Непростое наследство

Глава двадцать третья

На площади затевалось представление. Артисты, прибывшие в город в полинявших фургонах, на удивление быстро получили разрешение магистрата и уже на следующий день готовили небольшую сцену. Спектакль обещали к вечеру, а пока быстро устанавливали неказистые декорации, не обращая никакого внимания на глазеющих прохожих. Даже стайка детей, подобравшихся слишком близко, нисколько не отвлекала от работы и репетиции.

— Давайте спросим, каким богам они молились? Может, стоило бы последовать примеру и сделать подношение?

— Дело не в милости богов, Сорель, — Анри, на чью руку я опиралась, оглянулся на артистов. — Бургомистр хочет отвлечь жителей от дурных слухов и паники. Помните, Мод рассказывала? Мертвые путники на дороге, чудовища… Вам ли не знать, как здешний народ любит страшные сказки. Ну и боится скорой уплаты налогов.

— Так чего из этого больше?

— Спрашиваете! Чудовища не просят денег.

Учтя предыдущие ошибки, мы отправились подавать прошение об использовании уличной территории заранее и вдвоем. Анри ясно дал понять: вера в мое благоразумие опасно пошатнулась и висит на волоске. Предстоящая затея, и без того достаточно авантюрна, чтобы получить от ворот поворот, а если вступить в спор с чиновниками, не имела ни малейшего шанса.

— Может, ваш кавалер отправился к самым злостным должникам, а? — не удержался от подкола Анри. — В прежние времена он бы с отрядом стражников объезжал окрестные деревни, размахивая королевским гербом и грамотой с собственными полномочиями.

— В прежние времена, Анри, вас бы выпороли и оставили у позорного столба за пристрастие к азартным играм.

— А вы стали бы лесной ведьмой и отправились под суд с подачи какого-нибудь Реджиса Эрвана.

— Слава богам, те времена в далеком прошлом. Ей-богу, вы как старуха-воспитательница в приюте — лишь бы найти повод придраться.

Мы пересекли площадь и двинулись вдоль ряда лавочек, предлагающих покупателям сладости, свежий хлеб, острое поджаренное мясо, завернутое в тонкие лепешки, разнообразные чаи, привезенные с разных концов света и различные безделушки, привлекающие внимание детей и скучающих дам. В одной из витрин я взглянула на собственное отражение и осталась довольна, поскольку с перешивкой очередного теткиного платья Ламар Бенуа справился на отлично — не зря носил гильдейскую брошь.

— И все-таки жаль, что не застали господина Лэндри, — проговорила я. — Вдруг, помог бы с прошением и сегодня?

— Признайтесь, Сорель, вы просто скучаете.

— Если только самую малость. Но о деле пекусь гораздо больше. Боги, Анри, перестаньте, с такой гримасой нужно вон туда, на сцену, а не за учетные книги.

— Не угадали — актер из меня никудышний. Кстати, сходим на представление?

— Напомните вечером. Или лучше возьмите Эри для компании — она будет в восторге.

— Новостей о ее отчиме нет?

— Ничего нового. Но, возможно, Эри будет позволена встреча.

— Зачем?

— Хочет уговорить его вернуть деньги покойной матери.

Анри покачал головой и усмехнулся.

— Какая глупость. Может, переубедим сразу? Есть подходящее зелье? Глядите-ка, Сорель. Вон туда, на дорогу. Боги благосклонны — ваш ухажер объявился.

Ноэль Лэндри, о котором, несмотря на шуточки, я справилась первым делом, едва пришли в магистрат, ехал навстречу. Костюм его был припыленным, к седлу крепились небольшие сумки — похоже, в «коте и лютне» он не появлялся по причине отсутствия, а не нежелания встречаться со мной.

— Сорель, прошение подано, — тихонько протянул Анри. — Его бы рассмотреть побыстрее. Улыбнитесь что-ли.

— Да ну вас.

