Истоки: социокультурная среда экономической деятельности и экономического познания

Любой метод самонадеян и претенциозен. Однако претензии к модернистскому методу сейчас не так значительны. Гораздо более важное возражение состоит просто в том, что модернизм – метод. Он устанавливает законы аргументации исходя из представлений об идеальной науке, об истории научного знания или о его сущности. Утверждается, что философ науки может сказать, что именно считается хорошей, полезной, плодотворной и прогрессивной наукой. Ему это известно так хорошо, что он может произвольно ограничивать спонтанные рассуждения заслуженных ученых, отбрасывая некоторые из них как ненаучные или, в лучшем случае, помещая их строго в «контекст открытия». Философ берется предвосхитить мнение научного сообщества. В экономической науке притязания методологического законодательства состоят в том, что законодатель не просто специалист во всех областях экономического знания, о которых говорит, но и во всех возможных будущих направлениях науки, а это ограничивает ее сегодняшнее развитие так, чтобы поместить ее в прокрустово ложе представлений философа о всеобщем благе.

Сложно воспринимать такие претензии всерьез. Эйнштейн заметил, что «кто бы ни решил заделаться судьей Истины и Знания, он потерпит крушение, ибо будет высмеян богами». [466] Модернизм выносит научное знание на суд червонной королевы («Нормативный аргумент, – говорит она, – отрубить ему голову! [467] »), и боги весело смеются. Любая методология, которая устанавливает законы и ограничения, будет точно такой же, причем с самыми благородными намерениями. Экономисты любят напоминать в таких случаях, что благие намерения могут вести к плохим последствиям. Методолог мнит себя судьей практика, хотя по-настоящему дело его в другом – быть анархистом, противостоять косности и претенциозности правил. A.A. Ричардс применил эту идею к теории метафоры: «Ее дело – не заменять практику и не учить нас тому, как делать то, что мы делать не умеем, а защищать наш естественный навык от вмешательств ненужных и плоских мнении о нем». [468]

Плоскость модернистской методологии, как и любой другой методологии, сводимой к строгим предписаниям, – это плохо; но еще хуже, что ей позволяют вмешиваться в практику. В работах по экономической методологии обычно ругают экономистов за то, что они не дают вмешиваться еще больше. Полезная книга Марка Блауга, где подытоживается состояние экономической методологии на 1980 г. «Методология экономической науки, или Как экономисты объясняют», – недавний наглядный пример. Ее лучше было бы озаглавить: «Как объяснял молодой Карл Поппер», поскольку в ней вновь и вновь критикуется экономико-теоретическая аргументация, не соответствующая правилам, которые сформулировал Поппер в «Логике и росте научного знания» в 1934 г. Введение у Блауга – одно из лучших в методологии экономической науки: «Экономисты рано осознали необходимость отстаивать «верные» принципы рассуждения в своей дисциплине, и хотя их реальные исследования могли быть весьма далеки от того, что проповедовалось, эти проповеди достойны рассмотрения сами по себе»40. Такие слова легко выходят из-под пера модерниста. Но зачем вообще рассматривать проповеди, не относящиеся к практике? Почему экономисты должны абстрактно отстаивать свои принципы рассуждения, и перед каким судом? Когда у нас есть методология – будь то методология логического позитивизма, Поппера, австрийцев или марксистов, – она, казалось бы, должна дать ответ на вопрос «Почему?», но обычно не дает. Из современной философии науки и просто из здравого смысла следует, что и не может. Резюме Блауга откровенно прескриптивно, и экономическая риторика прямо заимствуется из философии: