Лунатик

Глава 28.

Йона благодарит Эрика, когда высаживает его на улице у дома в Гамла Энскеде, затем возвращается в Стокгольм, паркует машину в подземном гараже, поднимается на лифте на свой этаж и звонит Валерии.

— Любимый? — отвечает она.

— Рад слышать твой голос. Как ты?

— Нормально. Мама почти всё время сидит у окна, так что мне приходится разбираться со всеми родственниками, которые приходят с едой и цветами.

— Как ты себя чувствуешь?

— Папа был стариком.

— Я знаю. Но всё равно… Неважно, сколько нам лет и знаем ли мы заранее, потеря родителя всегда тяжела.

— Да. Я много думала, немного поплакала, — говорит она.

— Я скучаю по тебе.

— Ты же ещё не съел свои шоколадные монеты?

— Я уже начал на них поглядывать.

— Ты мог бы быть здесь, — говорит она. — Никак?

— Мне очень жаль.

— Приходи за своим мёдом, — шепчет она.

Они разговаривают ещё какое‑то время. Потом кто‑то стучит в дверь, и Валерия говорит, что должна пойти посмотреть, кто пришёл.

Йона всё ещё улыбается, заходя на кухню и кладя телефон на столешницу. Готовит себе простую пасту с итальянской салями, ставит тарелку у окна, садится и смотрит наружу.

Под чёрным ночным небом город напоминает ложе из тлеющих углей.

Пока он ест, мысли возвращаются к расследованию и к тому, что они, наконец, добились прорыва. Будто одна из множества запертых дверей вдруг щёлкнула и медленно распахнулась.

Хьюго оказался невероятно восприимчив к гипнозу, почти мгновенно погрузившись в глубокий транс. Эрик прочертил борозду на песке, и мальчик шёл по ней, словно по воде.

Когда сеанс закончился и его вывели из гипноза, лицо Хьюго было бледным и покрытым потом. Он несколько секунд смотрел в одну точку, а потом пробормотал:

— Никогда больше.

Эрик не был готов к той силе, которая высвободилась. Позже он сказал, что такой интенсивный гипноз — редкость. За все годы работы ему повезло встретить лишь пару человек, чей опыт хоть отдалённо напоминал то, что пережил Хьюго.

Во время сеанса он раз за разом поддерживал мальчика, подталкивал его попытаться распутать собственный кошмар. И в конце концов подросток смог дать им первое описание убийцы.

Блондинка в блестящем пальто вошла в фургон, пряча за спиной топор.

Йона откладывает вилку и нож и думает о том, как отчаянно они с командой работали. Как их нетрадиционный путь наконец привёл к реальному описанию.

— Неплохо, Йона, — говорит он себе.

Он достаёт из коробки одну шоколадную монету и кладёт её в рот, на секунду закрывая глаза.

Когда после гипноза Хьюго окончательно пришёл в себя, его трясло так сильно, что Ларсу Грайнду пришлось дать ему пятьдесят миллиграммов атаракса, чтобы быстро снять приступ тревоги.

Пока врачи успокаивали подростка, Йона вышел в коридор и позвонил Эриксону. Среди тысяч биологических следов, собранных в фургоне, эксперты обнаружили один длинный светлый волос без корня.

— Полагаю, вам нужны результаты ещё вчера, — сказал Эриксон.

— Если только ты не сможешь сделать это ещё быстрее.

— Я постараюсь, но ты же знаешь, как у нас всё устроено.

«Центр судебной экспертизы» обрабатывает около тринадцати тысяч образцов ДНК в год и не располагает ресурсами для быстрой работы. Благодаря Йоне Эриксон уже исчерпал свою квоту дел с приоритетной пометкой.

Мысли Йоны возвращаются к двум преднамеренным убийствам и к тревожному ощущению, что он снова преследует серийного убийцу.

Серийные убийцы, несомненно, редки, но их гораздо больше, чем тех, кто когда‑либо предстал перед судом.

Швеция — небольшая страна с функционирующей системой социального обеспечения. Из примерно двадцати пяти тысяч человек, которые объявляются пропавшими без вести каждый год, большинство в конце концов находят живыми и невредимыми.

Тем не менее по статистике около трёх тысяч находят мёртвыми. А тридцать человек так и не находят совсем.

Многие из них не становятся жертвами преступления. Но наверняка некоторые попали в руки неизвестных серийных убийц.

К тому же существует множество незарегистрированных случаев, упущенных нитей и возможностей, о которых никто не хочет или не может говорить.

Во всём мире большинство серийных убийц действуют под прикрытием вооружённых конфликтов. Они — солдаты, готовые выполнить любой приказ в бою, но их истинная движущая сила патологична.

Многие серийные убийцы взрослеют внутри организованной преступности. Другие, ни на кого не похожие, бродят по коридорам отделений для новорождённых или хосписов, словно ангелы смерти. Некоторых прикрываются религиозными организациями.

И те серийные убийцы, чьи жертвы происходят из самых маргинализированных слоёв общества — беспризорники, бездомные, наркоманы, секс‑работницы, беженцы, — как правило, остаются не пойманными.

Только когда жертвы принадлежат к определённому социальному кругу и когда обстоятельства невозможно списать ни на что иное, преступник привлекает к себе внимание — и получает ярлык серийного убийцы.

С горько‑сладким вкусом шоколада во рту Йона ловит себя на мысли, что и сам, возможно, тоже серийный убийца.

Если следовать формальным критериям, он вполне подошёл бы. Но не по главному пункту — по стремлению к убийству.

За ним тянется шлейф мёртвых тел. Он почти всегда слышит у себя за спиной шелест перьев и карканье ворон.

Но это не цель. Это цена, которую он платит. Он должен в это верить.

Йона часто размышлял над тем, что несмотря на различия в выборе жертв, окружении и собственных оправданиях, разные серийные убийцы, по сути, очень похожи.

Никто из них не может создать жизнь, однако они пытаются заполнить внутреннюю пустоту через гибель других. Мотивы у них разные: кто-то уверен, что карает грешников или очищает общество, кто-то считает, что избавляет жертв от страданий, а для кого-то убийство — лишь средство удовлетворить материальные или сексуальные потребности. Тем не менее, всех их объединяет отсутствие сочувствия к жертвам.

Йона полагает, что человек, за которым они сейчас охотятся, видит свою мотивацию в экономии и желании избавиться от свидетелей самым эффективным путем — убийством. Но на самом деле всё происходит наоборот.

Сам акт убийства всегда стоит в центре внимания.

Экономическое оправдание — лишь прикрытие, иллюзия, позволяющая убийце не переступить грань непонимания самого себя и избежать наступающего безумия.