Ничего особенного от случайной встречи ждать не стоило, но небольшого объяснения я заслуживала. И, похоже, Ноэль считал так же, раз соизволил спешиться и направиться прямо к нам. Чувство легкой радости заставило сердце стучать быстрее, рука невольно потянулась поправить волосы, потревоженные ветерком, а в мыслях пронеслось все известное о правилах этикета.

— Госпожа Сорель, какое счастье. Не ожидал, что возвращение в город окажется столь приятным. Как ваши дела?

Вероятно в присутствии Анри Ноэль не спешил проявлять никаких лишних чувств. По слегка раздраженному взгляду в его сторону это сразу стало понятным. Он нежно пожал руку, очаровательно улыбнулся и, казалось, готов выслушать обо всех злоключениях последних дней.

— С самого утра занимаюсь делами, господин Лэндри. Скоро в таверне состоится праздник.

— Позвольте угадаю, вы подавали прошение?

Не сводя с него взгляда, я кивнула, а затем спохватилась:

— Позвольте представить Анри Равьена. Он…

— Мы немного знакомы, — кивнул Ноэль. — И я должен извиниться за свое исчезновение. Пришлось спешно уехать из города.

— Что-нибудь случилось?

— Дела служебные.

Неужели Ноэль Лэндри путешествует в одиночку? Ночью верхом на общей дороге, о которой в последнее время столько дурных слухов? С его положением можно позволить себе и карету, и сопровождение, и даже отряд стражников, если предстоит перевозить полученные в качестве налогов деньги. Либо повод уехать был невероятно срочным, либо храбрости не занимать.

— Вижу, многое пропустил, — он взглянул в сторону артистов. — А ведь Леайт казался таким тихим местечком.

«Тихим болотцем» подошло бы вернее, но в отличие от меня Ноэль умел подобрать наиболее точное слово с правильной интонацией. Восхитительный дар — говорить все и ничего одновременно.

— Иногда за переменами не угнаться. Надеюсь, заглянете в таверну?

— С условием, что расскажете о предстоящем празднике.

— Непременно. На сей раз я поступила предусмотрительнее и обратилась в магистрат пораньше. Учусь на собственных ошибках.

— Не сомневаюсь в грядущем успехе, госпожа Сорель. Простите, должен идти. До скорой встречи.

Стараясь не щуриться из-за солнца, я проводила Ноэля взглядом. Достаточно долгим, чтобы вызвать шепотки за спиной, окажись рядом кто-нибудь из знакомых. Впрочем, это ведь Леайт, а, значит, рано или поздно заговорят. Если думать о чужом мнении постоянно, можно и с ума сойти.

— Держу пари, прошение одобрят до наступления вечера, — заметил Анри, вновь предлагая руку в качестве опоры. Со стороны мы сошли бы за прогуливающуюся парочку, если не знать предыстории.

— Посмотрим, — я сдержала желание оглянуться.

— Сорель, вы всерьез решили закрутить с Лэндри интрижку?

— Светлые боги! А какая разница?

— Это скажется на таверне, не забывайте.

— И как только вам пришло в голову заняться подделкой документов, если вы такой зануда?

— Погромче кричите — не на всей площади слышно.

Признаться, что делать с Ноэлем дальше, я не знала. В отличие от Себастиана Мейкса он мне нравился — привлекал живостью, легкостью в разговоре, умением расположить к себе. О власти, положении и деньгах, несомненно имеющихся в достаточном количестве, я не думала. О выгодном замужестве и того меньше. Чудеса вроде тех, когда прекрасный принц влюбляется в крестьянку и оставляет трон, происходят лишь в сказках и глупых романчиках, которые обожает Элти. В жизни сложнее.

Подходя к таверне, мы заметили Эри, присевшую на ступени. Ее убранные в аккуратную прическу волосы растрепались, косынка, укрывавшая плечи была скомкана и служила носовым платком, а глаза покраснели от слез. Эри тихонько всхлипывала, худенькие плечи вздрагивали, голос дрожал. Увидев нас, она встрепенулась, постаралась выпрямиться, быстро вытереть лицо ладонями и совершенно неестественно улыбнуться.

— Что с тобой, Эри? Что происходит?

Я перевела взгляд на Люку Фабриса, сидевшего рядом. Мысли в голове понеслись вихрем, предлагая самые безумные варианты.

— Добрый день, госпожа Сорель, — он слабо улыбнулся. — Встретил эту девушку плачущей на рыночной площади, вспомнил, где видел и решил проводить.

— Спасибо за помощь, — я опустилась на ступень ниже и тронула Эри за руку. — Почему ты сидишь здесь и плачешь? Почему не заходишь?

Она набрала в грудь воздуха, подавляя очередной всхлип.

— П-простите, госпожа. Не хотела волновать Марту и вас, и господина Анри.

— Но что случилось?

Утешительница из меня никакая и единственное, чем могу помочь — успокоительный чай. Люка, судя по виду, тоже не преуспел, а про Анри и говорить нечего.

— Утром всегда мало посетителей, госпожа. Марта позволила отлучиться, и я решилась сходить в городскую стражу, узнать о Кеннете. Представьте, сразу же позволили с ним увидеться. О, он в ужасном состоянии — слаб, измучен и, похоже, болен. Но от этого стал еще злее.

Эри перевела дыхание, шумно сглотнула, в который раз вытерла слезы, отчего кожа сильно раскраснелась, и продолжила:

— Едва меня увидел, принялся оскорблять, назвал неблагодарной шлюхой, обвинил, мол, не делаю ничего для освобождения. Я стерпела и умоляла вернуть деньги матери. А он заявил, что пока жив, не получу ни монеты. Еще сказал: отпишет все в уплату долга своим дружкам. Госпожа, я останусь нищенкой на улице.

Глаза Эри снова наполнились слезами, она замолчала и отвернулась.

Нужно было как-нибудь успокоить и поддержать, но на ум не пришлось ничего нового. Не понаслышке зная, каково остаться совершенно одной на улице без денег, я разделяла отчаяние Эри, но способа помочь не представляла. Единственное, что в моих силах — давать работу и дальше.

— Хватит реветь, — Анри протянул руку. — Давай, поднимайся и пойдем внутрь. Сорель, есть какое-нибудь зелье? Или чай? Нельзя рассиживаться здесь долго — вон народ глазеет.

Эри перестала всхлипывать и подняла донельзя удивленное лицо — словно сам подводный бог явился на выручку.

— Благодарю, господин Равьен, — прошептала, позволяя придержать себя за плечи и увести.

— Кажется, я вмешался в семейные дела? — Люка посмотрел им вслед.

— Если бы только вы…

Двое моряков, негромко переговариваясь, приостановились чтобы поздороваться. Один с учтивой улыбкой приподнял потертую шляпу, второй неловко поклонился. Имен я не помнила — это просто невозможно, учитывая количество гостей и кораблей, ежедневно прибывающих в порт. Но лица знакомы, поскольку мелькали в «коте и лютне» уже третий день подряд.

— Как погляжу, вы здесь важная птица.

— Скажете тоже.

— Стараюсь привести вас в чувство. Вы, похоже, не на шутку взволнованы и побелели как стена. Эта Эри что-нибудь натворила?

Задай он вопрос пару-тройку месяцев назад, был бы послан в глубокую сшейдову нору и вечную тьму, откуда не выбраться. Собственными переживания я делилась разве что с Элти, да и то, тщательно выбирая, о чем говорить. После приезда в Леайт неприятности собирались в громадный снежный ком — сколько не тащи на себе, сцепив зубы, еще немного и сил просто не останется.

— Натворил ее отчим, — поколебавшись всего мгновение, продолжила: — Они были посетителями, сняли комнату, а потом Кеннета арестовали за прошлые делишки. Вытолкать Эри на улицу я не смогла.

— И теперь вынуждены разбираться?

