Непростое наследство

Глава девятнадцатая

Как и всякий портовый городок, Леайт не славился чистым воздухом и покоем, которого частенько искали приезжие. Если со стороны моря дул резкий и холодный ветер, рыбная вонь неизменно достигала даже старинных кварталов, где поселился дознаватель. О моей улице и говорить не приходилось. Центральная площадь со зданием магистрата тоже страдала. Нередко там можно увидеть даму или господина, прижимающих к носу надушенный платок. Такова участь любого городка на побережье — то, что давало ему жизнь, его же и отравляло.

Шум и зловонье не достигали лишь одного района. Удаленный от тракта и растянувшийся выше остального города, он напоминал благополучный столичный пригород, куда тянулись более-менее обеспеченные люди. Дома здесь строили, не обращая внимания на извечную тесноту стареньких улиц. Их размеры ограничивались разве что кошельком и аппетитами владельца.

Покойный ныне Годард Обен, похоже, не слишком-то стремился демонстрировать достаток, если тот был приличным. Домик не тянул на роскошный особняк, но выглядел довольно уютным, хоть и тесноватым по здешним меркам.

— Готова спорить на что угодно, вид из окон чудесный.

— Тогда считайте меня проигравшим — так и есть.

Надо же! Оказывается, Реджис умеет шутить и, надо признать, довольно уместно. А еще он улыбается чаще, чем можно было представить, и выглядит гораздо привлекательнее, когда не валится с ног. Да и, судя по беседе с лейтенантом Лоупом, которую я невольно слушала в пути, вполне способен сходиться с людьми. Впрочем, по словам Бланш, это всегда удавалось.

— Вам нравится здесь?

Я оторвала взгляд от стройных молодых деревьев, высаженных вдоль дороги. Еще пара-тройка лет и их кроны расширятся и окончательно скроют от местных неприглядную леайтскую серость. Глядя со вторых этажей те будут видеть только зелень и гряду скал, уходящих в морскую синеву.

— Да. Здесь неплохо. Господин Обен знал толк в недвижимости. А вам?

Реджис чуть заметно мотнул головой.

— Слишком близко к городу.

— Разве? — я невольно оглянулась на лошадей, которых лейтенант Лоуп как раз передавал подошедшему слуге. — Идти пешком было бы утомительно.

— Вы правы. Но надумай я выбирать дом, предпочел бы другое место.

Почему-то представился старинный замок посреди пустоши, обдуваемый всеми ветрами, обнесенный высоченным забором, рвом с какими-нибудь кровожадными тварями и непременно горгульями на башнях. А что? Самая подходящая компания для Реджиса Эрвана, облаченного во все черное, не допускающего никого из посторонних и, возможно, пьющего человеческую кровь на ужин. Забавная бы вышла картина. Может, поделиться ею с Мартой? Уверена, местные сплетницы с радостью подхватят, а ведьмы на рынке начнут мастерить новые обереги от страшного монстра в обличье должностного лица.

— Прошу прощения. Просто подумалось, — в очередной раз я заслужила недоумевающий взгляд и, очевидно, не самое лестное мнение. Но как, помоги Лорхана, скрыть улыбку, если в голову лезет такая чушь? Лучше эта, чем пошлые идеи Анри.

— Госпожа ждет вас в гостиной, — сообщил слуга, прежде, чем увести лошадей.

— Вначале поговорим с вдовой, а после осмотрим кабинет и вещи убитого, — проговорил Реджис, когда мы направились к дому. — Лейтенант, присмотритесь к слугам. А вы, госпожа Ирмас, постарайтесь не пропустить ничего странного.

— Попробую. Но кое-какие мысли у меня уже есть.

— Какие же?

— Скажу, если окажутся правдой.

Реджис не ответил, но во взгляде как будто промелькнуло одобрение. Или снова моя безумная фантазия? В последнее время она расшалилась благодаря истрепанным нервам. Рассказом о выходках Анри вчерашний день не завершился. К ужину прибыл лейтенант Лоуп и передал просьбу дознавателя посетить вдову Обен.

На крыльце встретила миловидная горничная в сером платье. Присела в вежливом поклоне и без лишних слов проводила в дом. Деньги здесь точно водились. Не каждому по карману нанять обученную манерам прислугу. Я вон Мод с Лизет только и могу одергивать, чтоб вовремя закрывали рты да не вступали в спор с гостями. А уж представить их смиренно кланяющимися нелепее, чем дознавателя в компании горгулий и камней.

— Вы собираетесь использовать дар? — спросила я.

— Вряд ли.

Спрашивать, почему, наверное, не стоит. Реджис мог прибегать к нему гораздо чаще. Не разводить долгие беседы, не уговаривать, не ждать, а просто вытаскивать всю правду. Вместо того, чтобы не церемониться с Розелл, которая чуть ли не ядом в его сторону плевалась, и не выслушивать истерику Пати Райнер, Реджис терпеливо задавал вопросы, был вежлив и всего раз заставил ведьму не лгать. Почему маг, владеюший столь редкой силой, почти ею не пользуется? Неужели принципы?

Госпожа Обен сидела на диванчике и, когда мы вошли, поспешно передала служанке ребенка. Девочка лет двух на вид была очень похожа на мать — такой же вздернутый носик, огромные светло-зеленые глаза и русые кудряшки до плеч. При появлении чужаков она поморщилась и непременно бы заплакала, не начни нянька укачивать.

— Мастер дознаватель, как вы добрались? И кто ваши спутники?

Сесиль Обен поднялась и встревоженно обвела нас взглядом. В траурном платье она казалась до нездорового бледной, а круги под глазами только подкрепляли эту мысль.

— Не волнуйтесь, госпожа Обен, все в порядке. Присядьте. Лейтенант Лоуп — мой помощник, а это — госпожа Сорель Ирмас. Она травница и любезно согласилась помочь в деле, связанном с магией.

— Ох, да. Да, — вдова опустилась на диван, но тут же встрепенулась и велела принести чаю. — Я ждала вашего прихода, господин Эрван. Простите, что встречаю в таком виде. После смерти Годарда свалилось столько дел. Я почти не спала все это время. Но готова говорить с вами. Я хочу поскорее найти негодяя, который убил моего мужа. Спрашивайте что угодно.

Сесиль едва ли не на четверть века моложе покойного супруга, но, похоже, искренне горюет о его кончине. Она по-настоящему сломлена и не выглядит как девица, надумавшая избавиться от надоевшего старика. Или я ошибаюсь? Разве может беззащитная и растерянная на вид девушка ловко притворяться?

— Расскажите о муже с самого начала. Как встретились, что знаете о его семье, о прошлом?

Деликатность и осторожность в достоинства Реджиса точно не входят. Впрочем, откуда им взяться? Служба в королевской полиции это ведь не только беседы с молодыми вдовами. Заливаются ли те слезами, закатываются зловещим смехом или дрожат осиновым листом, Реджису, скорее всего, наплевать. Рабочий долг важнее.

На мгновение уголки губ Сесиль дрогнули будто она собралась заплакать. Нервно коснувшись волос, связанных черной лентой в пучок на затылке, госпожа Обен сделала вдох и заговорила.

— Простите, если буду повторяться. В прошлый раз была не в себе, узнав о смерти… Никак не могу поверить. Я родилась и выросла в Но-Абели. Довольно далеко отсюда, в трех днях пути. Мой отец держит постоялый двор на окраине — недорогое заведение для путников с восточного тракта. Доход постоянный, пусть и не большой. Обстановка гораздо скромнее, чем у вас, госпожа Ирмас. Жаль, мы с мужем так и не посетили «кота и лютню», хотя многое слышали. С малых лет мы с братьями помогали родителям. Я обычно убиралась, разносила еду постояльцам. И однажды, в год, когда исполнилось семнадцать, на пороге появился Годард. Не поймите неправильно — я и взгляда поднять не смела, не собиралась мести юбкой в разные стороны, не задумывала избавиться от родителей и бесконечной работы. Просто вышло, что я ему понравилась. Да и он мне, что скрывать. Такой обходительный, достойный господин, не чета остальным. Старше на много лет — так что ж такого? Разве я первая, кому муж бы годился в отцы?

Вдова перевела дыхание, негромко откашлялась и сделала глоток из чашки.

— Родители не возражали против свадьбы. Да и станешь возражать, если приданого особого нет? Крови я не благородной, даром боги не наградили. Я и читать тогда едва ли умела. Отец братьев учил, а мне решил — не нужно. А Годарда ничто не пугало, хоть сам не из простых. В Жервене, где поселились после свадьбы, Годард открыл магазин тканей. В Гайтране еще было семейное предприятие, оставшееся от деда.

— А вы бывали в Гайтране? — дознаватель внимательно наблюдал за Сесиль. Зная, каково находиться под цепким взглядом, я ей сочувствовала. Видно же — пальцы дрожат. Может, успокоительного в чай добавить? Вряд ли Реджис одобрит. — Знакомы с семьей Обен?

— Не бывала. Но с родителями знакома — были на свадьбе. Боги милостивы — они до сих пор живы, хоть и хворают сейчас. Годард нечасто бывает… бывал в Гайтране. Там остался младший брат, Джосс. Он управляет предприятием, высылает отчеты. Приезжает два-три раза в год. Я написала ему сразу после. Должен скоро приехать.

— Почему муж не возил вас в Гайтран? Он был в ссоре с родителями или братом?

— О, нет, что вы! — Сесиль протестующе взмахнула руками. — Просто так вышло. Вначале Годард заботился о моей чести — путешествовать с мужчиной до свадьбы неприлично. Конечно, родные бы запросто отпустили, но он предпочел все делать по правилам. Оберегал меня. После свадьбы я почти сразу оказалась в положении, и целитель советовал поменьше волноваться, а поездка — лишний повод для переживаний. Ну а потом, с двумя младенцами, стало вовсе не до того. В Жервене большую часть года серое небо и идут дожди. Годард решил, что с детьми лучше жить в благоприятном климате.

— И вы согласились переехать?

— Конечно. Я никогда не видела моря.

Воистину из всех прибрежных городов покойный господин Обен выбрал самый паршивый. О чем вообще думают люди, переезжая сюда? О вони с пристани, о десятках борделей в припортовом райончике, о постоянных ветрах или месте на краю света? Если где и можно спрятаться от темного прошлого, то только здесь. Взять хоть кого — меня, Анри, мастера дознавателя.

— Не показалось странным, почему супруг решил переехать так далеко от родного дома?

— Нет, — Сесиль растерянно улыбнулась и взглянула на меня в поисках поддержки. Как ребенок, которому ни с того ни с сего принялись задавать слишком серьезные взрослые вопросы. Тем более ответы на которые очевидны. — Я понятия не имела, что такое Леайт и где он находится. Да и здесь прекрасное место.

Спаси Лорхана, неужто город захватило какое-то дурное поветрие? Или все разом спятили?

— Госпожа Обен, вы говорите Годард редко бывал в Гайтране, так? Он не рассказывал о старых друзьях? Какие-нибудь истории из молодости?

— Иногда муж говорил об учебе в академии. Вспоминал, как жил в столице, в нижнем городе. Знаете, мастер дознаватель, я завидовала. Годард повидал мир, людей, он был ученым и знал столько всего… Если б не он, я б до старости разносила вареный картофель и кислый эль. Слава богам, Но-Абели слишком далеко отсюда. Я живу в собственном доме и больше не получаю подзатыльники за оброненную посуду.

Кажется, предложи Реджис сейчас заменить в храме одну из статуй богов на портрет покойного, Сесиль счастливо согласится. Глаза так и светятся, когда рассказывает о муже.

— Раньше я, мастер дознаватель, раздумывала, отчего Годард дожил до таких лет в одиночестве. Он ведь был обручен в юности, но брак не состоялся. Не знаю, что послужило причиной, но всегда казалось: дело в семье. Годард не любил вспоминать и, быть может, поэтому не вернулся домой. После у него были женщины, но не одной он не сделал предложение. Ведь бывает, что мужчина не находит подходящую, верно? Или находит слишком поздно. Вы должны понимать.

Реджис привычно сохранил ледяное спокойствие, а вот Сесиль слегка покраснела и опустила глаза. Как и меня, ее вряд ли учили не болтать лишнего, особенно когда разум затуманен горем и окружающие простят любую чушь.

— Годард не рассказывал о каких-то серьезных романах?

— Я не спрашивала, господин дознаватель. Джосс, его брат, как-то упомянул, что были две или три женщины, с которыми он проводил время и даже жил. Но это не имело никаких последствий. Уверена, Годард бы рассказал. Он всегда был добр, я могла ему верить. Да, могла.

Резко мотнув головой, она кивнула, подтверждая сказанное и продолжила:

— Правда, в последнее время муж изменился. Не слишком. Но стал беспокойным и будто чем-то опечаленным. Я старалась разузнать, но он не говорил. Лишь заверял, что все в порядке и уходил в кабинет. Еще он несколько раз пропадал. Утром уходил работать, а возвращался очень поздно. Однажды исчез на целые сутки.

