Почти 15 лет

Слaвa [20]

Слава перечитывал условия государственного медицинского страхования несколько раз, поэтому был уверен в том, что там написано: страховка покрывает всё, кроме того, что не является необходимым (в этот список входила косметическая хирургия, неэкстренная стоматология и иглоукалывание). Ничего из этого Ване не требовалось, а всё, что требовалось — покрывала страховка.

Они бы получили её через две недели, а пока действовала временная — Слава купил её перед отъездом, потому что Слава вообще-то не дурак. Он прекрасно понимал, что гиперактивный Ваня может внезапно выскочить на дорогу, а депрессивный Мики — напиться таблеток, и ехать с такими детьми куда-либо без медицинского страхования — верх глупости.

Ванина страховка покрывала вызов скорой, первую помощь, госпитализацию и содержание в больнице, консультации врачей и лекарства. Да, это только частичное покрытие расходов, и да, Славе придётся в течение двух недель самому оплачивать всё остальное, и это правда дорого. Но не настолько дорого, чтобы действовать так, как предлагал Лев.

«Я вернусь в Россию, буду работать и присылать деньги», — вот что он предлагал. Впервые Слава услышал об этом на их домашнем консилиуме и не стал выяснять отношения при Мики, но все последующие дни он только и делал, что спрашивал Льва: зачем?

А Лев отвечал одной и той же фразой, настолько нелогичной, что Славе было даже странно, что её говорит Лев.

— Потому что оплачивать его лечение — дорого для нас.

— Хорошо, — соглашался Слава. — Одна твоя зарплата в сумме с моей покроют эти расходы. Что потом? Опять уволишься и вернешься?

— Ты так уверен, что реабилитация будет бесплатной?

— Я уверен в том, что там написано: бесплатно всё, что является обоснованным с медицинской точки зрения. Я думаю, лечение после комы — это обоснованная помощь.

— А если нет?

Слава логично рассудил:

— Думаю, можно спросить об этом в больнице и не гадать.

Слава был уверен в ответе. Лев, судя по всему, тоже, но принимать его не хотел. Глядя на смятение в его лице, он спросил о том, в чем подозревал мужа уже не первый день.

— Ты ищешь повод, чтобы уехать?

Лев вспыхнул:

— Я не ищу повод! Я хочу как лучше.

— Как лучше — это остаться с нами, — и, подумав, добавил: — Если ты имеешь в виду как лучше для семьи, а не для себя.

— Ну, тебе же можно делать как лучше для себя, — буркнул Лев.

Тон разговора менялся с такой скоростью, что Слава не успевал отследить настроение Льва. В считанные секунды они превратились из переживающих трагедию родителей в разводящихся супругов. А они ведь только-только снова начали спать в одной постели…

Слава сделал глубокий вдох, медленный выдох, и пообещал себе, что останется спокоен.

— Я прошу тебя не уезжать, — ровно произнес он. — Я считаю, в этом нет необходимости. Я смогу оплатить эти две недели.

Да, придётся ограничить и себя, и Мики в расходах, придётся отодвинуть его психотерапию, но две недели — это же не вся жизнь.

— А я считаю, что в таком состоянии, как у Вани, в любой момент могут возникнуть непредвиденные расходы.

— Это можно просто уточнить в больнице.

— Они могут не сказать всего.

Слава прыснул, чувствуя, что терпение заканчивается:

— Да скажи уже, как есть.

— Что?

— Что хочешь уехать. Не прикрывайся для этого Ваней.

— Я хочу уехать ради Вани.

— Ради Вани надо оставаться, а не уезжать.

Лев долго молчал и — Слава это видел — определенно чувствовал себя неправым. Кроме «а вдруг» не было ни одного аргумента, ни одной по-настоящему весомой причины для спешного отъезда. Они находились в спальне: Лев стоял, подпирая стену, Слава сидел на постели, но ему казалось, что он всё ещё там — в коридоре реанимации, один. На самом деле, Лев так и не пришёл к нему.

— Ты не понимаешь, — выдохнул Лев и, выйдя за дверь, закончил этот разговор.

Слава правда не понимал. И, более того, не хотел понимать.

О том, что он всё-таки на самом деле, прям всерьёз и по-настоящему уедет Слава узнал за два дня до самолёта — на шестой день Ваниной комы, но подозревал, что билеты у Льва появились гораздо раньше, просто он тянул с объявлением этой новости. Сказал: «Я принял это решение сам, точно также, как ты когда-то принял единоличное решение, что мы все должны переехать сюда». Слава, усмехнувшись, только покачал головой: — Бедный Лев, все принимают за тебя решения… Перевозят то в Америку, то в Канаду. Ты что, мебель?

— Ты сам прекрасно знаешь, что не оставлял мне выбора.

Слава, сидя в кресле, наблюдал, как он ходит между кроватью и шкафом, готовя свои рубашечный склад к транспортировке, и ему вдруг стало легче от мысли, что он больше не увидит эту психопатичную коллекцию.

— Полагаю, это и есть твой ответ на моё предложение, — констатировал Слава.

Лев с подозрением глянул на него:

— На какое?

— Или расставание, или психотерапия.

Лев неприятно засмеялся:

— Сейчас нам точно не до психотерапии. И я не хочу расставаться.

— Ты уезжаешь.

— Но это же не значит, что…

— А что это значит? — раздраженно перебил Слава. — Будем общаться письмами и слать друг другу стикеры с сердечком?

