Почти 15 лет

Слaвa [38]

В детстве у Юли стояли скобки на зубах: к сожалению, их установка совпала с поступлением в школу.

Тогда, на линейке, которая про «Первый раз в первый класс», Славик тоже присутствовал: пришёл туда с мамой и сестрой. Всю дорогу Юля вела его за ручку, и он очень гордился, что его сестра настоящая первоклассница, такой взрослой она казалась ему в те времена. Славик был уверен: все прохожие на них смотрят и завидуют важности этого дня.

Но на линейке какой-то противный рыжий пацан — огромный, как шкаф (особенно если смотреть на него глазами трёхлетки) — начал смеяться над Юлей из-за скобок и называть их «удилами, как у лошади». Другие дети подхватили эти смешки, Юля заметно растерялась, но Славик — нет. Он поднял с земли тяжелую палку, подошёл к рыжему (его звали Вовкой, на всю жизнь запомнил) и со всей своей трехлетней силой ударил того по коленям — выше не дотянулся. Вовка взвыл, Юля ойкнула, а Славика схватила за руку какая-то женщина (как потом выяснилось — Юлина учительница) и строго спросила: — Ты где этого понабрался?

Славик запротестовал:

— Он обзывал её лош…

— Ты где этого понабрался? — перебила она его. — Тебя что, не учили, что нельзя бить людей?

— Но…

Он снова хотел сказать про «лошадь», но учительница хмурилась и говорила:

— Нельзя никого бить! Конфликты должны решаться словами, а не кулаками! Нужно было рассказать маме или мне, а не бить, понял?

Славик растерянно оглянулся, в поисках мамы, но та стояла в самом последнем, «родительском» ряду, и не видела драмы, разворачивающейся среди первоклассников. Вовка смотрел, как отчитывают несчастного малыша, и хихикал.

— Просто он назвал мою сестру лошадью, — наконец сказал Славик, зло поглядывая на первоклассника.

— И что? Надо было его бить? С этого всё и начинается. Хочешь потом тоже вырасти хулиганом и обижать девочек?

Славик испугался:

— Не хочу!

— Тогда больше так не делай! — они пригрозила ему пальцем и отпустила.

Славику сделалось так стыдно, что уши заложило. Он прижался к сестре, пытаясь спрятаться за ней от своего позора, а учительница переключилась на Вовку:

— А ты, Фартов, чего смеешься! Я с тобой в кабинете поговорю!

До конца линейки Славик не отпускал Юлину руку, стоял, пристыженный и притихший, и слушал, как на фоне из динамиков играет песня:

Книжки добрые любить,

И воспитанными быть

Учат в школе, учат в школе,

Учат в школе…

Шутка про скобки и лошадь жила в Юлином классе ещё пару дней, а потом забылась. Зато Славе запомнилось на всю жизнь: как обидно и несправедливо, когда обижают твою сестру, и как стыдно, что он ударил Вову Фартова.

Поэтому, когда уже повзрослевший Славик пошёл на свою первую линейку в школе, он не повторил ошибок прошлого, и уладил конфликт мирным путём.

А конфликт был почти таким же: его будущие одноклассники, сразу четыре человека, смеялись над девочкой из параллельного класса. Как потом Слава узнает про Милану, она станет профессиональной гимнасткой и призёром спортивных игр, но тогда она была просто девочкой-спичкой с зализанными волосами, собранными в пучок на затылке. Мальчики дразнили её «страшной скелетшей».

Славику стало жалко Милану, через неё он вспомнил ту ситуацию с Юлей и почувствовал почти такую же обиду, как за сестру, поэтому вмешался, но не так, как на прошлой линейке, а, как говорила мама, ди-пло-ма-ти-чес-ки. Он подошёл к мальчикам и прямо сказал, что считает их шутки про «скелетшу» несмешными.

Мальчикам, конечно, это не понравилось. Перестав хихикать над Миланой, они уставились на Славу, и один из них, блондин с веснушками, хмуро сообщил:

— А тебя вообще-то никто не спрашивал.

