Истоки: социокультурная среда экономической деятельности и экономического познания

Двойств [ енное ] положение товаровладельца. <Запись на полях.> Как видим, господствующие в товарном обществе своеобразные производственные отношения, связывающие людей через посредство вещей, делают положение товаропроизводителя в рыночном процессе обмена двойственным: поскольку продукт труда есть потребительная стоимость, продвижение которой является извне предопределенным для данного товаропроизводителя, последний играет роль пассивного участника производственного отношения; поскольку же продукт его труда представляет собой меновую стоимость, товаропроизводитель играет роль активного установителя производственного отношения. Этот двойственный, пассивно-активный характер производственных отношений между товаровладельцами Маркс и формулировал в своем известном <правка карандашом; первоначально: «знаменитом»> учении о двойственной природе товара как потребительнойи меновой стоимости . «Одно и то же отношение должно быть отношением товаров как по существу равных и лишь количественно различных величин, т. е. приравниванием их как овеществления всеобщего рабочего времени, и одновременно должно быть отношением их как качественно различных вещей, как особенных потребительных стоимостей для особенных потребностей, т. е. отношением, различающим их как действительные потребительные стоимости. Но такое равенство и неравенство друг друга взаимно исключают» (Kritik, S. 22–23, рус. перев., с. 47–48). [793] Это «равенство» товаров как меновых стоимостей означает возможность для производителя приравнять продукт своего труда любому другому продукту, т. е. выступать активным участником производственного отношения обмена. «Неравенство» товаров как потребительных стоимостей означает необходимость поставить данный продукт труда в связь с чьею-нибудь платежеспособною потребностью, необходимость для данного товаропроизводителя ждать, пока другие товаропроизводители приравняют продукты своего труда данному продукту, т. е. необходимость выступать пассивным участником производственного отношения обмена. Под «метафизическою» оболочкою учения о двойственной природе товара мы находим социологический анализ производственных отношений между товаропроизводителями. Мы констатировали, что каждый товаропроизводитель должен выступать по отношению к остальным в двойственной роли активного установителя и пассивного восприемника производственного отношения обмена. Одновременное выполнение участником обмена обеих этих ролей, пассивной и активной, возможно только в случае натурального обмена, который определяется одновременно спросом данного участника обмена на продукт труда другого и спросом, предъявляемым последним на продукт труда первого. Но такое одновременное соединение в одном лице пассивной и активной роли на деле уничтожает его активность, т. е. лишает его возможности обменять продукт своего труда на любой другой по его усмотрению. Здесь нет всестороннего обмена и приравнивания продуктов труда и, следовательно, нет еще развитой меновой стоимости. Обмен носит еще случайный и ограниченный характер и определяется индивидуальными потребностями данных лиц. Всесторонний обмен предполагает возможность обмена каждого продукта труда на любой другой продукт; следовательно, активная роль данного товаропроизводителя как установителя производственного отношения обмена не должна парализоваться одновременною ролью его как пассивного восприемника. А это значит, что каждый товаропроизводитель должен выступать в обеих этих ролях последовательно во времени, являясь попеременно то в одной, то в другой.

Итак, в каждом процессе обмена данный товаропроизводитель в данный момент играет либо активную, либо пассивную роль. Легко понять, что второй участник обмена должен всегда играть роль, противоположную роли первого. Если данный товаропроизводитель А активно устанавливает производственное отношение по своему усмотрению с любым из остальных товаропроизводителей, это значит, что последний в данный момент лишен возможности выбрать по своему усмотрению контрагента сделки обмена. Полярное разделение активной и пассивной роли между обоими участниками обмена находит выражение в полярном разделении между продуктами их труда одновременной роли меновой и потребительной стоимости. <На полях знак вопроса.> Если продукт труда А может быть в данный момент обменен на любой из остальных товаров, то, очевидно, последний в данный момент лишен такой способности. Если товар А может свободно продвигаться в любом направлении рынка и, следовательно, играет роль меновой стоимости, способной к всестороннему приравниванию, то другие товары тем самым одновременно ограничены в своем продвижении, играя пассивную роль потребительной стоимости. Невозможность для обоих участников данного акта обмена выступать одновременно в активной роли подчеркивается Марксом в «Капитале»: «Каждый товаровладелец хочет отчуждать [794] свой товар лишь в обмен на такие товары, потребительная стоимость которых удовлетворяет его потребности. С этой стороны обмен представляет для него чисто индивидуальный процесс. Но, кроме того, он хочет реализовать свой товар как стоимость, т. е. реализовать его в любом из других товаров той же стоимости, независимо от того, имеет ли его собственный товар потребительную стоимость для владельцев других товаров или нет. С этой точки зрения обмен представляет для него всеобщий и общественный процесс. Но один и тот же процесс не может быть для всех товаровладельцев в одно и то же время только индивидуальным и только всеобщим и общественным . Присмотревшись к делу внимательнее, мы увидим, что для каждого товаровладельца всякий чужой товар играет роль особенного эквивалента его товара, а потому его собственный товар – роль всеобщего эквивалента всех других товаров. Но так как в этом сходятся между собой все товаровладельцы, то ни один товар фактически не является всеобщим эквивалентом , а потому товары не обладают и всеобщей относительной формой стоимости, в которой они отождествлялись бы как стоимости и сравнивались друг с другом как стоимости определенной величины» (К[апитал] I, с. 53–54. Курсив наш. [– И. Р. ]). [795] Одновременное выступление всех товаровладельцев в активной роли установителей производственных отношений обмена приводит к взаимному парализованию их активности. Одновременное выступление обоих обмениваемых продуктов труда в роли меновой стоимости, могущей быть обмененною на любой другой продукт труда (т. е. в роли всеобщего эквивалента всех других товаров), приводит к тому, что ни один из них не может играть эту роль. Если один из обмениваемых товаров обладает способностью непосредственной обмениваемости на любой другой товар, то второй товар, участвующий в данном акте обмена, этою способностью не обладает: он может быть обменен на любой другой товар не непосредственно, а через посредство своего обмена на первый товар. «Форма всеобщей непосредственной обмениваемости не обнаруживает при первом взгляде на нее того обстоятельства, что она – противоречивая товарная форма, так же неразрывно связанная с формой не непосредственной обмениваемости, как положительный полюс магнита с его отрицательным полюсом. Поэтому так же можно вообразить себе, что на все товары одновременно наложен штемпель непосредственной обмениваемости, как можно вообразить, что всех католиков возможно сделать папами» (К[апитал] I, с. 36). [796] <Цитата отчеркнута на полях карандашом.>

Мы приходим к следующим выводам. С одной стороны, каждый товаропроизводитель должен играть в процессе обмена попеременно активную роль установителя производственных отношений и пассивную роль восприемника производственных отношений, устанавливаемых другими. С другой стороны, оба участника обмена не могут одновременно выступать в активной роли: активная роль одного тем самым означает одновременную пассивную роль другого. [797] Производственная связь между двумя товаропроизводителями в акте обмена не только создает известную координацию между ними, но и содержит некоторый элемент субординации, т. е. неодинакового распределения активной и пассивной роли. Но, как мы знаем, в товарном обществе нет органа, устанавливающего заранее сознательно определенные отношения между независимыми производителями. В обмене товаровладельцы противостоят друг другу как вполне равноправные субъекты хозяйства, общественная позиция которых в акте обмена зависит исключительно от характера вещей, находящихся в их обладании: производственные отношения между ними носят «вещный» характер. Следовательно, и активная роль данного товаровладельца в акте обмена обусловливается непосредственно не его социальною функцией в производственном процессе, а фактом обладания определенною вещью, т. е. социальною функцией вещи. <Последнее и часть следующего за ним предложения (до двоеточия) отчеркнуты на полях карандашом с пометкой: « мало ».> Раз в каждом акте обмена один из товаровладельцев должен играть активную роль инициатора и установителя данного производственного отношения, и раз такую роль он может выполнять исключительно как владелец определенных вещей или товаров, то отсюда с неизбежностью вытекает следующий вывод: обладание определенным товаром дает возможность его владельцу вступать в производственное отношение обмена с любым другим товаровладельцем, иначе говоря, дает возможность обменять данный товар на любой другой по своему выбору. Товар, выполняющий социальную функцию активного установителя производственных отношений обмена между товаровладельцами, т. е. обладающий способностью непосредственной всеобщей обмениваемости на любой другой товар, и есть деньги .

