Последний король французов. Часть первая

XXIX

Вечером 5 марта, по приглашению короля, герцог Орлеанский отправился в Тюильри и получил там приказ сопровождать графа д'Артуа в Лион; тем не менее он позволил Месье уехать одному, провел еще весь день 6 марта в Париже, вечером вернулся в Тюильри, упорно добивался у короля разрешения остаться там в качестве командира его почетного караула и уехал только на другой день, после того как Людовик XVIII дал ему категорический приказ присоединиться к графу д’Артуа.

Но, перед тем как уехать, он подготовил для своей семьи все возможные пути бегства, чтобы она могла добраться до Англии, если дела короля примут дурной оборот.

Все этапы триумфального марша Наполеона, не встретившего на своем пути ни одной преграды, известны во всех подробностях. На подходе к Визию император встретился с 5-м пехотным полком, присоединившимся к нему, а между Визием и Греноблем — с Лабедуайером и его полком, увеличившими его эскорт. В Гренобле, где он побывал лишь проездом, императору поднесли обломки городских ворот, ключи от которых отказался отдать ему начальник гарнизона.

Граф д'Артуа и герцог Орлеанский находились в Лионе и проводили там смотр армейского корпуса, только что переданного в их руки герцогом Тарантским. Однако по душевному подъему войск легко было понять, какое решение они примут, оказавшись лицом к лицу с тем, кого им тщетно хотели представить как врага.

Девятого марта Наполеон покинул Гренобль; 10-го он ночевал в Бургуэне. В тот же день, в пять часов вечера, он вступил в Лион по Гийотьерскому мосту, в то время как герцог Орлеанский бежал оттуда по мосту на противоположной стороне города; герцога сопровождал всего лишь один жандарм, оставшийся верным королю.

Одиннадцатого марта какой-то офицер из военной свиты короля показался на балконе Тюильри и, размахивая шляпой, сообщил, что его величество только что получил официальное известие о том, что герцог Орлеанский во главе двадцати тысяч солдат лионской национальной гвардии атаковал Бонапарта в направлении Бургуэна и наголову разбил противника.

В ту же ночь принц вернулся в Париж, и газеты сообщили о его возвращении.

На другой день герцог Орлеанский отправил всю свою семью в Англию.

Одна лишь принцесса Аделаида заявила, что останется с ним.

Вдовствующая герцогиня Орлеанская решила не покидать Париж.

Шестнадцатого марта герцог Орлеанский, на которого было возложено верховное командование северными департаментами, отбыл в Перонну, 17-го прибыл в Камбре, а 18-го — в Лилль.

Девятнадцатого марта, в полночь, король покинул Тюильри, увозя с собой бриллианты короны.

Час спустя граф д’Артуа и герцог Беррийский в свой черед двинулись по дороге на Фландрию.

Двадцать второго марта, в полдень, король прибыл в Лилль, где его ждал герцог Орлеанский. 23-го он покинул этот город и своего кузена, не оставив ему никаких указаний.

— Каковы будут приказы вашего величества? — спросил его герцог Орлеанский.

— Делайте что хотите, — ответил король.

На другой день принц написал письмо маршалу Мортье:

Узнав, что мать герцога Орлеанского осталась в Париже, император, в руки которого попало только что приведенное нами письмо, заявил, что с ней будут обходиться со всем почтением, какого заслуживают ее возраст и ее характер. Кроме того, поскольку ее владения были вновь конфискованы, он назначил ей ежегодный пенсион в триста тысяч франков из государственной казны.

Герцог Орлеанский присоединился в Англии к своей семье и дожидался там Ватерлоо, укрываясь в Твикенхэме.

Но, хотя и оказавшись в изгнании во второй раз, герцог Орлеанский имел во Франции своих доверенных сторонников.

Двадцать второго июня, спустя всего четыре дня после сражения при Ватерлоо, маршал Сульт подал Наполеону письменный доклад, в котором были следующие строки:

Три дня спустя нечто подобное было открыто изложено в Палате депутатов г-ном Буле из Мёрты.

— Я вижу, — заявил он, — что нас окружают интриганы и мятежники, желающие объявить трон вакантным, чтобы иметь возможность посадить на него Бурбонов. Ничто не может помешать мне сказать правду; я хочу открыто указать на наше больное место: существует группировка, выступающая за Орлеанов. Располагая достоверными сведениями, я знаю, что эта группировка чисто роялистская и что ее тайная цель состоит в том, чтобы поддерживать сношения с патриотами. Впрочем, сомнительно, что герцог Орлеанский пожелает принять корону; если же он примет ее, это будет сделано лишь для того, чтобы вернуть ее Людовику Восемнадцатому.

Император, покинув поле битвы при Ватерлоо в восемь часов вечера 18 июня, на другой день, 19-го, отправился в почтовой карете из Катр-Бра в Лан, 22-го отрекся во дворце Тюильри от престола, а 25-го в Мальмезоне началась его трехдневная нравственная агония, в которой самым ужасным, наверное, было то, что он впервые усомнился в своем гении.

Дело в том, что в ту эпоху Наполеон был еще и сам далек от понимания той миссии, какую возложил на него Господь, не дав ему ключа к загадке Провидения; позднее, находясь на острове Святой Елены и отчасти приобщенный к этой великой тайне одиночеством, несчастьем и изгнанием, он издалека увидел на европейском горизонте совершенный им труд и обронил пророческие слова: «Не пройдет и пятидесяти лет, как Европа будет республиканской или казацкой».

Она будет республиканской, сир, и вопрос этот решен теперь, ибо в сердце Франции, этого Прометея наций, живет божественный огонь, неугасимый и вечный. В то время как вы были прикованы к вашей заокеанской скале, Франция тоже была захвачена и трехглавый стервятник клевал ее печень. Однако, вкусив этой благородной пищи, народы — в то время наши враги, а теперь наши братья — ощутили, как по их крови распространяется неведомый им прежде жар: дело в том, что они кормились у нас костным мозгом льва, зовущегося свободой. И сегодня, сир, из Дома инвалидов, где вас охраняет ваш брат, вы видите всю Европу в огне: Сицилию, становящуюся независимой;

Флоренцию, Рим, Берлин и Вену, провозглашающие себя республиками; Венгрию со скрещенными на груди руками, с последним вздохом взывающую к народам о мести, и даже Польшу, являющуюся теперь лишь вышедшим из могилы привидением, призраком прошлого. Да, разумеется, Сицилия снова попала под власть внука Фердинанда и Каролины. Да, разумеется, Флоренция вернулась под власть великого герцога, а Рим — под власть папы. Да, разумеется, подобно Христу, Венгрия с ранами на руках, ногах и в боку склонила на правое плечо свою голову, увенчанную терниями. Да, разумеется, тень Польши, подобно тени старого короля Датского, вернулась на влажное ложе гробницы, оставшись неотмщенной. Однако великая европейская драма пребывает лишь во втором своем акте. Теперь, когда народы ощутили, пусть даже лишь кончиками губ, острый вкус независимости, они будут жаждать ее всегда, и Франция служит источником, предназначенным для того, чтобы рано или поздно до краев наполнить им чашу напитком, ради которого народы с такой радостью умирают, ибо напиток этот оживляет.

Луи Филипп вернулся в Париж 29 июля 1815 года.