Криворожское знамя

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Генеральный директор Краль был недоволен. Рассыльный по привычке склонился перед высоким начальством, ожидая хоть малейшего знака. Но, поняв, что на него не обращают никакого внимания, он так же молча, как и вошел, покинул кабинет.

Когда шеф бывал в дурном настроении, служащие берлинской конторы Мансфельдского акционерного общества разговаривали только шепотом. А сегодня даже его личная секретарша не решилась войти в кабинет без вызова и послала туда с телеграммой рассыльного. Даже сам прокурист акционерного общества заглянул в приемную и, нахмурившись, выслушал «отчет» о настроении шефа.

— Он едва поздоровался, — пролепетала секретарша. Обычно шеф был с ней приветлив. Но сегодня бросил ей на руки свой плащ и тут же принялся звонить по телефону. Советнику юстиции д-ру Пфютценрейтеру, министерскому советнику Хагедорну, синдику Союза промышленников, Объединению немецких профсоюзов…

Догадки о серьезности положения ползли из кабинета в кабинет.

Генеральный директор был более чем недоволен. Неужели он приехал в Берлин, чтобы его и здесь осыпали упреками? Господин председатель наблюдательного совета устроил себе легкую жизнь. Он требует. Требует такого, чего никак нельзя добиться от рабочих, полностью оказавшихся под влиянием коммунистов. Даже профсоюзные боссы не могли сломить их упрямства, несмотря на хвастливые обещания. Всезнайки! Генеральному директору пришло на ум еще одно словцо, которое он счел более подходящим для их характеристики.

Крепкой загорелой рукой он слегка провел по аккуратному пробору. Голова раскалывалась. В результате забастовки он оказался в отчаянном положении. Самому себе директор признавался, что не рассчитывал на столь сплоченное сопротивление. Именно поэтому он одобрил план наблюдательного совета. Мансфельдский концерн должен был пробить первую брешь; надо снизить зарплату, — цены на медь скачут вниз на мировом рынке. Нельзя требовать от акционеров, чтобы они терпели убытки из-за американцев, которые со страху начали продавать руду по дешевке.

Но тучи сгустились. Курс акций общества упал, забастовка срезала их под корень. Горько было смотреть, как бесцеремонно вели себя по отношению к Мансфельдскому акционерному обществу крупные банки.

«Придерживаться главной линии» — это легко написать в телеграмме. Еще раз пробежав глазами текст, он скривил губы. Затем швырнул телеграмму на стол и начал крупными шагами мерить комнату. Обычно он с удовольствием приезжал сюда по делам, но сегодня берлинский воздух казался ему затхлым и невыносимым. Телеграмма окончательно отравила ему поездку. Он был убежден, что после переговоров с министром положение в корне изменится; забастовку необходимо сломить с помощью государственного аппарата.

Он распахнул настежь обе створки широкого окна и принялся обозревать тихую берлинскую улицу. Сюда не долетал шум демонстрации безработных в Нейкельне, которую он со всевозможными предосторожностями был вынужден объезжать стороной.

«Вот банда, — Думал он. — Демонстрируют против необходимых мероприятий канцлера, мало того, пытаются помешать использованию свободной рабочей силы в наиболее целесообразных, с точки зрения экономики, областях. В лице Брюнинга мы наконец получили государственного мужа, который на что-то решился».

Яркое солнце освещало чопорные фасады аристократических особняков на противоположной стороне улицы. Изредка проезжали автомашины, тихо шурша колесами по асфальту. В этой божественной тишине действительно ничто не мешало работать. С какой радостью он предвкушал, что на денек-другой вырвется из тревожной суматохи Эйслебена! Но, приехав в Берлин, он попал «из огня да в полымя»: здесь бастовали десятки тысяч металлистов, безработные вышли на улицы, — та же картина, что и в Мансфельде. Не объединились они только по чистой случайности.

Как это теперь повлияет на переговоры о слиянии с Зальцдетфуртским концерном? Мансфельдское акционерное общество уже было готово вступить во владение им. Калий — прибыльное производство! Не передумают ли прежние компаньоны? Надо надеяться, они понимают, что падение курса было вызвано не состоянием финансов, а политической обстановкой. Краль был убежден, что авторитет и кредитоспособность Мансфельдского акционерного общества будут спасены лишь в том случае, если в район забастовки незамедлительно введут крупные полицейские силы.

Он взял со стола «Бёрзенкурир». Судя по газете, общая ситуация складывалась еще более неблагоприятно, чем он себе представлял.

«Придерживаться главной линии», — как будто любая «главная линия» не состоит из множества мелких отрезков, над каждым из которых нужно изрядно потрудиться. Азбучная истина. Неужели председатель наблюдательного совета полагает, что имеет дело с неопытным дилетантом? А на телеграмму, хочешь не хочешь, придется отвечать. Он болезненно переживал свою зависимость от тех, кто сильнее его.

