Тёмная кирпичная вилла с крутой покатой крышей стоит в одном из старейших районов Гамла Энскеде, к югу от арены «Авичи».
Сад голый, зимний. Садовая мебель покрыта слоем инея, а ржавый гамак дёргается на своих опорах.
Эрик Мария Барк стоит у одного из больших окон и смотрит на гравийную подъездную дорожку и распахнутые ворота, ведущие на улицу. Он чувствует на бёдрах жар от радиатора, а лицом упирается в холодное стекло. В гостиной из динамиков тихо льётся завораживающий концерт Майлза Дэвиса, записанный в 1960 году в Стокгольме.
Сердце Эрика учащённо бьётся, когда на улице останавливается машина, а затем вновь замедляется, когда автомобиль сворачивает на подъездную дорожку к дому соседа. Он понимает, что, должно быть, выглядит, как одинокий старик в окне. Разворачивается и идёт на кухню, чувствуя, как под ногами поскрипывает лакированный дубовый пол.
Бросив взгляд на стол, он вдруг беспокоится, не перестарался ли, складывая салфетки в виде рождественских ёлок.
Эрик пытается убедить себя, что по-прежнему неплохо выглядит для своего возраста несмотря на то, что волосы поседели, мешки под глазами стали больше, чем когда-либо, а морщины от смеха проступили сильнее. Он уже в средних годах и всюду оставляет за собой след из очков для чтения.
Сегодня на нём синяя рубашка из такой плотной джинсовой ткани, что она почти как куртка. Это хорошо, думает он, потому что она действует как корсет и помогает удерживать живот. Весь день он убирался, развешивал чистые полотенца, менял простыни.
Он возвращается в гостиную и борется с желанием написать ей сообщение, пока проверяет телефон. Не особенно отдавая себе отчёт в том, что делает, он снова подходит к окну и выглядывает наружу как раз в тот момент, когда она входит в ворота. Она замечает его, и он глупо машет ей рукой, пока машина, остановившаяся позади неё, трогается с места и отъезжает.
Эрик познакомился с Моа в приложении для знакомств. Они долго переписывались, а затем наконец встретились за чашкой кофе на Стокгольмском центральном вокзале. На втором свидании пошли на выставку современного искусства в аукционный дом и притворились, будто заинтересованы в торгах за эротическую картину, а потом отправились выпить в бар неподалёку.
В последний раз, когда они виделись, ели китайскую еду в «Сёрферс» и разделили счёт. Сегодня она впервые приходит к Эрику на ужин.
Она заранее прислала ему рецепт и пообещала показать, как приготовить идеальную пасту с трюфелями.
Моа Нюгор — квалифицированная шеф-повар, работавшая в некоторых из самых популярных ресторанов Стокгольма, прежде чем переехать в Векшё и стать су-шефом в ресторане «Пе Эм и Вэйннер». Её последние отношения были с мужчиной по имени Бруно, администратором Университета Линнея, от которого у неё есть дочь.
После смерти родителей Моа унаследовала их дом к северу от Стокгольма. Когда Бруно получил новую должность в Университете Сёдерторн, они переехали туда. Она взяла год оплачиваемого декретного отпуска, а затем устроилась на работу в магазин «Бобергс матсаль» в центре Стокгольма.
Моа честно призналась Эрику, что с Бруно бывает трудно. Что он до сих пор не нашёл себе жильё, хотя они разошлись уже больше года.
Она позволяет ему жить в гостевом домике и говорит:
— Бруно думает, что мы всё ещё вместе, но это не так. Он это знает, но он идиот. Я просто не хочу устраивать из этого большую проблему ради Матильды.
Эрик уже дошёл до прихожей, когда звонят дверь. Он нарочно тянет несколько секунд, а потом начинает нервничать, что она может увидеть его через узорчатое стекло, и поспешно открывает дверь.
Моа в коричневой куртке‑авиаторе с овчинным воротником, её короткие светлые волосы уложены гелем в слегка панковском стиле.
— Ты добралась, — говорит он.
— Я взяла «Убер», — отвечает она, прижимая губы, чтобы не улыбнуться шире.
— Конечно. Я видел машину.
Он берёт у неё тяжёлую куртку и вешает, возвращается в прихожую с нарочитым «проходите» — и, махнув рукой за спину, умудряется сбить соломенного рождественского козла с буфета.
На Моа кожаные брюки с низкой посадкой и свободный золотистый топ, открывающий плечи и живот.
Она идёт за ним на кухню, где пахнет трюфелями, чесноком, пармезаном и свежим базиликом, и подходит к столу.
— Красиво, — говорит она, беря в руку одну из сложенных салфеток.
— Почти Рождество, — отвечает он, доставая бутылку из винного холодильника и показывая ей. — Как насчёт рипассы?
— Идеально.
Он открывает вино, наливает два бокала, протягивает один Моа и заглядывает в её красивые зелёные глаза.
— За здоровье.
— За здоровье, — отвечает она с улыбкой, и острые зубы чуть выглядывают из‑под губы.
Они оба делают по глотку, и Эрик пытается пошутить о том, как он нервничает, что она попробует его соус к пасте. Говорит, что чувствует себя участником кулинарного шоу, которому вот‑вот предстоит встреча с судьёй.
— Но всё же получилось неплохо, правда? — спрашивает она, бросая взгляд на кастрюлю на плите.
— Думаю, да… Не знаю.
— Во многом дело в уверенности в себе.