Славик сообщил ему в ответ:

— Когда другого человека обижают, можно и просто так вмешаться. Без спросу.

— Да, он, наверное, в неё втюрился, — пискляво хихикнул самый низенький. — Жених и невеста!

— Тили-тили-тесто! — издевательски подхватили остальные.

Славик растерянно улыбнулся:

— А почему плохо, если втюрился в кого-то?

— Ты не в кого-то, ты в скелетшу! — пояснил писклявый.

— Она что, хуже других?

— Ну да! — почти хором ответили они.

— Почему?

Славик искренне не понимал, что в этом такого, потому и спрашивал, а они думали, что он издевается и злились. В конце концов, один из них сказал: «Да всё, забейте, он тупой» и они разбрелись в разные стороны. Самый крупный из них, проходя мимо, толкнул Славика своим плечом — тот чуть не полетел на асфальт, но удержался. Милана с благодарностью глянула на Славу и опустила глаза.

Славик встал в шеренгу первого рядя, где и полагалось стоять первоклассникам, и радостно заключил про себя, что, кажется, ему удалось решить конфликт мирным путём. А на фоне, тем временем, играла та же песенка, что и на линейке четыре года назад: Крепко-накрепко дружить,

С детства дружбой дорожить

Учат в школе, учат в школе,

Учат в школе…

В кабинет, где проходил классный час, Славик попал одним из последних, потому что в дверях пропускал всех вперед себя. Когда пришёл в класс, обнаружил, что все ребята уже расселись, и ему досталась четвертая (из пяти) парт в первом ряду. Больше никто рядом не сел.

Славик сразу выцепил взглядом единственных знакомых: все четыре мальчика заняли пятые парты на соседних рядах, по двое на каждую. В первые же десять минут учительница, устав от болтовни и смеха, рассадила писклявого малыша и блондина с веснушками по разные стороны, отправив последнего на единственное свободное место рядом со Славой. Они недовольно переглянулись, и блондин показал Славику язык.

Когда классный час закончился, все с такой радостью ломанулись к выходу, будто успели устать от школы на все одиннадцать лет вперед.

С территории можно было уйти двумя путями: через центральный выход или через дырку в заборе с заднего фасада. Тем, кто жил на Кропоткина, удобней было вылезать через забор — иначе пришлось бы обходить кругом всю школу. Славик же должен был дождаться Юлю: ему не разрешали пользоваться автобусами самостоятельно.

Они договорились встретиться на школьной площадке, когда закончится классный час. Славик освободился раньше и дожидался сестру, сидя на скрипучих качелях: наблюдал, кто из одноклассников выходит цивилизованным путём, а кто лезет через дыру в заборе. Вторые нравились ему больше, казались интереснее.

Только его сосед по парте чего-то всё мялся и через забор не лез. Его друзья дожидались родителей здесь же, на лавочках, а он, видимо, жил неподалеку и должен был вернуться один. Но медлил.

Славик, забеспокоившись (ему было тяжело переживать чужую беспомощность), подошёл к нему и тихонько спросил:

— Ты чего мнешься?

Он пытался быть дерзким и мягким одновременно. Дерзким, потому что они вроде как идейные враги. А мягким, потому что ему стало его жалко.

Тот сердито ответил:

— Ничего.

— А почему ты тогда с таким лицом стоишь?

— С каким? — огрызнулся мальчик.

— Напуганным, — прямо ответил Славик.

Мальчик, посмотрев на него исподлобья, выдохнул и тихо-тихо, сквозь зубы, сказал:

— Там собака.

— Где?

— Там. Возле овощехранилища. Она не привязана, а мне мимо неё идти…

— А-а-а-а, — протянул Славик. — Я знаю эту собаку.

— Откуда?

— Ну, я тут часто мимо ходил раньше. У меня здесь сестра учится, — и добавил для солидности: — Уже в пятом классе.

