Почти 15 лет

Слaвa [44]

— Сначала на меня наорал Мики, а потом Ваня…

— Ваня тоже наорал?

— Нет, Ваня просто расплакался… Но они оба считают меня врагом, хотя я просто пытаюсь не говорить, что их отец — алкаш.

Слава ходил по гостиной, собирая с пола детские носки — утром они были главным снарядом в битве между Мики и Ваней (битва была за право первым пойти в душ). Потом Мики ушел в школу, Ваня поехал на занятия по лечебной физкультуре в детском такси, а Слава остался мыть посуду, готовить обед, вытирать пыль — между делом сдал рабочий проект — а потом снова вернулся к домашним делам.

Когда пришёл Макс, он не успел закончить с уборкой — пришлось пропустить его в квартиру и попросить подождать. Они опаздывали на премьеру новых «Звездных войн», и Слава начал действовать избирательно: носки собрал, а лего, разбросанное в углу гостиной, — в другой раз.

Макс прошел в комнату и остановился возле декоративной полки с вазами, цветами и фотографиями. На фотографиях были Слава с детьми, или Лев с детьми, или дети друг с другом. Славы и Льва вместе не было — такие снимки Слава убрал.

— Это старший? — спросил Макс, указывая на кадр, где тринадцатилетний Мики сидит под деревом, задумчиво смотрит в сторону и крутит в зубах соломенный стебелек.

— Да, — ответил Слава, мельком глянув на фото. — Сейчас он побольше.

— Он похож на Льва, — заметил Макс.

Слава, забрасывая последний носок в корзину, тяжко вздохнул:

— Все так говорят…

— Не только внешне, да? — напряженно спросил Макс.

Слава уловил это напряжение, не первый раз возникающее, когда речь заходила о старшем сыне. В голове всплыло сообщение: «…абьюзивные отношения с сыном…»

— Тебе не нравится Мики, да? — догадался Слава.

Макс развел руками, начиная оправдываться:

— С чего ты взял? Я его даже не знаю.

— Ты как будто злишься, когда мы о нём говорим.

— Меня злит, как он ведет себя с тобой, и всё.

— А как он себя ведет?

— Хамит, повышает голос… Вот даже в этой ситуации, с поездкой домой. Сам же сказал: «Мики наорал».

— Это нормально, он же подросток.

Макс хмыкнул:

— Ты любишь всякую хрень в свой адрес оправдывать…

Слава, уже несколько недель находящийся в терапии, начал ощущать её побочные эффекты: одним из таких стала привычка глубоко анализировать окружающих людей. Сопоставив в уме факты и события, он с усмешкой спросил:

— Ты что, проецируешь на моего сына неприязнь ко Льву?

— Очень смешно.

— Я не шутил. Твоё раздражение так и выглядит.

— Не будешь ставить его на место, станут ещё больше похожи.

— Я не спрашивал твоих советов по воспитанию.

Они хмуро посмотрели друг на друга, глаза в глаза. Славу затошнило от предчувствия ругани и разборок, но Макс неожиданно разрядил обстановку, извинившись:

— Ты прав. Прости.

Слава выдохнул, и только тогда заметил, как напряжено было тело — словно в готовности драться. Макс, тем временем, всячески пытался сгладить конфликт:

— В любом случае, они милые. У меня почти такая же футболка есть, как у Вани.

Слава вяло улыбнулся, взглянув на снимок с младшим сыном: там Ваня, в футболке с мультяшным динозавром, первый раз сел за новенькое пианино. В последнее время Слава часто обнаруживал это фото опущенным плашмя, но каждый раз поднимал и ставил на место.

Макс подошёл к Славе, взял его лицо в свои ладони (Слава сразу отметил, что так любил делать Лев) и, заглядывая в глаза, повторил:

— Прости, ладно? Я просто переживаю, — он наклонился для поцелуя, но Слава, будто бы случайно, повернул голову в сторону и Макс коснулся губами уголка рта.

Слава попытался отстраниться — «Мы опаздываем» — и скорее поспешил в прихожую.

На прошлой неделе они опять начали встречаться. Случайно. Слава этого не хотел.

Сначала они случайно занялись сексом, а потом случайно начали встречаться.

Это случилось после сессии с Крисом, и Слава только через день вспомнил правила, которые назвал ему психотерапевт перед началом работы: не принимать важных решений в первые сутки после консультации. Возможно, решение переспать с Максом относилось к одному из таких, но он об этом подумал слишком поздно.

На консультации они много говорили о Льве: Слава делился, а Крис слушал и кивал. Делился, в основном, чувствами — разъедающими его изнутри, токсичными и невыносимыми. Невыносимой казалась любовь. Слава боялся, что никогда от неё не избавиться, что он будет находить новых людей, но всегда будет чувствовать только его и пустоту, которую он после себя оставил.

Слава рассказывал Крису, как встретил хорошего парня, но ничего не получилось, потому что как бы он ни старался, он искал его. Он жаждал его прикосновений, его дыхания на своей коже, его руки, соскальзывающей вниз по животу, так, как умел делать только он: едва касаясь пальцами кожи, а потом ниже, ниже, к паху, и чувствовал, как под его ладонью вытягивается член, подчиняясь только его рукам, только его языку тела. Иногда он лежал в темноте и представлял это снова и снова — как рука Льва скользит по его телу — и невольно выгибался навстречу его движениям, как будто бы всё происходило по-настоящему. Потом, вздрогнув, он пытался вспомнить, когда это было последний раз: полгода назад? Больше? С ума сойти, он так долго не прикасался к нему. Такого не было никогда.

