Истоки: социокультурная среда экономической деятельности и экономического познания

Это звучит возвышенно, но боги Эйнштейна покатываются со смеху. Почему сомнительный эпистемологический принцип должен стать проверкой для практики, тем более решающей проверкой? И не делается ли наука по большей части вдали от этих решающих моментов?

Всякого прельстило бы видение науки, предложенное Поппером и его последователями, – науки как исследования, корректирующего само себя и граничащего с диалектикой, в остальном столь чуждой традициям аналитической философии. Если экономист непреклонно отказывается воспринимать критику и отдавать должное эмпирическим данным, то это недостойно ученого, более того – малодушно, хотя такая практика распространена как в модернистских, так и в иных кругах. Вот что можно вынести из идеи фальсификации с помощью данных. И проблемы, и проповеди модернистов начинаются со слова «данные». Должны ли все они быть «объективными», «экспериментальными», «позитивными», «наблюдаемыми»? Могут ли они быть таковыми? В книге «Открытое общество и его враги» (1945) Поппер закрывает двери своего общества для психоаналитиков и марксистов, полагая, что они не соответствуют преобладающим в этом обществе модернистским представлениям о подтверждении теории реальными данными. Ему пришлось бы закрыть двери и перед физиками начиная с Галилео Галилея и заканчивая чародеями теории элементарных частиц. Нелегал-экономист, [470] естественно, будет депортирован из такого интеллектуально открытого общества на первом попавшемся грузовике.

Другие науки не следуют модернистским методам. Итак, несмотря на все свои притязания на жреческую научную миссию, экономическая теория отличается от Науки в представлении среднего человека с улицы. Экономисты должны быть рады, что предмет их изучения плохо соответствует этому представлению, зато вполне соответствует Новой Риторике, как и исследования в таких далеких от экономики областях, как литература, право или политика. Экономическая наука, другими словами, не является Наукой в том смысле, который мы придаем этому слову начиная со школьной скамьи.

Но на самом деле то же можно сказать и о других науках. Другие науки, даже математические, и даже сама Царица наук, проникнуты риторикой. Математика кажется incognoscento (непосвященному) образцом объективности, точности и наглядности. Конечно же, на этом основана вера в нее. Однако стандарты математических доказательств меняются. За последние 50 лет последователей Давида Гильберта и его программы по созданию достоверных и неоспоримых оснований математики постигло не одно разочарование. Историк математики Морис Клайн по этому поводу написал: «Стало ясно, что представление о своде общепринятых, незыблемых истин – о величественной математике начала XIX в., гордости человека – не более чем заблуждение». И далее так же: