Непростое наследство

Глава тридцать первая

Мод улыбалась и тихонько мурлыкала под нос, протирая тарелку за тарелкой полотенцем. Анри скривился, распознав в простом мотивчике рыбацкую песенку, и нахмурился, когда Тибо принялся подпевать и барабанить пальцами по столу в такт.

— Хорошее, вижу, у тебя настроение, — хихикнула Эри, присаживаясь рядом со служанкой.

— Еще бы, — Лизет потянулась за куском тонко нарезанной ветчины. — Вечером небось опять ненаглядный заявится.

— Завидовала бы молча, — сестра и бровью не повела.

— А чему завидовать? Сядет он скоро на кораблик и с попутным ветром из порта уйдет — ищи-свищи. Ко мне ж плакаться придешь.

— Да больно нужна ты, язва ехидная! Нет, только послушайте! Госпожа Сорель, ну, скажите! Платье новое куплю — ей покоя нет, монету кто лишнюю заплатит — места не находит, а уж если на меня, а не на нее посмотрит кто…

— Только матросы заезжие и зарятся.

— А на тебя и им плевать.

— Ах ты, злыдня. Вот пойду и отцу расскажу. Уж он-то обрадуется!

— Ябеда проклятая, еще доносить собралась! Госпожа! Господин Анри!

Эри тихонько смеялась, наблюдая за сестрами, Тибо скучающе вздохнул, подпер ладонью щеку и громко отпил из кружки, Анри закатил глаза и отвернулся.

— Никто никуда не пойдет, — проговорила я. — Доработаете до вечера, потом сколько угодно отцу жаловаться друг на друга будете. И ты, Лизет, при гостях помалкивай, поняла? Сшейд вчера за язык тянул что ли?

Сестры по-прежнему грызлись дело не по делу, а после маскарада вовсе как с цепи сорвались. Мод познакомилась со смазливым матросом с торгового судна и три дня подряд бегала на свидания. Лизет же все норовила упрекнуть за легкомыслие и блаженный вид.

— Простите, госпожа. Ведь смотреть же на нее противно.

— Так не смотри, — фыркнула Мод. — Делом лучше займись.

— Уж разберусь как-нибудь…

— Довольно, — оборвала я. — Будете ссориться, выставлю обеих.

Переглянувшись, девушки замолчали.

— Закончили матросов делить? Давайте лучше о важном, — произнес Анри. — Сорель, не забыли, что после обеда придет торговец мукой? Надо уговорить его на скидку. Не задерживайтесь у отца, ладно?

— Приду пораньше, обещаю.

— И еще утром прислали счета. Нужно проверить, а без вас, сами знаете, я этого делать не стану. Опоздаете — будем до ночи сидеть.

— Светлые боги, Анри, да я теперь вприпрыжку побегу. Не бойтесь, все успеем.

— Господин Анри, а вы на площадь вчера не ходили? Ярмарка только через три дня, но торговцы уже съезжаются. Даже у нас один поселился. Не хотите вместе со мной госпожу Сорель проводить и заодно прогуляться?

Еще два дня назад Марта клятвенно заверила, что справится без помощницы, и Эри может смело устроить выходной. Чего, мол, девчонке все на кухне сидеть? Пускай развеется, о плохом думать перестанет, на море и моряков поглядит. Последнее Марта подчеркивала особенно, ведь тягу быть ближе к Анри заметили все. Даже Тибо притворно взгрустнул, мол, ах, какая жалость, она предпочла другого. Терк недовольно цокал языком, а Кайра, Мод и Лизет загадочно улыбались.

— Работы и без Сорель полно, — ответил Анри. — А на ярмарке и сама не соскучишься.

— Как же «сама»? — сразу помрачнела Эри. — Я ведь город до сих пор не знаю.

Несмотря на беспомощный и совершенно невинный вид Эри отличалась завидной настойчивостью. Раз за разом получая отказы, она расстраивалась, плакала, но все равно пыталась куда-нибудь пригласить этого бесчувственного сухаря.

— Пойдемте, Анри, — поддержала я. — Проводите меня к себе домой, а потом пройдетесь. Вам найдется, о чем поговорить.

— Сдаюсь, — вздохнул бухгалтер, а Эри просияла. — Убедили.

Надеюсь, к полудню таверну не затопят ее слезы.

— Правильно, госпожа, — поддакнула Лизет. — По одиночке-то ходить опасно. Слышали, какие ужасти зеленщик рассказывал? Ох, страшно. Домой теперь буду идти и оглядываться.

— Мы на этой же улице живем, — усмехнулась Мод.

— Так что же? Кто знает, где эта тварь в следующий раз спрячется? Помните, госпожа, раньше говорили будто она на тракте нападает? Теперь уж к деревне на окраине подобралась. Того и гляди в город заявится.

— Будет вам панику разводить! — одернул Анри. — Какая еще тварь? Просто волк повадился на людей нападать. Или собака одичала и взбесилась. Мало ли!

— Кто знает, — задумчиво вставил Тибо. — Не зря же столько песен и легенд о чудовищах написали.

— Ну какие еще чудовища? Все они живут в особых местах и содержатся под контролем. Вон Сорель спросите, она в магических тварях побольше разбирается.

— Вообще-то нет. Этому в Главикусе обучают.

— Но противостоять им с вашими зельями можете?

— Кое-каким — да.

— Вот потому и не стоит бояться и разносить сплетни.

Лизет недоверчиво свела брови на переносице, но не решилась спорить. Господин Анри ученый, в столице жил, мир повидал, но принимать его слова на веру, как и всегда, она не торопилась. Слишком привыкла верить в страшные сказки, от которых мурашки и холодок по спине.

На встрече с Анри Равьеном-старшим я настояла сама. Врываться в кабинет без записи и предупреждения, конечно, не стала. Полагаю, он и в прошлый раз был не слишком доволен. Поэтому сделала как полагается — договорилась на урочное время, порылась в шкафах в надежде найти старые документы и письма, способные пролить свет, постаралась нарядиться как представительная дама и взяла компаньонов. Теперь-то никто не скажет, что Сорель Ирмас ведет себя как сумасшедшая и не заботится о приличиях. А, если и раскроют рты, пусть катятся в сшейдову нору.

Господин Равьен немного приболел и оттого выглядел уставшим. Зная об этом, я прихватила пару снадобий, снимающих головную боль и облегчающих симптомы простуды. Еще обязательно приготовила бы согревающий отвар, но после него клонит в сон, а отменять назначенные встречи упрямый нотариус не собирался. Еще в таверне Анри посетовал, мол, отца не переубедить и важную работу он перенесет лишь по причине собственной смерти. Да и после замучает несчастного клиента во снах.

— Не стоило беспокоиться, Сорель. Прошу, присаживайтесь.

Разумеется, он сказал это ради приличия, тут же открывая мешочек со склянками и принимаясь внимательно их осматривать.

— Что вас привело? Анри объяснял быстро и слишком путано.

— Я бы хотела поговорить о моем наследстве. Вы ведь слышали сплетни в городе?

Господин Равьен убрал лекарства в стол и ответил:

— Увы, Сорель, их не слышал только глухой. Ваш возможный родственник делает все, чтобы занять наиболее выигрышное положение. К сожалению, на моей практике так происходило много-много раз. Понимаю ваше нетерпение, но постарайтесь держать себя в руках. Как я и говорил, понадобится очень много времени.

Я слабо улыбнулась, подумав, что именно здесь, в заполненном бумагами кабинете время будто и не двигалось. Замерло десять лет назад, да и стоит с тех пор на месте. Казалось, можно закрыть глаза, прислушаться к треску свечей и всерьез поверить, что дядюшка жив, моего дара и в помине нет, ни с кем не нужно бороться за таверну, а единственная проблема — успеть утащить с кухни последний кусок пирога. Как же странно.

— Кто бы не рассказал вам о жизни Лилли Хорсис, — склонил голову Равьен, когда я пересказала услышанное от Ноэля. — Он прав. Сейчас я как раз пытаюсь разыскать ее следы после отъезда из Шарле, а это, скажу честно, весьма непросто. Люди, где бы они не появлялись, непременно оставляют следы, но пройти по каждому — все равно, что искать иголку в стоге сена.

— Значит, есть возможность, что мы не узнаем правды?

Нотариус развел руками.

— К несчастью, да. Но не унывайте, Сорель. В этом случае вы — разумеется, если откажетесь пойти на мировую — начнете тяжбу и тогда обстоятельства дела будут рассматривать в суде. Конечно, как душеприказчик покойных Ларти и Женивы, я приму в нем участие.

— На чьей стороне?

— Выбирать сторону я не могу, поскольку должен справедливо решить спорную ситуацию. При всей симпатии к вам, если доказательства будут на стороне Дамиена…

Он не договорил, но этого и не требовалось.

— Похоже, зря отняла у вас целый час. Но сидеть на месте, ждать было невозможно.

— Не самая тяжелая потеря, поскольку этот час будет оплачен, — улыбнулся господин Равьен. — И раз уж вы здесь.

Он направился к шкафу у окна и, осмотрев ровненький ряд папок, вытащил одну — из темной, местами потрескавшейся кожи, плотно завязанную.

— Думаю, покойная Женива была бы не против, что я немного нарушу данное слово. В первую нашу встречу я немного приврал, говоря будто она ничего не оставила, — Равьен вынул конверт и положил передо мной. — Вручая письмо, я никоим образом не нарушаю закон. Это дружеская услуга — последняя из тех, что довелось оказать Жениве. Ваша тетка просила передать его по истечении года, когда станете полноправной владелицей таверны. Но, раз уж так сложились обстоятельства, лучше вам прочесть сейчас.

Я замерла, уставившись на конверт, где мое имя было выведено аккуратным витиеватым почерком. В юности тетка посещала частного учителя, а потому могла дать фору любому секретарю в магистрате. Писала бегло, но каждая буква получалась ровненькой будто с образца.

— Зачем это?

Прикасаться к письму не хотелось — казалось можно поранить пальцы об острые углы.

— Можете не верить, но в последние годы Женива смягчилась. Она была немолода, больна и все чаще сожалела, что не может с вами поговорить.

— Поговорить?

Я не помнила слов, сказанных теткой на прощание у приютского крыльца. В тот день все будто затянулось мутной пеленой. Тетка о чем-то договаривалась с воспитательницей, спрашивала, куда переводить деньги на содержание, а потом обратилась ко мне. Я будто ничего не слышала — слова стерлись из памяти. Единственное, что осталось — страх.

— Она сожалела, Сорель, — сказал Равьен, и в груди что-то сжалось. — Под конец жизни Женива считала, что обошлась с вами неправильно. Пыталась связаться с вами, но ни одно из писем не получило ответа. Из приюта сообщили, что вы покинули его, достигнув пятнадцати лет. И больше ничего. По правде сказать, самому оказалось непросто разыскать вас в столице. Вы поселились в нижнем городе, не владели никаким имуществом, не выходили замуж — не оставляли никаких записей в государственных книгах. Если бы не гильдия, я бы потерял ваш след сразу после Гавронской школы. Проживи Женива подольше, вы бы могли встретиться и, кто знает…

— Она меня ненавидела?

— Чужая душа потемки, Сорель. Понимаю, сейчас непросто, но все-таки прочтите письмо. Если сожжете или порвете на кусочки, будете жалеть. Поверьте, еще как будете. Женива надеялась, что успеет объясниться с вами лично, но не успела. Она хотела составить завещание.

Медленно протянув руку, я коснулась конверта и, что удивительно, осталась жива. Это всего лишь кусок бумаги — не ядовитая змея, не проклятие, заключенное в амулет, не жгучее зелье, разъедающее кожу. Просто кусок бумаги — последнее, что связывало с женщиной, сломавшей мне жизнь.

— Значит, сожалела?

— Прочтите и узнаете.

Слов не было. Ни единого.

Даже если тетка прожила бы еще сотню лет, перевернула вверх дном весь нижний город, у нее бы не было шанса со мной поговорить. Последний раз, когда это было возможным, остался десять далеких лет назад. Колеса экипажа, увозившего ее обратно в Леайт, поднимали пыль. Я сжимала в руках мешок с немногочисленными вещами и кусала губы, чтоб не заплакать. Надумай она тогда остановить кучера, мы бы могли примириться. Позже — ни за что. Разве я могла перешагнуть через все пережитое и спокойно поговорить? Обсудить таверну, общие дела и восстановленное родство?

— Благодарю, господин Равьен. Даю слово прочитать.

Одно легко движение пальца, и письмо превратится в пепел.

— Надеюсь на ваше благоразумие, Сорель. Позвольте проводить? И еще, скажите, не доставляет ли Анри беспокойства?

Господин Равьен негромко кашлянул, что могло быть как симптомом простуды, так и неловкости, и взглянул с нескрываемым любопытством.

— Нет, что вы. Мы прекрасно сработались и сдружились.

— Сдружились? — на его лице проступило разочарование.

— Да, Анри приятный собеседник, хоть и с непростым характером. И отлично знает дело.

— Что же, я рад слышать, — кисло улыбнулся Равьен и галантным движением открыл дверь.

Покинув кабинет господина Равьена, я решила не возвращаться в таверну. Стоит перешагнуть порог, начнутся вопросы, разговоры, суета, Анри прибежит с ворохом счетов. Надеюсь, хотя бы с Эри поговорил — одной проблемой меньше. В «коте и лютне» не смогу прочесть теткино письмо и как следует подумать.

Конверт тяжелым грузом лежал в сумочке на поясе и, казалось, не позволял идти быстрее. Неужели я ошибалась, считая тетку чудовищем? Ни разу не допускала мысли о Жениве и раскаянии. В голову не приходило искать какого бы то ни было общения после окончания Гавронской школы. Письма приходили, но сжигались непрочитанными.

Все же не зря моряки поклоняются морю, приписывая человеческие черты. Сейчас оно волновалось, словно угадывая мое настроение. Волны разбивались о камни и пенились, отползая от берега. Крепкий ветер, как и всегда, гнал от горизонта к берегу новые и новые суда. Редко выпадало, что придя на набережную, не увидишь парусов.

Лучше места чтоб прочесть письмо Женивы не придумаешь.

Из-за прохлады было немноголюдно. Местные дамы предпочитали прогуливаться в более погожие дни, а их мужья и отцы засели по конторам, погрузившись в важные дела. Я же опустилась на свободную скамью и несколько минут смотрела на конверт прежде, чем взломать печать.

«Сорель,

я не стану обращаться «дорогая», «милая», как требуют правила хорошего тона. Полагаю, тебе это нисколько не нужно и лишь вызовет злость. Мы не сумели поладить, как хотел покойный Ларти — притворство ни к чему.

Надеюсь, ты читаешь письмо, став полноправной хозяйкой «кота и лютни». Также, надеюсь, проявишь благоразумие и сохранишь дело, в которое Ларти вложил столько трудов. Возможно, жизнь в большом городе и кажется более привлекательной, что неудивительно для молодой девушки, но, прошу — отнесись к наследству бережно. Если хочешь, продай, но найди надежного человека, которому можно доверять.

Господин Равьен введет тебя в курс дела, можешь не сомневаться — я щедро оплатила его услуги. Других наследников нет, а, значит, ты не встретишь препятствий на пути. Возможно, однажды на порог заявится кто-нибудь из моей дальней родни — не переживай, они не соперники. Да и если письмо оказалось в твоих руках, год, положенный законом, минул благополучно.

Я очень больна, и боюсь, лицом к лицу уже не увидимся. Дела в таверне идут неплохо, а потому затруднения, с которыми ты столкнешься, не принесут серьезных проблем. Если надумаешь все продать, не занижай цену. Вырученные средства сделают тебя довольно состоятельной женщиной.

Из переписки с приютом я узнала, что дар позволил тебе поступить в Гавронскую школу. Что ж, прими поздравления. Признаюсь честно, я не предполагала подобного, зная о твоих родителях. Жизнь проделала жестокую шутку, наградив меня болезнью, а тебя способностью готовить лекарства.