Лейтенант Лоуп все это время находился у неплотно прикрытых дверей. Тихонько встал возле столика, на котором красовался латунный подсвечник, и не забывал выглядывать в коридор, если слышались шаги или голоса.

— Вы спрашивали, где он был?

— Да, конечно. Я очень волновалась. Годард отвечал, что был занят работой. Иногда впрямь случались дни, когда он с утра до вечера занимался делами. Правда. Но дела не затягивались на целые сутки.

— У него могла быть любовница?

Сесиль опустила взгляд и сжала ладони в плотный замок. Перевела дыхание, но слез не последовало. Казалось, она держится изо всех сил и вот-вот сломается. Вряд ли кто-нибудь спрашивал о подобном.

— Нет, не думаю. Годард говорил, что счастлив со мной, что я именно та жена, которую он искал. Оно и верно. Мы ведь почти не ссорились, я ему не перечила.

— У вашего мужа есть друзья в городе?

— Есть знакомые. Близко мы ни с кем не сошлись. Я, мастер дознаватель, вначале думала, с кем-то в таверне засиделся. Но разве б после не вернулся домой? Да и странный он был, чтоб веселиться.

— Странный?

— Прежде Годард был аккуратным и спокойным. Никогда ничего из рук не ронял, не злился по пустякам. А тут, может, с месяц назад будто сам не свой стал. То бумаги рассыпал, то чашку разбил, то на Петси, служанку, накричал. Она когда чай подавала, несколько капель пролила. Глупость ведь, точно? Но Годард как с цепи сорвался. Я даже испугалась. Потом еще спрашивал, не слышала ли я о ведьмах каких-нибудь в округе или о магах из академии. Но я, мастер дознаватель, в таких делах не смыслю, сплетен по соседкам не собираю, в гости редко хожу. Может, кто и есть в городе, почем знать? Годард тогда разозлился. Сказал, мол, бесполезные мои прогулки на рынок. Впервые так сказал.

Становилось ясно: добиться ответов от бедняжки Сесиль не выйдет. Примени Реджис хоть весь имеющийся дар, толку никакого. Вдова ничего не знает. Будет трястись, комкать расшитый платочек в кулаке, метать испуганные взгляды и, возможно, начнет заикаться. Покойный муж не считал нужным посвящать ее в серьезные дела и делиться проблемами.

— Говорите, господин Обен изменился где-то с месяц назад? С какого момента? Ничего не случилось накануне?

— Не знаю. Просто в один вечер вернулся домой и будто подменили. Я спросила, может, захворал или случилось что. Отмахнулся, мол, не лезь.

В повисшей тишине стал различим шорох ткани, когда Сесиль сменила положение рук. Я немного подвинулась вперед, и чуть слышно скрипнуло кресло. Из открытого окна, выходящего в сад, доносились птичий щебет и нежный шелест листвы. Косые солнечные лучи падали на пол сквозь складки легкого тюля. Спокойствие — вот что чувствовалось в этом месте. Сесиль жила, не думая о плохом, не ждала никакой беды, ни малейшего беспокойства и уж тем более обмана и предательства от мужа. Если, конечно, те имели место. Каково же было узнать, что он умер при загадочных обстоятельствах? Наверное, земля ушла из-под ног.

— Можете припомнить еще странности?

— Разве что… Годард никогда не был верующим. Он посещал храмы по праздникам, делал подношения богам, но всерьез не верил, не ждал помощи. А тут вдруг ни с того ни с сего отправился к жрице Лорнары.

Как обычно, по взгляду Реджиса я ничего не понимала. Сочувствует ли он, или думает будто вдова сама прокляла супруга не более получаса назад и спрятала под диван с изогнутыми ножками. А еще я позавидовала. Тихо, тайно, стараясь придушить это чувство. Сесиль Обен не обладала большим умом, неземной красотой и жила самую простую жизнь. В ней были и эта комната, и сад с поющими птицами, и окна во втором этаже, из которых можно смотреть на море по утрам. Да, теперь все разрушено, но воспоминание останется навсегда. Незнакомое, чужое, недоступное мне.

— Муж не делился, зачем была нужна жрица?

— Нет. Он будто хотел скрыть, а я не стала вмешиваться. Молитва ведь дело личное, господин дознаватель, верно?

— Верно, — чуть улыбнулась я, поскольку Сесиль снова искала поддержки.

Мы с Реджисом обменялись взглядами, и я сочла это знаком. Вдохнула и приготовилась ощутить волну неприятного холодка. Скрыть дрожь в присутствии посторонних будет сложнее, но необходимо.

Дознаватель же поднялся со словами:

— Спасибо, госпожа Обен. Позволите осмотреть кабинет и вещи?

— Да-да, разумеется, идемте.

Я с удивлением взглянула на Реджиса, но тот лишь чуть заметно качнул головой.

Почему? Сшейд тебя пожри, почему он не воспользовался даром? Сесиль может забыть о какой-нибудь мелочи, упустить из виду, не придать значения. Почему он не хочет воздействовать как на ту лесную ведьму?

Кабинет покойного Годарда Обена, похоже, оставался неприкосновенным для жены. Войдя внутрь, она приглашающе протянула руки и неуверенно замерла у двери. Ничто не мешало пройти дальше, присесть за стол, взять перо и бумаги, пошире раздвинуть шторы, чтобы впустить свет. Рано или поздно сделать это придется — ей или кому-то еще. Но сейчас Сесиль ютилась у двери будто боясь, что покойный супруг наблюдает с того света и не одобрит.

— Где ваш муж хранил личные документы?

— Н-не знаю, — словно извиняясь, она отвела глаза. — Все дела Годард вел самостоятельно. Лишь иногда просил поставить подписи.

— Вы ему полностью доверяли? — сорвалось с губ.

— Разумеется. Он был моим мужем.

Едкую улыбку я сдержала, как и рвущиеся наружу слова. Безотчетно доверять можно только если очень любишь или страдаешь недостатком ума. К несчастью, эту истину я усвоила слишком хорошо.

Одну из стен занимал книжный шкаф. Верхняя полка находилась под самым потолком и пустовала. Наверное, собирать библиотеку в Леайте неблагодарное занятие. За восемь лет Обен и половины не заполнил. А, может, и не стремился. Зато бумаги содержал в порядке. Они не разбросаны в хаосе по столу, как бывает у нас с Анри, не собраны в неаккуратные кипы. Чистые листы придавлены массивным пресс-папье с фигуркой золотистого дельфина, вынырнувшего из воды. Перья заточены и уложены в приоткрытую шкатулку того же цвета. Посередине лежало начатое письмо. Речь в нем шла о партии тканей, отправленных на Дюмоновы острова. Рядом с последней буквой несколько мелких чернильных точек. Видно Обен бросил в спешке и собирался дописать позже.

— У вашего мужа хранились какие-нибудь обереги? Или другие магические вещи? — спросила я, разглядывая вазу с букетиком засохших цветов. Отчего-то подобное принято считать красивым в последнее время. Прикасаться просто отвратительно — на языке сразу появляется привкус гнили и хочется как следует вымыть руки.

— Можете посмотреть в шкафчике у окна, госпожа Ирмас. Я как-то вошла и заметила, что Годард слишком спешно его закрыл. Потом проверила и нашла амулет, похожий на хранившиеся у моей матушки.

— Ваша матушка была одаренной?

— Скажете тоже. Она боялась зависти и злого глаза.

Дверца поддалась бесшумно. Вот что значит новенькая мебель, за которой ухаживают. Никакого противного скрипа, который раздражает меня и пугает Анри, увлеченного работой.

— Сшейдов хвост, — усмехнулась я. — Господин Эрван, да здесь на аптекарскую лавку хватит.

Дознаватель тут же оторвался от бумаг на столе и встал за моей спиной.

— Что скажете? Похоже на работу Розелл?

— Надо проверить, — делать это, зная, что он заглядывает через плечо, признаюсь, крайне неловко. Покойный Годард Обен всерьез собирался защититься от проклятия. Собрал дюжину амулетов-гнезд, блестящие камушки, от которых нет толку, свечи и сплетенные хитрым образом ленты из храмов.

— Стойте, — резко проговорил Реджис, и моя рука замерла, не успев ни к чему прикоснуться. — У вас есть перчатки?

— Они ни к чему. Здесь никаких ядов, я чувствую.

— Уверены?

Повернувшись вполоборота, я кивнула.

— Абсолютно, господин Эрван. Не беспокойтесь.

Он промолчал, но остался недоволен. Я и сама понимала, как непрофессионально выгляжу. Но откуда, спаси Лорхана, взять пару тонких тканевых перчаток в Леайте вечером? Кто же знал, господин дознаватель, что так внезапно потребуете моего присутствия? Сообщили бы чуточку раньше, успела бы сходить к Ламару Бенуа и попросить об услуге. А теперь лучше не мешайте. Самое страшное, что может случиться — кожа покраснеет и станет зудеть. Интересно, дознаватель почувствует себя виноватым? Или снова спишет на мою глупость?

