Почти 15 лет

Лeв [25]

Времени искать зеленый корректор не оставалось: в восемь утра начинался рабочий день. Вернувшись в спальню, где в его постели всё ещё лежал голый иранец, Лев, проходя к шкафу, бросил мимоходом грубое: «Вставай».

Тахир завозился, потягиваясь и сминая простыни, и Лев, подняв с пола его рубашку, кинул её на постель, попав ровно в парня.

— Вставай! — нетерпеливо повторил он.

Прилетевшая в лицо рубашка взбодрила Тахира и он, растерявшись, спросил:

— Ты чего такой злой?

Лев, затягивая ремень на брюках, возмущенно выговаривал:

— Какого хрена ты оставляешь на мне свои сраные отметки? Я что, твоя собственность? Я — врач! Как я пойду на работу с этим на шее?

Тахир, улыбнувшись, только пожал плечами:

— Да ладно, это же прикольно.

Лев вспылил ещё больше:

— Что прикольного? Ты считаешь, я хочу оповестить всех, что у меня был секс? Мне же не четырнадцать!

Застегнув рубашку на все пуговицы, он долго пытался поставить воротничок таким образом, чтобы тот закрывал засос, но как ни старался, получалось скрыть только наполовину. Тахир, тем временем, натягивал на себя одежду, довольно поглядывая из-под длинных ресниц: видимо, страшно собой гордился.

В подъезде, пока Лев запирал дверь, Тахир, опершись на перила, спросил:

— Увидимся сегодня вечером?

Лев хотел ответить: «Нет». И ответил бы, если бы не чертово солнце. Из подъездного окошка, расположенного точно под потолком, пробивались солнечные лучи и полосками света падали на лестничную площадку. В одной из таких полосок стоял Тахир: прищурив один глаз, он бесхитростно смотрел на Льва снизу-вверх, скривив губы в полуулыбке, и этим выражением лица очень напоминал Славу.

Убрав ключи в карман, Лев шагнул к нему и подался порыву раньше, чем успел его обдумать: наклонился и поцеловал Тахира — так, как обычно целовал на прощание Славу, легким касанием губ.

Когда он разорвал поцелуй, Тахир выдохнул:

— Вау. Как нежно…

— Увидимся, — коротко сказал Лев и заспешил вниз по лестнице.

По дороге он быстро ответил Славе: сообщение про зеленый корректор проигнорировал, а на план лечения ответил: «Сколько это будет стоить?». Ответ пришёл быстро: «Нисколько». Новость, которая раньше бы порадовала Льва, теперь угнетала: он хотел чувствовать себя полезным, хотел доказать и себе, и Славе, и детям, что уехал не зря. Подумав, он спросил про Мики: «А ты нашёл психотерапевта?». Это было ещё одно доброе дело для детей, на которое он мог бы прислать деньги. Слава написал: «Мики пока отказывается». Лев прыснул и написал: «А ты его не спрашивай», на что Слава, прислав эмоджи закатывающих глаз (боже, он даже на расстоянии умудряются их закатывать), ответил: «Психотерапевты так не работают». Лев не понял — почему? Если ребёнок болеет, родители решают, как он будет лечиться — зачем спрашивать согласие на лечение у ребёнка? Может, они ещё у Вани спросят, хочет ли он прийти в себя после комы? Какой бред.

Зайдя в больницу, он прошмыгнул мимо регистратуры, бегло поздоровавшись с администраторшами. Стараясь нигде не задерживаться, добрался до лифта и занял позицию в углу, вежливо улыбаясь каждому следующему заходящему, а потом выскочил из лифта последним, сразу последовав в процедурный кабинет — быстрее, чем встретит кого-нибудь из коллег. Там, в процедурном кабинете, заступала на пост старшая медсестра — Виктория Викторовна, с которой они были знакомы уже больше десяти лет. Она много хохотала, красилась в морковный цвет и, как сказал бы Мики, «всегда была на приколе».

Лев, остановившись на пороге, вежливо поинтересовался:

— У вас пластыря не найдется?

Виктория Викторовна, оглянувшись на него, начала веселиться в своей манере:

— Ну, даже не знаю, это же всё-таки больница, откуда тут у нас… — а потом, в своей же манере, громко расхохоталась.

Лев улыбнулся и смиренно подождал, пока она прекратит смеяться и даст ему пластырь.

— А что у вас случилось? Порезались? — спросила она, копаясь в ящике с одноразовыми шприцами и спиртовыми салфетками.

— Да, типа того.

Она протянула ему длинную полоску пластыря, но Лев покачал головой: сказал, что нужен квадратный. Она и такой нашла: белый, с подушечкой в середине — на такие в отделении крепили катетеры к рукам.

Взяв пластырь, он понял, что, если повернется, Виктория Викторовна сразу поймет, что случилось. Подождал секунду, надеясь, что она отвернется, но она продолжала таращиться на него в упор. Лев подумал: может, пойти в другую сторону? Но в другую сторону выход на лестницу, там ещё больше людей…

Вздохнув, Лев попросил:

— Давайте это будет наш с вами секрет.

Повернувшись направо, он направился к ординаторской под её испытующим взглядом.

Конечно, никаким «секретом» это не будет. Если в отделении о чём-то знает старшая медсестра — можно считать, об этом знают все.

В конце рабочего дня ему написала Карина: спросила, нужно ли, чтобы она «зашла в гости». Лев обиженно напечатал в ответ: «Нет, спасибо». Поставил в конце точку, чтобы она поняла: он всерьёз обиделся.

Вернувшись с работы, он сразу лег спать, с горечью обнаружив, что постель пахнет чужим мужским одеколоном. Поворочавшись, не зная куда деться от запаха иранца, он поднялся и вытащил из шкафа Славину футболку, для которой выделил отдельную полку. Снова лёг, завернулся в одеяло и обнял футболку, уткнувшись в мягкую ткань носом. Запахло Славой. Он быстро заснул.

А проснувшись ближе к полуночи, умылся, принял душ и поехал в бар: даже успел до закрытия метро заскочить в последний поезд. Можно было бы дождаться Тахира дома, но он не выносил одиночества и тишины.

В баре народу было больше, чем в прошлый раз. Льву пришлось растолкать какую-то гей-парочку: парни, слившись в поцелуе, перекрыли ему путь к барной стойке. Протискиваясь между ними, Лев смерил презрительным взглядом и одного, и второго, как бы говоря: «Ну вы и педики, конечно». Они и выглядели также — как педики.

Тахир, заметив его, махнул рукой и обворожительно улыбнулся:

— Привет, сладенький.

Он сказал: «Sweetie», что, видимо, нужно было понимать как: «Сладенький». Льва внутренне передернуло.

Садясь за стойку, он бросил:

— Сделай что-нибудь, как в прошлый раз.

Иранец кивнул, не переставая похотливо улыбаться. Льву казалось, каждый в этом баре замечает, что между ним и барменом что-то было. Его беспокоило, что все считают его геем, но мысль, что все вокруг тоже геи, не уменьшала его скованной враждебности.

Тахир поставил перед ним вытянутый бокал с красноватым содержимым — таким же, как в прошлый раз, и Лев, отпив, уловил знакомые нотки гренадина, и в то же время, что-то новое — жаром прошедшее по горлу. Глотнув ещё раз, он понял, в чём дело.

— Там алкоголь, — констатировал он, посмотрев на Тахира.

Тот довольно кивнул:

— За счёт заведения.

— Когда я говорил, как в прошлый раз, я имел в виду — как в прошлый раз, — с раздражением выговорил Лев. — Что там?

— Водка.

— Ну ахренеть, — выдохнул он на русском.

Тахир наклонился к нему и жарко прошептал в самое ухо:

— Ты очень напряжен. Расслабься.

Медленно отстранившись, он задержал своё лицо возле лица Льва, как для поцелуя, но вместо этого перехватил губами трубочку из его коктейля и отпил, не сводя взгляда со Льва. Внизу живота сладко заныло.

К тому моменту, как Лев допил коктейль до конца, произошёл целый ряд приятных изменений: педики перестали его раздражать, а флиртующие мужчины начали веселить. На него накатывала волнующая радость каждый раз, когда кто-то подсаживался за соседний стул и начинал делать комплименты. Вчера это казалось ему омерзительным, но сегодняшнему Льву было странно то омерзение: комплименты — это ведь так приятно.

Как только кто-то из мужчин сокращал между ними расстояние или пытался коснуться Льва, Тахир, смеясь, мягко вмешивался, приговаривая на английском:

— Стоп, стоп, стоп, мальчики. Он — мой.

Произнеся это, он покровительственно клал руку ему на плечо и сжимал.

После коктейля с гренадином последовал ещё один, другой — из колы, текилы, рома и водки. Тахир поставил его передо Львом, а тот начал пить, напрочь забыв про все свои «нельзя». В голову ударило сильнее, чем от «Ширли» с водкой, пространство искривилось и в голове загудело. Лица окружающих размылись, как на испорченной линзе, и Лев выхватывал только отдельные: те, что приближались к нему вплотную.

Были мужчины, много мужчин, они что-то говорили, спрашивали, сменяли друг друга, хохотали большими ртами. Кто-то сказал в самое ухо, что ему, наверное, плохо. Лев закивал: из всего, что происходило, он смог осознать только эту фразу. И он, этот мужчина, сказал: — Тебе нужно умыться.

Лев опять кивнул: звучало как то, что ему действительно необходимо сделать. Он начал подниматься из-за барной стойки и чуть не упал — его подхватили под руку, и он удержался.

В туалете, где в двух из трёх кабинок занимались сексом, он долго стоял над включенным краном, смачивал руку в холодной воде, а потом брызгал на своё лицо. Трезвел ровно на полсекунды, а потом опять проваливался в пьяную бездну. Мужчина, который вывел Льва в туалет, стоял рядом, наблюдая за его действиями, и говорил: — Ты так прогресса не достигнешь.

Но Лев не понимал, что он пытается ему сказать, потому что вместо слов слышал только кашу, слепленную из отдельных букв.

Мужчина развернул его к себе, и Лев удивился, что ему пришлось поднять взгляд, чтобы на него посмотреть: он привык, что обычно все ниже его ростом, а не выше. Но этот был выше, на полголовы: мощный, как викинг, и рыжий, как ирландец, со жгуче-оранжевой щетиной под цвет волос. Он заглянул Льву в глаза и произнёс: — Не липни к этому бармену.

— Что? — переспросил Лев, всё ещё не улавливая смысл.

— Бармен, — четко проговорил мужчина. — Не ходи с ним никуда. Он тебя спаивает.

— Ясно, — кивнул Лев.

Он просто так это сказал. На самом деле, нихрена ему было не ясно.

Мужчина, вздохнув, предложил:

— Давай я отвезу тебя домой?

— Зачем? — мигнул Лев.

— Здесь не безопасно для тебя.

Что-то мелькнуло в светлых глазах — что-то, что Лев прочитал как недоброе — и он отшатнулся от викинга. Сказал, покачав головой:

— Нет, я не поеду.

— Точно? — мягко переспросил мужчина.

— Точно.

Лев, оттеснив его, спешно вернулся за барную стойку. Последнее, что он запомнил о том вечере: как Тахир поставил перед ним новый бокал с коктейлем и, подмигнув, снова сказал:

— За счет заведения.