XLVI

Посланец павшей монархии прибыл в Пале-Рояль вечером 2 августа; все двери дворца были распахнуты; на лестничных площадках дремали люди из простонародья, а рядом с ними лежали их заряженные ружья. Между этими странными телохранителями передвигались, несколько испуганные, правда, царедворцы нового двора, однако передвигались они без помех и без всяких пропусков и паролей.

И потому г-н де Латур-Фуассак решил, что ему не составит никакого труда проникнуть к герцогу Орлеанскому, однако испытал сильное удивление, когда дежурный адъютант преградил ему путь в покои принца.

— Но, сударь, — сказал ему генерал, — вы совершаете ошибку, которая может оказаться очень серьезной. Остерегитесь!

— Сударь, я имею приказ.

— Я господин де Латур-Фуассак.

— Я имею честь знать вас, генерал.

— Я послан его величеством Карлом Десятым, и мне поручено доставить послание высочайшей важности.

— Господин генерал, прохода нет.

— Обратите внимание, сударь, я имел честь сказать вам, что пришел от имени побежденного короля, но еще не лишенного престола.

— Я могу лишь повторить, сударь, то, что уже имел честь сказать вам: его королевское высочество монсеньор герцог Орлеанский никого не принимает.

Господин де Латур-Фуассак удалился и кинулся к г-ну де Мортемару, умоляя его отправиться вместе с ним в Пале-Рояль и посмотреть, не окажется ли он удачливее.

Они сели в фиакр и велели отвезти их к воротам дворца.

Как только фиакр приехал туда, герцог де Мортемар взял из рук г-на де Латур-Фуассака письмо и один вошел в Пале-Рояль.

Запрета в отношении него, несомненно, дано не было, поскольку его приняли.

Несколько минут спустя он возвратился к г-ну де Латур-Фуассаку: герцог Орлеанский взял у него послание, но категорически отказался принять посланца.

Тогда г-н де Латур-Фуассак решил обратиться за содействием к герцогине Орлеанской, которой, напомним, ему нужно было вручить два письма.

Вначале он получил такой же отказ, как и у герцога, но затем, поскольку племянник г-на де Мортемара, школьный товарищ молодого герцога Шартрского, приехавшего утром в столицу, воззвал к его порядочности, тот сам провел г-на де Латур-Фуассака к своей матери.

Герцогиня залилась слезами, читая письмо, которое адресовала ей Мадемуазель, но в этих обстоятельствах она ничего не могла сделать: герцог слишком глубоко увяз в обязательствах и не хотел, да уже и не мог повернуть обратно.

Между тем настойчивое желание Карла X отдать своему внуку трон Франции испугало герцога Орлеанского: довод, который принц выставил г-ну де Мортемару, отказываясь взять на себя регентство, он почерпнул из истории своего предка.

— Нет-нет! — воскликнул он. — Я никогда не возьму на себя регентство; при первой же колике герцога Бордоского все будут кричать об отравлении!

Увы, Луи Филипп не догадывался, что восемнадцать лет спустя, в свой черед соскальзывая вниз по склону, ведущему к трону и становящимся таким крутым, когда по нему спускаются, он, уже став стариком, тоже будет толкать своего внука навстречу бунту, надеясь, подобно Албукерке, отвратить бурю, собственными руками вознося к ней дитя, и увидит в свой черед, как граф Парижский, отвергнутый Ламартином, как сам он отверг герцога Бордоского, вступит на путь изгнания, который не имеет конца и откуда зачастую нет возврата.

И потому следовало любой ценой удалить Карла X, изгнать его из Рамбуйе, как его уже изгнали из Парижа, и толкнуть на дорогу, ведущую в Нормандию и представляющую собой склон, по которому скатываются в море короны наших королей.

Для начала было решено назначить четырех комиссаров, чтобы защитить Карла X от гнева народа.

Этими четырьмя комиссарами стали маршал Мезон, г-н Жакмино, г-н де Шонен и Одилон Барро.

Затем, как это уже было сделано в первый раз, к ним присоединили, чтобы смягчить суровость уведомления, г-на де Куаньи.

Все четверо были вызваны в Пале-Рояль; Луи Филипп принял их, заявил им, что Карл X попросил для себя охрану, и объяснил им цель их миссии.

Они должны были охранять короля до того момента, пока он не окажется вне пределов Франции.

— Однако необходимо предвидеть все, монсеньор, — заявил г-н де Шонен. — Если Карл Десятый передаст герцога Бордоского в наши руки, что нам тогда делать?

— Да, конечно! — воскликнул Луи Филипп, явно раздосадованный этим вопросом. — Герцог Бордоский! Но ведь это же ваш король.

Герцогиня Орлеанская присутствовала при этом разговоре; она радостно вскрикнула и бросилась в объятия мужа.

— Ах, сударь, — промолвила она, рыдая, — вы самый честный человек во всем королевстве!

Комиссары удалились, зная теперь, что герцог Бордоский является их королем, но не имея понятия о том, что они должны с ним делать, если Карл X передаст его в их руки.

Решить это предстояло им самим.

Впрочем, в тот же самый день герцог Орлеанский распорядился напечатать во «Французском курьере» свое протестное заявление, ставящее под сомнение законность рождения герцога Бордоского.

Кроме того, принц вызвал к себе генерал Юло и капитана Дюмона д'Юрвиля. Первому было поручено ускорить и обеспечить всеми возможными средствами отъезд короля в Шербур, а второй должен был, располагая судном, ожидать посадки короля на это судно в Шербуре и, как только она будет осуществлена, препроводить короля в Англию.

Загрузка...