Лев отводил Ваню в музыкальную школу по вторникам, четвергам и пятницам, а в остальные дни, кроме воскресенья, на тренировки по футболу. Если шли пешком, для Льва это был любимый момент дня: Ваня шёл рядом, держа его за руку, и прохожие думали, что они — отец и сын. Правильно думали, конечно, но сам Лев не привык быть отцом в глазах общественности — слишком долго был «папиным другом-знакомым-соседом». Он водил маленького Мики в школу, но там все знали, что он «не отец». По дороге домой они заходили в магазин и Лев покупал ему шоколадное «Чудо» (ничего сильнее в возрасте восьми-девяти лет Мики не любил, потом это место в его сердце занял Фредди Меркьюри), и продавщица на кассе сюсюкалась с ним: «Дать тебе шоколадку? (поднимала растерянный взгляд на Льва) Ой, а вдруг нельзя, давай потом, когда с папой придёшь». И неважно, что Лев говорил: «Можно», кассирша мотала головой: «Лучше потом, а то вдруг аллергия, вы ж не знаете, наверное». Хотя, после ситуации с зоопарком, может, не так уж она была и не права… Но всё равно обидно!
Теперь и в обычной школе, и в музыкальной все знали, что Лев — отец. Он поднимался на этаж в класс фортепиано, и педагог, прерывая занятие, говорила Ване: «Папа пришёл». Ваня получал очередное растяжение на футбольном поле, и тренер велел ему: «Позвони отцу», имея в виду именно Льва. Это было лучшим в Канаде. Единственным, что было бы жаль потерять.
На последней тренировке Ваня заработал трещину в руке (даже пришлось заковать её в гипс) и теперь вместо футбола Лев водил его на медицинский осмотр. Они возвращались, стараясь не наступать на стыки между плитами, потому что в них «раскаленная вулканическая лава, как в Незере», Ваня перескакивал, как заяц, с место на место, а Лев аккуратно ступал рядом: один Ванин прыжок равнялся длине одного его шага. На Льве были хлопковая белая футболка, джинсы и кеды (последние он использовал для тренажерного зала и бега), он не узнавал в витринах собственное отражение, но чего не сделаешь, чтобы перестать быть «психопатичным».
Последний разговор со Славой хоть и выдался тяжелым, но давал надежды: Слава цеплялся за их отношения и Лев решил вцепиться в ответ. Не нравятся рубашки? Хорошо, он не будет их носить. Во всяком случае, не будет их носить так часто. Он попробует стать мягче. Он оставит своё мнение о Славиных экспериментах с внешностью при себе. Он сделает из себя того, кто Славе нужен, и сделает это без всякой «психотерапии», куда люди ходят, чтобы плакать и жаловаться на своих родителей. Он прекрасно знает, что у него было тяжелое детство и его отец — мудак. Вовсе не обязательно, чтобы тебе об этом рассказывал психолог.
На подходе к дому Лев заметил целующуюся парочку у подъезда: Мики со своей рыжей подружкой обжимался на крыльце. Ещё несколько дней назад он сообщал, что они «просто посидят в кафе», а теперь вот…
Лев, притормозив Ваню, шикнул:
— Подожди, пусть доцелуются, не будем смущать.
Ваня, хихикнув, остановился. С любопытством начал разглядывать происходящее на крыльце, и Лев, чтобы отвлечь его, спросил:
— Так что там про скелеты?
— А! — вспомнил Ваня и начал перескакивать с плитки на плитку. — Скелет-иссушитель может подбирать мечи и броню, его сложно победить, потому что его нельзя отравить ядом, например.
— А чем он отличается от обычного скелета? — спросил Лев, следя за сыном, как за качающимся маятником.
— Он вооружен каменным мечом и может подбирать другие мечи, а обычный скелет вооружен луком, — Ваня изобразил стрельбу из невидимого арбалета. — Скелет-иссушитель не может поднять лук, но может им пользоваться, если его вооружить с помощью специальной команды, он будет стрелять горящими стрелами. Пиу-пиу-пиу!
— И он тоже живёт в Незере?
— Нет, они обычно живут в Верхнем мире.
— Это хороший мир?
— Это игровой мир, то есть основной.
Лев перевёл взгляд на крыльцо: Мики уже скрылся в подъезде, а его подружка переходила на другую сторону дороги. Он кивнул Ване:
— Идём.
Младший, взяв Льва за руку, поскакал рядом. Сказал, запрокинув голову:
— Лев?
— Что?
— Если хочешь, можешь поиграть со мной.
Не то чтобы он хотел, скорее так — изображал участие, но ответил:
— Давай.
Ваня подпрыгнул выше, чем обычно:
— Ура! Ты сегодня добрый!
— А обычно злой? — хмыкнул Лев.
Ваня неопределенно ответил:
— Обычно ну такой.
