Почти 15 лет

Слaвa [8]

Он несколько раз постучал в дверь, обклеенную стикерами логотипов рок-групп и найклейками с героями «Майнкрафта».

Тишина.

Выдержав паузу в полминуты, он постучал ещё раз, и снова не последовало реакции.

Тогда он нажал на ручку, приоткрывая подростковое логово, и, не заглядывая в комнату (потому что так учили книжки по воспитанию), сказал:

— Мики, нужно поговорить.

Вани дома не было: по пятницам, вечерами, он ходил на вокал.

— Говори, — бесцветно откликнулся Мики.

— Можно я пройду?

— Проходи.

Слава, переступив порог, прикрыл дверь. Здесь всё было, как дома: постеры с Queen над Микиной кроватью, разбросанные на письменном столе книги, ворох одежды на подоконнике (где ей, естественно, не место), пушистый ковёр, сбившийся под столом (а он вообще-то должен лежать возле кровати). Ванина часть пространства располагалась в гардеробной — там, в девятиметровом закутке, он решил устроить свою «тайную комнату», и Слава подозревал, что бардак на Ваниной территории хуже, чем у педантичного старшего брата.

Слава сам удивился возникшему в мыслях сравнению: «Как дома». А они что, не дома?..

Мики сидел на кровати, устремив взгляд на плинтус, и редко моргал.

Слава вздохнул, присаживаясь рядом.

— Мики, то, что произошло между мной и папой, это…

— Дерьмово, — перебил сын.

В другой ситуации он бы сказал: «Выбирай выражения», но тут сложно было не согласиться.

— Да, — кивнул Слава. — Мне жаль, что ты это видел.

— Мне тоже.

Слава не знал, что сказать. В книгах по воспитанию такого не было. Он гуглил, что полагается делать, если муж ударил тебя при ребёнке, и на женских форумах советовали уходить. Он и сам это понимал, но спрашивал не об этом: как объяснить ребёнку произошедшее? Это почему-то никого не волновало.

— Что это было? — спросил Мики, повернув к нему голову. — У вас же скоро свадьба.

Когда Слава не знал, как ему действовать, он старался действовать хотя бы честно. Поэтому сказал:

— Я сам не знаю.

— Не знаешь? — переспросил мальчик. Кажется, он был недоволен этим ответом.

— Не знаю.

— Вы разрушили ради этого переезда всю нашу жизнь.

Слава почувствовал себя уязвленно: сколько же разрушенных жизней на его личном счету?

— Что у тебя разрушилось? — уточнил он. — Ты любил свою школу? Или у тебя были друзья?

Мики, хмыкнув, промолчал. Ничего из этого, судя по всему.

— Мне совершенно всё равно, где совершенно одиноким быть, — проговорил Мики.

Слава узнал стихотворение.

— Цветаева, — покивал он. — Любишь Цветаеву?

— Мне безразлично, на каком непонимаемым быть встречным.

— Любишь Цветаеву.

— В общем, мне плевать, — заключил Мики. — Уехали и ладно. Для меня это ничего не меняет. А он… пусть валит обратно, если хочет.

— Ты про папу?

— Про Льва, — сказал, как отрезал.

Слава вздохнул, снова не понимая, что говорить. Не злись, папа хороший? А хороший ли?..

— То, что произошло, касается только меня и его, — проговорил Слава. — Это не должно сказываться на ваших отношениях.

— Я вообще-то был первым, — напомнил Мики. — Я был первым, кого он ударил.

— Я знаю, мышонок…

— Я не мышонок!

— Извини.

Слава виновато посмотрел на него. Они с сестрой всегда называли Мики мышонком. Мики-маус… Как незаметно он вырос.

Подавшись к Славе, Мики умоляюще, будто хотел на что-то уговорить, сказал:

— Пап, ну он же нам никто.

— Что ты имеешь в виду?

— Что он мне не отец. Я не обязан это терпеть. Ты не обязан это терпеть. Что ты там себе думаешь? Как нехорошо оставлять детей без отца? Прибереги эти аргументы для несчастных мамаш, нам одного отца достаточно.

Славу передернуло в этом монологе от всего: начиная от вскользь брошенного: «Он мне не отец» и заканчивая пренебрежительным: «Несчастные мамаши».

— Ты просто злишься, — сказал Слава. — Ты на самом деле так не думаешь.

— Думаю!

— Ты его любишь.

— Ничуть.

— Мики…

— Я мог стерпеть, когда он бил меня, — перебил мальчик. — Но за тебя мне обидней раз в десять.

Слава вспомнил рассказы Льва о своём детстве: когда отец зверел, маленький Лёва цеплялся за его руки, пытаясь остановить удары, и сам бил его кулачками, понимая собственное бессилие и всё равно не останавливаясь, потому что пытался защитить маму. Это лет в семь. Будучи ровесником Мики, он брался за ружьё.

«Хорошо, что у нас нет ружья», — подумал Слава, горько усмехнувшись. Как он попал в эту реальность, где мысль, что Мики может наставить ружьё на Льва, не кажется ему такой уж дикой?

— Я пойду за Ваней, — сообщил Слава. — Хочешь прогуляться?

— Нет, — буркнул Мики.

Он опасался оставлять сына наедине со Львом, когда они оба так взвинчены и раздражены, но напомнил себе: «У нас нет ружья», и кивнул.