Лев молчал. Неудивительно: какие теперь отношения на расстоянии, спустя столько лет совместной жизни? На расстоянии можно любить друг друга, если ждёшь: из армии, с войны, да хоть из тюрьмы (в конце концов, не так уж и позорно попасть в тюрьму в наше время). Разлука переживаема, если знаешь, что она не навсегда. А расстояние между Львом и Славой становилось непримиримым: каждый хотел перетянуть на свою сторону другого, а другой не желал перетягиваться.

Только теперь Слава не понимал, зачем — и тянуть, и тянуться. Зачем уговаривать остаться человека, готового бросить его с ребёнком в коме, обещая взамен помогать деньгами, нужды в которых не так уж и много. Слава нуждался в поддержке, в опоре, в соратнике, а не в деньгах. У него в ходу была своя валюта, да только у Льва — своя. И, кажется, даже у него это были не доллары.

— У тебя проблемы с ответственностью, — негромко произнес он.

— Смешно слышать про ответственность от человека, который…

— Да, да, да, — перебил Слава. — Заведи свою шарманку про таблетки. Жаль, что я за десять лет новых поводов не подкинул, да? Приходится повторяться.

— Дело было не только в таблетках, — Лев перестал сортировать свои рубашки и остановился перед Славой. — Ты вытребовал у своей матери ребёнка, как какую-то игрушку, а потом забил на него, и если бы не я…

«Если бы не я, если бы не я, если бы не я…» — Слава слышал это уже в сотый, нет, в тысячный раз. Он поднялся с кресла (чтобы не чувствовать давления сверху-вниз) и закричал — да, закричал, и в списке «Случаев, когда Слава кричал, которые можно пересчитать по пальцам» этот будет сразу после Ваниных таблеток в носу.

— Прекрати делать вид, что без тебя наша с Мики жизнь развалилась бы! — закричал он. — Это неправда! Хватит повторять мне эту ложь!

— Что? — возмутился Лев. — Ложь? Да на мне одном тогда всё держалось…

— И что?! — перебил Слава. — Ты думаешь, у моей жизни было только два варианта развития событий: или встретить тебя, или прыгнуть с крыши с Мики? А ты не думал, что, если бы не было тебя, был бы кто-то другой? И, может, этот кто-то другой вообще бы не додумался оставить со мной ребёнка, когда я был в таком состоянии? Может, он бы даже жил с нами, а не прятался от ответственности этажом выше? Так что не надо бесконечно повторять мне: «Если бы не я»… Да если бы не ты, был бы кто-то лучше тебя, вот и всё!

У Славы кончился воздух, и он замолчал, задышав, как после бега. Лев не произнёс в ответ ни слова — и это было странно: он ни разу не попытался его перебить, и даже теперь выдерживал многозначительную паузу. Сначала Слава удивился, но почти сразу испугался и на всякий случай сделал пару шагов назад, упираясь в кресло. Подумал: вдруг ударит…

Лев не ударил. Он сунул руки в карманы брюк и с ленцой в голосе спросил:

— Всё сказал?

— Всё сказал, — бросил Слава.

— Ну, поищи кого-нибудь лучше меня.

Слава чуть не буркнул: «И поищу», но подумал, что это уже совсем… детский сад какой-то.

Лев вернулся к шкафу, вытащил небольшую спортивную сумку (когда они собирались в Канаду, он рассказывал, что этой сумке почти двадцать лет и она пережила вместе с ним все переезды) и бросил её на кровать. Слава посмотрел, с какой дотошностью (с психопатичной дотошностью!) он складывает вещи, и устало опустился обратно в кресло. Он вспомнил, как месяц назад этот человек уверял его, что проживёт здесь три года — с ним или без него — но проживёт, чтобы усыновить их детей, чтобы быть полноправным отцом… Какая же мерзость.

Слава ясно ощутил, как его нежелание, чтобы Лев уехал, трансформировалось в нежелание, чтобы он оставался. Почему он вообще за него борется? Можно подумать, он стоит того, чтобы его здесь удерживать. Удержит, а что потом? Жить в постоянном ожидании очередного предательства?

— Как-то по-идиотски всё заканчивается… — проговорил Лев.

— У наших отношений не было шанса закончиться иначе, — заметил Слава.

Он уже успокоился и говорил без эмоций, бесцветным тоном.

— А шанс не закончиться у них был?

Слава пожал плечами. Потом уверенно сказал:

— Не думаю.

— Почему? — хмыкнул Лев.

— Потому что я не люблю тебя больше, — ответил Слава, и сам удивился, как спокойно у него получилось об этом сказать.

Лев замер на секунду, но тут же сделал вид, что его это не тронуло — вот только Слава успел заметить и дрогнувшую руку, застывшую на полпути к рубашке, и потемневший взгляд.

— Давно? — спросил Лев. Тоже спокойно.

— Наверное, с того дня, как ты меня ударил.

— А почему сказал только сейчас?

— Потому что я думал, что продолжаю любить, — честно ответил Слава. — Но, наверное, это были фантомные чувства.

— Фантомные чувства… — повторил Лев.

— Ага. Что-то отрезали, а ты продолжаешь это чувствовать… Ты мне отрезал любовь к тебе.

— Жаль это слышать.

— А мне — не жаль. Наконец-то ты это сделал.

Слава поднялся с кресла и, на пути к выходу из спальни, напомнил:

— Не забудь свою любимую биту. А, и, кстати, — он снял обручальное кольцо и кинул его на кровать, рядом с вещами Льва. — Тоже можешь забрать. Продашь на Авито, раз так за деньги беспокоишься.

Он не увидел, что Лев сделал с кольцом, потому что вышел за дверь, не оборачиваясь.