Последний король французов. Часть первая - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Александр Дюма (XXVIII) #29

XXVIII

Для герцога Орлеанского такое положение было превосходным; еще молодой, едва достигший сорока одного года, красивый внешне, ловкий во всех физических упражнениях, храбрый, остроумный, образованный, способный говорить на одном языке с любыми знатоками своего дела; целомудренный в своей супружеской жизни, живущий в окружении своих четырех или пяти детей, очаровательного гнездышка надежды; уже в первые дни после своего возвращения отыскавший возможность раструбить посредством своих сторонников, что он не только никогда не воевал против Франции, но еще и отвергал все предложения, какие ему делали в этом направлении. В итоге его популярность начала пускать те мощные корни, какие сделали из него избранника 1830 года.

Правда, те, кто критическим взглядом изучил бы его, в его мужестве обнаружили бы основу скорее физическую, чем моральную; в его уме — нечто вроде широкого разлива, утрачивавшего в глубине то, что плавало на поверхности; в его сердце — глубокое презрение к человечеству, а в его сознании — заранее принятые решения, на которые никак не могли повлиять уроки истории, ибо он знал в ней лишь даты и факты, совершенно не понимая ее философии.

Так что герцог Орлеанский оказывал воздействие главным образом на класс буржуазии; финансисты, адвокаты, биржевые дельцы, негоцианты и фабриканты питали чувство глубокого восхищения его ученостью в области политической экономии, его познаниями в индустрии, его тонким пониманием законов.

Поэты, историки, художники, скульпторы — короче, художественные натуры, — напротив, питали к нему безотчетное предубеждение; они чувствовали, что в области архитектуры этот человек, которому предстояло передвигать столько камней, был всего лишь каменщиком; что в живописи, скульптуре и поэзии заурядные чувства постоянно брали в нем верх над возвышенными чувствами; наконец, историки не любили его, поскольку у него имелась масса причин не любить историков.

Как бы то ни было, изворотливость герцога Орлеанского, его исполненная ласки речь, его недомолвки в отношении политики двора; суждение о нем императора Александра I, высказанное в салоне г-жи де Сталь;[11] его огромное богатство, этот сильнейший магнит для низких душ, — все это менее чем через полгода после возвращения герцога Орлеанского во Францию сделало из него главу оппозиции и надежду всех недовольных.

В итоге начиная с февраля 1815 года стал составляться заговор в пользу герцога Орлеанского.

Руководителями этого заговора были:

граф Друэ д'Эрлон, командующий военным округом Лилля,

граф Лефевр Денуэт, командир полка конных егерей бывшей императорской гвардии;

и, наконец, братья Лаллеманы: один — артиллерийский генерал, другой — командующий департаментом Эна.

Вопрос о том, состоял герцог Орлеанский в этом заговоре или же заговор был организован без его ведома, остается открытым. Разумеется, не случись событий 20 марта, ответ на него был бы понятен, однако события 20 марта, завладевшие вниманием всей Франции, сделали разгадку этой тайны невозможной.

Впрочем, мятеж генералов, случайно совпав по времени с наполеоновским мятежом, растворился в нем.

Однако Наполеон, которого пытались сбить с толку в отношении этого заговора, не был обманут.

«Вернувшись во Францию, — сказал он, — я сверг с трона не Людовика Восемнадцатого, а герцога Орлеанского».

Вот каким образом должен был осуществиться этот заговор; он был бесхитростным, почти ребяческим, и именно это заставляет нас верить, что герцог Орлеанский в него не входил.

Заговорщики, каждый из которых, как уже говорилось, имел под своим начальством военный округ, должны были двинуться со своими войсками на Париж, захватить короля Людовика XVIII и заставить его принять конституцию, а если он откажется это сделать, выдворить его из королевства и вынудить герцога Орлеанского взойти на трон.

Помимо этого заговора существовало два других:

тот, что был связан с возвращением Наполеона,

и тот, что 1 мая, то есть в день возобновления заседаний обеих палат, должен был разразиться в самом законодательном корпусе и имел целью обеспечить безопасность материальных выгод, ставших следствием Революции, посредством решительной декларации короля, а в случае отказа короля выступить с такой декларацией — заменить на троне старшую ветвь Бурбонов младшей.

Как видно, два из этих трех заговоров легко могли бы слиться в один, если бы не предубеждение в отношении совместных заговоров, которое всегда испытывают военные и адвокаты.

Однако имелся человек, состоявший во всех трех заговорах: это был Фуше.