Музыкальная студия, где по пятницам Ваня брал уроки вокала, а по вторникам и четвергам — игры на пианино, находилась в тридцати минутах ходьбы от дома. Они пока не разрешали ему преодолевать такое расстояние самостоятельно, потому что каждый вечер возле баптисткой церкви на пересечении Нельсон и Беррард-стрит ошивались бродяги и попрошайки.

Слава мог проехать до студии на машине, но решил пройтись пешком. Было о чём подумать.

Например, о свадьбе, которую он больше не хотел. Каждый раз, когда он вспоминал, что назначенная на конец мая дата висит над ними, как грозовая туча, настроение портилось ещё больше — хотя, казалось, куда уж хуже?

По-хорошему, свадьбу полагалось отменить, но Слава знал, что семья Пелагеи купила билеты в Ванкувер ещё две недели назад — и это билеты на троих. Ещё в марте она, позвонив, сообщила: «Мы берем с невозвратным тарифом, так что, смотрите, не передумайте!». Они посмеялись в ответ. Кто вообще мог тогда предположить, что спустя четырнадцать лет отношений, они передумают?

И Катя, наверное, тоже купила билеты. И Карина. И этот сраный, блин, Артур. Все они были друзьями Льва, повстречавшимися ему ещё в школьные или студенческие годы, и Слава, в общем-то, хорошо к ним относился (ко всем, кроме Артура), и не хотел вот так внезапно кинуть их на деньги.

Короче, было жалко: и чужих денег, и собственных сил, которые уже были затрачены на подготовку. Нервные клетки тоже было жалко — они со Львом так ругались, когда формировали список гостей.

Славе было некого позвать. Просто некого. Последний раз у него были друзья в двенадцать лет — дружба пяти Повер Рэнджеров закончилась травлей, когда Красный оказался геем. Наверное, это несколько трусливо и глупо (а может быть и не глупо: всё-таки Славу били и пытались раздеть, предварительно запихав в женский туалет, его лучшие друзья), но с тех пор способность заводить доверительные отношения у него атрофировалась. Он удивился, когда так легко впустил в свою жизнь Льва — после всего, что тот о себе рассказал, и даже обрадовался, что снова способен на доверие. Вот только друзей Слава больше не заводил. А теперь, когда Лев ударил его, даже не удивился. Ничуть. В первую секунду он подумал что-то вроде: «Ну вот».

Ну вот, я давно этого ждал.

Потому что, на самом деле, он ему никогда не доверял. Он ему многое доверил — детей, свою жизнь, планы на будущее — но никогда не доверял. Так странно, что одно может быть без другого. Но раз он даже не удивлен, значит, так и есть?

Накануне отъезда, ещё в России, они долго о списке гостей.

— Я против Артура, — говорил Слава.

— Почему?

— Он меня напрягает.

— Тем, что помогал Юле? — хмыкнул Лев.

У Славы челюсть свело от злости. Он выдавил:

— Ничем он не помог.

— Хотя бы пытался.

— Зачем он там нужен? Вы что, лучшие друзья?

— Нет, но он узнает, что была свадьба, а я его не позвал, потом будет ныть…

— Ты хочешь позвать на свадьбу человека, который испортит мне настроение, потому что не хочешь, чтобы он потом ныл? — уточнил Слава.

— Относись к этому проще, — посоветовал Лев.

Слава промолчал, не в силах рассказать, почему не может относиться проще. Теперь ему так легко вспоминались эти моменты: моменты, разоблачающие их недоверие.

Слава не заметил, как офисное здание в тридцать этаже выросло перед ним, как из-под земли, и пришёл в себя, только когда Ваня подскочил с удушающими объятиями, чуть не сбивая с ног.

Ваня выглядел весёлым. Он ещё не знал, что случилось дома, он был частью той жизни.

Слава улыбнулся ему, взял за руку, и они пошли в обратном направлении. Ваня бежал вприпрыжку, рассказывая, как прошёл урок, а Слава слушал вполуха, не понимая, что теперь делать: как он приведет ребёнка в эту квартиру, как объяснит, что в ней произошло? Как объяснит отмену свадьбы?

Да и как её отменять? Как расходиться, когда ни один из них не может никуда уйти? У них ничего и никого здесь нет. Их бюджет ещё никогда не был таким общим, а теперь, когда Лев не работает, когда он пообещал ему, что будет работать за двоих и этого хватит, отправить его восвояси было бы просто жестоко. Они так не договаривались.

И бить друг друга тоже не договаривались.

Почему самое худшее в их отношениях произошло в тот момент, когда они оба так уязвимы, беззащитны и остро нуждаются в поддержке друг друга?

«Потому что ни в какие другие моменты это просто не могло произойти»

Дома было спокойно. Никто никого не убил, но никто ни с кем и не разговаривал: Мики не выходил из своей комнаты, Лев — из их спальни. Но напряжение висело в воздухе и, казалось, имело реальный вес, плотность и даже запах — настолько оно было ощутимым. Ваня, едва очутившись на пороге, резко помрачнел. Слава не стал ему ничего объяснять, хоть и видел, что мальчик ищуще ловит его взгляд.

Вечером, перед сном, когда пришло время принимать решение, кто пойдёт спать на диван, а кто останется в спальне, Слава, планировавший сказать: «Тебе лучше занять гостиную», отчего-то сказал совсем другое. Он сказал:

— Тебе лучше… вернуться в Россию.

— Слава, это импульсивно.

— Кто бы говорил.

— Давай успокоимся, прежде чем принимать какие-либо решения, — попросил Лев.

— А я спокоен.

Он взял с кровати подушку, вытащил из шкафа ещё одно одеяло и решил, что займёт гостиную сам.