Над поясом её брюк видна одна из татуировок — изящный кружевной узор, набитый чёрными чернилами.
Эрик отодвигает в сторону банку с жирными сардинами и баночку с чёрным трюфелем, протирает столешницу бумажным полотенцем. Затем промывает несколько стеблей шнитт‑лука, нарезает их и добавляет в соус, после чего протягивает ей ложку.
— Отлично, — говорит она, одобрительно кивая.
— Правда?
— Но…
— Лично я считаю, что пасте не хватает капли кислинки, чтобы она по‑настоящему раскрылась, — добавляет она через секунду.
— Но я же уже влил красный винный уксус.
— Знаю.
Он берёт чистую ложку и пробует соус сам.
— Я забыл лимон, — говорит он, достаёт лимон из сетки и натирает немного цедры в сковороду.
Моа игриво помогает ему с последними штрихами. Показывает, как уравновесить приправы и сделать соус чуть гуще. Потом Эрик смешивает его с ригатони в тёплом сервировочном блюде и посыпает сверху несколькими листьями базилика.
Теперь они сидят друг напротив друга за столом и едят пасту. Эрик наливает ещё вина, и она снова хвалит его стряпню. Он уголком салфетки вытирает кремовый след с края своего бокала, прежде чем положить себе добавку.
— У тебя красивые руки, — говорит она и тянется, чтобы погладить тыльную сторону его ладони, лежащей на столе рядом со стаканом.
— Ты так думаешь? — он смотрит на неё, будто сам раньше этого не замечал.
— Как прошёл твой день? — спрашивает она.
— О, ничего особенного. Я пытался написать небольшую… статью о двойственной природе голоса в моей области. Внимательный и обнадёживающий, но в то же время властный.
— Звучит интересно.
— Что ещё… Я дочитал немецкую диссертацию о гипнозе и галлюциногенах, это было довольно круто. И принял двух клиентов.
— Женщин? — уточняет она и кладёт вилку.
— Да.
— Они… Я всё думаю, не влюбляются ли они в тебя?
— Нет.
— Что? — удивляется она.
— Если и влюбляются, то очень хорошо это скрывают.
— Или, может быть, ты просто не слишком восприимчив к таким сигналам, — говорит она с улыбкой.
— Думаю, я бы заметил.
— Ты не заметил, что я хочу тебя поцеловать. Очень сильно.
— Ах, ты сейчас заставляешь меня краснеть… Но, по правде говоря, я, наверное, стал осторожнее… в том, как интерпретирую некоторые вещи… Прости, я даже не знаю, что пытаюсь сказать.
— Ты пытаешься сменить тему, — улыбается она.
— Мне бы тоже очень хотелось тебя поцеловать.
— Но?
— Я не хочу торопить события, ни к чему тебя понуждать… Я так рад, что ты здесь. Что ты захотела увидеть меня снова. Ты такая привлекательная, яркая и интересная… и у тебя невероятно милые уши.
— Но…?
— Я не похож на всех этих интересных людей, которых ты, должно быть, встречаешь на работе. В их крутой одежде, с татуировками и мускулами.
— Ты говорил, что занимаешься спортом.
— Это правда… Разве заметно?
— Нет, — смеётся она.
— Ну, мышцы у меня определённо болят, — говорит он и массирует плечо.
— Я могу тебе помочь, — говорит она и поднимается.
Эрик видит, как под золотистой тканью топа колышется её грудь, и спешно отводит взгляд. Она обходит стол, и он чувствует, как по спине пробегает дрожь, когда она останавливается у него за спиной.
Как ни странно, он сказал правду. С тех пор, как встретил Моа, он действительно начал тренироваться. Почти каждый день спускается в старый тренажёрный зал сына в подвале, и мышцы у него и правда болят.
Она массирует ему затылок, надавливает на плечи, сжимает мышцы.
— Уф, — выдыхает он.
— Больно?
— Всё в порядке, просто…
— Ты меня боишься?
— Нет.
Она целует его сзади в щёку, затем отступает и смотрит на него сверху вниз.
— Нет?
— Я довольно крепкий, — говорит он.
— Ты не выглядишь крутым.
— Да ладно.
— Мы можем придумать стоп‑слово, — говорит она серьёзно.
— Что?
Моа заливается хохотом.
— Прости, я шучу. Боже, я просто хотела тебя напугать, — говорит она и прикрывает рот рукой, чтобы скрыть улыбку.
— Ладно.
— Эрик? Я правда просто пошутила.
Он берёт её руку и мягко прижимает к губам. Она нежно гладит ему шею, медленно проводя пальцами по волосам.
Телефон Эрика лежит на столе перед ними. Звук отключён, но экран загорается, и появляется сообщение от Йоны:
Мне нужна твоя помощь.
Моа берёт телефон и протягивает его Эрику. Извиняется, что случайно прочитала сообщение, но говорит, что оно может быть важным.
— Спасибо.
— Пациент?
— Нет, друг… детектив.
— Тебе стоит ему позвонить.
— Я сделаю это завтра.
— Мне всё равно, наверное, пора идти. Мне рано вставать — говорит она.
Доктор Эрик Мария Барк — специалист по психотравматологии и психиатрии катастроф. В течение четырёх лет он руководил новаторским исследовательским проектом глубинной гипнотической групповой терапии в Каролинском институте. Он состоит в Европейском обществе гипноза, написал фундаментальный труд по этой теме и сейчас считается одним из ведущих в мире специалистов по клиническому гипнозу.