Со смерти Ларти минуло много лет — обида и злость остыли, но, к несчастью, этим ничего не исправить. У людей в Леайте длинные языки, и ты наверняка узнала, что дядюшка не являлся образцом добродетели. С первого дня наш брак был ложью ради выгоды, в которую я имела неосторожность поверить. За много прожитых бок-о-бок лет я ни разу не почувствовала любви или хотя бы теплоты. Со стороны выглядело иначе, ведь именно на это и уходили все мои силы. Ларти поддерживал видимость, но не стремился изменить изнанку. Искренне любил младшую сестру, тебя, старых друзей, но не меня, давшую ему новую жизнь. К несчастью, так случается и, возможно, ты уже узнала, какими неблагодарными и лживыми бывают мужчины. Надеюсь, наследство не вскружит голову и не толкнет повторить мои ошибки.

Я не стану просить прощения, ведь прекрасно понимаю, что вряд ли получу. Я обошлась с тобой жестоко и неправильно. Раскаянием ничего не исправить, но, знай — я сожалею о принятом решении и, вернись время вспять, изменила бы его.

Счета в банке оформлены на мое имя, и по истечении года, ты получишь сумму почти равную теперешней стоимости таверны. Это немного возместит прошлые лишения и утихомирит желание проклинать меня до скончания веков. Также в банке хранится шкатулка со старинными украшениями, когда-то перешедшими по наследству. Они придутся к лицу, как и все прочее в молодости. Прошу, сохрани их.

Ларти любил тебя как дочь, которой у нас не было. Он хотел, чтоб именно ты владела таверной. Пусть времени почти не остается, и мы не сумеем примириться, но исполнить волю Ларти в наших силах. Передаю «кота и лютню» в твои руки, Сорель.

Да хранят боги.

Женива Ирмас»

Сминая письмо в руках, я уставилась на волны, подбирающиеся к берегу.

Сжечь не выйдет. Не потому, что белый день, мимо проходят люди, среди которых полно знакомых. Плевать — кто не знает и моей магии? Разорвать на клочки? Не смогу — на листе последние слова, сказанные теткой. Ничего, связывающего с родными, больше нет.

Попроси Женива прощения, я бы без колебаний уничтожила письмо. А уж если бы где-то строки поплыли от слез, не стала бы дочитывать. Тетка не изменила себе до последнего. Упрямая, несгибаемая, способная удержать лицо на самом краю. Ни глубокое раскаяние, ни болезнь, ни прожитая несчастливая жизнь не изменили ее.

Спустя несколько минут, я аккуратно разгладила письмо, сложила обратно в конверт и убрала в сумку. Пусть Женива и причинила одну только боль, она поступила честно. Не пряталась за лживыми уверениями во внезапной любви, не плакалась на несчастную судьбу и не умоляла о милости. Сложись все иначе, мы сумели бы договориться.

В таверне, на первый взгляд, ничего не изменилось. Кайра рассказала, что появился щедрый постоялец, вручивший целых две монеты сверху. На Мод и Лизет все-таки подействовала угроза увольнения, и они не то, что не ссорились — почти не разговаривали между собой. Анри засел в кабинете со счетами. Зная, что от него и появится больше всего вопросов, я не торопилась подниматься. Прочтение теткиного письма принесло странное умиротворение, которое не хотелось нарушать.

Лишь войдя на кухню, обнаружила: не все гладко.

— Госпожа Сорель, вернулись? — улыбнулась Марта, помешивая суп. — Давайте-ка чаю выпьем — пирог еще теплый. Смурная вы совсем в последние дни.

Эри, не поднимая головы от нарезной доски, крошила зелень и ничего не говорила.

— Не откажусь. Как идут дела?

— После праздника-то легко, — хмыкнула кухарка, обтирая руки передником. — Эри, девочка, садись с нами. Брось ты это!

Послушно отложив нож, та вздрогнула и отвернулась, делая вид, что неспешно ссыпает зелень в тарелку.

— А ты почему быстро с ярмарки вернулась? Случилось что-нибудь?

— Надоело.