Новость о высадке императора стала известна королю лишь днем 5 марта; вечером того же дня эта новость начала просачиваться в салон г-жи Водемон-Лотарингской, где в это время находился Фуше.

Вернувшись домой, Фуше вызвал к себе одного из братьев Лаллеманов.

— Сударь, — сказал он ему, — у двора появились подозрения, но в них еще нет уверенности; вам нельзя ни на минуту оттягивать исполнение вашего замысла; немедленно отправляйтесь в путь и известите генерала Друэ, вашего брата и Лефевра Денуэта, что они должны двинуться со своими войсками на Париж.

Шестого марта Лаллеман отбыл в Лилль.

Седьмого марта все прочитали в «Вестнике» следующий ордонанс:

«ОРДОНАНС.

На основании доклада нашего возлюбленного и верного шевалье, канцлера Франции, сьёра Дамбре, командора наших орденов, мы приказали и приказываем, заявили и заявляем следующее:

Статья 1. Наполеон Бонапарт объявляется предателем и бунтовщиком за вооруженное вторжение в департамент Вар. На основании этого предписывается всем губернаторам, командующим вооруженными силами, национальной гвардии, гражданским властям и даже простым гражданам подвергнуть его преследованию, арестовать и незамедлительно предать суду военного трибунала, который после его опознания наложит на него наказание, предписываемое законом.

Статья 2. Таким же образом будут наказаны как виновные в тех же преступлениях военные и служащие всех чинов, которые последуют за вышеназванным Бонапартом, если только в течение недели они не изъявят своей покорности.

Статья 3. Подобным образом будут преследоваться и понесут наказание как зачинщики и пособники мятежа все гражданские и военные администраторы, руководители и служащие упомянутых администраций, казначеи и сборщики государственных доходов и даже простые граждане, которые окажут прямо или косвенно помощь и содействие Бонапарту.

Статья 4. Таким же образом будут наказаны те, кто посредством речей в общественных местах или на собраниях, посредством выставленных напоказ плакатов или напечатанных листовок примут участие в бунте или станут побуждать граждан принять участие в нем или воздержаться от противодействия ему.

Дано во дворце Тюильри 6 марта 1815 года, в двадцатый год нашего царствования.

Подписано: ЛЮДОВИК».

Ордонансу предшествовало в газете оповещение о чрезвычайном созыве обеих палат, а вслед за ним шла одна короткая строчка, которая вполне разъясняла истинное положение дел:

«Месье отбыл этим утром в Лион».

Правда, 8 марта лояльная ко двору «Газета дебатов» добавляла в том прекрасном стиле, каким она всегда славилась:

«Увлекаемый своей черной судьбой, Бонапарт бежал с острова Эльбы, верховную власть над которым ему даровало опрометчивое великодушие союзных монархов в награду за разорение, нанесенное их государствам. Отрекшись от власти, этот человек никогда не отрекался от своего честолюбия и своих бешеных страстей; этот человек, с головы до ног обагренный кровью поколений, по прошествии года, проведенного им в состоянии кажущегося равнодушия, попытался во имя узурпации и смертоубийств оспорить законную и миролюбивую власть короля Франции. Во главе нескольких сотен итальянцев и поляков он осмелился вступить на землю, отвергшую его навсегда, и вознамерился разбередить еще плохо затянувшиеся раны, которые он нанес нам и которые каждодневно заживляет рука короля. Несколько коварных интриг, несколько мятежей в Италии, устроенных его безрассудным зятем, раздули гордыню трусливого воителя из Фонтенбло. Он настроен умереть смертью героя, но Господь, возможно, попустит, чтобы он умер смертью предателя. Земля Франции исторгла его; он вернулся на нее, и земля Франции поглотит его».

Какая жалость, что подобная статья не была подписана и нельзя воздать политику, умевшему так ловко употреблять эпитеты и противопоставления, причитающуюся ему часть славы!

Новость о высадке императора стала известна 7 марта в Париже, 8-го, 9-го и 10-го во всей Франции и 11-го дошла до Вены, где застигла участников конгресса вальсирующими во дворце князя Меттерниха; понятно, что при словах «Наполеон покинул остров Эльбу и высадился в Каннах» вальс остановился.

— Я предупреждал вас, что это не продлится долго, — сказал император Александр I, подходя к г-ну де Талейрану.

— Теперь вы видите, государь, — промолвил император Австрийский, — что означает покровительствовать вашим парижским якобинцам!

— Это правда, — ответил царь. — Но, чтобы исправить допущенные мною ошибки, я немедленно предоставляю мои войска и себя лично в распоряжение вашего величества.

