Непростое наследство

Глава тридцать пятая

Собственного экипажа у господина Ланса Ошиля не было, а потому помощник нанял первый попавшийся, как сам же и рассказал по пути. Добраться можно было пешком, что, учитывая поздний час и выпитый ром, устроило бы меня куда больше. После нескольких капель отрезвляющего зелья, голова кружилась, а на каждой сшейдовой кочке, где скрипучая развалюха подскакивала, начинало мутить. Стоило выждать несколько минут, дождаться стойкого результата, а уж потом ехать. Но времени в обрез.

— Да что он еле тащится, — нервничал Жан, то и дело бормоча ругательства в адрес возницы. По возрасту он был моим ровесником, полгода назад окончил Главикус и, вернувшись домой, не взялся за самостоятельную практику, а решил набраться опыта, как поступали многие.

Возница, однако, честно отрабатывал полученные монеты и не щадил экипажа, доставшегося, вероятно, от прадеда. Когда в очередной раз тряхнуло, Реджис, сидевший рядом, поморщился, но не издал ни звука. Ему приходилось сложнее — и рома, и капель выпил гораздо больше.

— Слава Лорхане! — едва прозвучало зычное «приехали», Жан поспешно выскочил наружу. — Быстрее, прошу вас!

Покидая экипаж, я оперлась на руку Реджиса и предпочла не встречаться с ним глазами. Лекарство действовало, дурнота и хмель стремительно проходили, а мысли становились на места с удивительной точностью. Самое важное сейчас — сосредоточиться и заняться делом. Представлять, чем бы закончилась эта ночь, не появись Жан с дурными вестями, и изводить себя буду после. Если вообще буду.

В кабинете господина Ошиля, куда Жан бы, наверное, вел пинками, будь то в его власти, под потолком висели целых три световых шара. Один над тумбой и шкафчиком, уставленными различными сосудами, два других над столом посреди комнаты, где лежала бледная темноволосая девушка. Ее грудь тихо вздымалась от вдохов, глаза были закрыты, а с губ срывались тихие стоны.

— Господин Ошиль, что я мо…

— Туда, — махнул целитель в сторону шкафчика. — Быстрее. Она скоро проснется, и нужно дать противоядие.

Подол платья пострадавшей был наспех разрезан, левая нога полностью оголена. По бедру тянулись длинные раны, напоминавшие следы от когтей. Их края нехорошо темнели, а кровь все еще выступала, несмотря на старания целителя.

— Какой яд? — я быстро вымыла руки и надела перчатки.

Не поднимая головы, Ошиль произнес слова, от которых на затылке собрался неприятный холодок.

Сердце бешено застучало, а пальцы задрожали, хоть и помнили каждое из движений, которые предстоит сделать в ближайшие минуты. Губы зашептали рецепт — один из тех, что заучиваются наизусть еще на первом курсе и регулярно проверяются наставницами. Ни разу не приготовив его, я знала каждый из компонентов, могла назвать точное количество, описать свойства и отсчитать положенное время горения. Я знала, но боялась, поскольку одна-единственная ошибка превращала лекарство в яд. Это не бодрящий отвар и не сонные капли — переделать нельзя.

— Жан, нитки, — скомандовал Ошиль. — И свет ярче.

Я зажмурилась, вознося молитву Лорхане. Всякий раз, начиная готовить лекарство — будь то снадобье от головной боли или крем от прыщей — повторяла быструю просьбу о милости и ясности ума. Наставницы говорили будто богиня встает за спиной каждого, кто использует дар во благо. На подобную честь я особенно не надеялась, но рассчитывала, что краем глаза Лорхана нет-нет, да и посмотрит в мою сторону.

Выдохнув, коснулась узкой чашки, вырезанной из светлого дерева. Правильный сосуд, сделанный из молодой сильной ветви, еще сохранивший тепло движущихся по ней соков. Подойдет. Для «обязательных» противоядий нельзя использовать стекло или металл. Их следует готовить в предмете, имеющем собственную силу, не оттягивающем действие на себя.

Звуки в кабинете сузились до биения пульса в висках и собственного дыхания. Нельзя отвлекаться, нельзя ни на мгновение прерывать звучание рецепта, иначе можно ошибиться, создать слишком сильный огонь, перепутать компоненты, напортачить с количеством.

— Две ложки истолченной извечной травы…

Стоило открыть низенькую широкую банку, языка коснулась степная горечь. Листья и стебли были как следует просушены, измельчены в пыль, сохранившую силу поздней весны, когда их положено собирать. Мерная ложечка дрогнула, и часть ссыпалась обратно. Весы указали верное количество, и я перешла к следующему компоненту.

