Печать

Прессы в Советской России, в широком смысле этого слова, нет, а есть только официальные издания, единовременные и периодические. Главным орудием печатной пропаганды служит Госиздат (Государственное издательство), деятельность коего сводится к систематическому искоренению всяких следов буржуазного мировоззрения во всех вопросах, и которое является могучим орудием для создания новой идеологии, новых навыков и нового миропонимания у граждан коммунистического общества. Национализация всех запасов бумаги и всех типографий дает возможность пролетарскому государству издавать в миллионах экземпляров то, что соответствует видам правительства, и которое выпускается засим в широкие массы населения в виде книг, брошюр, воззваний, иллюстраций, картин, плакатов, газет и журналов. Недостаток бумаги заставляет в данный момент советскую власть сокращать всякого рода печатание, и потому для средней руки коммунистов делается все более и более затруднительным печатать свои произведения. Подбор допускаемых к печати книг все более сужается и сводится в последнее время почти исключительно к изданиям агитационного характера или к материалам и трудам различных партийных совещаний и съездов. Поэтому учебники и другие необходимые книги на русском языке большевики заказывают и покупают за границей, преимущественно в Германии и прибалтийских государствах.

Книг мало, и получать их от экспедиции Центропечати и различных местных ее отделов индивидуально почти невозможно. Книги выдаются лишь служебным или ученым учреждениям и партийным ячейкам. Обход этого правила обыкновенно производится следующим образом. Печатается на бланке какого-нибудь учреждения требование на данную книгу; затем лицо, желающее ее получить, отправляется за ней само и получает ее в экспедиции Центропечати, как бы для учреждения за плату. Цены на книги установлены в советских рублях примерно такие, сколько они стоили прежде в копейках, т. е. стоимость книг невелика. Что касается других способов пополнения государственных книжных запасов то советская власть разрешает это дело просто, национализируя все частные собрания и направляя потом эти книги в так называемые книжные коллекторы, откуда их могут получать опять-таки или учреждения, или же частные лица во временное пользование особым бюрократическим порядком, после того, как соответственное прошение предварительно пропутешествует целый ряд инстанций. В развитие установленной системы книгоснабжения были изданы и строжайшие правила о недопущении частной торговли книгами и еще минувшей зимой лиц, занимавшихся вразнос такой торговлей, сажали в Чеку. Однако к весне ветер подул с другой стороны, и вольная продажа книг, наконец, была разрешена официально. Теперь в Москве на Остоженке, на Никитском бульваре, на Моховой и в других местах, можно видеть уличных продавцов, раскладывающих свои книги для продажи на приступках домов и на заборах. Цена продаваемых ими книг колеблется в тысячах рублей, при этом учебники, ввиду сильного недостатка в них, идут по более высокой цене.

По существующим правилам, Наркомпрос обязан регистрировать домашние библиотеки, как равно и художественные собрания картин, и музыкальные инструменты, и только доказав, что та или иная библиотека, или коллекция, или музыкальный инструмент является профессиональной необходимостью данного лица, оно получает специальное удостоверение от Наркомпроса, дающее право на сохранение у себя тех или иных указанных здесь предметов.

Газеты, которых выходит в каждом большом городе 3—4, печатаются из-за недостатка бумаги в ограниченном количестве экземпляров. Поэтому их индивидуально рассылают только видным местным коммунистам и в советские учреждения, предоставляя всей остальной публике ознакомляться с их содержанием из экземпляров, расклеиваемых на улицах в специальных маленьких витринах и у председателей квартальных комитетов, которым газета также высылается в одном экземпляре для нужд района. Впрочем, последняя мера проводится не во всех городах, и в Ростове-на-Дону она даже была отменена, причем мотивировка этой меры была чрезвычайно любопытна. Газет недостаточно, тираж их уменьшается, потребность же в них на фабриках и заводах не уменьшается. Поэтому надо сохранить газеты для рабочих, отняв их у прочего населения. Буржуи, мол, и иные прочие могут обойтись без газет. Разумеется, от этого обыватели теряют немного, но характерен самый принцип проводимого властью неравенства одних слоев населения перед другими даже в таком деле, как чтение газеты. Что же преподносится в этих газетах читающему населению? Как я уже сказал, газеты являются одним из главных средств пропаганды. Поэтому и содержание их рассчитано на то, чтобы развивать в письменной форме надоевшие уже всем шаблонные темы народных митингов. Материал же подобного рода делает газеты столь же однообразными и нудными, как и митинговые выступления ораторов или как упомянутая уже устная газета. Провинциальные газеты отличаются от петроградских и московских тем, что они еще бледнее; элемент неустанного славословия коммунистов и хуленья всего некоммунистического выявляется в них еще резче и примитивнее. Кроме того, в центральных газетах, нет-нет, да и сорвется что-нибудь вроде критики советской власти, что сразу же несколько повышает к ним интерес. Наконец, многие факты в провинции еще больше замалчивают и даже сведения московских газет как бы цензуруются. Так, например, в Ростове долгое время не разрешали расклеивать московские газеты с известиями о Кронштадтском восстании, и только тогда, когда мятеж был ликвидирован, о нем появились заметки в местных газетах на тему: "гром победы раздавайся!", и в витринах РОСТА (Российского Телеграфного Агентства) вновь замелькали скрывшиеся было одно время заголовки "Известия" и "Правда". Понятен поэтому исключительный интерес, который эти последние вызывают к себе в провинции. Как горячо обсуждаются в провинции передовые статьи этих газет, причем пытливые умы стараются как можно больше прочесть в этих статьях между строк и расшифровать их скрытый подлинный смысл.