— Вот, госпожа, поглядите! Выходной просила, а теперь он ей, видите ли, не нужен. Пришла и говорит, мол, нагулялась, буду работать. Ну, а мне-то чего отказываться?

Эри села напротив, нехотя придвинула чашку и медленно подняла красные глаза.

— В чем дело?

Она глубоко вздохнула и провела ладонью по щеке.

— И мне не говорит, — отмахнулась Марта.

Я убью Анри Равьена-младшего, честное слово. Разыщу какие-нибудь старинные заклинания, превращу в жабу и посажу в большую банку. Пусть как следует подумает над своим поведением, прежде, чем в следующий раз доводить девушку до слез, принося очередные проблемы. Хотя, нет, не стоит потраченного времени. Лучше устрою ему несварение желудку или икоту, из-за которой невозможно говорить.

— А где господин Анри?

— Н-не знаю, г-госпожа-а… — Эри попыталась остановить слезы — глотнула воздуха, но все равно сдалась и села на скамью, уронив голову на руки.

— Светлые боги, — охнула Марта.

Интересно, случалось ли подобное с дядюшкой или теткой Женивой? Элти говорила, что советчик и утешитель из меня хуже некуда и разумнее промолчать. О делах сердечных я вряд ли подберу нужные слова.

— Эри, милая, расскажи, что случилось, — присаживаясь рядом, я осторожно коснулась вздрагивающих плеч.

— Я ем-му н-не н-нужна-а-а… — горестно протянула она, отрываясь от стола. На миг показалось: вскочит и убежит.

— Тьфу ты! — уперла руки в бока Марта. — Подумаешь! Не нужна и не нужна! Чего реветь-то?

— А ну молчи, — шикнула я, увидев заново искривившееся лицо Эри. — Анри сам сказал?

— Д-да, г-госп-пожа. В-вы отпр-равились п-по дел-лам, а м-мы на ярм…ярмарку. Я начала гово…рить, м-мол, хор-рошо бы сход…дить вместе к-куда-н-ниб-будь еще, а госпо…господин Анри… — она бессильно замотала головой.

Марта плюнула и вернулась к помешиванию супа, всем видом показывая, насколько глупыми считает слезы из-за безответной любви.

— Что дальше, Эри?

Она притихла, вытерла щеки и ответила:

— Сказал, ничего не выйдет, госпожа. Не нужно стараться привлечь внимание и… х-ходить за ним по пят…пятам.

— А ты?

— Н-ничего, госпожа, — губы дрогнули. — Убежала. Вернулась в тав-верну.

И как теперь быть? Всыпать Анри по пятое число? Лишить части жалования? Заставить извиниться? Не могу же я наказывать человека за его собственные чувства? По правде говоря, ни чьей вины и нет. Эри влюбилась, не замечая ответного равнодушия. А Анри, если и проявил внимание, то только из-за сочувствия и совместной работы. Тьма побери эти сложности! Лишиться ни одного, ни второй я не могу и должна устроить, чтоб никто не обиделся.

— А что было делать, Сорель? — Анри возмущенно взмахнул кружкой, отчего несколько капель оказались на столе. — Согласиться? Допустим, одно свидание я бы выдержал, а потом? Эри в упор не замечает очевидного — вообразила невесть что, а я крайний? Да вся таверна потешается, и вы первая. Старина Терк и тот подколол, мол, «каюк пришел твоей свободе»?

Передразнив старого слугу, Анри сделал большой глоток и со стуком поставил кружку.

— Говорил я аккуратно и уважительно, поверьте.

— Не сомневаюсь — болтать вы горазды.

— Сорель, — он укоризненно цокнул языком. — Думаете, мне весело? Я, знаете ли, в свободное время не развлекаюсь доведением юных девиц до слез. Что, скажите на милость, стоило сделать, а? Окольных объяснений она не понимает и каждый раз норовит то взять за руку, то обнять…

Говорить мы могли прямо в зале, поскольку наступил поздний вечер, гости и постояльцы разошлись, слуги отправились спать, а Эри не показывалась из комнаты после полудня. Марта строго велела не возвращаться на кухню, пока не успокоится. Анри засиделся над счетами и домой не спешил.