— Корень звериной лилии.

Вот не думала, что возьмусь за нее хоть раз после выходки Пати Райнер. Рецептов, где ее используют, с десяток-другой наберется и травники, бывало, за всю жизнь ни одного не сделают. Что ж мне так везет-то? Крохотная частичка упала в чашку, и я сжала ладонь, боясь зацепить и рассыпать что-нибудь. Оборудование у целителя отменное, но работать в новом месте всегда тяжело, не говоря о сложности рецепта.

— Не усыпляй ее, — скомандовал Ошиль. — Пусть будет в сознании.

Девушка за спиной застонала громче, а я зашептала оставшиеся компоненты. Еще никто и никогда не пострадал и тем более не умер после моих снадобий. Негоже нарушать традицию. Не зря же столько времени потратила в аптекарской лавке.

Смешавшись в кружке, компоненты приобрели густой темно-зеленый цвет. Проведя нам ними ладонью, я ощутила жжение даже сквозь перчатку и подалась назад, чтобы не вдохнуть. Нужно было надеть повязку на лицо, иначе горькая пыль попадет в нос и буду чихать до утра.

Темноволосая девушка очнулась и невнятно забормотала, Жан быстро начал уговаривать лежать тихо и потерпеть. Ошиль строго велел не двигаться. Послышался шелест, что-то упало, затем девушка сдавленно вскрикнула.

Я изо всех сил старалась не сбиваться и не торопиться. Залила травы небольшим количеством воды, зажгла от свечи лучину и коснулась ею темно-зеленой жидкости. Та ярко вспыхнула, но я сделала пас ладонью, заставляя пламя уменьшиться, а потом принялась отсчитывать положенное время.

— Госпожа Сорель? — позвал Ошиль.

Я не пошевелилась, пока не дошла до положенного счета, потом резко накрыла чашку рукой. Появилась легкая, быстро проходящая слабость, которую тут же поборола.

Девушка на столе поняла, что с ней происходит: окровавленная одежда, целитель, сшивающий раны, свет, бьющий в глаза и боль, наверняка, смешавшаяся с жаром из-за яда. Холодный пот, выступивший на лбу у несчастной, и круглые от потрясения глаза говорили о смертельном ужасе. Она попыталась отодвинуться, когда я приблизилась с кружкой. Но Жан, удержал за плечи.

— Тише, не бойтесь. Знаете меня?

Девушка судорожно кивнула. Ее лицо показалось знакомым. Возможно, встречались в таверне.

— Это лекарство. Нужно выпить. Прямо сейчас.

Несмотря на только что погасший огонь, противоядие ощущалось холодным. Они всегда такие, если приготовлены правильно. Наставницы говорили: не всем дано сразу понимать — дать снадобье пациенту или вылить от греха подальше.

Сделав глоток, девушка поморщилась, хотела оттолкнуть чашку, но я не позволила.

— Нужно пить все.

— Пейте сейчас же, — повысил голос Ошиль, накладывающий повязку на раны.

По щекам девушки покатились слезы. Вкус у противоядия просто отвратительный. Какое-то время после будет жечь губы и язык, в горле до завтра застрянет противная горечь, а наутро может подташнивать. Я знала потому, что на испытании в школе пила похожее, с теми же компонентами. Наставницы нарочно выбирали рецепты, страдания от которых проходят не сразу.

Наконец чашка опустела, Жан дождался, пока девушка проглотит лекарство и только потом позволил лечь.

— Спасибо, — Ошиль кивнул помощнику и обратился ко мне: — Без вашей помощи пришлось бы тяжело. Последний раз я готовил это противоядие лет двадцать назад, и, признаться честно, нечетко помню рецепт.

— Я делала его впервые.

— Вот как? — хмыкнул Ошиль. — Что ж, поздравляю — все удалось.

Реджис, до этого наблюдавший в стороне, подошел взглянуть на лежащую с закрытыми глазами девушку.

— Вы ее знаете?

— Видел несколько раз, — Ошиль принялся мыть руки, пока Жан убирал инструменты. — Работала в портновской лавке, как-то приносила моей жене готовое платье. Дайте ей несколько минут, мастер дознаватель, сама расскажет. Лекарство вначале слегка туманит разум. Верно говорю, госпожа Сорель?

— Так и есть, — проговорила я и отошла под видом необходимости снять перчатки.

— Жан поможет ей перебраться в более удобное место, а мы дадим прийти в себя. Не хотите пока выпить чаю в соседней комнате и перекинуться парой слов?

Реджис согласился, а я предпочла остаться и помочь пострадавшей девушке, за что Жан, судя по взгляду, оказался благодарен.