По пальцам могу сосчитать, сколько раз оказывалась в полном замешательстве. Обычно так случалось после чего-то очень плохого, заставляющего собирать волю в кулак и готовиться к любым невзгодам впереди. Я отвыкла жаловаться на жизнь, старалась наладить ее и держаться намеченного плана. Но теперь стою возле дома, который мне по большому счету и не принадлежит полностью, и вот-вот заплачу в жилетку первому встречному. Очаровательно, Сорель!

— Почему бы не оставить Эри в покое? Пусть разбирается сама.

— Как вы это себе представляете?

— Легко. Не согласны?

Люка прислонился спиной к перилам, лениво взглянул на вывеску. Язычок пламени в фонаре задрожал, вытянулся и раздался в ширину, красиво распадаясь на лепестки.

— Спасибо, — улыбнулась я. — И, нет, не согласна.

— Впервые вижу хозяйку таверны, готовую взвалить на собственные плечи беды постояльцев и слуг. Благородно. Но вам как будто не по душе?

— Мне, господин Фабрис, здесь многое не по душе.

— Тогда почему не уедете?

Люка стоял в расслабленной позе, не обращая внимания на проходящих мимо людей, поскрипывание вывески, качавшейся на ветру, крики торговца из лавки напротив. Тень козырька над крыльцом защищала от ярких солнечных лучей, и я ясно могла разглядеть его лицо. Открытое, без тени намека на подвох и совершенно серьезное. Он стал одним из тех случайных попутчиков, которых встречаешь на борту корабля или в тесной карете по пути в какой-нибудь городок. Нет никакого прошлого, будущего, никакой фальши и, боги спасите, флирта. Только разговор — можно выложить все начистоту и больше никогда не встречаться.

— Не все так просто. Я не могу.

— Привязаны к дому?

— Это не…

Я осеклась, не находя слов продолжить.

Что или кто держит меня здесь? На предложение Анри Равьена-старшего в первый день можно было ответить жестким отказом. Рассчитать слуг, повесить на дверь тяжелый замок, заплатить сторожу и вернуться туда, где все ясно и устроено, где я сама себе хозяйка и могу поступать как вздумается, не обращая внимания на десяток условий и необходимостей. Не выслушивать бубнеж Анри, перепалки Мод и Лизет, сетования Терка об ушедших временах, пения и историй Тибо по вечерам, не подсчитывать расходы, не перешивать старые платья, не спорить с Реджисом и не выдерживать тяжелых долгих взглядов. Я могла не вспоминать о таверне целый год и жить, пусть не самой благополучной, но самостоятельно выбранной жизнью. Вместо этого я осталась, до сих пор не понимая, зачем. Может, покойная тетка напоследок прокляла?

Воспоминания о детстве с каждым днем обретали более явные очертания. Работа, когда-то принадлежавшая дядюшке Ларти, предметы, которых он касался, набережная, куда мама приводила по выходным, вышитые обережные узоры на нарядах моряков, запахи эля и выпечки, тяжелая ткань балдахина над кроватью — все твердило о прошедших годах. Даже полосатый нарисованный котяра издевательски ухмылялся, мол, смотри, я ничуть не изменился. Здесь любая вещь болезненно нашептывала, что пережитое за десять лет было не обязательным, случайным недоразумением. Я прикасалась к жизни, которую потеряла, мучилась и успокаивалась тем, что скоро уеду. Я изо всех сил не хотела признавать, что едва ли в это верила.

— А почему вы не возвращаетесь домой?

Люка отвел взгляд и чуть заметно качнул головой.

— Бывает, что возвращаться некуда, госпожа Сорель. Есть дом — стены, потолок, участок земли — за всем присматривает старый слуга. Но никто не ждет, а гнаться за собственными воспоминаниями глупо, не находите?

— Очень глупо.

Мы улыбнулись друг другу.

— Слишком странный разговор, а еще даже не полдень?

— Разве?

— Расскажите лучше, как встретили Эри.

На продолжение череды откровений Люка не настаивал. Видно лишнего груза у самого с избытком, и в эту тайну я не хочу проникать. Хотя бы в благодарность за помощь и честность.