В «Капитале» Маркс определяет деньги как «всеобщий эквивалент» или товар, находящийся во «всеобщей эквивалентной форме» (К[апитал] I, с. 36 и др.). [798] Характерною особенностью эквивалента вообще Маркс повсюду считает его способность «непосредственной обмениваемости» (К[апитал] I, с. 23, 26, 29, 34, 35–36, 37). [799] Всеобщий же эквивалент – это товар, находящийся в «форме непосредственной всеобщей обмениваемости» (К[апитал] I, с. 37), [800] т. е. могущий быть непосредственно обмененным на любой другой товар. В этой способности играть роль активного установителя производственного отношения обмена, быть «активным носителем меновой стоимости», «носителем экономического отношения» (Kritik, S. 20, 21, рус. перев., с. 46) [801] и заключается основной характер денег, их социальная функция или социальная форма. По существу такое же, хотя иначе выраженное, определение денег Маркс дает в «Критике политической экономии»: «Особый товар, представляющий адекватное существование меновой стоимости всех товаров, или меновая стоимость товаров как особый, выделенный товар – и есть деньги . Это – кристаллизация меновой стоимости товаров, кристаллизация, которую сами товары создают в процессе обмена» (Kritik, S. 28, pyc. перев., с. 51). [802] (Как было подробно изложено выше, Маркс постоянно подчеркивает, особенно в «Критике», что характерною особенностью товара как меновой стоимости является способность быть обмененным на любой другой товар, заместить его в определенной пропорции.) Деньги как «кристаллизация меновой стоимости», и означают фиксацию за определенным конкретным товаром (золотом) этой способности всестороннего приравнивания или непосредственной всеобщей обмениваемости. Определение денег, данное Марксом в «Критике», вполне сходится с его же определением в «Капитале».

Деньги как средство принуждения. <Запись на полях.> Резюмируя изложенное, можно сказать, что развитие и повсеместное распространение денег являются необходимым результатом самой структуры товарного общества, сочетающей общественное единство материального процесса производства с формальною независимостью частных хозяйств. Продвижение продуктов труда в процессе производства и потребления предоставлено усмотрению отдельных частных товаропроизводителей, но вместе с тем каждый из последних связан волею своего контрагента. Акт непосредственного обмена продуктов труда двух товаропроизводителей может быть установлен лишь на началах «свободного» договора или совпадения воль обоих контрагентов. Акт обмена, обусловленный наличием у каждого из его участников потребности в продвижении к нему продукта труда другого участника обмена, неизбежно носит индивидуальный и случайный характер. Общественный, отличающийся закономерным постоянством процесс обмена возможен только при том условии, если продвижение продуктов может происходить по инициативе любого <правка карандашом; первоначально: «одного»> из товаропроизводителей. А это имеет место в том случае, когда в процессе обмена выделился историческим путем товар, обладание которым дает владельцу его возможность выступать инициатором или активным установителем производственного отношения обмена, т. е. деньги. <Начало отчеркивания на полях карандашом и запись: « мало ».> В систему частных хозяйств, формально равноправных и допускающих только взаимную координацию действий на началах соглашения, деньги вносят первичную дифференциацию активных и пассивных ролей, попеременно выполняемых каждым товаропроизводителем, вносят зародышевые формы подчинения (принуждения) и субординации. Деньги являются «общественною силою», они «измеряют общественное богатство своего владельца» (К[апитал] I, с. 101), [803] его общественную власть. «Свободный» договор обмена, формально предполагающий абсолютное равноправие обоих его участников, фактически заключается по инициативе одного из них, владельца денег. Этим преодолевается связанность и ограниченность процесса обмена, основанного на совпадении воль обоих контрагентов. Хотя основою товарного общества служит «юридическое отношение, формою которого является договор», но «содержание этого юридического или волевого отношения дано самим экономическим отношением» (К[апитал] I, с. 52). [804] <Конец отчеркивания на полях карандашом.> Экономическое отношение обмена, завершающееся развитием денег, вносит закономерность и постоянство в систему юридических отношений, основанных на совпадении индивидуальных воль отдельных лиц.