Пострадавшая девушка пришла в себя примерно через четверть часа. Господин Ошиль не позволил до той поры давать какие-нибудь лекарства или применять магию. Яд, по его словам, успел проникнуть слишком глубоко и излечению может навредить что угодно. Если б не мое снадобье, с несчастной бы вначале случились судороги, затем онемение и, наконец, смерть в полубессознательном состоянии.

Жан перенес девушку на кровать в соседней комнате, имевшуюся на случай появления таких вот неожиданных пациентов. Трижды приходил послушать пульс, проверить дыхание. Потом принес кое-какую одежду и попросил помочь, когда очнется.

Оставаться у кровати больного было не впервой. В городских лечебницах в страдающих людей хватало с избытком. Целителей и их помощников часто не хватало, а травники могли выполнять лишь малую часть положенной работы, да и надолго не задерживались. Не знаю, сколько пациентов бывало у Ошиля, но, по сравнению, со столичной практикой, ему жилось гораздо спокойнее.

Открыв глаза, девушка попросила воды, помощи с переодеванием и несколько минут, чтобы освоиться. Она назвалась Клоди Рейни, рассказала, что работает в лавке госпожи Корин — портнихи, которая недавно обозвала Ламара Бенуа выскочкой и бездарем, за что тот ее люто возненавидел. Целый вечер они с Арлет пили вино в «коте и лютне» и жаловались на зависть и злобу здешнего народа. Я, как могла, поддерживала беседу, а Тибо выбирал самые грустные баллады, чтобы уж испортить настроение наверняка.

Когда в комнату пришли целитель и дознаватель, Клоди села, прижавшись к спинке кровати, натянула одеяло до самой шеи и не сразу решилась заговорить. Стыд от того, в каком виде она предстала перед несколькими незнакомыми мужчинами, пересилил страх перед неведомой тварью из темноты. Стать жертвой нападения было не так зазорно, как оказаться полураздетой, беспомощной и вынужденной переносить чужие прикосновения. Клоди несколько минут назад едва ли не умоляла никому ничего не рассказывать, иначе в городе пойдут дурные сплетни. Забавно устроены люди.

— Госпожа Рейни, пожалуйста, не бойтесь, — мягко проговорил Реджис, усевшись напротив. — Опишите подробно, что произошло.

— А р-разве меня не поведут в городскую стражу? К капитану Жакри? Не поведут?

Ошиль сидел у стены чуть поодаль, Жан и я стояли у двери. Никто не произнес ни слова.

— Вы не в том состоянии, госпожа Рейни. Сначала расскажите мне, а после решим.

Клоди обвела взглядом присутствующих, покраснела и произнесла:

— Но разве вначале я не должна говорить с капитаном Жакри? Помнится, в прошлом году на кузину Одет в переулке набросился пьяный моряк. Так ее в городской страже допрашивали, а к вам, мастер дознаватель, не послали, мол, не такое дело.

Капитан Жакри поступил в городскую стражу еще будучи стройным, не бреющим бороды, юношей. Старина Терк, встречая его, неверяще качал головой, сетовал, как быстро бежит время и кривился, добавляя мнение, во что с годами превращаются иные люди, не умеющие прикрыть рот за столом. Начальником стражи капитан Жакри стал еще до моего отъезда в приют, да так с нагретого места и не сдвинулся. Фигуру с юных лет утратил, полюбив эль и плотные обеды, зато приобрел пышные смоляно-черные усы, выпирающее брюшко, которое пытался безуспешно скрыть под мундиром, широту в плечах, громкий голос и умение ругаться на зависть всем морякам разом. В таверне он всегда улыбался, был вежлив, но, по словам лейтенанта Лоупа и других стражников, в участке орал долго, по любому поводу и не важно на кого. Бедняжка Клоди не осознавала выпавшей удачи.

— Я, мастер дознаватель, боюсь, не то вам наговорить. Может, такие дела к капитану Жакри следует?

Посреди всеобщего молчания нетерпеливый вздох Реджиса прозвучал слишком красноречиво.

— Госпожа Рейни, рассказывайте прямо сейчас, — настойчиво повторил он.

Клоди еще раз обвела комнату взглядом, но не нашла никакой поддержки.

— Я, господа, в лавке у портнихи Корин работаю. В той, что возле порта, на набережной, знаете? Вон госпожа Сорель видно знает. Бывали же? Так вот — работы в последние дни невпроворот стало. Один зажиточный торговец старшую дочь замуж выдает. Скоро совсем, через две недели. А женщин в его доме тьма — младшие дочери, жена, матушка. Все они платья у Корин и заказали. Да только поставщики госпожу подвели — привезли ткани на три дня позже, мошенники. А мы, чтоб к сроку успеть, ночами работали. Я вот сегодня последнюю вышивку заканчивала, задержалась. Домой собралась — совсем поздний час наступил.