Успокаивать плачущую Эри слишком долго не пришлось. Под чутким руководством Анри она не только стерла с лица слезы, согласилась выпить предложенные лекарства и недолго отдохнуть, но и под конец даже разок засмеялась, когда Марта принялась костерить Кеннета Ярсона на все известные лады. Кайра помогла ей привести себя в порядок и уложила спать.

Я же не находила места после бередящего душу разговора с Люкой Фабрисом. Попробовала беседовать с посетителями, но через несколько минут сдалась, поскольку не понимала ни слова услышанного. Взялась за учетные книги, но Анри велел не мешать иначе собьется, а при проверке налоговых платежей ошибаться нельзя. Мод и Лизет продолжали собирать сплетни, Тибо бренчал на лютне, сочиняя новую песню. В конце-концов я сдалась, выпила успокоительных капель и отправилась в место, куда заглядывала крайне редко.

После принесенной Лорхане клятвы почти не обращалась к другим богам. Покровительница целителей и травников, пусть и молчаливо, благоволила. Иначе как объяснить везение и то, что я цела и невредима до сих пор? Текстов молитв дословно я не помнила, но трижды в год исправно делала подношения по праздникам и исполняла положенные ритуалы. Лорхана слышит всех — иного быть не могло. В ее храмах всегда тепло, светло, благоухают зажженные травы и лежат свежие цветы.

К Лорнаре же, старшей сестре, не припомню, когда обращалась в последний раз. В святилищах мне не нравилось. Они обычно бывали небольшими, полутемными, затянутыми парами благовоний и пользовались популярностью. В чашах у ног богини горел огонь, поблескивала свежая вода, темной горкой возвышалась земля, а пустота означала воздух. От взгляда на статую Лорнары меня в детстве пробирала дрожь. Одна половина лица была нежной и красивой, вторая — испещренной шрамами и язвами. Лорнара покровительствовала всем владеющим стихийным даром — и создателям, и разрушителям — оттого и была двуликой.

В Леайте, по счастью, храм находился на окраине города и в отсутствие праздника здесь не собралась толпа народу и не пришлось проталкиваться в поисках жрицы. Она как раз была в зале и наполняла чашу чистой водой, что обязана делать каждый день.

— Доброго дня, госпожа, — проговорила я и удивленно приоткрыла рот, увидев вместо убеленной сединами старухи молодую девушку. Одета та была в длинное просторное платье с капюшоном темно-синего цвета, а волосы, лежавшие на плече, собраны в низкий хвост и украшены лентами, как полагал обычай.

— Рада встрече, — улыбнулась жрица. — Вам нужна помощь?

Несмотря на уважение к богам, со служителями я предпочитала общаться пореже. Обычно те бывали занудными, упрекали во всевозможных слабостях, зачитывали длинные отрывки из книг и смотрели с некоторым превосходством даже на аристократов.

— Да, госпожа Рели. Меня зовут Сорель Ирмас, я травница и хотела бы посоветоваться насчет свойств одного из компонентов.

Рели медленно наливала воду из кувшина с длинным узким горлышком.

— Почему же со мной? Разве я знаю больше целителей или служителей Лорханы?

Она не оставила своего занятия, пока кувшин не опустел и последняя капелька воды не упала, оставляя широкие круги. Затем жрица выпрямилась, сложила ладони в замок и жестом предложила пройтись по храму.

— Почему же? — произнесла она с мягкостью, от которой стало не по себе.

— Дело в… — разумеется, Рели поймет, как только задам вопрос. — Необычной задаче, вставшей передо мной. Что если человеку со стихийным даром создать амулет из серебра, добавить компоненты для защиты и исцеления, а потом заключить в него проклятие? Это возможно?

Жрица взглянула на меня и снова улыбнулась. Белое лицо могло показаться безупречным, если бы не крошечные отметины шрамов на висках. В школе рассказывали — они появляются после ритуала посвящения.