Учение Рыкачева. <Запись на полях.> В книге А.[М.] Рыкачева «Деньги и денежная власть» мы встречаем вполне ясное понимание того, что современный обмен, как «нормальный процесс, на который каждый из участников этого процесса вперед рассчитывает и притом рассчитывает безотносительно к расчетам и желаниям всех других», [805] не может иметь своею основою такой свободный договор, который предполагает «необходимость дожидаться или добиваться совпадения двух или более воль». [806] «Договор есть очень элементарная форма обмена услуг, настолько элементарная, что сама по себе она не в силах удовлетворить запросам сколько-нибудь развитого человеческого общества и по необходимости дополняется другими формами – непосредственным принуждением или денежной оценкою». [807] «Деньги суть средство обеспечения свободы выбора хозяйственных благ», [808] освобождающее участника обмена от зависимости от воли других товаровладельцев. Но А. Рыкачев забывает самое существенное и важное: что возможность для одного участника менового акта свободы выбора хозяйственных благ означает одновременное отсутствие такой же свободы, т. е. принуждение, для другого участника того же самого акта. Активная роль одного участника <вставка карандашом> в обмене предполагает на другой стороне пассивную роль. Если современный обмен представляет собою «нормальный процесс, на который каждый из участников этого процесса вперед рассчитывает и притом рассчитывает безотносительно к расчетам и желаниям всех других», то это возможно только при одном условии: если «расчеты и желания всех других» товаропроизводителей закономерно определяются объективными общественными процессами производства и обмена. Видимая свобода «мотивации» отдельного товаропроизводителя необходимо предполагает объективную «лимитацию» (ограничение, связанность) действий всех товаропроизводителей в совокупности: первая без последней сделала бы невозможным общественный процесс производства, превратив общество в хаос несогласованных и перекрещивающихся действий отдельных людей. Основная социальная функция денег в товарном хозяйстве заключается не столько в роли их как орудия свободной мотивации, сколько в их роли как орудия «лимитации», или давления на мотивы товаропроизводителей. Талоны, которые будут выдаваться в социалистическом обществе отдельным членам его на право приобретения из общественных складов любых продуктов в определенном количестве, будут не хуже теперешних денег выполнять роль «средства обеспечения свободы выбора хозяйственных благ». Но они не будут непосредственно определять мотивы и действия производителей, и потому не будут «деньгами» в современном смысле слова. Упустив из виду роль денег как орудия подчинения, А. Рыкачев приходит к выводу, что «купля-продажа перестает быть двустороннею сделкою и превращается в ряд односторонних актов покупателей и продавцов, самостоятельно преследующих свои интересы». [809] Товарное общество в изображении А. Рыкачева превращается в фантастическое царство всеобщей неограниченной свободы: каждый делает односторонне, что ему угодно, и все же обмен сохраняет характер «нормального процесса». На самом же деле, и при денежном обмене система производственных отношений людей основана не на односторонних актах, а на двусторонних сделках, отличающихся, однако, тем, что активная и пассивная роли дифференцированы в лице разных участников сделки.