Амулеты были точь-в-точь как найденные в домике Розелл. Слабые, пустые и годные лишь для собственного успокоения, мол, есть и ладно, сгодятся. Храмовые ленты привычно источали тепло. Если прикасаться к ним подольше, можно почувствовать временное успокоение. Богиня Лорнара доводилась старшей сестрой Лорхане и покровительствовала стихийным магам. Ей молились о хорошей погоде, щедром урожае и просили защиты от пожаров и других бедствий, исходящих от природы. Почему Годард Обен решил обратиться к жрице — не понятно. Вот блестящие камешки в глиняной чашке — полная чушь. Создавались они легко, выглядели эффектно, а толку никакого. Суеверным старухам, впрочем, нравились, и, если верить сплетням, отводили недобрые взгляды.

— Ничего нового. Хотя…

Кончики пальцев слегка кольнуло, я резко вздохнула и прикусила язык, чтоб не ойкнуть, за что тут же получила строгий взгляд.

— Обожглись? — с укором проговорил Реджис. «А я ведь предупреждал», — так и читалось во взгляде.

— Нет. Просто странное чувство. Как будто…

Проведя ладонью над нелепой вещью еще пару раз, я колебалась, стоит ли касаться. Дознаватель за спиной решимости не придавал, да и страх, несмотря на полученные знания, присутствовал. Проклятия могут действовать через вещи, но не цепляются к кому попало. По сути это дурные пожелания, многократно помноженные на чувства, их рождающие. Если проклясть соперницу, посулив потерю красоты и заключить слова в кольцо, у случайной девицы, подобравшей его на улице, не взбухнут нарывы на лице. Посланное зло неизменно найдет правильного адресата, потихоньку вытягивая силы из создателя. Случайная девица может годами носить кольцо, а неудачливый маг будет чахнуть от собственного же творения. Круг замкнется лишь когда проклятие попадет к нужному человеку. Об этом часто забывают, идя на поводу собственных чувств. Но какими бы сильными ни были обида или ненависть, они часть каждого из нас, обоюдоострый клинок, неизменно достигающий цели.

— Госпожа Ирмас?

Я прикрыла глаза, ожидая повторения ужаса, накрывшего Годарда Обена перед смертью, но ощутила лишь холод и неровности металла. Обломок серебряной пластины, вероятно, служивший когда-то украшением, висел на грубой тройной нитке. Поверхность потемнела от времени, но пальцы без труда различали резной узор.

— Все хорошо, — я даже улыбнулась, показывая нахмурившемуся Реджису, что нет причин для беспокойства и обвинительного выражения на лице. — Это тоже защитный амулет. Вернее, часть. Серебро — сильный компонент. Но чего-то будто не хватает. Думаю, дело в недостающей половине. Поэтому свойства утеряны и защита должна быть очень-очень слабой.

— Госпожа Обен, вам эта вещь знакома?

Сесиль подошла и чуть вытянула шею, рассматривая украшение.

— Да, видела раньше. Я не понимала, зачем Годард долго хранит сломанную подвеску. Он говорил будто это добрая память из прошлого.

— Память о ком?

— Не знаю. Думала, о какой-нибудь возлюбленной.

— И не хотели узнать больше?

— Ну не пытать же собственного мужа, мастер дознаватель. К чему? Возлюбленная, если и была, так где-то и осталась. Мне дело какое? Он ведь со мной, не с ней.

Клянусь Лорханой, госпожа Сесиль Обен была по-настоящему счастлива в браке. Иначе и быть не может у женщины, настолько простой и доверчивой, привыкшей видеть не дальше собственного носа. Ей даже любопытство чуждо — получила ответ и ладно.

— Позвольте? — Реджис взял украшение, не преминув взглянуть на мои ладони. — Похоже, это не могло стать причиной проклятия, как считаете?

Глаз грифона на его перстне сверкнул алым, как случалось при каждом соприкосновении с магическими предметами. Сесиль тоже заметила и слегка попятилась. Я же, не видевшая подобного прежде, чуть не открыла от удивления рот, но вовремя спохватилась и собралась.

— Думаю, так и есть, господин Эрван. Но все же сила, исходящая от подвески, кажется знакомой. Будто я с ней уже встречалась.

— Напоминает видение?