— Почему не остались в лавке до утра? Госпожа Корин не разрешает?

— Она-то разрешает, — Клоди махнула рукой и тут же подхватила поползшее вниз одеяло. — А родители — нет. Ругают, мол, разве ж приличные девушки дома не ночуют? Хоть какой час на дворе, я вернуться должна. Вот и пошла. Софи, моя напарница, заперлась и осталась. А я пошла. Кто ж знал, что не надо было, господа? Ох, сотню раз теперь подумаю. Лучше б от матушки с отцом нагоняй получить, чем еще раз с той тварью…

— Где именно та тварь на вас напала?

Клоди поежилась, хотя была укрыта, а комнатке из-за присутствия людей, стало душновато.

— Мы на улице Башмачников живем, господин дознаватель, возле «пегой собаки». Батюшка там эль иногда пьет, но хуже пойла не придумаешь. Я сначала по Красной улице шла — там шумно, светло, не страшно никогда, стражников опять же хватает. Всегда там ходила. Однажды, правда, какой-то пьянчуга меня с гулящей девкой спутал, да затащить в бордель хотел. Но тут же патрульный объявился и мигом поганцу по хребту съездил. Тот отстал. Так что по Красной улице я ходить не боялась. Только вот долго это. Через переулки с дворами быстрее выходит. А я устала — ноги не держали.

— Значит, вы свернули в Старый квартал? И где же?

— Напротив заведения госпожи Розин. Там, где лавка с духами. Я всегда чихаю, когда мимо прохожу. Свернула и пошла сначала переулком, потом дворами. Там темновато и заблудиться можно, но, если дорогу знаешь, за несколько минут на Башмачников выйдешь.

— И где на вас напала тварь?

— Во дворе. Я уж почти к повороту на Башмачников подошла, — Клоди заволновалась. Взгляд перебегал с одной точки на другую, пальцы комкали край одеяла, губы задрожали. — Чувство, господин дознаватель, такое страшное было. Что шуршит по углам — ладно. То крысы, то нищие бывают, то шлюха какая-нибудь клиента в сторонку отведет. Не боялась я. Но тут казалось будто кто следом идет. Тихо так наблюдает. Пару раз рык мерещился, но я старалась не вслушиваться. Шла быстрее только. А потом не выдержала, оглянулась, а из темноты два глаза красных как загорятся, да ко мне рванутся. Я закричала, а с места сойти не смогла. Тварь эта — здоровенная, сильная, с клыками, когтями так и полоснула. Я упала, попыталась отползти, а она за ногу схватила. Я изо всех сил закричала и, слава богам, стражники прибежали. Как чудовище отогнали — не знаю. Один факелом в морду ткнул, второй шпагой, а третий швырнул что-то и дымом все подернулось. Чудовище фыркать стало, рычать, назад отходить, потом пропало после.

— Вы успели разглядеть?

— Плохо совсем, господин дознаватель. Темно ж было. Как стражник факелом ткнул, показалось морда у него длинная, клыкастая, а шерсть с рыжеватым отливом и глаза громадные.

— Вспомните как следует.

Жан вопросительно оглянулся, когда я вздрогнула от набежавшей волны холода, открыла рот, но спохватилась и не издала ни звука. Неужели нужно было применять воздействие сейчас? Клоди от страха белее стены сделалась, когда про нападение заговорила. Вряд ли она лжет или скрывает особенные приметы неизвестной твари.

Клоди завороженно замерла, потом медленно покрутила головой.

— Ничего больше не помню, мастер дознаватель. От страху-то чуть дух не испустила, а как стражник дыму навел вовсе не видела — слезы полились.

— Ладно, на этом все, — Реджис поднялся с места. — Отдыхайте.

— Г-господин, — протянула руку Клоди. — А домой-то когда отпустите? Мать с отцом видно уж с ума сошли, на все лады прокляли. И в лавку завтра нужно.

— Это пусть господин Ошиль решает. Останетесь под его присмотром. Я распоряжусь, чтоб вашим родным сообщили.

Клоди снова покраснела, пробормотала слова благодарности и поправила одеяло. В выражении лица перемешались непонимание с недоверием, а усталость все довершила. Пострадавшая смотрела перед собой остекленевшим взглядом и, наверняка, мечтала, чтоб комната поскорее опустела и можно было улечься спать. Жан, правда, уже готовил порцию лекарств, а Ланс Ошиль отдал тому распоряжения и приглашающим жестом указал на выход.