Нифига себе — «ну такой». Да если бы не он, они бы умерли от голода — это ли не доброта?
Дома они с Ваней сделали вид, что не видели никаких поцелуев, а Мики сделал вид, что ни с кем не целовался. На вопрос Льва: «Чем занимался?», он ответил:
— Да так, читал…
Ваня фыркнул. Лев на него шикнул. Мики растерянно посмотрел на обоих.
В спальне Лев поменял белую футболку на черную, и только тогда задумался: как Слава узнает, что сегодня он отказался от рубашки и брюк? Лев же не психопат (не настолько психопат, как пытается его выставить Слава), он не носит белые рубашки в квартире, и тем более не готовит в них ужин, брызгающий во все стороны с раскаленной сковороды. Когда Слава вернется домой, Лев будет выглядеть для него как обычно, но он должен знать, что вообще-то он сегодня был необычным.
Он подозвал Ваню на кухню и заговорщицки попросил:
— Можешь сказать папе, что я сегодня ходил с тобой в больницу не в рубашке?
— Зачем? — не понял мальчик.
Лев, поразмыслив, решил, что просьба странная, как ни крути, а любые выдуманные причины сделают её ещё страннее. Поэтому он назвал настоящую:
— Хочу, чтобы он заметил, как я меняюсь.
Ваня посмотрел на него очень серьёзно, как будто всё понял, но, когда пришёл Слава, сделал всё так, как будто ничего не понял.
В шесть часов вечера, когда щелкнула замком входная дверь, Лев услышал звонкий голос младшего сына из коридора:
— Привет, Слава, — сказал он. — Лев просил передать, что сегодня он ходил со мной в больницу не в рубашке… О, а что в пакете, ты купил мне что-нибудь? О-о-о, мармеладные мишки!..
Мики, прошмыгнув в гостиную, глянул на Льва с глумливой усмешкой:
— Что, Ваня провалил задание?
— Надо было тебя попросить, — цыкнул Лев.
— Да, я бы сказал, что ты ходил без рубашки.
Конечно, Слава не впечатлился. Сначала он едва сдерживал смех, и у Льва появилась надежда, что этот ребяческий поступок их примирит (каждый раз, когда Лев делал что-то глупое или смешное, Слава смягчался), но потом он, напустив строгости в голос, сообщил, что «смена рубашки на футболку не решит наших проблем».
— Но я пытаюсь…
— Ты пытаешься не в ту сторону.
— А в какую надо?
— Я уже говорил.
Когда Слава опустился рядом, на диван, на его лицо упала солнечная полоска света, пробивающаяся через щель в жалюзи. Он сощурил глаза, и Лев заметил, как перламутрово блестят тени на веках и блёстки на щеках. Прижавшись щекой к спинке дивана, он наблюдал за этим целую минуту, прежде чем сказать: — Тебе очень идёт.
Слава хмыкнул, явно не поверив.
— На прошлой неделе это было «гадостью», — напомнил он.
— Да не будь таким злопамятным!
Слава непримиримо посмотрел на Льва.
— Вот поэтому тебе и нужна помощь, — веско заключил он.
Почувствовав, как начинает накаляться обстановка, Лев попытался сменить тему:
— Кстати, насчёт Мики. Не думаю, что ему нужна помощь.
Слава нахмурился:
— Почему?
— Ну, у него появилась девушка. И они целовались. Значит, всё хорошо, да? Разве люди, которых насиловали, продолжают жить как ни в чём ни бывало?
— М-м-м, — скептически протянул Слава. — Даже не знаю.
Ничего не становилось лучше. Ни отсутствие рубашки, ни тот факт, что он, как сказал Ваня, «сегодня добрый», ни комплименты макияжу — ничто из этого не улучшали их отношения. Что странно, ведь именно таков был список Славиных претензий: рубашки, тирания над семьей и «Это чё?» при взгляде на макияж. Он исправился, а Славины обиды никуда не делись. Когда Лев попросил его вернуться жить в их спальню, он отказался.
— Почему?
— Всё разваливается, — повторил Слава фразу, которую уже говорил на днях. — Не хочу, чтобы ты забыл.
— Забудешь тут…
Лев, прохаживался по спальне, наблюдая, как Слава забирает из нижнего ящика кровати свои одеяло и подушку. Поймав его взгляд, Слава спросил:
— Ты принял какое-то решение?
— Я ещё думаю, — сдержанно ответил Лев.
— Думай.
За стенкой послышался истошный вопль, затем последовали топот, грохот и Ванины крики, призывающие прийти на помощь.
— Скажите ему!
— Нет, скажите ему!
Они устало переглянулись, как бы спрашивая друг друга: ты или я? Слава, взглядом сказав: «Ладно, я», вышел из спальни.
Вот они — единственные объединяющие моменты жизни.