Почти 15 лет

Лeв [57]

Десять часов двадцать две минуты сорок четыре секунды — ровно столько длился их звонок по Скайпу: от сибирской ночи до ночи в Ванкувере.

Отключив вызов, Лев откинулся на подушки, огляделся по сторонам, задержав взгляд на смятых салфетках и смазке, посмотрел на своё обнаженное отражение в дверце шкафа, и подумал: «Какое доброе утро…»

А потом: «Нужно всё привести в порядок».

Этим он и занялся: сначала привёл в порядок себя — принял душ, умылся, сбрил щетину, рассмотрел в зеркале припухшие синяки под глазами (всерьёз задумался о патчах), оглядел тело, за месяцы запоя похудевшее и потерявшее форму (всерьёз задумался о тренажерном зале), и только потом, натянув футболку и штаны, взялся за всё остальное.

Застелил постель, разложил одежду по полочкам, перегладил рубашки, натёр кухню до блеска, помыл собаку, еще раз помыл себя (после того, как собака активно сопротивлялась мытью), нашёл настенный календарь, подаренный коллегами к Новому году, повесил его над письменным столом и стал зачеркивать дни. Пятое января — позади. Осталось двадцать шесть дней.

Он не видел Славу вот уже пять месяцев, но после неожиданно случившейся близости эти двадцать шесть дней растянулись для него в вечность. Он утешал себя: «Ты ждал гораздо дольше».

Вечером он сходил в тренажерный зал (планировал начать бегать, но минус тридцать на столбике термометра сбили настрой). Там, шагая по беговой дорожке, он то и дело поглядывал на телефон: не хотел пропустить момент, когда проснется Слава, чтобы пожелать ему доброго утра. Еще никогда их отношения не переходили в интернет-пространство, если почитать переписки последних лет, они ограничивались вопросами: «Тебе что-нибудь купить?» или злобными сообщениями от Славы: «Опять вызывают в школу пздц» (матерящиеся эмоджи в придачу). Теперь Льву приходилось учиться быть нежным через буквы, и, на удивление, это давалось проще, чем быть нежным вживую: желая доброе утро, он с легкостью ставил запятую и дописывал «родной». Всё, что застревало в горле, легко ложилось на текст.

«Причём всегда», — мрачно подумал он, вспоминая свои потуги в стихосложении.

Той ночью они переписывались до двух часов: Слава спросил, как Лев думает, считаются ли они настоящими друзьями, и что вообще такое дружба. Лев сказал, что считает Славу своим самым близким другом, потому что никогда и никому не доверял столько, сколько доверяет ему. А Слава нарисовал на планшете целую схему, объясняющую, что такое дружба, по его мнению, и прислал ему, но пока Лев изучал, куда какие стрелочки ведут и что из чего следует, случайно заснул с телефоном в руке, не попрощавшись. Тень в ту ночь не приходила.

А на утро он обнаружил сообщение: Слава, не дождавшись никакой реакции на свою таблицу, написал: «Отлично, ты уснул от скуки, я этого и добивался! Доброй ночи»

Он снова начал день с заботы о себе: с душа, с пробежки вместе с собакой (минус пятнадцать — терпимо), с завтрака. За эти месяцы он отвык готовить настоящий завтрак, а тут старался, как не для себя: омлет с помидорами и сыром. Привел в порядок книжную полку: отсортировал тома по порядку. Пока возился, болтал со Славой через наушники: у того одна тема была неожиданней другой: «А почему завидовать — это плохо? Сегодня сказал Ване не завидовать, а теперь думаю — а почему бы и не позавидовать?»

Они размышляли вместе, а Лев думал: как круто. Прошло пятнадцать лет, а они всё ещё могли говорить о чём угодно.

«А ты бы убил Гитлера, если бы попал в прошлое? А Пу… Так, стой, тебя там не прослушивают?»

«Интересно, что детей убивать сложнее, чем взрослых, даже если знаешь, что они вырастут в чудовищ. Да нет, я не про наших, я же гипотетически… Ну это мы просто про Гитлера начали, поэтому я так сказал!»

Иногда они замолкали, потому что, при прорисовке сложных деталей, Славе требовалась тишина. Он не просил об этой тишине, просто Лев знал: если замолчал, значит, что-то там вырисовывает. И тоже молчал.

— Лев, — неожиданно окликнул он.

— Да? — он отложил в сторону Достоевского.

— У меня уже поздно. Я скоро спать.

— Хорошо.

Шумно выдохнув в динамик, Слава предложил:

— Можем еще раз попробовать, если хочешь.

— Ты про секс?

— Да.

Лев посмотрел на календарь над столом и шутливо произнёс:

— Сегодня же православное Рождество!

— Это значит «нет»? — уточнил Слава.

— Это значит да! Праздник же!

Второй раз получился лучше, со знанием дела: раскованней и смелее, без стеснения и: «Ты специально камеру поднимаешь так, чтобы я ничего не видел?». Вместо традиционного «дай пять», Слава в конце отправлял сердечко, которое раздувалось на весь экран и стучало из динамиков. Лев, обессиленно опускаясь на кровать, в ответ отправлял такое же.

Какое-то время они лежали, не отключая камеры, и разглядывали друг друга — взмыленных, уставших, шумно дышащих. Слава, облизнув губы, непринужденно сообщил:

— Есть секс-игрушки, которые можно подключить к смартфону партнера, и он будет управлять ими издалека.

Лев даже замер от неожиданности.

— Это предложение?

— Да, — кивнул Слава. — Представь, ты на операции, а тут я достаю смартфон и…

Лев прыснул, не давая ему договорить:

— Слава, блин!

— Ну что? — он засмеялся.

— Я не пойду с вибратором в заднице на операцию, — серьезно ответил Лев.

Слава цыкнул, переворачиваясь на спину:

— Ну и зануда.

Он задумчиво посмотрел в потолок, словно разглядывал что-то, а потом:

— Ну так вот. Думаю, я бы Гитлера убил.

— Серьёзно?

— Ага.

Лев удивился: сам-то он ответил, что не стал бы. Не то чтобы специально подбирал пацифистские ответы, но всё-таки старался быть ближе к Славе в своих рассуждениях. А тут…

— А если бы всё стало ещё хуже, чем при Гитлере? — предположил Лев.

Слава пожал плечами:

— Не попробуешь — не узнаешь. Я бы попробовал.

— Но ты же против оружия!

Слава поморщился, как будто вспомнил что-то неприятное:

— Блин, точно!.. — и вздохнул: — Придется тогда голыми руками убивать, ничего не поделаешь.

Он снова засмеялся, напрягая пресс, и только тогда заметил, как устали мышцы живота — так много они смеялись друг с другом! «Это точно любовь», — подумал Лев.

— Спи спокойно, мой принц из восточных сказок, — прошептал он. Это было в сто раз интимней, чем сказать: «родной».

Слава улыбнулся, повернулся на бок, обхватывая подушку руками.

— А тебе хорошего дня, мой принц из скандинавских.

В спальне Славы стоял оранжевый полумрак в свете настольной лампы. В спальне Льва, отражаясь от зеркала, падала полоска света на постель. Солнце никогда не посещало их царства одновременно.

Не потому ли, что эти царства на разных концах Земли?