Именно так было принято решение о коалиции 1815 года.

На ордонансы Людовика XVIII, статьи «Газеты дебатов» и решения Венского конгресса Наполеон ответил следующим воззванием:

«ВОЗЗВАНИЕ К АРМИИ.

Бухта Жуан, 1 марта 1815 года.

Солдаты, мы не побеждены! Два человека из наших рядов предали нашу славу, свою страну, своего государя, своего благодетеля.

Неужели те, кто на наших глазах в течение двадцати пяти лет сновал по Европе, натравливая на нас врагов, кто проводил жизнь, сражаясь против нас в рядах иностранных армий и проклиная нашу прекрасную Францию, вправе притязать на то, чтобы заковывать в цепи наших орлов, чьих взглядов они никогда не могли выдержать, и повелевать ими? Смиримся ли мы с тем, что они унаследуют плоды наших славных трудов, что они завладеют нашими почестями, нашим достоянием, что они оклевещут нашу славу? Если их господство продолжится, все будет потеряно, даже память о наших бессмертных победах! С каким остервенением они искажают их! Они пытаются осквернить то, чем восхищается весь мир, и если еще остались защитники нашей славы, то их следует искать среди тех самых врагов, против которых мы бились на полях сражений!

Солдаты! Находясь в изгнании, я слышал ваш голос! И я прибыл, преодолев все препятствия и все опасности!

Ваш генерал, призванный на трон желанием народа и поднятый вами на щит, возвращен вам: идите и присоединяйтесь к нему!

Сорвите с себя белую кокарду, которую нация объявила вне закона и которая в течение двадцати пяти лет служили опознавательным знаком для всех врагов Франции! Наденьте трехцветную кокарду, которую вы носили в дни наших великих побед!

Мы должны забыть, что были властителями наций, но мы не должны терпеть, чтобы кто-либо вмешивался в наши дела! Кто может притязать на роль хозяина в нашем доме? У кого достанет на это сил? Возьмите вновь в руки увенчанные орлами знамена, которые были у вас в сражениях близ Ульма, Аустерлица, Иены, Эйлау, Фридланда, Туделы, Экмюля, Эсслинга, Ваграма, Смоленска, Москвы-реки, Лютцена, Вуршена, Монмирая. Неужели вы думаете, что эта горстка французов, столь самонадеянных сегодня, способна выдержать зрелище этих знамен? Они уберутся туда, откуда пришли, и там, если у них есть такое желание, пусть притворяются, что царствуют, как они делали это на протяжении девятнадцати лет.

Ваше звание, ваше достояние, ваша слава, равно как достояние, звание и слава ваших детей не имеют бо́льших врагов, чем эти государи, навязанные вам иноземцами; они враги нашей славы, поскольку одно лишь перечисление множества героических деяний, которые прославили народ Франции, сражавшийся за то, чтобы освободиться от их ярма, является их приговором.

Ветераны Самбр-Мааской, Рейнской, Итальянской, Египетской, Западной и Великой армий унижены; их благородные шрамы заклеймены позором; их успехи будут считаться преступлениями, этих храбрецов будут воспринимать как бунтовщиков, коль скоро, как утверждают враги народа, законные государи находились в рядах иностранных армий.

Почести, награды и любовь достанутся тем, кто служил им против отечества и против нас.

Солдаты! Становитесь под знамена вашего вождя. Его жизнь неразрывно связана с вашей; его права — это права народа и ваши права; его интересы, его честь и его слава — не что иное, как ваши интересы, ваша честь и ваша слава. Победа двинется форсированным маршем. Неся национальное знамя, орел полетит с колокольни на колокольню вплоть до башен собора Парижской Богоматери! И тогда вы будете вправе похваляться тем, что совершили: вы станете освободителями отечества.

А в дни вашей старости, окруженные уважением со стороны ваших сограждан, которые будут почтительно внимать вашим рассказам о совершенных вами великих подвигах, вы сможете с гордостью сказать им: "И я тоже был в рядах этой великой армии, дважды входившей в Вену, вступавшей в стены Рима, Берлина, Мадрида, Москвы и очищавшей Париж от скверны, которую оставили в нем измена и присутствие врага!”

Честь и хвала этим храбрым солдатам, славе отечества! И вечный позор преступным французам, кем бы они ни были по рождению, которые двадцать пять лет сражались бок о бок с нашими врагами, чтобы разорвать на части лоно нашего отечества!

Подписано: НАПОЛЕОН».