— Совсем немного. Похожее и вместе тем нет.

— Эта подвеска у Годарда очень давно, — заметила Сесиль. — Впервые я нашла ее спустя пару недель после свадьбы. Просто ничего странного, если кто-то хранит воспоминания. Годард ведь прожил куда больше моего.

— Осмотрите остальное как следует, — то ли приказал, то ли попросил дознаватель, возвращая украшение, а сам направился обратно к столу.

Вдова снова отошла к двери, лейтенант Лоуп вовсе вышел в коридор и на какое-то время в кабинете стало тихо. Реджис просмотрел свежую учетную книгу, полистал документы, а потом вдруг спросил:

— Госпожа Обен, ваш муж вел дела с Себастианом Мейксом?

Услышав имя своего незадачливого поклонника, я тут же обернулась.

— Они были знакомы, — впервые за все время Сесиль показала осведомленность о делах мужа. — Господин Мейкс довольно приятный человек. Годард виделся с ним редко, если того требовали дела. Дружить семьями не дружили. Но, помню, Годард говорил, что намерен купить какие-то товары, прибывшие на новом корабле Мейкса. Я, мастер дознаватель, в кораблях не разбираюсь, но тот совсем некрасивым показался. И называется неблагородно — «Голубка». Я как-то в город ездила прогуляться и увидела.

— Вам известно, чем закончилась сделка?

— Скажете тоже. Откуда? Годард, впрочем, говорил, что очень повезло взять хорошие товары по низкой цене. Стало быть, прошло удачно.

Мое волнение от Реджиса не ускользнуло. Разумеется, он помнил и прерванный разговор на крыльце таверны, и приглашение Мейкса, и согласие, данное из-за дурацкой перепалки накануне. Разговора не миновать. Из помощницы дознавателя я могу запросто превратиться в свидетеля, а то и подозреваемую.

— Больше он не упоминал о сделке?

Сшейдов хвост. Назови Сесиль еще десяток кораблей, Реджис уцепится именно за этот, ведь не может же быть столько совпадений разом. Если, конечно, они не касаются меня.

— Не припомню, мастер дознаватель. Годард частенько рассказывал об удачных делах. Я ничего не смыслю, но он любил немного похвастаться. Может и говорил что, но я не обращала внимания. Он ведь как раз в ту пору сам не свой стал.

— После сделки?

— Не припомню точно. Но сдается в те самые дни. Взгляд его потух, никакие успехи больше не радовали, а слуги, я и дети вдруг стали раздражать. Если бы он только рассказал, мой бедный Годард, если бы рассказал…

Сесиль отвернулась и поспешно стерла со щеки выкатившуюся слезу. Неловко улыбнулась и отошла к окну. Реджис не стал настаивать и задавать новых вопросов. Получил необходимые ответы или же проникся сочувствием или уважением к трауру. И на первое, и на второе он способен, что удивительно при такой-то работе. Служащие королевской полиции пользовались особенной славой. Угодить в городскую стражу считалось не большой бедой, если не совершил тяжкого преступления. Но если оказался в руках человека со знаком грифона — пиши пропало.

— Я заберу подвеску и остальное, — Реджис велел лейтенанту Лоупу собрать улики, еще раз взглянул на бумаги и добавил: — Когда приедет брат господина Обена, сообщите мне без промедлений.

Вдова часто закивала, но ни слова не произнесла, поскольку плакала и была не в силах остановиться.

— Возьмите, госпожа Обен. Это умерит вашу печаль.

Я подала ей маленькую склянку с успокоительными каплями. Последнюю из старых запасов. Сама принимаю не часто, да и крепкого дядюшкиного рома еще надолго хватит, а он иной раз куда приятнее. Все равно ведь собиралась заняться приготовлением зелий.

— Б-благод-дарю, — у Сесиль дрожали губы. — С-скаж-жите, г-госпожа, Годард ум-мер на ваших гл-лазах? Он н-не страд-дал?

Леденящий ужас от разверзающейся тьмы при одном только воспоминании заставлял кожу покрываться липким холодком. Этого не объяснить, не передать.

— Не думайте дурного, госпожа Обен. Ваш супруг умер быстро, без мучений.

Сквозь слезы на лице Сесиль проступила благодарная улыбка.

Наставницы в Гавронской школе учили не жалеть приходящих за помощью, но и не быть жестоким. Облегчить страдания можно, не принимая чужой беды. Но нельзя делать ее еще страшнее, даже когда нет никакого выбора. Людское горе проходит, тускнеет со временем и словно покрывается туманом, а вот людская жестокость остается и ее не стереть из памяти.