Конечно, он не говорил Крису всё это про кончики пальцев, живот, член… Но про чувства — говорил. И про страх, как его называл Слава, никогда-не-повторенья больше ни с кем. Он боялся всю оставшуюся жизнь прожить воспоминаниями о том, как любимый мужчина опускал ладонь на его живот, и он вздрагивал, как под электрическим током — и это повторялось из раза в раз, даже если это было тысячное прикосновение в их жизнях — он вздрагивал и в тысячный раз тоже.

— И самое ужасное, что я отказываюсь от него сам, — говорил Слава. — Потому что это типа… нездорово… Да?

— А вы сами как считаете? — спрашивал Крис. Он всегда так отвечал.

Слава только выдохнул:

— Я боюсь никогда себе этого не простить.

— Чего именно?

— Того, что пришёл от него лечиться. Иногда я думаю, что боюсь этого излечения, потому что оно будет означать его потерю.

Крис это записал.

Когда Слава вышел из кабинета, эмоции спали, ситуация перестала казаться такой накаленной. Он встретился с Максом в холле, и они поехали к мосту Капилано — достопримечательность, которую Макс обещал ему показать еще несколько месяцев назад. Это должна была быть дружеская прогулка по окрестностям города, но, не доезжая до моста несколько километров, Слава свернул по глухой дорожке в лес и остановил машину.

Макс покосился на него, как на опасного типа:

— В чём дело?

— Можешь дать мне руку? — попросил Слава.

Макс протянул свою ладонь, и Слава сунул её под толстовку, прижимая к животу.

— Расслабь пальцы, — шепотом попросил он.

Макс подчинился, и он, управляя его рукой, провёл подушечками пальцев от пресса к паху — пока те не коснулись пояса джинсов.

— Ты хочешь?.. — уточнил Макс, от смущения проглотив слова.

Слава кивнул, и парень подался вперед, поцеловал Славины губы и, расстегнув пуговицу и ширинку, быстро протолкнул руку в джинсы. Слава поморщился: это было не так. Не так, как он хотел почувствовать.

Потом он спрашивал себя тысячу раз: зачем? Это пятиминутное удовольствие от минета правда того стоило? К нему приходил только один ответ: хотел доказать сам себе, что это можно повторить, что если показать хорошему человеку, как нужно, то почувствуешь то же самое.

Пока получалось доказать другое: повторить невозможно.

Когда Слава кончил, они быстро отстранились друг от друга, как будто хотели сделать вид, что ничего не было. Слава на то и рассчитывал, а вот Макс, похоже, пытался посмотреть ему в глаза и понять, что случилось.

Стараясь не встречаться с ним взглядом, Слава вытащил пачку салфеток из бардачка: одну протянул Максу, второй вытерся сам.

— Спасибо, — прохладно произнёс Макс, проводя салфеткой по губам.

Славе всерьёз стало холодно от его тона. Он начал лихорадочно соображать, получится ли у них сменить тему, но Макс прямо спросил:

— Что это было?

— Ничего, — неестественно ответил Слава. — Поехали на мост.

Макс, помолчав, резко отвернулся и сказал:

— Отвези меня домой.

— Что?

— Отвези меня домой.

— Ты чего?

Он понимал, до чего глупо звучит его вопрос, но всё ещё рассчитывал… отшутиться. Если от минета вообще можно отшутиться.

— А ты чего?! — вскинулся Макс. — Ты типа по приколу заставил меня тебе отсосать, а сейчас мы дальше поедем?!

Слава опешил:

— Я тебя не заставлял!

— Я что, сам полез?!

Макс перешел на крик, и Слава инстинктивно вжался в кресло.

— Нет, но… — он сделал последнюю попытку оправдаться, но Макс громко повторил, чеканя слова:

— Отвези! Меня! Домой!

Слава, выдохнув, завёл мотор. Кивнул:

— Хорошо.

Дорога заняла тридцать минут, и всё это время они молчали, зато споры в голове Славы не утихали.

Одна его часть твердила, что он — мерзавец. Как можно было, зная, что Макс безответно влюблен и готов на всё, склонить его к этому ради дурацкой проверки чувств, которая даже не сработала. И какие чувства он этим проверил? Чувства ко Льву? Убедился, что они на месте? А без этого, можно подумать, не догадывался! Втянул человека в свои психологические травмы, чтобы тот об них тоже травмировался — какой молодец!

Но стоп, стоп, стоп… Это уже вторая часть подключалась. Что значит «заставил»? Он не заставлял. Руку на живот положил — и то с разрешения. Всё остальное Макс сам решил сделать, а Слава просто его не остановил.

Да какая разница? Сам, не сам… Макс поддался, потому что влюблён, а он, Слава, воспользовался, как последний подонок. А теперь ещё надеется дружбу сохранить после этого. Отблагодарил, блин, за литры апельсинового сока и манной каши…

Думая об этом, Слава иногда косился на Макса: тот, отвернувшись, смотрел в окно, но Слава слышал приглушенные всхлипы время от времени. Черт.

Когда он остановил машину возле дома Макса, в нём проснулась еще одна часть, третья — взращённая Крисом. Она проснулась и сказала: «Да, ты был не прав. Ты поступил плохо и неудобно. Можешь извиниться. Но больше ничего делать не нужно, разреши себе таким для него остаться: плохим и неудобным. Разреши себе его расстроить. Не подстраивайся под его обиду».

Жаль, что она проснулась слишком поздно. За полсекунды до этого Слава, пытаясь выкарабкаться из-под невыносимого чувства вины, выпалил:

— Макс, это было не по приколу. Я люблю тебя.