— Ясно, — шмыгнул мальчик и посмотрел себе под ноги.

Славик тоже посмотрел ему под ноги, на стоптанные белые кеды. И сказал:

— Хочешь, проведу тебя мимо собаки? Она не злая.

— А тебе?..

Славик понял, что он хочет спросить: «Тебе по пути?», и ответил вперед него:

— Мне по пути.

Когда он говорил быстро, у него получалось звучать так, будто он не врёт. Одноклассник согласился, сказал:

— Ну, пошли.

Овощехранилище, охраняемое собакой, было недалеко: в нескольких метрах от школы. Слава заметил дворнягу еще от забора: большую, похожую на немецкую овчарку, с надорванным ухом. Время от времени она скалила зубы и издавала тихий рык, но на прохожих не бросалась.

Славин попутчик при приближении к собаке замедлил шаг. Заметив это, Славик попытался его отвлечь:

— Как тебя зовут?

— Максим, — негромко ответил тот.

— А меня Слава. Ты в какой детский сад ходил?

— В шестой…

— А я в тридцать пятый. У тебя есть братья или сестры?

— Брат. Старший.

— А у меня сестра.

Вспомнив, что уже говорил про сестру, Славик смутился и замолчал. Собака, тем временем, осталась позади, и они остановились.

— Ну, всё…

Максим тоже смущался: видимо, постеснялся своего страха. Славик подбадривающе сказал:

— Не переживай, если бы я не знал эту собаку, я бы тоже боялся. Она же здоровая!

Мальчик шмыгнул, кивнул и быстро сказал:

— Ладно, мне туда! Пока! — и ускакал в сторону ближайшей пятиэтажки.

Славик обернулся, понял, что мимо дворняжки теперь придётся идти одному, и поежился. Собаку он, конечно же, не знал: провожая и встречая Юлю, они с мамой ходили через главные ворота.

Когда вернулся на площадку, обнаружил злющую старшую сестру. Юля, едва завидев его, перелезающего через дыру в заборе, закричала:

— Ты где был?!

Он промолчал.

— Я уже всю площадку обошла! Мы же договорились у качелей! Кто разрешил выходить тебе через забор?!

Её щеки налились красным, как спелые яблочки, и Слава кокетливо сказал, приобнимая сестру за талию:

— Юлька, ты такая красивая, когда злишься.

Она мигом перестала злиться и начала улыбаться, хоть и пыталась через силу вернуть строгое выражение лица:

— Ой, какой подлиза!..

Слава, засмеявшись, честно признался:

— Я мальчика провожал.

— О…

— Там была собака и он боялся. Я его провёл мимо неё.

Сестра потрепала его по волосам:

— Очень смело, конечно. Но в следующий раз помни, пожалуйста, что мы с мамой тоже расстроимся, если тебя сожрёт собака.

— Об этом я не подумал, — фыркнул Славик.

Они, взявшись за руки, пошли к центральным воротам, и Слава задумчиво произнёс:

— А мило, по-моему, когда кто-то пытается выглядеть крутым, а на самом деле боится собак.

— Да, что-то в этом есть, — согласилась Юля. — Этот мальчик пытался выглядеть крутым?

— Он обижал девочку. А потом оказалось, что ему страшно идти домой.

— И стал похож на настоящего человека, — заключила Юля.

Славик обрадовался, как точно у неё получилось сказать то, что он чувствовал, и закивал:

— Да! Как будто он… очень милый от этого.

— Понимаю.

Он поднял их сцепленные руки и прижал Юлину к своей щеке. Хорошо, когда кто-то тебя понимает!

Крис записал в блокнот его слова — про «настоящего человека» и «очень мило» — и, подняв взгляд на Славу, уточнил:

— Вы тогда в него и влюбились?

Слава пожал плечами:

— Не знаю. В семь лет я не мыслил такими категориями. Сначала я просто захотел с ним дружить.

— А когда поняли, что влюбились? Что тогда происходило?

Слава мрачно усмехнулся. Это была другая история.