Лунатик

Глава 13.

Ольга и Хьюго лежат в постели, их тела переплетены. Она следит глазами за кружком света, скользящим по потолку, и вскоре слышит, как он засыпает.

Она думает, что нужно бы встать и принять душ, но вместо этого опускает веки.

Когда она просыпается, кровать пуста. В комнате холодно. Ольга спрашивает себя, не ушёл ли Хьюго домой. Час ночи. Свеча на комоде почти догорела.

Пламя то взмывает вверх, то резко опадает.

Пол поскрипывает, когда она встаёт и, прищурившись, выглядывает в коридор.

В ванной темно.

Она слышит серию глухих ударов, идущих сквозь стены.

Ольга вздрагивает, подходит к крючку на стене. Снимает тонкий халат, натягивает его и завязывает пояс на талии.

Пламя вспыхивает ещё раз, будто в последней демонстрации силы. Тёплое свечение пульсирует на потолке и стенах.

Ольга выходит в коридор и видит свою тень на полу впереди себя. В этот момент свет из спальни гаснет.

— Хьюго?

Дверь ванной приоткрыта.

Откуда‑то доносится лёгкий звенящий звук. Она останавливается и прислушивается, пытаясь уловить движение в тёмной щели между дверью и косяком.

Снова раздаются пара глухих ударов — теперь, возможно, с кухни.

Ольга идёт дальше, переводя взгляд с ванной на сероватый сумрак впереди.

Она переступает порог и ощущает, как напрягается: теперь она уже не может следить за темнотой косым взглядом.

Снова металлический скрежет. Похоже, из гостиной.

Она оборачивается, видит дрожащий огонёк свечи в спальне, затем проходит через открытую стеклянную дверь.

Диван, журнальный столик, барная тележка, книжная полка, телевизор — всё погружено в ночной полумрак.

Ольга ахает, заметив силуэт за шторами балконной двери.

— Хьюго? — шепчет она.

Фигура медленно поворачивается и смотрит на неё сквозь тонкую ткань.

Это Хьюго.

Руки у него безвольно висят по бокам, а в правой руке поблёскивает большой кухонный нож. Ткань, закрывающая ему лицо, вздрагивает при каждом вдохе.

— Что ты делаешь? — спрашивает она, и в тот же миг понимает, что он, должно быть, ходит во сне.

Хьюго медленно выходит из‑за занавески. На нём те же чёрные джинсы и футболка, вывернутая наизнанку. Остекленевшие глаза устремлены ей в лицо. Губы беззвучно шевелятся, словно он пытается заговорить, но не находит слов.

— Положи нож, — говорит она, с трудом сглатывая. — Я хочу, чтобы ты…

Ольга обрывает фразу, потому что он идёт прямо к ней, широкими шагами пересекает комнату.

Она спиной натыкается на барную тележку, бутылки звякают, графин падает на пол. Стекло разбивается с резким треском, осколки разлетаются по ковру.

Ольга разворачивается и выбегает в коридор, халат волочится за ней, но она поскальзывается и врезается в стену.

Она слышит его тяжёлые шаги, несётся обратно в спальню и захлопывает дверь так сильно, что ключ выскакивает из замка.

У основания свечи ещё тлеет крошечный огонёк.

Пояс халата зацепился за дверь.

Сердце у неё бешено колотится.

Она обеими руками держит ручку двери и в сгущающихся сумерках видит, что ключ лежит в полуметре от неё.

Пламя ослабевает и становится голубоватым.

Раздаётся тихое потрескивание, и комната погружается во тьму.

Воздух наполняет резкий запах воска.

Ольга слышит, что Хьюго встал прямо за дверью. Он дёргает ручку, но ей удаётся удержать её. Его ладони скользят по дереву, кончик ножа скребёт по раме. Ногой она вслепую шарит в поисках ключа.

В этот момент Хьюго дёргает за пояс её халата.

Она покачивается, всё ещё сжимая ручку, и чувствует жар от трения, когда он окончательно вытягивает пояс из петель.

Она старается дышать как можно тише, но ладони стали липкими, ноги дрожат.

В тусклом городском свете, просачивающемся сквозь шторы, ей удаётся различить очертания мебели и тусклый металлический блеск ключа.