Не приходится, конечно, удивляться, что А. Рыкачев, хотя и считает свое определение денег как средства свободного выбора хозяйственных благ, в сущности, совпадающим с Марксовым определением денег как всеобщего эквивалента, [810] на самом деле совершенно не понял самой ценной стороны учения Маркса о социально-связующей, лимитирующей роли денег. Для него учение Маркса остается «философским умозрением», оперирующим «результатом логического развития внутренних противоречий, будто бы заключающихся в понятии товара». [811]

Данное нами выше определение денег отличается от определения, данного [Р.] Гильфердингом: «Вещь, которая посредством коллективных действий товаров получила полномочие на то, чтобы выражать стоимость всех остальных товаров, это – деньги». [812] По нашему же определению, деньги – это вещь, которая посредством коллективных действий товаров получила полномочие активно устанавливать производственное отношение обмена, т. е. получила способность непосредственной обмениваемости. Результатом этого основного характера денег является выполняемая ими функция мерила стоимости, которую Гильфердинг берет за основу своего определения. Мы не приняли определения Гильфердинга по следующим двум соображениям. Во-первых, мы ставили себе целью выяснить смысл определения, данного самим Марксом. Для Маркса же всеобщим эквивалентом является товар, обладающий способностью непосредственной всеобщей обмениваемости, в то время как Гильфердинг определяет эквивалент, как «товар, в котором все другие товары выражают свою стоимость». [813] И здесь, как видим, Гильфердинг исходит из функции мерила стоимости. Для Маркса же мерило стоимости представляет собою только «одну из функций денег, или деньги в особенной определенности формы». [814] Во-вторых, мы считаем желательным дать определение денег, характеризующее те производственные отношения людей, выражением которых и является данная вещная категория, т. е. денежная форма товара. В нашем определении подчеркивается, что речь идет об активном установлении обмена, т. е. о производственном отношении обмена между двумя товаропроизводителями, с дифференцированием активной и пассивной ролей, распределенных полярным образом между ними. Это есть определенный тип отношений между людьми, – тип, придающий особое вещное свойство «денег» товару, находящемуся в руках активного участника обмена. Разумеется, и формула Гильфердинга говорит скрытым образом о том же типе производственных отношений между людьми, но прямой характеристики их она не содержит.

[IV.] Возникновение денег

Мы видели, что развитое товарное хозяйство с всесторонним обменом товаров необходимо предполагает выделение из среды всех товаров одного, обладающего свойством непосредственной обмениваемости, т. е. выполняющего функцию денег. Но этим мы еще не ответили на вопрос о том, как произошло фактически такое выделение денег, каков исторический процесс возникновения и развития денег.

Разумеется, Маркс, основная задача которого заключалась в объяснении явлений капиталистического хозяйства, не мог заниматься специальными историческими изысканиями относительно происхождения денег, изысканиями, относящимися к доисторическим и самым ранним историческим эпохам. Но, с другой стороны, рассматривая все стороны современного экономического строя как исторически-преходящие и под углом зрения их исторического развития, Маркс не мог не уделить внимания и вопросу об историческом происхождении денег. Замечания его на этот счет, при всей своей скудости, представляются очень интересными и ценными. Помимо этих замечаний чисто исторического характера, мы встречаем у Маркса, особенно в учении о деньгах, свое образное сплетение исторической и теоретической точек зрения. Нередко Маркс, «кокетничая», как он выражается, гегельянством, изображает прежние фазы исторического развития, как отдельные «моменты» или стороны позднейшей более развитой формы того же явления, или, обратно, ступени логического анализа сложного явления изображает в виде последовательных ступеней или фаз исторического развития. Такое сплетение теоретического и исторического изучения особенно заметно в учении Маркса о «формах стоимости», делая понимание его в высшей степени трудным.