Краль задумчиво потирал энергичный, выступающий вперед подбородок. «Главная линия», которой они до сих пор придерживались, вызывала у него сомнения. На деле она означала прежде всего, что верховное командование промышленностью погнало Мансфельдское акционерное общество в бой. За общие интересы. Отличный маневр. И вот теперь концерн истекает кровью, как пехота на передовой. Мировая политика? Понимаем, одобряем. Правда, связавшись с акулами, смотри в оба. Равно заинтересованные партнеры должны усилить заградительный огонь. И как можно быстрее. Но пока что «партнеры» реагировали на бирже, далеко не считаясь с общими интересами. Как стервятники набросились на пострадавших. В Рурской области Союз сталепромышленников даже спасовал перед угрозой забастовки ста двадцати тысяч рабочих. Отчаянное положение. Неужели этот канцлер Брюнинг заботится только о делах сильнейших «партнеров»? А может быть, кому-то очень хочется по дешевке приобрести имущество несостоятельных должников?

Краль сжал кулаки. Кому? Тиссену? Круппу?.. Они не интересуются медью. Скорее уж банками. Прибирают все оптом. Он задумался. Банки? Так ведь Крупп, Тиссен да еще один гигант — «ИГ-Дуйсберг» — сами их и представляют. Все крупнейшие банки тесно связаны с этой троицей. А может, сюда приложили руку господа из-за океана? Но это противоречило бы уговору. Долларовый заем надо бы использовать для воздействия на «калийную операцию». Если разорят основное общество, все повиснет в воздухе. Не видать уже тогда государственных субвенций, и те или иные убытки придется брать на себя.

Он ломал голову над возможными вариантами, но так и не сумел разгадать замыслов председателя наблюдательного совета. Даже сейчас тот предпочел оставаться за кулисами, не раскрывая своей анонимности. Какую же «линию» он ведет на самом деле? Жонглирует акционерными обществами, словно шариками?

А министра надо бы приструнить. Что они возомнили о себе, эти социал-демократы. В правительстве Пруссии необходимо навести порядок, и срочно. Непонятно, почему там, наверху, медлят, когда в остальных областях республики все изменения прошли гладко. Куда же делся этот Пфютценрейтер, юрисконсульт? Ни на кого нельзя положиться. За что они, собственно, получают жалованье? И вообще за что платят этим министрам и правительственным чиновникам? Бот уже месяц, как бастуют двенадцать тысяч горняков, а эти чинуши сидят себе в своих кабинетах и палец о палец не ударят. Он нажал кнопку звонка и долго не отпускал ее. Вбежала растерянная секретарша.

— Узнайте, куда девался советник юстиции Пфютценрейтер. Пошлите за ним машину и немедленно доставьте его сюда! Выполняйте!

От его ледяного голоса секретарша съежилась. Через двадцать минут советник юстиции наконец явился. Генеральный директор, как бы не замечая присутствия этого толстого подвижного человека, смотрел куда-то сквозь него в пространство. Что поделаешь, приходится пользоваться услугами подобных знатоков всевозможных лазеек.

Разговор начался очень холодно. Советник юстиции сразу же почувствовал сдерживаемое волнение генерального директора; он решил, что поступит благоразумнее, если на сей раз изменит своему постоянному правилу — никогда не сознаваться в безуспешности предпринятых им усилий, — и откровенно заявил, что у теперешнего референта министерства финансов он не добился никакого успеха.

— Господа из правительства придерживаются того мнения, что вопрос о субвенциях должен быть урегулирован независимо от забастовки, так сказать, в спокойной атмосфере.

Генерального директора это не устраивало. Прежде всего надо подавить забастовку, это главное.

— На который час назначены переговоры с министром внутренних дел? — спросил он.

— На одиннадцать тридцать утра. Господин Зеверинг хочет обсудить вопросы безопасности заодно с финансовыми.

Дело принимало совершенно иной оборот. Генеральный директор не любил выдавать своих чувств, но сейчас он не смог скрыть явного облегчения. Советник юстиции отметил это про себя и с непроницаемым лицом начал копаться в своих бумагах.

На пути в министерство встретились непредвиденные препятствия. Центр города был оцеплен полицией, прямая магистраль Шарлоттенбург — Бранденбургские ворота перекрыта. Со стороны Моабита и зоопарка к центру двигалась бесконечная людская масса. Советник юстиции Пфютценрейтер давал указания шоферу, как проехать переулками.

Генеральный директор с каменным лицом сидел на заднем сиденье. Мимо проплывали транспаранты:

В здании министерства внутренних дел на каждом шагу стояли вооруженные до зубов часовые. Контрольные посты были усилены. Внутренний двор заполнили броневики. Выездные полицейские команды находились в полной боевой готовности.