Ольга, зацепив ногой ключ, подтаскивает его ближе, убирает одну руку с ручки и наклоняется. Как только она дотягивается до ключа, Хьюго делает ещё одну попытку открыть дверь.

Она теряет хватку, резко выпрямляется, наваливается всем телом на дверь, вставляет ключ в замок и поворачивает его дрожащими пальцами.

Хьюго начинает что‑то бормотать себе под нос, затем уходит по коридору.

Ольга какое‑то время стоит, прижавшись ухом к двери. Она слышит тот же скрежещущий звук, что и раньше, затем — глухой удар. После этого наступает тишина.

Она хватает телефон с прикроватной тумбочки и включает фонарик.

Потом отпирает дверь и освещает в коридор. Выходит из спальни. Следуя по кровавым следам, проходит мимо ванной и через дверь в гостиную.

Хьюго снова спрятался за шторой и только что открыл балконную дверь.

Ольга видит, как он бросает нож, выходит на балкон и закидывает одну ногу на перила.

Бернард и Агнета сидят в своей солнечной комнате, пьют чай и едят хрустящие хлебцы с сыром. Четверть второго ночи. Единственный источник света в комнате — матовый подсвечник на столе.

На Агнете поверх ночной рубашки — кардиган, макияж смыт, на лицо, шею и руки нанесён ночной крем. На Бернарде синие спортивные штаны и выцветшая футболка Эдинбургского международного книжного фестиваля.

— Знаешь, ложись спать, тебе не обязательно сидеть здесь из‑за меня, — говорит он уже в третий раз.

— Всё в порядке, я хочу… Давай просто допьём чай и подумаем, можем ли мы ещё что‑нибудь сделать.

— Спасибо.

— Ты обзвонил всех его друзей?

— Да, — вздыхает Бернард.

— Как так получилось, что никто ничего не знает?

— Думаю, они говорили правду. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление… Они сказали, что у Хьюго есть девушка, но никогда её не видели, даже имени её не знали.

— Может, он и правда влюбился.

— На это похоже.

Рука Бернарда дрожит, когда он отламывает кусочек хлебца, намазывает тонким слоем масла и кладёт сверху два ломтика сыра.

— Я пыталась найти Ольгу в интернете, — говорит Агнета. — Но их слишком много. Тысячи. Возможно, то, что я назвала…

— Мы даже не знаем, правда ли её зовут Ольга.

Агнета поворачивается к окну. Дома на Бьернхольмене в центре узкой бухты стоят в темноте.

— Тревога заразительна, — говорит она. — Но всё же… Я понимаю, завтра ему в школу, ему семнадцать, у него есть девушка, а сейчас только час ночи. Может, в этом нет ничего необычного?

— Кроме того, что у него сейчас тяжёлый приступ, — отвечает Бернард. — Значит, он плохо спит и может вырубиться где угодно — в метро, в баре…

Он доедает хлебец, сгребает крошки в кучку перед собой.

— В любом случае, я ценю, что ты пытался с ним поговорить. Знаю, это было нелегко, — тихо произносит она.

— Нет, это… — он делает глоток чая.

— Что? — спрашивает она.

— Ему скоро восемнадцать, и я до смерти боюсь его оттолкнуть. Я отчаянно хочу, чтобы он оставался частью моей жизни.

— Конечно.

— И думаю, я тоже ему нужен, даже если он сам этого ещё не понимает, — говорит Бернард и снова проверяет, не перевёл ли телефон в беззвучный режим. — Я просто боюсь, что в отчаянии он сделает глупость…

— Я знаю.

— Я бы себе этого никогда не простил.

— Чего именно?

Бернард беспомощно машет рукой и встаёт налить ещё чаю.

— Ты же понимаешь, что нехорошо позволять ему так со мной разговаривать, — спокойно говорит Агнета. — Это не помогает ему и не говорит о его любви…

— Нет, но…

— И в конце концов это разрушит наши отношения.

— Мы не можем этого допустить, — говорит он, глядя ей в глаза.

— Нет.

— Знаешь, я думал о том времени, когда мы только встретились… Мы были по уши влюблены, но Хьюго почти в это не вмешивался. Такое ощущение, что во всём виноват я. Всё произошло слишком быстро. Мне нужно было поскорее забыть Клэр, а Хьюго нужна была мама.