В первой половине XIX столетия на вопрос о происхождении денег, как и других форм общественной жизни, давался большей частью рационалистический ответ. Ученые констатировали полезность или целесообразность данного социального института, напр[имер] денег, и считали этим задачу свою законченною: предполагалось, что полезность данного института служила прямым побудительным мотивом для сознательного введения его людьми. Анализируя трудности натурального обмена и облегчение его, вызываемое употреблением денег, ученые полагали, что люди путем особого соглашения или общественного договора условились считать какой-либо товар деньгами для облегчения обмена. Другие ученые видели источник происхождения денег в изобретениях отдельных лиц (теория археолога [А.] Бека) [815] или в сознательной деятельности государственной власти.

Заслуга Маркса заключается в том, что в то время, когда еще не были известны новейшие археологические, этнографические и исторические данные, рисующие социально-стихийное развитие денег, он твердо отстаивал такую точку зрения, исходя из своей общей исторической и экономической концепции. Деньги явились в результате постепенного расширения и усложнения обмена, путем повторяющихся массовых бессознательных [816] действий участников обмена, без решающего сознательного воздействия государственной власти. Иначе говоря, происхождение денег носит социально-экономический, а не государственный, стихийный, а не сознательный характер.

«Деньги не являются продуктом размышления или договора, но образовались инстинктообразно в процессе обмена» (Kritik, S. 29 и рус. перев., [с. ] 51). [817] «Природный инстинкт товаровладельцев» побуждал их делать дело, прежде чем рассуждать (К[апитал] I, с. 54). [818] Эти действия участников обмена определялись характером и потребностями процесса обмена.

Первоначальный обмен возникает не между членами общины, живущей в условиях натурального, а подчас и коммунистического хозяйства, но между разными общинами или их членами (К[апитал] I, с. 55). [819] Отсюда постепенно обмен проникает и внутрь общины, содействуя ее разложению (Kritik, S. 30, рус. перев., [с. ] 52). [820] Продукты труда, становясь товарами в междуобщинном обмене, приобретают меновую стоимость и внутри общины (К[апитал] I, с. 55). [821] Первоначально обмен охватывает небольшое число продуктов, носит исключительный и случайный характер. Он происходит в форме натурального обмена, при котором оба обмениваемых продукта являются потребительными стоимостями для участников обмена. С другой стороны, продукт еще не производится специально для обмена, и только излишек его, остающийся за покрытием собственных потребностей, поступает в обмен. Таким образом, и в объективном процессе производства и в сознании участников обмена меновая стоимость еще не отделилась от потребительной (Kritik, 30 и рус. перев., [с. ] 52). [822] Каждый из двух обмениваемых продуктов определяет движение другого продукта и вместе с тем в своем движении определяется последним, т. е. выполняет одновременно пассивную роль потребительной стоимости и активную роль меновой стоимости или эквивалента. <Против последнего предложения на полях знак вопроса: «?»> Случайный характер обмена делает случайными и колеблющимися количественные пропорции обмениваемых вещей. В общем эта стадия натурального обмена «представляет собою скорее превращение потребительных стоимостей в товары, чем превращение товаров в деньги» (Kritik, S. 30, рус. перев., [с. ] 52). [823] Продукт труда получает зародышевую форму меновой стоимости, соответствующую приблизительно (не полностью) тому, что Маркс в своей схеме развития форм стоимости назвал «простою или случайною формой стоимости».

Появившись на почве примитивно-зачаточного разделения труда между отдельными общинами, вызываемого часто различием окружающих их естественных условий, обмен, в свою очередь, дает сильнейший толчок разделению труда. Рост разделения труда опять-таки приводит к расширению и углублению обмена, как в смысле количественного увеличения пропорции продуктов данного рода, поступающих в обмен, так и вовлечением в обмен новых видов продуктов, до тех пор потреблявшихся в собственном хозяйстве. В этом процессе постепенного вовлечения в обмен все новых видов продуктов обычно выделяются и получают особое значение те продукты труда, которые уже в широких размерах являются предметами обмена. Каждое лицо, приносящее продукт свой на рынок, старается обменять его на один из указанных наиболее распространенных предметов обмена, либо потому что в виду своей большей распространенности эти продукты наиболее часто ему требуются, либо потому, что они дают ему возможность получить потом в обмен на них тот конкретный продукт, в котором он нуждается. Один или несколько продуктов наиболее часто обмениваются на все прочие и наиболее часто сравниваются с ними. Обычно такую роль играет не один, а несколько товаров, между которыми в свою очередь устанавливается известная пропорция обмена. Создается система расценки одного товара в нескольких других. У племени бонду в западном Судане раб приравнивался 1 ружью и 2 бутылкам пороха, или

= 5 быкам, или

= 100 кускам ткани.