Совещание началось совсем не так, как предполагал генеральный директор. Во-первых, ему не представилось случая сорвать на ком-нибудь свое дурное настроение. Министр, бледный, взволнованный, стараясь придать своему голосу твердость, заявил, что сможет уделить господам только десять минут. Министерский советник, фамилии которого Краль не расслышал, сообщил, что правительство после детальных переговоров с различными ведомствами и в первую очередь с министерством рейхсвера и с начальником штаба решило путем субвенций покрыть разницу между заготовительной стоимостью черновой меди и медных полуфабрикатов и стоимостью их на мировом рынке. Мансфельдское акционерное общество может рассчитывать на то, что платежи будут произведены тотчас по окончании забастовки в соответствии с договоренностью и с учетом скольжения цен.

— Тем самым ваши желания будут исполнены. Положение в стране требует создания собственной стратегической сырьевой базы.

Чиновник закрыл папку. Советник юстиции Пфютценрейтер условился с ним о встрече для обсуждения деталей. Он сам не ожидал, что все так быстро уладится.

— Правительство Пруссии получило от Всегерманского правительства заверение в том, что ассигнованные субвенции будут начислены. По рекомендации профсоюзов мы просим вас дополнительно проверить, какие имеются возможности для уступок в вопросе заработной платы.

Министр произнес это, почти не разжимая губ.

Что все это значит? Неужели профсоюзы согласовали свою политику в области заработной платы с мероприятиями министра внутренних дел? Генеральный директор подобрал вытянутые под столом ноги, скрытые свисавшей скатертью.

— Мы не пойдем ни на какие уступки, — резко ответил он. — К тому же это противоречило бы политике Всегерманского правительства.

— Господин министерский советник Хагедорн, может быть, у вас есть какие-либо возражения? Прошу. — Зеверинг устало откинулся в кресле.

— По нашему мнению, забастовку в Мансфельдском округе удастся прекратить только путем принудительного решения государственного третейского суда. При этом вряд ли следует ожидать, что профсоюзы потребуют от рабочих согласия на сокращение зарплаты в пределах двенадцати — пятнадцати процентов. Любое другое решение конфликта было бы нереальным, а также дискредитировало бы государственные арбитражные инстанции. На такой же точке зрения стоит и министерство труда.

Министерский советник бросал отточенные фразы, словно профессор на лекции.

— Я самым решительным образом возражаю против такого мнения. Профсоюзы не имеют сейчас ни малейшего влияния на рабочих. Мы не собираемся идти на уступки ради укрепления их позиций и расплачиваться за проводимую из года в год ошибочную политику в вопросах зарплаты. С согласия центрального объединения промышленников я требую ввести в районы, охваченные забастовкой, крупные полицейские силы. Это будет тем средством, которое позволит сломить забастовочный террор и найти экономически приемлемое решение.

Генеральный директор без обиняков открыл свои карты. В телеграмме ему рекомендовали вести переговоры умело и тонко. Но он решил, что незачем разводить дипломатию с этими чиновничьими душами.

— Речь идет не столько о профсоюзах, сколько об авторитете государства. Сейчас я не имею возможности перебросить полицейские силы из других районов. Напряженное положение требует концентрации сил в главных пунктах…

Зеверинг хотел еще что-то добавить, но тут зазвонил телефон. Полковник полиции взял трубку и протянул ее министру.

— Господин полицей-президент…

— Что?.. Да! Пустите в ход брандспойты. Если прорвут оцепление, — конечно! Да, да, беспощадно!

Когда министр клал трубку на аппарат, рука его слегка дрожала. Внешний вид его никак не соответствовал тем решительным словам, которые он только что произнес. Зеверинг неуверенным взглядом окинул участников переговоров.

— Как видите, господа, Берлин превратился в адский котел. Я попросил бы сделать перерыв…

Он поднялся.

Все встали, кроме генерального директора. Наступило тягостное молчание.

— Я еще раз обращаю ваше внимание на то, что положение, создавшееся в нашем округе, далее нетерпимо. И ответственность за возможные последствия будете нести вы, господин министр. Если правительство откажется нам помочь и принять меры, я обращусь к президенту республики. Своей пассивностью, вызванной вашими пристрастными взглядами, вы ставите под удар авторитет государства.

Он выкладывал один аргумент за другим. Министр стоя выслушивал генерального директора, не осмеливаясь перебить его.

Когда Краль умолк, Зеверинг тихо сказал:

— Что ж, в таком случае придется снять несколько отрядов из Лихтерфельде. — Он стал диктовать полковнику приказ, но не успел закончить, как зазвонил телефон. — В чем дело? — раздраженно спросил Зеверинг. — Заседание уже началось? Выступает Тельман?

Он швырнул трубку на рычаг аппарата.

— Мне надо в рейхстаг. Вы сами слышали, что происходит. Господин полковник, прошу вас: будьте здесь и отдавайте самые необходимые распоряжения. Но соблюдайте меру, соблюдайте меру…