На пороге целительского кабинета топтались, не сумевший пригладить волосы после неожиданной побудки, лейтенант Лоуп и двое стражников. Быстрая работа, ничего не скажешь. Интересно, кто велел явиться?

— Новости есть? — сходу спросил Реджис.

— Район прочесывают, господин дознаватель. Пока не обнаружили — зверюга как сквозь землю провалилась. Других жертв нет.

— И то хорошо. Капитан Жакри?

— Уже оповестили. Скоро прибудет в участок.

— Благодарю, — Реджис отослал помощника с подручными, велел Ошилю заботиться о госпоже Рейни и сообщать о любых случаях, напоминающих нападение чудовища, потом перевел внимание на меня: — Сорель, патрульные проводят домой.

Очертания соседнего дома за широким окном, занавески на котором, вероятно, забыли опустить, проступали вполне явственно. Небо посерело, и совсем скоро фонарщик явится тушить огни — летний рассвет всегда ранний.

— Не нужно, доберусь и сама.

— Нет, — твердо произнес Реджис и добавил, предотвращая новую попытку отказаться: — Не спорьте. Предупредите слуг, постояльцев и соседей, чтоб были осторожны и поменьше гуляли ночами.

— А, если люди поднимут панику?

— Рано или поздно это все равно случится. О Клоди поползут слухи, капитан Жакри усилит охрану. Лучше предупредите друзей и знакомых заранее. И ради богов, Сорель, оставайтесь в таверне после заката.

— Я никуда и не собиралась.

Реджис иронично приподнял бровь. Ланс Ошиль, затеявший уборку на тумбе, где я готовила противоядие и совершенно забыла привести все в надлежащий вид, отвлекся и прислушался к разговору. Только этого не хватало!

— Пожалуй, господин дознаватель прав. Мне пора.

Набросив на плечи плащ, я попрощалась, попросила сообщить о самочувствии Клоди и покинула дом. У распахнутой калитки стояли шестеро патрульных и лейтенант Лоуп. На дороге ожидал легкий экипаж с эмблемой городской стражи на дверце. Может, Реджис прикажет отвезти меня на нем? Еще минуту назад я держалась и чувствовала достаточное количество сил, но, стоило окунуться в прохладный утренний туман, желание лечь в постель и ненадолго забыть о происходящем стало невыносимым. Если бы не сшейдова зверюга, надумавшая устроить засаду в старом квартале, я бы не лихорадочно вспоминала обязательные рецепты, а наслаждалась теплом и покоем. Возможно, не одна.

О, нет, этой мысли касаться нельзя.

На крыльце появился Реджис и я, еще не успевшая справиться с собственным воображением, не придумала ничего лучше:

— Вы сейчас куда?

— К капитану Жакри, — слава богам, он погружен в более существенные проблемы, иначе сгорела бы со стыда. — Нужно решить, как действовать дальше.

Не спавший вторую ночь подряд, он выглядел утомленным. Снадобья действовали, но, чем сильнее человек уставал, тем большая доза требовалась. Если так пойдет и дальше, скоро лекарство закончится, а фальшивые братья и зубастые твари — нет.

— Вы должны отдохнуть, — я чувствовала укол вины. Если бы не Дамиан, не допрос, не ночной разговор после…

— Не беспокойтесь, — взгляд Реджиса потеплел.

— Вы знаете, что это было за существо? Судя по яду, очень редкое, почти вымершее.

— Догадываюсь. Клоди не солгала — она ничего не помнит. Но, возможно, один из патрульных, спасших ее, разглядел лучше. Это существо может сбежать и больше никогда не вернуться в Леайт, но все равно, Сорель, будьте осторожны.

— Я могу помочь?

— Нет. Здесь предстоит поработать другому человеку. Я попрошу его явиться как можно быстрее.

— Венсану Грато?

— Спасите боги! Нет, — усмехнулся Реджис. — Моей сестре.

— Сестре?

Он с улыбкой покачал головой:

— Ну я же говорил: найду, о чем рассказать. Не стоило убирать ром.

Стражники у калитки негромко переговаривались о своем. На другом конце улицы появился фонарщик с невыносимо скрипящей тележкой. Над домами пронеслась стайка гомонящих птиц. Им всем, слава богам, до нас никакого дела. Иначе каждый уловил бы повисшую в воздухе недосказанность и сопровождающую ее неловкость.

— Совсем скоро открывать таверну, — я закуталась в плащ. — И успокаивать Марту, которая точно подняла всех на уши. Нужно идти. Реджис, обязательно отдохните — у вас, кажется, покраснели глаза.