Попрощавшись с кое-как успокоившейся вдовой, мы покинули дом. Во дворе уже ждал слуга с лошадьми, будто желая поскорее выпроводить. Я приняла поводья и недовольно представила поездку до города на кобыле, норовящей постоянно свернуть куда-то в сторону. Уж не знаю, кто решил поиздеваться: лейтенант Лоуп или мастер дознаватель самолично.

— Ну и что вы обо всем этом думаете? — спросил Реджис, подошедший последним. Полагаю, детальными наблюдениями он поделится с помощником после, а мне устроит допрос по пути.

— Думаю, вдова не знает ровным счетом ничего. Она в жизни видела только отцовский постоялый двор, тычки, оскорбления, а позже заглядывала мужу в рот.

Лейтенант Лоуп за спиной согласно хмыкнул:

— Слуги говорят, она в нем души не чаяла. Постоянно старалась угодить.

— За обожанием можно скрыть многое.

— Но не за таким же слепым! Да у Сесиль бы ума не хватило что-нибудь замыслить.

Реджис обернулся и еще раз взглянул на дом, теперь принадлежащий одинокой молодой вдове. Он чуть сощурился от солнца и, наверное, продумывал какую-нибудь из теорий, о которых я, разумеется, не узнаю. Посвятил бы, хотя бы из солидарности.

— Господин Эрван, могу спросить, почему не использовали дар как с Розелл?

— Здесь не требовалось, — прозвучало сухо.

— А если Сесиль впрямь что-нибудь скрыла?

— Как вы справедливо заметили, у нее не хватило бы ума. Да и сомнений в правдивости не возникло. В прошлый визит я пытался воздействовать, и не увидел никакой лжи.

Ах, вот оно как. Похоже, я поторопилась с выводами о высоких принципах. Находясь в истерике после ужасной новости вдова вряд ли заметила магическое влияние. Возможно, испытала большее волнение и неодолимо сильное желание плакать. Надеюсь, Реджис был аккуратен.

— Вы же понимаете — нам стоит поговорить, — тише произнес он, обернувшись.

— Прекрасно понимаю. Прямо здесь?

— Если хотите… — я только собралась возразить, но Реджис опередил: — Время к полудню, госпожа Ирмас. Думаю, лучше вернуться в таверну и обсудить за обедом.

— Приглашаете меня ко мне же домой?

— Почему бы и нет? Нам по пути? Едем?

По крайней мере, есть время обдумать предстоящую беседу. Хороший знак, что Реджис не набросился с вопросами сразу. Значит, бояться нечего и, по крайней мере пока, я не под подозрением. Однако, что если дознаватель решит использовать воздействие? Я не Сесиль, и не Розелл со слабеньким даром. Любая магия Реджиса причиняет неприятные ощущения, а уж направленная прямиком на меня… не хочу представлять. К тому же, если он так поступит, примирение насмарку. Никакого доверия, и никакого больше сотрудничества. Пусть хоть за решетку сажает.

— Мастер Эрван, а вы действительно проиграли, — со смешливой улыбкой проговорил Лоуп, оглядываясь на дом, когда проехали вперед. — Вид со второго этажа восхитительный. Госпожа Ирмас не ошиблась.

— На победу и не рассчитывал, — согласился Реджис. — Кстати, из окон таверны не видно моря?

— К сожалению, нет. Не то я бы повысила плату за комнаты.

— Не любите большую воду?

Странный вопрос. Если и любить, так только за корабли, ежедневно прибывающие в порт и обеспечивающие стабильную выручку. Моя мать жила на побережье, отец в море погиб, а дядюшка сумел заработать денег. Нежиться на песке под солнцем я не привыкла, а на прогулки не было времени.

— Я же не моряк. Шум, гам и рыбная вонь — что тут хорошего? Жить у моря никогда не стремилась.

Реджис слабо улыбнулся.

— Но все равно пришлось?

— Увы, да.

Раскрывать планы по продаже таверны я не собиралась никому, кроме Равьена-старшего. Не то слухи поползут, ненужные разговоры. А так, учитывая выкрутасы Анри, он сам вряд ли что-нибудь подозревает. Реджису же удается задавать на редкость меткие вопросы. Вроде ничего не сказал, а будто наизнанку меня вывернуть хочет. Придется держать ухо востро.