— Городской маг-дознаватель был здесь недавно с похожим вопросом, — проговорила Рели. — Речь о старом кулоне, сломанном на две части?

— Да, о нем.

Толку отпираться, если она видит насквозь? Служителей обучают с самого детства. Тайны они хранят как зеницу ока, а потому никто особо не знает, почему они непременно обретают дар, чем платят за него и какими силами владеют.

— Я не должна бы говорить вам ничего, — Рели зашагала по кругу, останавливаясь у каждого ароматического сосуда и проверяла достаточно ли внутри трав или благовоний. От них исходила яркая живая сила, и я ощущала всякий раз ощущала жар в ладонях. — Но господин Эрван вас упоминал. Вы пришли потому, что считаете будто проклятие передалось погибшему с кулоном? Дознаватель считает также. Почему бы вам не поговорить с ним?

Жрица поправила крышечку очередного сосуда, затем подняла голову, и я увидела, как чернота в ее глазах медленно собиралась в зрачок. Она создатель, и использует дар прямо сейчас — вот почему у меня пылают руки.

— Человек, которому принадлежал тот кулон, погиб в моей таверне.

— Ах вот в чем дело, — задумчиво протянула Рели. — Что ж. Тогда повторю уже сказанное дознавателю. Амулет я видела дважды. Первым его принес погибший Обен. В отличии от вас он полагал, что в нем не проклятие, а защита от него. Странное суждение от человека с магией не знакомого. Но он предпочел умолчать о мотивах.

— Значит, вы не знаете наверняка?

— Никто не возьмется утверждать подобное. Любые защитные свойства теряются, если не подпитывать. А тому кулону много лет, он слабый.

— Но его создал стихийный маг?

— Или травник. Или достаточной сильный бытовой. Кто угодно, знающий свойства целебных компонентов и способный общаться с драгоценными материалами. Смастерить вещь — одно, вдохнуть в нее силу — другое. Не могу сказать точнее.

— А узор? Символы на серебре?

— Вы наблюдательны, — благосклонно произнесла жрица. — Они и впрямь интересны. Я встречала такие в старых книгах, еще в первые годы обучения. Это знаки из древнего языка ариарнов — сейчас к ним обращаются редко. Да и то лишь особо увлеченные выпускники Главикуса. На серебряной пластине некоторые написаны с ошибками — потому и не сохранили силу.

— Значит, создавал кулон человек несведущий?

— Откуда мне знать? Я не делаю предсказаний, госпожа Сорель, не вижу прошлое.

Рели подошла к последнему сосуду у стены, открыла и тонкой палочкой поворошила внутри. В воздух поднялся молочной-белый дымок и запахло персиковой сладостью.

— Почему вы пришли? Мастер дознаватель отправил проверить убедиться в моих словах?

— Нет, я сама.

— Вот как?

Она обернулась, резко склонила голову набок и так внимательно вгляделась, что захотелось чем-то заслониться.

— Вас что-то гложет, верно? Не можете найти себе места?

Чему же их учат столько лет и какими силами наделяют? Рели выглядит моей ровесницей, но говорит и ведет себя словно прожила целые века. Ее лицо, несмотря на отсутствие морщин, молодым совсем не кажется.

— Вы печальны и взволнованы, — продолжила она.

— Откуда знаете?

— Мой долг — дарить людям утешение. Чувствую каждого, кто сюда приходит.

— Вы правы, — я отвела глаза. — Никто меня не посылал и не убеждал. Я пришла, чтобы получить ответы и успокоиться.

— Помогло?

— Еще не знаю. Спасибо за помощь.

Не желая находиться в храме дольше, я склонила голову в знак почтения и направилась к выходу. Как и все служители, Рели норовила влезть в душу и затянуть долгие наставления.

— Хотите услышать совет? — прозвучало за спиной.

— Благодарю не нужно, — быстро проговорила я, не успев и опомниться.

— Так и знала, — усмехнулась Рели. — Можете прийти в любое время, если передумаете.