Данные, таким путем извлеченные из советских газет, да слухи, почерпаемые из рассказов возвращающихся из командировок в центр, являются источником всяких невероятных слухов, которыми полна не только провинция, но даже и столицы. Критиковать советскую власть, как уже указано, в газетах не позволено. Можно только непрерывно хвалить ее, восторгаясь ее успехами и замалчивать все дурное. Сколько приходилось читать в советской прессе о разрушительном проявлении стихийных сил: наводнениях, землетрясениях и пожарах во всех частях света, но в тех же газетах, например, ни строчки не было отведено месту о страшных пожарах в Ростове-на-Дону, благодаря которым, например, дотла сгорело два больших театра, несколько крупнейших складов, много самых больших домов. Тоже ни одним словом не обмолвились газеты о взрыве артиллерийского поезда, имевшем место при переходе его через реку Дон в мае 1920 года и т. п. Поэтому, когда, в виде редкого исключения, в газете появляются какие-нибудь слова критики, то они сразу уже обращаются в исключительное событие. За целый год я не мог бы указать более двух случаев, когда в газету какими-то путями, по вине ли редакции, то ли еще как, попала серьезная и ядовитая критика местной власти.

Вот то общее впечатление однообразной простоты сообщений, которое может получиться у свежего человека, который одолел бы несколько номеров советских газет, не делая им никаких комментариев. В России все настолько успешно налаживается, что, действительно, в ней, как в каком-то благословенном раю, вся жизнь течет тихо и спокойно. Все граждане в ней честны и непорочны и обожают стоящую над ними власть; есть, правда, какие-то скверные дяди, но их зато строго карает бука-Чека. В остальном: электрификация и "реки молочные, берега кисельные"; только вот немножечко бы поднатужиться и одолеть хозяйственную разруху, которую устроили какие-то злостные белогвардейские офицеры и иностранные капиталисты. Кругом же этого истинного рая — мир юдоли и печали. Капиталистические страны запутаны в своих внутренних противоречиях. Вся Европа, как на вулкане: одно государство подсиживает другое. Все собираются воевать друг с другом. Повсеместно растет безработица, наступает сильнейший экономический кризис. Государства находятся накануне полного краха. Общий фон картины дополняется всеобщими забастовками и революционными восстаниями, изображаемыми, как первый акт грядущей мировой социальной борьбы для установления коммунистического рая на всей земле. К такому содержанию приспособлены и официальные телеграммы. Затем следуют рассуждения в передовых фельетонах на те же темы. Потом одна или две статьи на тему из области экономики и народного образования, что ныне в такой-то отрасли то-то и то-то — как будто плохо, но зато все вскоре будет хорошо. Потом следует ряд партийных статей и дискуссий, несколько столбцов сообщений, тенденциозно освещающих хозяйственное положение страны под общим заголовком "Экономический фронт", ряд декретов и распоряжений советской власти и, наконец, всякого рода правительственные и партийные извещения и объявления. Вот примерно изо дня в день повторяющееся содержание всяких "Известий", "Красных газет", "Правд", "Гудков", "Свистков", "Станков", "Маховиков" и т. п. органов печати. Кроме телеграмм и передовиц, остального текста обыватель обыкновенно не пробегает, настолько там все убого и бесцветно.

Особо стоят такие газеты, как "Экономическая жизнь" и некоторые другие специальные издания, которые ведутся недурно и представляют довольно большое значение для всякого экономиста, интересующегося русскими делами.

Кроме витрин РОСТА и газет, печатных и устных, других повременных изданий весьма мало. Больших журналов общего характера нет, ибо, по-видимому, они рассматриваются, как своего рода буржуазные затеи, которым не должно быть места в пролетарской России. Зато почти каждое самостоятельное советское учреждение имеет свой печатный орган в виде журналов, вестников и бюллетеней, дающих однообразный материал по специальности данного учреждения. В изданиях подобного рода участвуют по большей части сотрудники такого учреждения, рассматривая свое занятие журналистикой как средство для дополнительного заработка.

Русская изящная литература, взятая под охрану и надзор Луначарского, первое время после революции дала ряд крупных произведений русских беллетристов и поэтов. Однако придерживаясь скорее утилитаристического мировоззрения, большевики не склонны были особенно содействовать развитию этого вида искусства, в особенности, если оно старалось выйти из круга коммунистических идей и лакейского служения временным владыкам. Постепенно русские литераторы, остававшиеся в России, попадали во все более тяжелое материальное положение, не отличаясь от прочей массы. В результате — ряд тяжелых утрат, как Блок и некоторые другие, которые своими революционными произведениями все же внесли новую страницу в историю русской художественной литературы. Намеренно вызывая своей прессой неблагоприятное отношение советских подданных к Европе и русским эмигрантам, советская власть, с другой стороны, принимает все меры к тому, чтобы огородить их китайской стеной от проникновения извне в Совдепию тлетворных влияний в виде частных писем, и особенно газет и всяких иных печатных изданий. И действительно, получить в Советской России какую-нибудь иностранную газету представляется делом архитрудным. Зато какую сенсацию производит появление случайно в каком-нибудь Ростове-на-Дону старого номера парижской или берлинской русской газеты. Составляются компании, которые сообща покупают номера таких газет, котирующихся иногда по десяткам тысяч советских рублей, и читают их, передавая дальше из рук в руки, пока от такой газеты не останутся одни обрывки.

Загрузка...