания моей секты разграблены и утеряны. Все, что у нее осталось — ее доброе имя, — вперившись в правителя жестким взглядом, он твердо закончил:
— И я никому не позволю порочить его, даже родне моей любимой жены. Дуань Юй обязан забыть украденные искусства, и принять справедливое наказание, — недовольно скривившись, он добавил:
— Так уж и быть, я готов простить ему все оскорбления, высказанные в сторону моей секты, как и его нападение и угрозы. Все же, он — мой родич.
— Благодарю за твое великодушие, Шэчи, но я не могу согласиться с назначенным тобой наказанием, — на суровом лице правителя виднелась нехарактерная для него неловкость. — Юй-эр — единственный наследник боевого искусства семьи, и, возможно, трона. Я не могу позволить семейному стилю исчезнуть, а моим царством не может управлять калека. Быть может, ты окажешь моей семье услугу, Шэчи, и истребуешь какое-нибудь другое наказание, либо же способ возмещения?.. — он умолк, прерванный горьким смехом юноши.
— Значит, вот какова твоя беспристрастность, Дуань Чжэнмин, — с печалью промолвил тот. — Как говорят люди о неразделимых вещах — «близки, словно плоть и кровь». Вот и тебе родная кровь ближе справедливости и чести, — он неодобрительно покачал головой. — Какое возмещение бы ты попросил за украденные у твоей семьи техники Одного Ян? Во сколько лян золота оценил бы их? Ответь мне честно… хотя, что же это я, — он грустно рассмеялся. — Право, мне не стоит говорить здесь о честности и чести.
— Не наглей, дерзкий мальчишка, — сузил глаза правитель. — Я спрошу у тебя один-единственный раз — согласен ли ты назначить другую пеню за проступок моего племянника?
— Сколько бы ты ни спрашивал, мой ответ не изменится, — равнодушно ответил Шэчи. — Дуань Юй должен забыть украденное.
— Что ж, в таком случае, я не желаю больше видеть тебя в пределах Да Ли, — жестко промолвил Дуань Чжэнмин. — Покинь их немедленно, и не возвращайся. Если же будешь противиться, — его взгляд, направленный на юношу, недобро блеснул, — не вини меня за бесцеремонность.
— Что здесь творится? — зазвучал со стороны дворца раздраженный женский голос, и вскоре, Му Ваньцин встала рядом с Инь Шэчи. — Ты изгоняешь моего мужа из Да Ли за некий проступок Дуань Юя, дядюшка? Скажи мне, Шэчи, что такого натворил мой глупый братец? — озабоченно обратилась она к юноше.
— Я расскажу тебе об этом позже, — тускло ответил тот. — Сейчас, мне нужно собрать вещи, и взять из конюшни Зимнего Ветра. Я не стану сражаться с твоим дядей, а значит, мне придется покинуть Да Ли.
— Хорошо, — немедленно согласилась девушка. — Расскажешь, пока мы будем собираться. Ты же не думал уйти без меня? — Инь Шэчи невольно приободрился, с благодарностью взглянув на Ваньцин. Та ободряюще сжала его плечо, и обратилась к Дуань Чжэнмину:
— Жена обязана следовать за мужем, в горе и в радости. Изгоняя моего Шэчи, ты изгнал и меня, дядя. Прощай, — не обращая больше внимания на растерянно глядящего на нее государя Да Ли, она повернулась к мужу, и они бок о бок двинулись к своей комнате.
— … Признаюсь честно, жена моя — после этих его слов, моя кровь закипела, — невесело рассказывал Инь Шэчи, укладывая вещи в дорожную суму. — Я оскорбил честность твоего дяди, и сделал это нарочно — слишком уж меня задело его лицемерие. Остальное ты слышала.
— Вот ведь несчастье, — грустно протянула Му Ваньцин. — Что стоило моему безмозглому братцу вылезти из той ямы, пользуясь своими руками и ногами, а не ворованными умениями чужой секты? Даже ребенку понятно — если в старом доме оставлены спрятанные ценности, хозяин рано или поздно захочет вернуться за ними.
— Прости меня, Ваньцин, — юноша подошел к жене, и, обняв ее за плечи, привлек к себе. — Я вижу, сколько счастья дарит тебе семья. Если ты…
— Не смей договаривать, — сердито оборвала его девушка. — Ты без колебаний пожертвовал ради меня дружбой и ценными связями. Настало время и мне пожертвовать кое-чем.
— Твоя жертва — много больше моей, — чуть бодрее ответил Шэчи. — Но я не буду спорить, жена моя, ведь сама мысль о расставании с тобой ранит мне сердце больнее любого оружия, — Му Ваньцин, улыбнувшись, крепко обняла его.
— У меня есть одна небольшая идея, — промолвил Шэчи, когда они разжали объятия. — Ты знаешь, куда отправился твой отец?
— В какой-то захолустный буддистский храм, — пожала плечами девушка. — Не помню, какой — их в Да Ли больше, чем крестьянских хижин. А что?
— Он расследует убийство одного шаолиньского монаха, — поведал ей Шэчи. — Дуань Чжэнмин не разрешил ему взять нас с собой, но раз уж твой любезный дядюшка решил прогнать меня… нас, я не вижу причин не повидать моего уважаемого тестя. Проступком больше, проступком меньше. Попутешествуем немного с твоим отцом, раз уж с сестрицей Лин теперь не пообщаться, с Дуань Юем я в ссоре, а твой дядя не желает меня видеть.
— Папа может не захотеть тебя знать, после твоей размолвки с братцем Юем, — задумчиво промолвила Му Ваньцин. — Или ты собрался скрывать от него ваши разногласия?
— Наоборот, я все подробно обскажу ему при встрече, — уверенно ответил юноша. — Дуань Чжэнчунь кажется легкомысленным и ветреным, но у меня на его счет хорошее предчувствие. Вспомни, как он помирил твою маму и тетушку Гань. Если же я неправ — что ж, — он нерадостно вздохнул, — придется нам продолжить свой путь без него.
— По крайней мере, это стоит попробовать, — задумчиво промолвила Ваньцин. — Я готова, муж мой. Пойдем за нашими лошадьми.
Примечания
[1] Бодхидхарма (Бодхихарма, Путидамо, Дамо) — один из основоположников чань-буддизма. По легенде, положил начало формализованной практике боевых искусств.