— И вы, сшейдов сухарь, вывалили всю правду разом?

— Сорель, чего добиваетесь?

— Чтоб в таверне воцарился мир. Или, думаете, других проблем мало?

Анри недовольно отвернулся и шумно отпил эля.

— Если начистоту, — понизил голос. — Признаю — был резковат. Не каждый день, знаете ли, приходится давать девушкам от ворот поворот. Еще и Эри такая наивная, доверчивая.

— Совсем не нравится?

— Ни капли, — качнул головой Анри. — Перестаньте так смотреть. Попрошу извинений, если велите, но…

— Ладно уж, не надо, — я плотнее укуталась в шаль. — Эри верит каждому слову, и может решить будто передумали и даете новую надежду. Сама улажу. Как-нибудь.

Снаружи донесся приглушенный раскат грома — над морем бушевал шторм. Слава богам, не добрался к Леайту, и дождик, едва заморосив, прекратился. Луна скрылась за густыми облаками и, если б не фонари, улица бы погрузилась в непроглядную темень, иногда нарушаемую зарницами. Самая подходящая ночь, чтоб вести беседы и не торопиться домой.

— Расскажите, как сходили к отцу? — перевел тему Анри.

— Странно. Расскажу не пове…

Стук в дверь заставил обернуться.

— Хотите открою?

— Сидите, сама справлюсь. Наверное, ищут, где переночевать.

В первые дни, пережив ночной визит Кеннета и капитана Рентье, я вздрагивала от каждого удара железного кольца на двери после наступление темноты. Теперь же совсем не удивлялась. В таверне поздние посетители — обычное дело. Корабли причаливают круглые сутки, по тракту едут, невзирая на время, а морякам все равно солнце на небе или луна.

За дверью, вопреки ожиданиям, топтался не закутанный в плащ путешественник с мешком за плечами, а мальчишка-подросток в моряцкой косынке и потрепанном, не по росту, наряде.

— Не сердитесь, госпожа. За вами целитель Ошиль послал. Просил поторопиться да снадобья захватить. Помощь нужна.

— Прямо моя? Разве у него подручных нет?

Мальчика уверенно мотнул головой.

— Так ночь на дворе, помощник уехал из города, а дело срочное. Пациентке, девице, что на корабле прибыла, крепко досталось. Целитель сказал, мол, не справлюсь один. И велел за вами бежать.

— А ты кто такой?

— Так юнга, с кораблем пришел вечером. Пассажирка в каюте вещи забыла, капитан велел отнесть. Вот я побежал к гостинице, а оказалось — на девицу напали. Да не знамо кто — слуги шептались про какого-то зверя. Отнесли к целителю, а тот сюда послал.

Я прищурилась.

— Не вру, госпожа. Девица вся в ранах и глаза от ужаса круглые. Плачет, слова сказать не может. Целитель успокоил кое-как, да велел за вами бежать, мол, подручный нужен на такое дело. Сходите, госпожа, не то мне влетит.

— Записку не послал?

Мальчишка помотал головой.

— Ладно, жди здесь. Через минуту буду.

— Не могу, госпожа. Капитан три шкуры снимет, коль не вернусь.

— А если девица помрет, целитель за уши оттаскает?

— Да что мне целитель! Капитан — другое дело. Жалования еще лишит, дежурить три ночи подряд заставит, на берег не пустит… Нам ведь до утра только в Леайте стоять, шторм переждать.

— Сшейд с тобой, — махнула рукой я.

Если у страха глаза не велики, и юнга не лжет, у всех нас большие проблемы. Неизвестный зверь, нападавший на людей на тракте, перебрался в Леайт, а, значит, бродит где-то неподалеку и может выскочить на любого. К примеру, на травницу, спешащую выполнить профессиональный долг. Пожалуй, возьму пару-тройку разрывных шаров и склянок с дурманящим дымом. Убить ими крупное животное не выйдет, но напугать и обездвижить на какое-то время — самое оно. Не создали еще тварь, способную противостоять рецептам наставницы Ньярос.