— Особенно учитывая, что она не делает никаких попыток с ним связаться.

— Она пишет, но слишком редко.

— Хьюго по ней скучает.

— Наверное, это не лучшее слово, но она как будто оставила в нём пустоту, — говорит Бернард.

Он отворачивается к окну и смотрит на огоньки в чёрном проливе.

— Я в его жизни столько же, сколько Клэр, — говорит Агнета.

— Я знаю, — отвечает он и встречает её печальный взгляд. — Но дело не в тебе. Ты всё делала правильно.

Агнета ненавидит себя каждый раз, когда вымещает злость на Клэр и позволяет обиде затуманить мысли.

У Клэр было всё: идеальный маленький сын, и всё же она выбрала наркотики. В его день рождения она не набирает номер, на Рождество у неё не хватает сил позвонить.

Агнета делает глоток чая, ставит чашку и пытается сменить тему.

— Как дела с новой книгой?

— Позволь приоткрыть завесу тайны, перефразируя Хеннинга Манкелля, — отвечает он.

— Ну же, расскажи. Всё идёт хорошо?

— Да, но я думал, что, возможно, скоро стоит попробовать что‑то другое.

— Я знаю, что вокруг тебя столько ожиданий, тебе так много навязывают. Знаю. Но в то же время… ты не можешь просто постоянно плагиатить самого себя, только потому что этого все хотят. Тебе нужно, как ты сам говоришь, найти магию в своём письме, — произносит она, прижимая руку к груди.

— Люблю, когда ты становишься романтичной.

— Я знаю, но твой мозг, возможно, слегка помутился за все эти годы…

— Помутился? — спрашивает он с улыбкой.

— Извини, — говорит она, прикусывая язык.

— Так что мне делать? Написать детектив или…?

— Нет, но у меня правда есть идея.

— Слушаю.

— Надеюсь, ты поймёшь правильно, — говорит она. — Мне кажется, тебе стоит написать честную, глубоко человеческую нон‑фикшн‑книгу о настоящем преступлении — обо всём этом. Ты, я, Хьюго… полиция и два убийства.

Он ставит чашку и пристально смотрит на неё.

— Для начала мне нужно поговорить с Хьюго.

— Конечно.

— Но это неплохая идея.

— Я могла бы помочь с фактами, у меня есть связи в полиции, и…

— Мы могли бы написать её вместе, — говорит он и, взволнованный, вскакивает.

— Я была бы рада.

Бернард проводит рукой по волосам и смотрит на неё сверху вниз.

— Мы будем равноправными соавторами, — говорит он, расхаживая по комнате.

— Сначала назови меня в титуле, — улыбается она. — Шучу.

— Нет, я серьёзно. Сначала твоё имя. Это невероятно захватывающая идея. Я правда думаю, из этого может что‑то выйти.

Бернард резко обрывает фразу, когда зазвенел телефон. На экране всплывает имя Хьюго и три красных сердечка.

— Хьюго?

— Это Бернард? — слышится женский голос.

— Да. Кто это?

— Это Ольга.

— Что случилось?

— Хьюго ходил во сне, — перебивает она. — Он пытался перелезть через перила моего балкона, когда я его остановила.

— Он ранен?

— Нет, с ним всё нормально, только пара царапин. Но он очень растерян…

Агнета подходит ближе, чтобы слышать голос Ольги.

— Когда он проснулся и понял, чем всё могло кончиться, он взбесился, — говорит она. — Начал ходить туда‑сюда и рассказывать мне все эти странные вещи про фургон…

— Он может быть полностью дезориентирован, если его разбудить во время приступа, — говорит Бернард.

— Я не знала, что делать.

— Можно с ним поговорить?

— Он в душе.

— Ты не знаешь, есть ли у него с собой таблетки?

— Да. Он принял немного атаракса.

— Хорошо.

— Но я всё равно думаю, будет лучше, если он поедет домой. Я не хотела сажать его в такси, не убедившись, что вы дома.

— Мы здесь, но я сам за ним заеду, — говорит Бернард, уже поворачиваясь к коридору. — Где вы живёте?

— Йенни Линдс веген, дом восемь.

— Буду у вас через пятнадцать минут.

— Хорошо. Я выведу его.

— Спасибо, что позвонили, — говорит Бернард и заканчивает разговор.