У дарфуров в Центральной Африке раб приравнивался 30 кускам хлопчатобумажной ткани определенной длины, или 6 быкам, или 10 испанским долларам определенной чеканки. [824] М.[И.] Туган-Барановский правильно отмечает, что такая система расценок, очень распространенная на низших стадиях обмена, соответствует «развернутой форме стоимости» Маркса. [825]

На этой стадии развитие обмена не останавливается. Процесс дифференциации идет дальше, в сторону выделения из целой группы товаров одного наиболее часто фигурирующего в обмене. «Оборот товаров, в котором товаровладельцы обменивают свои собственные продукты на различные другие продукты и приравнивают их друг другу, никогда не может совершаться таким способом, чтобы при этом различные товары различных товаровладельцев в пределах их оборотов не обменивались на один и тот же третий товар и не приравнивались ему как стоимости» (К[апитал] I, с. 56). [826] Вместо расценки одного товара в нескольких появляется расценка нескольких товаров в одном и том же товаре, являющемся их эквивалентом. Вначале «эта всеобщая эквивалентная форма появляется и исчезает вместе с тем мимолетным общественным контактом, который вызвал ее к жизни. Попеременно выпадает она на долю то того, то другого товара. Но с развитием товарного обмена она прочно и исключительно срастается лишь с определенными видами товаров, или кристаллизуется в денежную форму» (там же). [827] Понадобился долгий процесс исторического развития, прежде чем эта денежная функция была фиксирована за благородными металлами. У разных племен и народов роль денег выполнялась различными товарами, и у каждого народа денежный материал менялся с течением времени. Если перечислить все товары, служившие в свое время в различных местностях в качестве денег, то получится длиннейший и пестрый список самых различных предметов. Выбор того или иного предмета определялся целым рядом объективных условий: родом хозяйства данного племени, степенью его богатства, сношениями с другими племенами и т. п. В «Критике» Маркс говорит, что роль денег выполняла обычно «наиболее всеобщая потребительная стоимость», образующая «наиболее значительную составную часть материального богатства» данного племени (Kritik, S. 29 и рус. перев., [с. ] 52). [828] В «Капитале» Маркс детализирует это замечание. Роль денег выполняли: либо наиболее важные предметы, которые получались извне, путем внешнего обмена, и потому представляли собой как бы естественную форму проявления меновой стоимости туземных продуктов; либо же предмет потребления, составлявший главный элемент туземного отчуждаемого имущества, напр[имер] скот, рабы и т. п. (К[апитал] I, с. 56–57). [829] В общем эти замечания Маркса находят полное подтверждение в новейших данных этнографии и археологии. [К.] Гельферих резюмирует эти данные в следующих словах: «У охотничьих народов средством обмена служит прежде всего оружие, у пастушеских – скот, у племен, ведущих торговлю с чужими купцами, товары, получаемые от последних или отдаваемые им в обмен». [830] Наряду с этими группами предметов, служивших наиболее часто первоначальными деньгами, Гельферих помещает также группу предметов украшения, куда входят и благородные металлы. Не следует, однако, упускать из виду, что предметы украшения очень часто подходят под первую из указанных Марксом групп (т. е. предметов ввоза) и, кроме того, металлы вообще, а частью также благородные, у первобытных народов являлись одним из важнейших средств производства (Kritik, S. 158 и рус. перев., [с. ] 126). [831]