Истоки: социокультурная среда экономической деятельности и экономического познания

Однако математическое теоретизирование в экономической науке носит метафорический и литературный характер. Рассмотрим, например, сравнительно простой случай – теорию производственных функций. Ее словарь, по существу, метафоричен. «Совокупный капитал» содержит аналогию «капитала» (понятие о котором само есть аналогия) с чем-то – песком, кирпичами, шму, – что можно в некотором содержательном смысле «сложить»; то же касается и «совокупного труда», с еще одной особенностью: складываемые вещи не вещи вовсе, но часы осознанного внимания; в самой идее «производственной функции» заложена удивительная аналогия предмета – производства товаров, который следовало бы осмыслять в контексте изобретательности, дисциплины и планирования, – с описанием, математической функцией, которую следовало бы анализировать в смысле ее амплитуды, формы и однозначности.

Метафорическое содержание этих идей жило в умах их создателей в XIX в. Для экономистов XX в. оно уже отмерло, но эта смерть не отменяет метафорического элемента. Метафора поднялась в очень встревоженном виде из могилы в 1960-х, во время споров двух Кембриджей. Эта дискуссия – одно из свидетельств важности проблем метафорического характера для экономической теории, число этих свидетельств можно умножать. Сама ожесточенность схватки подсказывает нам, что спор велся о вещах, находящихся за пределами математики или фактов. Воюющие стороны швырялись друг в друга математическими рассуждениями и институциональными фактами, но основные вопросы были такими же, которые обычно задаются по поводу метафор – проясняет ли она смысл, удовлетворительна ли она, уместна ли? Откуда вы знаете? Как это соотносится с экономической поэзией? После нескольких тактических отступлений Кембриджа (штат Массачусетс), касавшихся предельных метафизических оснований, не относившихся к этим важным вопросам, воцарилась всеобщая усталость без какого-либо решения. Причина, по которой решение так и не было найдено, – в том, что природа ключевых вопросов была литературной, а не математической или статистической. В противном случае тот факт, что идея об агрегированной производственной функции остается жизнеспособной, несмотря на математические доказательства невозможности ее существования, равно как в некоторых районах английского Кембриджа остается жизнеспособной идея экономической теории, оперирующей агрегатами, несмотря на статистические доказательства ее бесполезности, – был бы загадкой.

Даже когда метафора в чьей-нибудь экономической теории кажется по-настоящему мертвой, мы не можем избежать обсуждения литературных вопросов. Клайв С. Льюис в 1939 г. сказал, что любой разговор, который выше уровня «корова-стоящая-здесь-на-самом-де-ле-фиолетовая», любой разговор о «причинах, связях, ментальных состояниях или актах… безнадежно метафоричен». [520] Для таких разговоров он сформулировал то, что можно назвать теоремой Баламута о метафоре (Screwtape\'s Theorem on Metaphor), [521] первое следствие которой гласит, что переход от вербальных к математическим метафорам – это не выход: